Фотограф

Фотограф, казался Инге фокусником или волшебником, способным остановить мгновение, которое потом, через много лет, в самый неожиданный момент могло оживить воспоминания. Она подолгу разглядывала фотографии прабабушек в старинных сарафанах, их сестёр и будто погружалась в ту эпоху. А рядом стояли их мужья в военной форме с саблями на боку. Эти лихие казаки продолжали всё так же смотреть на Ингу, хотя о них ничего не знала даже мать.
Бабушка по вечерам, раскладывая пожелтевшие от времени фотографии в определённом порядке, рассказывала внучке удивительные истории о любви и верности, о войнах, боли, страданиях, надежде, умении ждать и невероятных, чудесных случаях спасения на поле брани. И далёкие предки вдруг становились ближе. Они проявляли стойкость и мужество, героизм при защите своего отечества от врагов, на неё напавших, умели  дружить, честно трудиться, и даже под пытками никого не предавали.   
- Человека, не забывающего свои корни, невозможно сломить, - периодически напоминала бабушка.
Инга не знала, что за магия присутствовала в этих фотографиях, но то, что они были необыкновенными, она свято верила. Иначе, откуда бабушка могла черпать такой объём исторических фактов на фоне личностных взаимоотношений людей, которых давно не было в живых. Стоило только разложить фотографии, как что-то менялось вокруг. Бабушка с улыбкой касалась одной из фотографий и, словно события прошлого начинали стучаться в их дом.
Но самое удивительное было в том, что бабушка не повторялась. Она вспоминала порой из жизни предков будничные, обыденные вещи, которые на самом деле были очень важны, потому что из мелочей слагается объём, который позволяет увидеть суть человека. Может, поэтому Инге казалось, что она не просто знает этих людей, а будто только вчера рассталась с ними после задушевного общения.
Инга сожалела, что не смогла записать бабушкины истории: вначале была слишком мала, потом так погружалась в её повествование, что было не до этого. А бабушка, глядя на неё, как-то сказала:
- Не суетись. Всё, что ты услышала, находится в кладовой твоей памяти. Ты проживала эти события, ты их «видела», меня не проведёшь, я знаю, что говорю. А это значит, что они не будут просто так, как ненужный, отработанный материал выброшены в корзину, чтоб освободить место для другой информации.
Инга не сразу заметила, что им никто не мешал, когда они с бабушкой устраивались на полу со старым альбомом. Всем сразу становилось не до них почему-то. Бабушка раскладывала фотографии по кругу. Каждый раз ровно двенадцать. Получались огромные часы из фотографий. В центре, между бабушкой и Ингой, обычно находился достаточно крупный кристалл. Через какое-то время они оказывались в круге света. Во всяком случае, Инге казалось, что от фотографий исходило странное свечение, а бабушка будто погружала руку в этот свет, доставала оттуда невидимую книгу, открывала её и начинала читать повесть, что пряталась во времени за изображением.
Порой Инге казалось, что она попадала в старинный дом на берегу реки, или шла по незнакомой улице, внимательно разглядывала людей, что встречались им с бабушкой на пути. Она относила «эффект присутствия» к своей бурной фантазии. Именно поэтому ничего сверхъестественного в происходящем не усматривала. А когда они возвращались из странного путешествия по прошлому, сразу же их начинали «дёргать» по пустякам. Бабушка собирала фотографии, бережно складывала в альбом, убирала его на полку и шла заниматься домашними делами. А Инга ещё какое-то время думала о фотографе, умеющем прятать историю в каждом снимке. Кем он был на самом деле, Ингу не волновало. Для неё каждый фотограф ассоциировался с чародеем.   
И вот незадолго до её пятого дня рождения, отец купил фотоаппарат. Она растерянно смотрела на его приобретение, потому что её отец не был чародеем. Мать сразу же озвучила, что это его очередная блажь. Увлечение скоро пройдёт, и всё вновь встанет на свои места. Но отец не успокоился на покупке одного фотоаппарата. Он приобрёл множество вещей, чтобы то, что он запечатлел на плёнке, превратилось в фотографию. Последним его приобретением был особый станок, с помощью которого края фотографии становились с узорами.
