Что делать?

 
1

Серёга Рубцов, молодой лейтенант инженерно-авиационной службы, не торопясь двигался вдоль колючей проволоки внутреннего ограждения военного аэродрома . За колючей проволокой у него оставалась неширокая зелёная полоса молоденькой травы. Дальше  пробегала бетонная рулёжная дорожка и совсем в дали - взлётная полоса.

Стояла умопомрачительная майская погода Южного Казахстана. Множество ещё не успевших выгореть цветов  в каком-то волшебном порядке были разбросаны по аэродромной степи. Вверху, в  ярко-синем небе, царила сумасшедшая вакханалия птичьих голосов.  Ласточки, выкручивали неимоверные пируэты и закладывали лихие истребительские виражи, демонстрируя всем высший птичий пилотаж. Жаворонки то и дело останавливались в воздухе. Подолгу, в зависшем состоянии, трещали крыльями на одном месте, как боевые вертолёты, и со всей своей мелкой птичьей радостью, во всю мощь, запевали на всю округу.

 Залюбовавшись, Серёга остановился и, задрав голову кверху, восхищённо наблюдал за этим воздушным парадом. Однако  весеннее яркое голубое небо не позволило долго упиваться раем на земле. Оно слепило глаза, заставляя щуриться и наполняло глаза слезами. Серёга опустил лицо, вытер глаза от солнечных слез, надел свою техническую береточку и пошёл дальше по служебным делам.
 
Идти ему предстояло километра полтора. Была надобность отнести кое-какие технические документы во вторую эскадрилью. Вчера  один из самолётов, после выполненных регламентных работ, откатили в эскадрилью , в своё укрытие, а пару обязательных бумажек договорились поднести позднее. Вот, Серёгу-то, и отправили относить. До недавнего времени он служил именно в этой эскадрильи, всех там знал. Кому ещё идти? К тому же самый молодой лейтенант в группе. Просто некого другого было посылать. Шёл он не торопясь, наслаждаясь пространством, прогулкой и командированным бездельем.
Полк, в котором служил, Сергей, в это время находился в состоянии учебной тревоги. Приехала высокая комиссия, разъезжающая по всем уголкам аэродрома на дивизионном зелёном УАЗ-ике.  Совершала проверки то там, то сям. По задачам, поставленным комиссией осуществлялись вылеты прямо из укрытий и с бомбами, и с ракетами, и с чем надо. Задачи могли меняться по желанию комиссии. И толком никто ничего наперед не знал.

Итак. В полку тревога. Сергей идёт вдоль заграждения.
Долго ли, коротко ли, но ... приходит. Вот она, вторая эскадрилья. Не доходя двадцати метров до крайнего укрытия с настежь раздвинутыми бетонными створками ворот, Серёга видит, что перед входом в него стоит готовый к вылету Миг-21 с подвешенными бомбами под плоскостями и дополнительным топливным баком под фюзеляжем. Кабина у самолёта открыта и в ней скучает лётчик. Он готов к вылету,  ждёт только команду. К кабине приставлена стремянка, что бы лётчик мог вылезти, если команда не поступит. Рядом с самолётом стоит техник, «хозяин» самолёта. Вертится на пятке то в одну, то в другую сторону. Тоже скучает. Переглядывается с лётчиком. Они примерно одного возраста. Хорошо знают друг друга. Лётчик пальцем в чёрной кожаной перчатке молча показывает технику, как по противоположной стороне аэродрома, по «рулёжке» с другой стороны «взлётки», куда-то быстро едет зелёный УАЗ-ик. И многозначительно добавляет движение в ту же сторону подбородком: мол, видал? Ездят тут! Понаехали! – Техник понимающе покачивает головой, надувает щеки и вращает глазами. Обоим жарко. У входа в укрытие стоят ещё техники других специальностей. Самолёт готов к вылету и делать пока более нечего.
Они переговариваются. Смеются. Им получше, они в тени укрытия. Прямо перед носом самолёта пролегает рулёжная полоса, бесконечным полотном уводящая взгляд влево и вправо от него. По той половине, что уходит влево, видно, как на приличной скорости, километров 80 в час, приближается такой же самолёт из другой эскадрильи. У него то же боевое снаряжение: по одной двести пятидесяти килограммовой бомбе под каждой плоскостью и подвесной бак под фюзеляжем. Уже хорошо слышен свист двигателя.  Самолёт приближается все ближе и ближе, становясь все больше, все грознее, всё громче. Он движется, мягко и солидно, раскачиваясь на стойках шасси из стороны в сторону, вперёд и назад, привлекая к себе взгляды всех, кому он виден. Приёмник воздушного давления на его носу хищно поблёскивает на солнце, как копьё средневекового рыцаря. Роль шлема рыцаря успешно исполняет остекление кабины лётчика. Он весь плотно сбит, компактен, обтекаем. Он предназначен для боя с соперником. Он вооружён для этого и решительно настроен. В нем чувствуется скрытая мощь.

