Часть первая. Барр. Глава 1. Муравейник

- Чтоб тебе Казур по башке надавал, - цедила сквозь зубы Грассай, бредя по грязной улице, задрав подол платья до колен, чтобы не запачкаться. Прохожие оглядывались на нее, но тут же теряли всякий интерес, угадывая по размашистой походке провинциалку, а по одежде – южную кочевницу, что означало вдвойне провинциальное происхождение девушки. Так уж повелось: провинциалам вход в Барре куда-то дальше «Муравейника» закрыт, зато в «Муравейнике» дозволено все.

Барр раскинулся на несколько километров подобно расправленным крыльям огромного ястреба, угрожающе нацеленного на беззащитную добычу. Городу потребовалось несколько столетий, чтобы из небольшого селения на Западе превратиться в столицу целого государства, центром провинции Орллевин.
Однако вслед за главной резиденцией риалора* в Барр постепенно начали стекаться свойственные любой столице пороки, прибывавшие вместе с переселенцами со всего Домхана, ищущими возможности обогатиться. Искатели богатств и славы оседали на окраинах, в так называемом «Муравейнике», где жили бедняки, да так там и оставались, скитаясь по съемным комнатам и дешевым тавернам, где подавали горькое пиво с привкусом мочи.
Грассай повезло в первую очередь тем, что ей удалось не попасть в публичный дом через день после прибытия в Барр, а устроиться работать в крохотной дешевой прачечной, где зарплата соответствовала стоимости оказываемой услуги.
Впрочем, больше в этой прачечной Грассай не работала. После того, как пошли слухи, что началась вторая Гражданская война, отношение к ней неожиданно изменилось. Девушка, в политике ничего не смыслившая, к тому же читавшая по слогам, совершенно не могла взять в толк, с чего другие прачки, родившиеся уже в Барре, но по происхождению такие же южанки, как и она, неожиданно стали неприязненно относиться к ней.
Листовок, расклеенных по всем домам, Грассай не читала: не обращала внимания, думая, что это всего лишь очередное объявление о купле-продаже. А между тем в Орллевине начинались серьезные волнения, связанные с нежеланием группы людей жить бок о бок с дестами – в народе эльфами. Впрочем, десты и сами никогда особенно не стремились жить в одних городах с людьми, и в основном продолжали жить в своей провинции, превращенной предыдущим риалором в своего рода гетто.
Южан в Барре и раньше недолюбливали, в основном из-за их непредсказуемости. Этот народ до сих пор вел кочевой образ жизни, а их дети росли под куда более голубыми небесами, чем те, что были в вечно затянутом смогом Барре, да и вообще в более северных провинциях. Южане были плохими работниками. Они были вспыльчивы и горды. Они требовали, чтобы к ним относились с уважением. В Орллевине не было принято, чтобы работники проявляли подобное своенравие, особенно рабочие с мелких мануфактур или, что еще хуже, прачечных и забегаловок. Но теперь, когда готовилась новая Гражданская война, ненависть обрушилась и на них.
В «Муравейнике» ходили слухи, что нынешний аир* сам родом из дестов. Впрочем, в «Муравейнике» он ни разу не появлялся, так что у подобных сплетен не было никаких оснований, но те, кто еще не утратил желания получить хоть какое-то признание, составляли фантастические планы убийства аира, а заодно и риалора, примыкали к повстанцам, одержимые жаждой победы, которая, казалось, должна была вот-вот быть одержана. Ряды их в конце концов пополнились настолько, что они назвали себя Клинками Бури, выбрали человека, претендовавшего на престол и обосновались в небольшом городке на юге Орллевина.
Но Грассай ничего этого не знала, пробираясь по грязным улицам в сторону дома, где она снимала комнату. Точнее, не комнату даже, а так, скудно обставленную комнатенку. Девушка знала только, что ее прогнали с работы, ничего не заплатив, за то, что она южанка. Из-за этого ей было очень обидно. Она уже теряла работу, но за более серьезные провинности, чем происхождение. К тому же ее семья относилась к тем немногим, кто смог таки осесть на границе Орллевина, так что с кочевниками ее объединяли лишь национальность да самый светлый период ее не слишком длинной жизни.