Инга меняла резцы и пробовала резать лист бумаги. Этот процесс так увлёк её, что она готова была пустить в ход купленные матерью заранее, за два с лишним года до школы, тетради.   Подзатыльник, полученный от неё, отрезвил, но не избавил от интереса к тому, что делал отец. Инга могла часами сидеть с отцом в кладовке, которую он называл лабораторией после того, как убрал оттуда «лишние» вещи, при свете красного фонаря и наблюдать, как на чистой фотобумаге, опущенной в определённый раствор, проявляется изображение. Она не понимала сути самого процесса.  Это был фокус, магия или чудо?
- Это всего лишь физика в купе с химией. Это не фокус, не магия и уж тем более не чудо. Это техника, милая, - сказал отец, но Инга ему не поверила.
- Любая фотография – это история, - заявила бабушка, когда они в очередной раз вместе с Ингой рассматривали старые фотографии. – История свершилась, а была ли она хороша или, с нашей точки зрения, жестока, несправедлива, болезненна, наполненная странными поступками людей, правителей, признаем ли мы её смысл или нет, всё это не имеет значения, потому что она уже свершилась. И любая оценка – это всего лишь наше субъективное мнение и ничего больше. История состоит из фактов. Жизнь каждого человека – это тоже история, состоящая из фактов. А Лев Толстой говорил: «Все те бесчисленные дела, которые мы делаем для себя, не нужны для вас». Что он имел в виду, я не знаю. Может, про суету, за которой теряется главное, писал? Или, как в фотографии, неумении поймать момент? Я когда-то прочитала у Корчака: «Берегите день и час, каждую отдельную минуту, ибо умрёт она и никогда не повторится. Раненая минута станет кровоточить, убитая – тревожить совесть… Мы наивно боимся смерти, не сознавая, что жизнь – это хоровод умирающих и вновь рождающихся мгновений».  Фотография – объективный факт. Раз – и замерло мгновение на плёнке. Когда я смотрю на ту или иную фотографию, в моей памяти всплывают события, и вот уже мгновение обрастает историей, потому что она спрятана за ним. Для меня фотография, как карта, по которой я, словно капитан корабля или лоцман прокладываю путь из прошлого в настоящее. У меня особое отношение к фотографии. А хороший, талантливый фотограф, как летописец, он должен чувствовать момент, поймать в объектив то, что потом само заговорит. Это дар. Коль сердце зорко, увидишь самое главное. Ведь перед глазами бегут наши заботы, превращаясь в туман, а много ли разглядишь в тумане? За туманом и наш старый дом не увидишь, даже если будешь стоять недалеко.
Инга прижалась к бабушке и прошептала:
- Спасибо.
Дед не удержался и решил дополнить бабушкин монолог о роли фотографа и его творений:
- Жить в мире красоты и гармонии хочет каждый, но не каждый стремится превратить обыденность в сказку. Хороший фотограф должен видеть и радость, и печаль, и боль. Указывать на то, что разрушает людей и мир, в котором мы живём. И тогда фотография может стать и протестом, и призывом, и окном в реальность, о которой забывают.
- У нас семья сказочников, - вздохнула мать. – Другие деньги делают на фотографиях, а мы истории не даём пропасть. Вот напасть, так напасть. А ещё раздаём соседям их портреты, чтоб на старости лет вспомнили себя молодыми и здоровыми.
- Ну, да, - рассмеялся отец, - я повелитель мгновений истории. Но знает ли об этом история? Вот вопрос!
- А чем плохи сказочники? – спросила бабушка. – У сказочников иные часы. У них и ветер живой, как человек, то плачущий, то стонущий, жалующийся на судьбу, то безудержно весёлый. Налетается за день по просторам ветер, насобирает впечатлений и давай ночью скрипеть и жаловаться, ветками в окно стучать, а люди только вздыхают, не понимают его повествования…
- Это вы к чему? Не пойму я что-то вас, - опешила мать.
- Да разве ж можно сказки ветра в денежном эквиваленте измерить? Он свободен, он – творец, и поёт, и плачет от души. Так и муж твой. Он для души фотографирует, не корысти ради. Потому и фотографии его живые, звенящие, и за ними – куски жизни. Нашей с тобой жизни, - сказала бабушка, глядя невестке в глаза.
- А есть что будем? От сказок ветра сыт не будешь, - вздохнула мать, слегка смутившись.
- Так для этого работа существует и огород, - улыбнулась бабушка. – Слава Богу, крыша у дома не протекает, земли хоть и не много, а кормит, родимая, кормит, да и яблонька с грушей плодоносят, а ещё сливы, вишни, смородины кустов десять, малина вдоль забора опять же…
- Ты ещё про кроликов забыла, парники, теплицу, - напомнил дед.