Вот он приближается настолько, что уже сквозь стекло видна голова лётчика в белом шлеме и вот он уже в секунде от того места, где стоит самолёт со скучающим персоналом вокруг. Как вдруг от этого движущегося великолепия, из-под правой плоскости, как в замедленном кино, отваливается бомба.

2

Все, кто стоял возле неподвижного самолёта, и лётчик, сидящий в кабине, в том числе, непроизвольно следили взглядами за приближением этого поблёскивающего и посверкивающего воплощения человеческого гения в металле. И когда от этакого нереального совершенства стала, вдруг, отваливаться вполне реальная бомба, начинённая двести пятьюдесятью килограммами живого тротила, в реальность этого события в первое мгновение никто не поверил и никак не отреагировал.

А бомба, ударившись со всего маха о бетонку, несколько раз перевернулась в воздухе и размахивая каким-то шнуром выкатилась прямо под нос стоящего самолёта. Объект же, от которого эта штука отвалилась, как ни в чем не бывало на полном ходу продолжил своё гордое «дефиле» по рулёжной полосе в сторону старта.

Наступила нехорошая пауза, в которой каждый мучительно размышлял: что делать? Дедушка Чернышевский, будь он жив и будь он здесь, переименовал бы свой нетленный труд как ни будь иначе. Потому, что те проблемы показались бы ему мелкими и смешными в сравнении с этой. Серёга, к примеру, никак не мог решить: упасть на землю и обхватить голову руками, как это делают актёры в кино, или стоять и хладнокровно улыбаться, на манер тех же актёров. Упасть! А если не взорвётся? Засмеют потом, вовек не "отбрешешься". Остаться стоять! А вдруг взорвётся и тогда уже не важно будет, смеётся кто-то или плачет? Кто будет смеяться в первом варианте, не так уж и принципиально, по сравнению с тем, кто будет плакать во втором. Хотя, по большому счету это уже тоже будет лично ему, Серёге, без разницы. Ибо умирать совсем не хотелось. И не думалось, и не предполагалось никоим образом. Ну, не война же в конце концов. Тревога, всего-то навсего.

И наш Серёга принимает соломоново решение. Он не падает, но и не остаётся стоять с гордо поднятой головой. Он делает шаг в сторону и прячется за тощий бетонный столбик проволочного ограждения. В расчёте на то, чтобы,  хотя бы, осколками не посекло. Столбиком-то, видимо, тюкнет от взрывной волны, но так хоть шанс есть какой-то остаться в живых.

Другие участники события по всей видимости решали аналогичную проблему. В воздухе прямо висел знак вопроса. Потому что никто ничего не предпринимал и, более того, никто даже не двигался. Как будто все одновременно наступили на мины нажимного действия и стояли, боясь шелохнуться. Ситуация тлела бикфордовым шнуром и ждала своего героя.