Тихонько проклиная своего бывшего начальника, девушка забрела на рынок, через который пролегал ее путь домой. Грассай захлестнуло волной гама торговок и перебранок покупателей.
Демонстративно уставившись себе под ноги, девушка пошла напрямик мимо торговых рядов, стараясь не наступать на гнилые овощи. В то же время она внимательно наблюдала за всем происходящим исподлобья, и стоило одной из торговок зазеваться, как девушка моментально ухватила с прилавка пару фруктов, спрятала в поясной мешок, и пошла дальше, как ни в чем не бывало. Воровать она научилась еще девчонкой – необходимый навык для выживания в подобной среде, – и воровала уже практически профессионально, моментально смешиваясь с толпой, так что за последние пятнадцать лет еще никто не смог поймать ее за руку на месте преступления.
Грассай выхватила взглядом из толпы удивительно богато одетую для такого места девушку. Ее платье, конечно, даже близко не стояло с одеждами жен и дочерей уинейров*, но длинного темно-синего платья с пришитым к нему капюшоном Грассай не видела еще ни у одной простолюдинки, а манера поведения девушки, ее движения и жесты выдавали слишком хорошее для «Муравейника» воспитание. Недолго думая, девушка начала приближаться к незнакомке, не спуская глаз с ее поясной сумки, в которой явно лежала немаленькая сумма.
- Вашему Высочеству придется соизволить одарить меня милостыней, - пробормотала она, ловко запуская руку в чужую сумку и умелым движением хватая несколько монет.
Грассай уже была готова скрыться, когда кто-то рядом закричал:
- Воровка!
Девушка поспешно убрала руку, пряча деньги и оглядываясь. Ее резко схватили за плечо, незнакомка оглянулась и пристально посмотрела на нее.
- Отдай то, что ты взяла, - потребовала она.
Грассай мельком оглядела ее лицо, отметив белизну и чистоту кожи, густоту волос цвета воронова крыла, а также некоторую полноту тела. Теперь-то девушка убедилась, что незнакомка точно не из простых. А раз так, ей стоит и поделиться парой монет, у нее точно не убудет, а Грассай хватит денег, чтобы прожить, пока она не найдет работу.
- А вот черта с два, - с вызовом ответила она, вырвалась из рук державшего ее мужчины и бросилась наутек.
Отдышалась девушка только после того, как спряталась от преследователей под старым каменным мостом. Грязная мутная вода неспешно текла мимо нее прочь из города, куда-то далеко на север, к морю, где Грассай никогда не была, да и не испытывала такого желания. Для нее, выросшей в жарком климате, и Барр был слишком холодным, а северные провинции представлялись девушке мертвыми ледниками.
Сверху слышался грохот проезжающих повозок, гомон, стук ботинок с железными каблуками – стражники пытались отыскать Грассай. А может, и не ее, а кого-то другого. Мелкие воры вроде нее не представляли для стражи особенного интереса, за них не доплачивали таких денег, как за более серьезных преступников: грабителей, насильников, убийц.
На всякий случай Грассай еще некоторое время посидела под мостом, выжидая, когда стражники разойдутся, и только после этого вышла на улицу, смешалась с толпой и направилась в сторону дома.
Войдя в ничем не примечательный обшарпанный дом, девушка поднялась по грязной темной лестнице на третий этаж, остановилась перед не менее грязной дверью, на которой мелом была выведена цифра 6. Поежившись от сквозняка, Грассай достала ключи.
Дверь тихонько скрипнула, пропуская девушку в комнату. Она заперлась изнутри, ключ положила в карман платья, плюхнулась на шаткий деревянный стул, привычно обводя взглядом комнату, чтобы убедиться, что за время ее отсутствия никто не забрался к ней и ничего не украл.
Да впрочем, красть у нее было особенно нечего. Жилище было обставлено скромно, если не сказать бедно. В углу у давно не мытого окна стояла плохо застеленная деревянная кровать с жестким матрасом, напротив – ветхий, готовый развалиться комод, рядом – крохотный стол, заваленный всевозможным хламом. Возможно, где-то там затерялись деньги из предыдущей зарплаты Грассай, но девушка все никак не могла собраться с духом и наконец-то разобрать стол и избавиться от всего ненужного.