- И что? Без труда ничего не уродится на земле, одна лебеда повылезает, - вздохнула мать. – Вон у соседей и участок больше нашего, да ничего не растёт у них, один куст сирени торчит, да черёмуха разрослась вдоль забора, и то только потому, что ухода не требуют.
- А мы везде успеваем поработать, да и любимым делом ещё занимаемся. Это же здорово! – сказала бабушка.
- Блаженные, как есть блаженные, - вздохнула мать. – И я такой же стала. По вечерам вышиваю вместо того, чтоб выспаться нормально. Встаём ни свет ни заря…
- У тебя золотые руки, - сказал отец.
- Руки, как руки. Это иголки хорошие, нитки красивые, да и рисунки удачные попадаются. А я что? Тык да тык, глядишь, и сложилось что-то. Мне не надо бегать по двору за вороной или воробьём и ждать, когда они тебе позировать станут. Я человек простой. Вы уж не серчайте на меня, ежели что не так сказала. Не со зла, - улыбнулась мать, а бабушка обняла её и прошептала:
- Ты сказку создаёшь через вышивание. Ты тоже живой ветер, тёплый и ласковый.
А Инга смотрела на них и жалела, что в руках отца в тот момент не оказалось фотоаппарата. Такое не часто увидишь. Две женщины со светящимися от счастья глазами стоят, обнявшись. А дед, глядя на них, украдкой вытирает выступившие от умиления слёзы и вздыхает:
- Женщины, милые женщины, и что вы со мною делаете?
Отец фотографировал улицу, на которой жил, дома соседей, свой дом, деревья, растущие вдоль улицы, сквер, цветы в нём, старый мост с идущим по нему паровозом, троллейбусную остановку, людей на ней, бегущую с подругами дочь под дождём, котёнка, пытающегося поймать солнечный зайчик.
Иногда отец Инги подолгу наблюдал за своей матерью и вдруг приносил удивительную фотографию. Сидит на лавочке женщина, смотрит задумчиво на полыхающий закат, а возле неё муж авоськой с двумя бутылками молока размахивает, открывает рот, чтобы что-то сказать, - и вот это уже застывший миг истории, семейной истории, а когда застыл этот миг, никто не ведал, кроме того, кто этот миг поймал в объектив.    
Старая водокачка, водопад  с деревянным мостком через него, склонённые к реке ивы, смеющиеся дети во время купания в реке, - всё то, что со временем ушло, было снесено, спилено, срублено, застроено, что измельчало, пересохло и забылось, а на фотографиях отца осталось. Инга знала: всё,  что  когда-то цвело, дышало, жило, бурлило, разливалось на луговых просторах, уже не исчезнет.  И то, что восхищало, что любили, где встречались, где мечтали, - не канет в вечность, пока хранятся фотографии отца.
И вдруг Инга с удивлением обнаружила, когда отца не стало, что его фотографии – это своего рода ещё и портал в её детство. А «детские годы, как сказал кто-то, - это горы, из которых река берёт начало и где определяет своё направление».
Странно, но не через год, не через два в их семье так никто и не притронулся к его аппаратуре. Его «лаборатория» постепенно вновь стала превращаться в кладовку. И это никого не смущало: коробки со старыми вещами, которые было жалко выбрасывать, надо было где-то хранить.
Инга запомнила отца вечно бегающим с фотоаппаратом то за бабочкой, то за матерью, пока не подлавливал момент, когда она раскрывалась, и получалось чудо: смеющаяся женщина, кормящая козлёнка, женщина, бегущая с огорода с пучком моркови под дождём в мокром, облегающем её фигуру платье, или босиком танцующая в луже с маленькой девочкой. Или ругающая чужого петуха, сидящего на теплице с гордо поднятым клювом и смотрящим на женщину, размахивающую руками, или уснувшая на свежескошенной траве в лугах, с полевой ромашкой возле головы, под бдительным присмотром любопытного воробья на ветке молоденькой берёзки.  Инга не помнила, а может, и не знала мать такой, какой её видел отец.
Когда Инга училась в шестом классе, не стало и бабушки, а вслед за ней ушёл из жизни и дед. И остались они вдвоём с матерью. А потом и дом, где прошло её детство, снесли. Мать не тосковала по старому дому, ей нравилась их двухкомнатная квартира на третьем этаже в пятиэтажном доме.