И герой нашёлся. После кратковременного шока, мучительных раздумий и озираний по сторонам, техник самолёта, тот, что переглядывался с лётчиком, наконец-то очнулся, подскочил к бомбе, приподнял её двумя руками за хвостовое оперение и, видимо, все же, находясь ещё в неадекватном состоянии, попытался её оттащить. Да не тут-то было. Тяжеленная бомба, имея цилиндрическую форму тела, просто крутанулась в его руках и опять грохнулась о бетонку. Техник отскочил от неё, как испуганный кот, и сохраняя достоинство трусцой отбежал в сторону от бомбы.
- Ну её к лешему! Ещё взорвётся – с нервным смешком сообщил он остальным техникам, застывшим у входа в укрытие. Коллектив молчаливо одобрил такое его предположение. О лётчике все, как-то даже и подзабыли. А ведь он сидел в кабине буквально в десяти метрах от этой штуки в двести пятьдесят килограмм чистого веса. Его положение было самым двусмысленным. Ситуация подсказывала, что надо быть отсюда подальше. Однако вылезать из кабины, означало покинуть хоть какое-то, но укрытие. И кто знает, вдруг она рванёт именно тогда, когда он начнёт вылезать. Да и покидать кабину без приказа он не имел права. Была команда ему лично находиться в готовности к запуску двигателя и, если потребуется, к вылету. Вот и сидел он в надежде, что все решится без его личного участия.

- Надо за «оружейниками» послать, – придумал техник самолёта и,
 узрев в глубине укрытия парочку механиков, солдат срочной службы, крикнул одному из них:
 – Мамедов, ну-ка бегом, к «оружейникам». Вызови их сюда.

«Оружейниками» в авиации называли специалистов авиационного вооружения, в ведении которых находилось все вооружение самолёта. Пушки, ракеты, бомбы и прочее.

Сергей тем временем, все ещё находясь в нерешительности и возбуждении, вышел из-за столбика и подошёл ко входу в укрытие. Задавать вопросы старшим товарищам он не стал, а просто остановился рядом с ними. Впрочем старшие товарищи и сами были бы не прочь получить ответы на возникшие у них по текущему событию вопросы.
Минуты через три прибежал начальник группы вооружения и с круглыми от ужаса глазами подскочил к бомбе, осмотрел её, разворошил волосы на голове и крикнул всем:

- Ну, чо? Давай, подходи, оттащим в укрытие.
- Ага! – засомневались в коллективе, – А если взорвётся?
- Да не-е-е-е-т. Уже не взорвётся! – то ли серьёзно, то ли с иронией произнёс он. И повторил:
 - Уже не взорвётся.

Все подошли, окружили бомбу и попытались её приподнять. Однако это изделие не было приспособлено для такого с ней отношения. Никаких ручек, выступов, углублений на её теле не было. Она была гладкая, как бутылка, если не считать металлического кольца у нее на верху, для подвешивания к самолету.
Что делать?

- Давай волоком! – приказал оружейник. И все ухватившись за стабилизаторы бомбы приподняли ей хвост и потащили волоком по бетонной плите. Однако в таком положении и без того изрядно помятый взрыватель в носу бомбы стал скрести по бетону, условно говоря, высекая из неё искры. Заметивший это Серёга взял на себя смелость криком «Стоп!» остановить процесс. Уяснив в чем дело оружейник снова приказал:

- Все в укрытие!
 
Переждав рёв взлетающего самолёта, потерявшего бомбу, на которой он сейчас сидел верхом и убедившись, что все попрятались, кто куда, начальник группы вооружения неожиданно перекрестился и попытался рукой выкрутить взрыватель. Да не тут-то было. Взрыватель оказался закручен наглухо; да и после удара о бетонку там в резьбе у них с бомбой ничего хорошего произойти не могло. Взрыватель не выкручивался. И снова и опять тот же вопрос повис над бомбой: Что делать? Становилось ясно, что деликатным способом взрыватель уже не выкрутить. Нужно какое-то физическое воздействие. И есть для этого специальный ключ у оружейников, но его с собой как раз и не оказалось.