На лестнице послышались шаги. Грассай насторожилась и прислушалась. Она уже давно научилась различать своих соседей по походке. Чеканя шаг, поднимался отставной солдат, живший этажом выше, шаркала старушка-торговка, соседка солдата по этажу. Снизу порой доносился быстрый топот молодого рабочего с ткацкой фабрики, шаги его жены были легкими и практически неслышными. А вот предыдущий владелец соседней с Грассай комнаты съехал примерно месяц назад, и с тех пор за стеной была тишина.
Теперь же кто-то стоял на лестнице, совсем рядом. Шаги были незнакомыми, так что ни один из прежних вариантов не подходил. Девушка напряглась, выпрямилась, быстро окинула комнату в поисках какого-либо оружия, рука нащупала удачно подвернувшийся кинжал. У нее отчего-то не было сомнений: пришли именно за ней. Мало ли кем могла оказаться та девушка, которую она обокрала сегодня на рынке…
За дверью раздался тихий кашель, после чего снаружи что-то звякнуло – судя по звуку, упали ключи. Рука Грассай задрожала от напряжения.
- Ну чего же ты ждешь? – прошептала она, - Играешься? Скоро доиграешься.
Скрипнула дверь соседней комнаты. Девушка облегченно выдохнула, откинулась на спинку стула, утирая выступившие на лбу капельки пота. Ничего страшного. Просто кто-то снял соседнюю комнату. Но почему-то Грассай казалось, что это еще далеко не конец.
***
Оиче почему-то запомнились удивительные зеленые глаза. Еще никогда прежде она не видела южан с таким цветом глаз, все сплошь были кареглазыми, в крайнем случае – сероглазыми. В остальном та девушка ничем не отличалась от остальных из ее народа: черноволосая, кожа ее была почти шоколадного цвета, а скулы – широкими, разрез глаз – узким. Эта незнакомая девушка показалась бы ей совершенно некрасивой, если бы не глаза, как показалось Оиче, обладавшие какой-то магнетической силой.
Впрочем, впечатление было сильно подпорчено обстоятельствами их встречи. Если бы та девушка не запустила руку в ее карман, возможно, Оиче еще подумала бы о том, как относиться к южанке. Но теперь она хотела лишь узнать, куда скрылась девушка, чтобы найти ее и достойно наказать за совершенное преступление.
Оиче не было жалко денег. Она происходила из достаточно богатой семьи, чтобы не считать каждый медяк, она бы спокойно дала бы сколько-то денег нуждающимся, пусть ее финансы сейчас были несколько ограничены. Но воровство она терпеть не могла.
К сожалению, воровке удалось удрать от правосудия, и стража, поднятая на ноги при одном упоминании фамилии Дорчадаз, не сумела найти никаких следов. В «Муравейнике» затеряться было слишком легко. Этот человеческий омут запросто поглощал любого, кто хотел укрыться, от правосудия ли, от кровной мести, от чего угодно.
Впрочем, вскоре Оиче забыла об этом, поскольку ее заняли более серьезные дела. Например, поиск жилья. Она знала, что скоро – возможно, через пару часов – ее начнут искать и в «Муравейнике», и тогда кто-нибудь из стражников да и вспомнит, что она обращалась к ним за помощью. Девушка уже проклинала свою глупость. Она должна была учесть это, когда бежала из дома. Ей больше нельзя пользоваться своей настоящей фамилией вне зависимости от ситуации.
Раньше она ни разу не была в «Муравейнике», да и не испытывала подобного желания. Более того, девушка даже не предполагала, что когда-нибудь ей придется скрываться здесь от собственных родителей.
«Муравейник» был ей отвратителен. Она происходила из семьи северянина-предпринимателя, сколотившего приличное состояние на продаже готовой одежды для бедняков, вроде жителей «Муравейника». Деньги на его предприятиях зарабатывались приличные, вот только среди северян не было принято, чтобы все имущество отца наследовалось по женской линии.