Инге иногда казалось, что матери было просто тяжело жить там, где воспоминания об отце и его родителях бередили душу. Словно незаживающая рана, они не давали покоя ей. С любимыми расставаться тяжело, а терять их навсегда ещё тяжелее. Мать и фотографии спрятала, скорее всего, по той же причине.
 Инга же, когда «подкатывала» грусть-тоска, вспоминала слова бабушки: «Мы живы до тех пор, пока о нас помнят». Именно поэтому она время от времени доставала фотографии, разглядывала их и удивлялась: оказывается, было много чего, что прошло мимо, ускользнуло, не зафиксировалось памятью, осталось не замеченным.
Но некий «вкус» к наблюдению всё же отец успел привить дочери. Может, поэтому она так любила рисовать, и делала это достаточно хорошо. Но после школы решила вначале поработать, чтоб окончательно определиться с выбором профессии. Увлечение – это одно, а работа – это совсем другое. У кого-то происходит совпадение, у кого-то – нет.
«Время покажет», - решила она.
Инга не могла объяснить, почему в зависимости от настроения память подсовывает ей различные воспоминания. Избирательность памяти – это загадка, своего рода лабиринт. Найдёшь правильный выход или отгадку – победил, нет – погрязнешь под грузом прошлого. Как-то преподаватель литературы за месяц до окончания Ингой школы заявил, что все получают то, что заслужили, в зависимости от наработанной кармы.
- А что такое карма? – спросила Инга.
- Это действие, имеющее следствие или результат. Совокупность всех действий, совершённых в жизни, общая энергия этих действий определяет необходимость следующего рождения, новой жизни. Недаром кто-то сказал, что у грехов длинные тени…
- Вы хотите сказать, что мы рождаемся и умираем, потом вновь рождаемся и так… до каких пор?
- Пока не прозреем и не поймём, что никто не виноват в наших страданиях, мы сами их порождаем. Пока не станем видеть причины и следствия, и не освободимся от привязанностей. Любых. Наше тело – лишь способ пребывания в материальном мире. Человек схвачен временем. И это не я придумал. Я не знаток философии Буддизма. Я дилетант, верящий в некую предопределённость. Всё не случайно. И даже этот разговор. Для чего-то нужен вам, мне, нам всем. Просто я пока этого не вижу.
- А как же свобода выбора? – спросила она. – Или выбор – вовсе не выбор, а иллюзия? – Мы получаем то, что заслужили? А изменить-то мы что-то можем?
- Своё отношение к происходящему. И не нарабатывать негативных причин, чтоб не получить соответствующего следствия.
- Я подумаю над тем, что услышала, - пообещала Инга.
Она с детства старалась не нарушать данное слово. К этому её приучил отец. Раз произнёс – исполняй. Лучше не обещать того, что не сможешь выполнить. Инга стала обращать свой взор в прошлое, чтобы найти эту пресловутую причину. И когда удавалось всё же отыскать её, становились понятными события, происходящие с ней в настоящем,
О результатах своих наблюдений она периодически сообщала Серёжке, своему однокласснику и верному рыцарю, провожающему её до дома после школы.
- Ты знаешь, я сегодня с утра начала возмущаться, что все меня используют. И память тут же стала мне подбрасывать факты из моей жизни, подтверждая, что так оно и есть. Знаешь, меня не волновало знание, что если это со мной происходит, да ещё возмущает, значит, я сама поступаю так же, несу по жизни в себе то же самое.
- И кого ты используешь? – спросил Серёжка.
- Мать, наверное, тебя. Ну, если честно, я пока не вижу. Но теоретически, мне кажется, я на верном пути.
- Да мы все друг друга используем, в большей или меньшей степени, потому что живём не на необитаемом острове. Мы взаимодействуем с людьми. Что-то я делаю для тебя, что-то ты для меня, это нормально. Я не совсем понимаю твои терзания на этот счёт. Без обид, ладно?