В этот момент лётчик, внимательно наблюдавший сверху за всеми событиями, вдруг увидел, что тот самый УАЗ-ик, на который он недавно показывал пальцем технику,  выруливает на рулёжку уже с этой стороны взлётной полосы и направляется в сторону второй эскадрильи. До него, правда, было расстояния, километра два, но ведь он не пешком шёл.

- Мужики, давай быстрее, убирайте её отсюда к такой-то матери. Комиссия едет! – заорал он.

Это были правильные слова. Ничто другое не могла дать событиям такого ускорения, как эти простые слова: «Комиссия едет!». И, у «оружейника», понимающего, что за ключом для взрывателя он сбегать уже не успевает в голове созревает гениальное решение. Он обматывает взрыватель его же электрическим шнуром и со всей силы дёргает за его конец, как дёргают за шнур лодочный мотор при запуске. И взрыватель проворачивается. Происходит чудо! Это был единственный шанс в сложившемся цейтноте и он оправдал себя. Обернувшись на прятавшихся в укрытиях товарищей и махнув им рукой, "вооружейник" быстрыми, привычными движениями выкрутил взрыватель, вскочил с бомбы и стал руководить процессом её транспортировки. Снова попытались всем миром оттащить её по бетонке, ухватившись за стабилизаторы и снова ничего не получалось. Слишком тяжела была бомба и слишком мало было места для всех рук. Даже за стабилизаторы тянуть было крайне неудобно.

Лётчик сверху, отчаянно махал им рукой, мол, давай, давай … едут! А как тут «давать»? В отчаянии бомбу опять опустили на бетонку и стояли вокруг, ероша волосы на голове. Лётчик уже неотрывно следил за приближающимся УАЗ-иком, словно взглядом пытаясь его пригвоздить к «рулёжке». Ситуация, не выходя из цейтнота, приближалась к шаху от комиссии и последующему мату от командования. И хотя никто из окружающих не имел к причинам события никакого отношения, честь полка была всем дорога и её пытались спасти. Но что же делать с этой бомбой-то?

За суетой с попытками как-то за неё ухватиться никто не обратил внимания, что «вооружейник» куда-то исчез. Поэтому его появление спустя какое-то время со своими механиками, бегом несущимися с бомботарой на плечах, как с бревном на субботнике, вызвало крики радости и облегчения. Потому что это был, видимо, единственный способ убрать бомбу с глаз долой.

Остальное уже было, как говорится делом техники. Бомбу быстренько загрузили в бомботару, имеющую решетчатую цилиндрическую форму и откатили в укрытие, подальше от греха.

Проблема была решена. Технический народ стал постепенно расходиться кто куда, обсуждая произошедшее событие и его последствия. И только наш Серёга, отряхнувшись и повеселев, долго не мог вспомнить: куда он дел те бумаги, которые нёс во вторую эскадрилью?

Так ценою возможной утраты собственных жизней, молодые люди спасали честь своего полка пред лицом высокой комиссии. Подвиг сей не был отмечен командованием, словно его и не было, чем была изрядно подорвана вера молодого лейтенанта Серёги Рубцова в справедливость. Однако сознание того, что все живы и здоровы и, что самое главное, никто не заметил, как он позорно прятался за столбиком, поднимало ему настроение и делало этот день ещё более ярким и светлым.

А УАЗ-ик этот, которого так все боялись, не останавливаясь проскочил мимо и, вообще, стыдно даже об этом говорить, никакого отношения к комиссии не имел.


                03.04.2015

/Уважаемый читатель, если Вы дочитали рассказ до конца, то, пожалуйста, просто, поставьте какой-нибудь знак в рецензии или плюс, или минус.
Вельми Вами буду я за это благодарен./