Оиче была младшей в семье. Ее старший брат Тиарн после смерти отца должен был получить все, но во времена первой Гражданской войны, когда Орллевин стремился отделиться от Домхана, он неожиданно для всей семьи перешел на сторону повстанцев. Отец был настолько зол, что запретил какое-либо упоминание о сыне.
Тиарн так и не вернулся с войны, следы его затерялись где-то на западе, и с тех пор никто ничего о нем не слышал. Поговаривали, будто его видели в порту одного из восточных городов, садящимся на корабль, плывущий в дальше на север, но эти слухи были безосновательны.
Тогда Оиче было пятнадцать лет, и она уже прекрасно понимала, чем это ей грозит. Отец не пожалел бы и наверняка выдал дочь замуж за такого же предпринимателя, как и он, а желающих почти даром получить прибыльное предприятие было огромное количество. Когда у нее был брат, она еще могла рассчитывать на то, чтобы выйти замуж по любви, а теперь такая возможность была утеряна.
Матери удалось уговорить супруга подождать, пока Оиче не исполнится хотя бы двадцать лет, чтобы не отдавать за первого встречного практически девочку. Несмотря на то, что в Орллевине браки с подростками были запрещены, северяне традиционно выдавали дочерей, когда они были способны родить ребенка. Матери двадцатидвухлетней Оиче, к примеру, незадолго до этого исполнилось тридцать семь, хоть она и выглядела лет на пятьдесят. Северные женщины вообще быстро угасали, и к сорока годам уже теряли былую красоту.
На деле же беда грянула тогда, когда Оиче исполнилось двадцать два. У нее давно были тайные встречи с молодым дестом, они даже собирались потихоньку обручиться. Единственным препятствием было лишь то, что дест никак не хотел вступать в брак под знаком Нимы*, а Оиче не была готова сменить религию и признать существование лишь одного бога Самала. Тем не менее они уже были близки к компромиссу, когда отец за ужином торжественно объявил, что через неделю Оиче выходит замуж. Как оказалось, он уже обо всем договорился, брачный договор почти составлен, оставалось лишь поставить подпись Оиче.
Тогда-то девушка и сбежала из дома. Дест посоветовал ей укрыться в «Муравейнике», дал адрес дома, где она должна была снять комнату. Через две недели дест должен был прийти за ней и они вместе планировали сбежать в О’Тхуан, где жили другие десты. Оиче уже была готова принять Самала, лишь бы не выходить за человека, имя которого она впервые услышала во время того рокового ужина.
Вот только ее дест ни словом не обмолвился о том, что в «Муравейнике» собрались самые отвратительные типы, которых только можно встретить. Оиче брезгливо отворачивалась от просивших милостыню пьяниц, невольно поднимала глаза, но видела только серый смог вместо голубого неба. Ее боги не могли видеть ничего из того, что происходило здесь. Разве что Краф, бог воров, возможно, имел власть над этими местами, а может, и он уже давно махнул рукой, поскольку достойных его внимания здесь не было.
Спустя пару часов после столкновения с южанкой Оиче наконец-то смогла найти нужный ей дом. Одна из комнат оказалась свободна, и девушка, сразу получив ключ, отправилась осматривать свое новое жилище.
При виде этой каморки Оиче брезгливо поморщилась. Один только вид кое-как вымытой комнаты был ей противен. Это место не имело ничего общего с ее родной роскошной спальней. Но ради побега можно было и потерпеть. У хозяина комнат она была записана под именем Саманты Брахх, они так договорились с дестом. Имя это было нейтральным, не говорило практически ничего о происхождении его обладателя.
Срипнула соседняя дверь. Оиче инстинктивно повернула голову… и неожиданно встретилась взглядом с уже знакомой ей южанкой.

__________
Казур - божество-покровитель воинов, олицетворение мужского начала. Традиционно изображается вооруженным секирой.
Риалор - верховный правитель в Домхане.
Аир - советник при риалоре, занимается в основном внутриполитическими делами.
Уинейры - аристократия.
Нима - богиня красоты и женственности. Знак Нимы - благословение на брак. После принятия знака Нимы расторгнуть брак нельзя.