- Добровольное оказание помощи и навязанное тебе – не одно и то же. Когда я свободна, я с радостью помогаю, а когда меня заставляют, я либо сопротивляюсь, либо ломаю себя, чтобы сделать то, что не хочу, не из-за лени, а просто потому, что понимаю, что не надо делать то, что может пойти не на пользу человеку, а я иду на поводу, и из моей помощи ничего хорошего не получается. Я путано говорю. Ну, это как в библии сказано, что «благими намерениями устелена дорога в ад», - она увидела растерянность на лице Серёжки. – Ладно. Мы потом когда-нибудь поговорим об этом, когда я сама разберусь. И какие могут быть обиды? О чём ты говоришь? Я пытаюсь искать причины тех следствий, в которых оказываюсь. Пока не очень получается, правда.  И ещё я уяснила, что обиды уводят нас с истинного пути в дебри, из которых потом очень сложно выбраться. Надо в зародыше пресекать любое недовольство…
- И в этом тебе помогает, конечно же, поиск причин…
- Не ёрничай. Я нашла метод, чтоб не погрязнуть в обидах. Достаточно простой и действенный. Не спрашивай, сама скажу. Это переключение на что-нибудь иное. Мысленное переключение. Либо говоришь себе: «Стоп! Обиды не допустимы». Можешь попробовать. Помогает. Перестаёшь обвинять людей. Ведь, вполне возможно, им ничего не известно о твоих мытарствах, и они не хотели тебя обидеть, когда говорили то, что тебя обидело.
- А потом ты всё равно ищешь причину?
- Да. Раз я на что-то реагирую не совсем точно, значит, есть для этого причина…
- Как всё запущено! – засмеялся Серёжка.
- Смейся, смейся, а если хочешь пребывать в радости, не позволяй себе «проваливаться» в обиды. Можно столько всего накрутить, придумать того, чего и в мыслях не было у человека…
- Как в известном анекдоте. Пока поднимался к соседке за дрелью, столько наворотил, вообразил, что когда она открыла дверь на его звонок, с порога послал её, куда подальше и ушёл, оставив бедную женщину в недоумении.
- Ну, где-то так, - вздохнула девушка.   
После окончания школы Инга устроилась в фотоателье приёмщицей заказов. Выписывала квитанции, выдавала готовые фотографии, выслушивала претензии, советовала вернуть некачественную работу или пересняться заново. Но люди слишком торопились, а многим просто было всё равно, как они будут выглядеть на пропуске или паспорте.
- Похож? – иногда спрашивал какой-нибудь молодой человек не ради выяснения истины. А чтобы пообщаться с симпатичной девушкой.
- Не очень, - честно отвечала Инга.
- Значит, в жизни я интересней? – с надеждой спрашивал он. - Может, тогда в кино сходим?
- Нет.
- Это «нет» на первый или второй вопрос?
- На оба сразу.
Два раза в неделю она занималась на курсах после работы. Сергей же по вечерам учился в институте, а днём работал на заводе. На выходные дни культурную программу оговаривали заранее. Так сложилось.
А потом она поступила в педагогический институт на дневное отделение, полностью погрузилась в учёбу, но с Серёжкой они по-прежнему проводили выходные и каникулы вместе, обсуждали прочитанные книги, новые фильмы, катались зимой на лыжах и коньках, летом бегали по утрам, ездили на речку позагорать и поплавать, ходили в походы.
Серёжка периодически рассказывал забавные истории из жизни заводских будней, над которыми Инга смеялась от всей души. Она так и не смогла выяснить, придумывает ли Серёжка байки или всё это на самом деле было. Она как-то посоветовала ему записывать смешные истории.
- Юмористов у нас и без меня хватает. А если честно, я бы рад был бы хоть что-то записать, но как только открываю тетрадь и начинаю смотреть на чистый лист, сразу же одолевают мысли об ответственности за каждое написанное слово. Я начинаю думать, как кто-то станет читать мною написанное, и меня словно парализует. Ни единого слова. Вру. Как-то я написал на первой странице одно слово: «Рассказ». И всё.
- Может, тебе воспользоваться диктофоном?
- Пробовал. Стоит этакая «зараза», а я на неё гляжу и думаю, я же не идиот, чтоб самому себе рассказывать то, что наблюдаю каждый день у себя на работе? Одно дело, когда я тебе об этом сообщаю, вместе и посмеяться можно, и совсем другое в полной тишине хихикать над тем, что сегодня было с Васькой или Климычем? Короче, писателя из меня не получится.
- Ты великолепный рассказчик…
- Шут, хочешь сказать?
- У тебя искрящийся юмор…
- Только короткого замыкания мне и не хватало после каждой шутки. Слово брякнул, без света подъезд оставил. Не, это не для меня.
- Серёж, ты когда-нибудь задумывался, что такое время вообще?
