В ожидании великой матери

– Что я здесь делаю? Зачем я здесь? – тоска вдруг стальным ножом врезалась в грудь, Аня, ошеломленная, раненая, медленно повернулась и посмотрела на соседа. Тот продолжал громко, отчетливо читать вслух, увлеченный сюжетом романа Гессе. Сердце ее едва слышно, словно всхлипывая, билось в груди, в горле пересохло.
– Вить, мне пора, – решительно-сухо обратилась Аня к сидевшему за рулем мужчине. Тот перестал читать, поднял голову и вопросительно посмотрел в глаза слушательнице. Потом отвел взгляд, помолчал и произнес глухо:
– Пора так пора. Тебя куда отвезти?
– До Третьяковки, здесь недалеко.
– Как скажешь.
Завел машину, выключил тусклую лампочку на потолке, которая недавно освещала желтым призрачным светом тонкие газетные станицы «Игры в бисер». Дождь за окнами машины немилосердно поливал вечерний город. Сердце Ани покорно съежилось в груди от мучительного невыплаканного одиночества. «Может, хватит уже? – думала она, судорожно сглатывая соленые комки жгущей изнутри боли. – Играть в игру, в которую не по силам играть...»
Мужчина, разгоняя лужи, мчал машину по неоновым пустынным улицам города. Включил магнитолу, «Наутилус» любезно вторил горьким неприветливым думам Ани: «В последнем месяце лета жестокие дети умеют влюбляться, не умеют любить»... Так пел Слава Бутусов, и его стихи как никогда прежде звучали обвинительным приговором в аниной голове. Виновата ли она, что не может быть и этому мужчине мамой? Этот слишком брутальный человек в поисках безусловной любви наткнулся на Аню, и она читала теперь в каждом его жесте, слове, взгляде немое, бесконечное, упрямое ожидание: мама, это ты?..
– Я не понимаю  всех этих психологов, которые что-то там говорят о детских травмах, – с вызовом однажды бросил он Ане, когда речь зашла о родителях.
«О да! Легче, гораздо легче научиться не понимать, чем снова встречаться со своим маленьким, жадным, недолюбленным медвежонком», – подумала тогда Аня, а вслух произнесла:
– Психологи не меняют жизнь. Они учат жизнь лучше понимать. Когда себя лучше понимаешь, с собой лучше дружить начинаешь.
И тут же подумала: «Вранье. Теперь я понимаю себя еще меньше, чем раньше. А дружить – так вообще не дружу».
Темный дождливый город проносился за окнами мимо. Аня вспомнила эпизод из своей давнишней жизни с Олегом. Они поехали на этно-фестиваль под открытым небом торговать привезенной из Индии всячиной. Ане с самого начала эта затея не понравилась, чувствовалось ей, что поездка пройдет впустую, но она дала себя уговорить и, скрипя сердце, отправилась с Олегом в почти нетронутый лес, куда стекались любители эзотерических тусовок, легких наркотиков и громкой трансовой музыки. Приехав на место, они получили ударную дозу проливных дождей, которые не прекращались все те несколько дней, что они были там. Замерзшие, вымокшие до нитки, не заработавшие почти ничего, уставшие и злые, они срывались друг на друге, а под конец Олег, нервно выдергивая колышки, державшие палаточный тент, выпалил:
– Ты всегда недовольна! Что бы я ни делал, чем бы ни занимался!
Дрожь в голосе, покрасневшие глаза и вот уже в них – слезы. Трагическое лицо его отношения к ней вдруг показалось из-под маски вечно веселого, беззаботного парня. Маму он ищет в ней, свою маму. Жаждет заслужить ее любовь... И заслуживает, и заслуживает, и заслуживает... А она? Разве смогла она стать для него второй мамой? Как ни старалась – не вышло. Прекрасная с виду пара, оба молоды, красивы, легки на подъем и оба – раненые дети, тщательно скрывающие свое бездонное одиночество за ролями, которые им, увы, не по размеру.
Для маленькой растерянной девочки, испуганной и робкой, роль мамы для взрослого мальчика оказалась непосильной ношей. Кто поймет, кто утешит-успокоит, кто пригреет это маленькую девочку? Он не смог стать для нее ни матерью, ни отцом, потому что сам был таким же беззащитным и нуждающимся. Кто накормит маленького жадного медвежонка внутри?
«Человечество совершило непростительную ошибку, обожествив мужской аспект бога», – думала Аня, рассеянно следя за струями дождя, стекавшими по темному стеклу. У настоящего бога – женское лицо. Это Богиня. Великая Ма. Нам всем срочно нужна эта безусловно любящая, принимающая, всепрощающая мама, которая пригреет, утешит, успокоит, пожалеет, поймет и наградит всем, что только пожелаешь, – совершенно незаслуженно. Просто потому что мы все – ее дети...»
Мужчина остановил машину у остановки.
– Ну вот, приехали, – тихо сказал он.
«Слишком женские песни для слишком мужского сознания», – подумала Аня, всматриваясь в резкий профиль соседа напротив.
– Спасибо за чтение, – бросила она, коснувшись широкой ладони, лежавшей на коробке передач.
– Да не за что, – слегка улыбнулся он.
– Пока.
– Пока.
Аня вышла из машины, раскрыла красивый цветной зонтик под темным дождливым небом. Змея-тоска вновь вцепилась в сердце, вливая в него  очередную порцию жгучего яда. «Слишком мягкие ладони для слишком резкого мужчины, – думалось ей по пути к метро. – Может, эта брутальность – не более чем защита. Но я – не Великая Ма, которая стерпит все колючки, которые дети втыкают в нее забавы ради. Или мести ради? Отомстить всему роду женскому за то, что та, единственная женщина, родившая тебя, оказалась просто человеком? И у земной мамы внутри также живет этот маленький жадный медвежонок... Кто расскажет, наконец, этому недолюбленному медвежонку, что Великая Ма – просто человек, который тоже нуждается в любви и защите. Поверит ли этот жадный медвежонок кому-либо, если он никому и ничему не верит, кроме безусловной любви? Как объяснить ему, что Великая Ма, спрятанная в сердце каждого человека, обязательно ответит любовью,  если служить ей с теплотой, и доверием, и – бескорыстно... Безусловная любовь возможна, как любая безусловность этого бесконечно игривого и  игрового мира.