- Я даже и в частности о нём стараюсь не думать. Тик-так, тик-так, и вот уже три года прошло со дня окончания школы. И дел особых не совершил, сплошные будни. А в школе нам талдычили, что в жизни всегда есть место подвигу. У меня позавтракать нормально не получается, бутерброды на ходу в рот запихиваю. Так что я в плену у времени. Про остальных не буду говорить, но думаю, что мы все его пленники.
Манящая загадка движения времени оставалась для Инги, по-прежнему, загадкой. Время то летело неумолимо, то словно замирало, то размеренно тащилось, как разбитая кибитка по старой дороге, то суетливо выкидывало куда-то целые отрезки, то не совпадало никак с тем, что происходило с ней: она могла закрыть глаза, хорошенько выспаться, а при пробуждении обнаружить, что прошло всего пять минут. Самое смешное, что и рассказать об этом она никому, кроме Серёжки, не могла. Потому что у нормальных людей время движется с постоянной скоростью. А вообще, кто проводил опрос населения по этому поводу? Инга не знала, во всяком случае, данных у неё не было.
Она посмотрела на Серёжку:
- Пленники, говоришь? А ты хотел бы вырваться из этого плена?
- Не знаю, - растерялся Сергей. – А что я получу взамен? Я же не Бог, чтоб повелевать стихиями и управлять пространством и временем, гулять по другим измерениям и видеть будущее.
- Ты думаешь, что только Боги могут видеть будущее?
- Наверное, и среди людей есть исключения. Но их не так много.
- А в прошлое можно попасть?
- Ты про машину времени?
- А без машины времени можно?
- Инга, ну чего ты меня пытаешь? Откуда я знаю? С моим дедом происходили странные случаи, но ему никто не верил, считали, что он спятил или выжил из ума. Он умерших видел, разговаривал с ними, как мы с тобой. Пропадал периодически, а потом вновь появлялся. И при этом заявлял, что побывал в другой реальности, или что побродил в прошлом веке, а однажды заявил, что в будущее попал. Мать говорила, чтобы я его не слушал, что он всё выдумывает. А на него кричала, чтобы не морочил голову ребёнку. Но он реально исчезал. Однажды даже из-за праздничного стола исчез. Сидел вместе со всеми. Ел-пил и вдруг – раз, а деда нету. Тарелка его стоит, стул тоже, а деда нет. А дня через три появился в гостиной, где мы смотрели телевизор. Словно свет включили и деда проявили. Он стоит и улыбается. А матери с отцом не до улыбок. На их вопросы, где он пропадал, спокойно объявил, что во Франции оказался в восемнадцатом веке, что пришлось часы обменять на одежду. И только тогда мы с ужасом обнаружили на деде несусветный наряд, а в узелке он держал ту самую одежду, в которой исчез из-за праздничного стола.
- Почему ты мне никогда не рассказывал об этом раньше? – спросила Инга.
- Зачем? Иметь деда «путешественника во времени», это, по меньшей мере, не совсем нормально. Кто-то, кажется, фантастический рассказ написал о нечто подобном. Моего деда периодически клали в психушку, откуда он благополучно исчезал. А однажды исчез и не вернулся больше. Для матери – это не фантастика, а реальность, которую ей никто не смог объяснить. На деда повесили ярлык: «не нормальный». И в семье решили больше не вспоминать о пропавшем. Погрустили, поплакали, словно похоронили. А мне иногда кажется, что я проснусь, а дед сидит на краю моей кровати и улыбается. Но его уже больше семи лет нет. Забудь. Это бред какой-то. А может, он был просто иллюзионистом? А потом взял и уехал куда-нибудь в сибирскую тайгу? Сбежал из психушки и живёт где-нибудь в глубинке, фокусы больше не показывает, стал нормальным человеком…
- И ты веришь в то, что говоришь? – спросила Инга.
- Не очень, если честно. Но это всё же какое-то разумное объяснение.
- А зачем оно тебе? – Инга хотела понять мотивацию друга.
- Что?
- Объяснение. Мне кажется правда важнее. Другое дело, что мы никогда до неё не докопаемся, даже если будем рыть денно и нощно.
 - Я себя идиотом в квадрате чувствую, - признался Серёжка.
- А я завидую тебе, потому что ты жил рядом с великим человеком: либо сказочником, либо настоящим путешественником во времени.
На следующий день Инга проснулась со странным ощущением ожидания чуда. Она не могла объяснить, зачем полезла в шкаф, где лежали альбомы с отцовскими фотографиями. Просто родился некий импульс. И почему из огромной массы фотографий, она выбрала две старые фотографии. Она тоже не могла объяснить.
На одной - улыбающаяся девушка с миндалевидными глазами грозила пальцем кошке, стоящей на задних лапах, а  из-за бочки с водой выглядывал щенок, готовый к прыжку. Девушка с восточной внешностью - это троюродная сестра Татьяна, лет на пятнадцать старше самой Инги. На другой фотографии  – дядька Инги, Володя, года на два младше Таньки. Он застыл с гордо поднятой клюшкой, а сидящий в воротах мальчишка недоумённо смотрел на шайбу. То ли оттого, что они были почти одного возраста  с Танькой, Инга считала Вовку троюродным братом. Она достаточно мало общалась с ними, всю информацию она получала в основном от бабушки.
Говорили, что у Татьяны отец был китаец, который сбежал от её матери, когда дочери исполнилось года три. В семнадцать лет Танька стала петь в доме офицеров, в восемнадцать - завербовалась на комсомольскую стройку. Что-то не ладилось у неё в жизни... Года через четыре она вернулась домой с двухлетней дочкой.
Вовка к тому времени женился на медсестре той самой больницы, где работал шофёром на скорой помощи. Говорили, что он болен туберкулезом... Поговаривали также о том, что у него тайная связь с Танькой. Где был отец Танькиной дочери, похоже, никто, кроме самой Таньки, не знал, а она никого не посвящала в подробности своей жизни. А потом интерес к их жизни поутих, потому что старые дома, наконец, снесли, люди получили новые квартиры. На бывшей улице, что так любил фотографировать отец Инги, построили большой магазин, спортивную школу с бассейном и многоэтажный дом с детской площадкой.
Инга положила две фотографии рядом, и вдруг ей пришла в голову замечательная, с её точки зрения, идея. Она позвонила Серёжке и сообщила, что на выходные все мероприятия отменяются.
- Хочу провести один эксперимент. Ты мне будешь нужен, - заявила Инга.
- В качестве подопытного кролика, что ли? – поинтересовался её друг.
- Не ёрничай. Дело серьёзное.
- Ты меня пугаешь, - засмеялся Серёжка.
- Ничего смешного не предвидится, - достаточно строго произнесла Инга.
- Это я уже понял, - вздохнул он.
- Завтра в двенадцать жду.
- Пароль забыла сообщить. Конспирацию надо соблюдать, - сказал Сергей.
- Балбес.
- Понял.
- Это ты балбес.
- А пароль?
- Пароля не будет. Звонишь три раза, потом стучишь, - сказала Инга, - дверь  откроется, после чего переобуваешься и проходишь в мою комнату. Ясно?
- Ясно-то ясно, а если твоя мать откроет? Что я ей скажу? – спросил Сергей.
- Здравствуйте. Ещё вопросы?
- Вопросов больше нет.
- Тогда до встречи, - Инга положила трубку и посмотрела на старый альбом, лежащий на диване.
Она никак не могла успокоиться: предстоящее мероприятие уже захватило её целиком. Хорошо ещё, что ждать оставалось не долго, потому что фантастическая идея пришла ей в голову накануне выходных дней. Как пройдёт её эксперимент, она не знала. Всё было на уровне предположений, не более того. Но сама идея ей понравилась. Она настраивала себя на провал, чтобы не расстраиваться потом.
Кто-то позвонил. Она распахнула дверь, готовая отчитать Серёжку, напомнить ему, что мероприятие состоится завтра, а не сегодня, и увидела улыбающегося Вовку. Оказалось, что он привез врачей скорой помощи в дом, где она жила. Он стоял у порога, смущенно смотрел на девушку, в которой с трудом можно было узнать девочку в белой панаме, вечно пристающей к нему с вопросом, почему он такой большой, а читает так плохо? Что он мог ей тогда ответить? Что бросил учиться, потому что мать не могла прокормить его и брата на те крохи, что ей платили? Что он разгружал по ночам вагоны, а с утра от усталости и голода не мог встать и бежать в школу? Что? Он ничего не говорил. Инга протягивала ему бутерброд и просила не отказываться от угощения.
- Вовка?! – воскликнула Инга.
- Ты совсем взрослая стала. А я вот... пока врачи возле больного, решил заглянуть... Пойдем, я тебя на машине прокачу.
Его веснушки при этом стали еще рыжее, а из кепки он готов был сделать веревку.
- А вдруг врачи выйдут, а тебя нет? – спросила Инга.
- Минут пятнадцать точно есть.
Что и говорить, он чувствовал машину, получал удовольствие от вождения. Именно таким и должен быть водитель скорой помощи: профессиональным, умеющим предвидеть ситуацию на дороге, вовремя сориентироваться, надёжным и любящим свою работу. Инга с восторгом смотрела на него. 
- Ты знаешь, - вдруг признался Вовка, - я всегда боялся тебя. Этакая кроха, а я взрослый, но ты не такая, как все. Это я точно знаю. Ты как будто из другого мира, неземная... А я вот женился... А зачем, и сам не знаю... Запутался я...
- Ничего, разберёшься. Ты только будь честен с собой...
Вовка промолчал. Они подъехали к дому Инги в то самое время, когда врачи выходили из подъезда. Он схватил её за руку, как-то неуверенно пожал, и еле слышно проговорил:
- Прощаться надо. А мы так и не поговорили. Так хоть свиделись. Ты это, не пропадай, что ли.
- Ты это себе говоришь? – спросила Инга.
- Ага, - засмеялся Вовка. – Ты ведь это, того, даже не знаешь, где я живу. Я ведь у жены обитаю. А брат c семьёй в квартире живёт, что нам дали, - он помог ей выйти из машины. – Куда теперь? – спросил он подошедшего врача.
- На Весеннюю.
- Поехали, - сказал Вовка то ли врачу, то ли Инге, сел на место водителя, захлопнул дверь и включил сирену.
Инга откуда-то знала, что они больше никогда не встретятся с Вовкой. Она смотрела вслед удаляющейся машине и думала о превратностях судьбы.
«Странно, именно сегодня я достала его фотографию, и мы сегодня же  встретились. Он оказался рядом с нашим домом, и смог зайти ко мне в гости», - подумала она и пошла домой.
Какое-то время она ходила из угла в угол, пытаясь успокоиться, потом вспомнила, что обещала матери забрать из химчистки вещи, достала из шкафа плащ, шарф, оделась и пошла на остановку троллейбуса. Народу было не так много. За её спиной ярко накрашенная женщина и молоденькая девушка лет шестнадцати с восторгом обсуждали, как им удалось раскрутить клиентов в гостинице. Девушка называла женщину мамой.
«Только в безумном мире возможно такое, - подумала Инга. – Мать и дочь занимаются проституцией в тандеме. И для них это норма. Страшно».
Она повернулась и, присмотревшись, узнала в женщине легкого поведения Таньку. - Этого не может быть, - прошептала непроизвольно Инга. - Танька... Как же… - она запнулась. – Как же твоя дочь на тебя похожа... И что дальше? – чуть не плача, спросила она.
Танька смутилась и выпалила:
- Это моя подруга... А я тебя сразу узнала... по глазам... Инга... выросла, а глаза всё те же, душу выворачивают наружу, - она опустила голову.
Подошел троллейбус, и девушка  нетерпеливо прокричала:
- Мам, хватит базарить, поехали домой. Я выспаться хочу до вечера...
Танька ссутулилась и побежала. Двери за ней захлопнулись. Она уехала, а Инга осталась на остановке, совершенно позабыв, что ей  надо было ехать на этом же троллейбусе до химчистки.
«Вот и ещё одна встреча. Что заставило её стать такой, какой она стала? А дочь? Как она могла? А впрочем, что я знаю о ней, чтобы судить? Жаль. Бабушка говорила, что у Таньки ангельский голос, что она проживала песню, а не просто пела. Что ж за карма у неё такая? Врагу не пожелаешь. А может, она не видит, что упала на самое дно и дочь туда же утянула? Ослепла. А что же будет с ней, когда прозреет»? – Инга поёжилась от порыва ветра и побежала домой, не став дожидаться, когда придёт следующий троллейбус.
- На сегодня хватит впечатлений, - проговорила она вслух. – Хватит!
Мужчина посмотрел на пробегавшую мимо девушку и спросил:
- Это вы мне?
- Нет, это я себе говорю.
- Странно.
- Конечно, даже очень странно, - согласилась она с проходившим мимо мужчиной и вдруг остановилась. – Чего я так разволновалась? – спросила она.
- Вы у меня спрашиваете? Так я вас впервые вижу, - сказал мужчина и ускорил шаг.
- Я у себя спрашиваю, - еле слышно проговорила она, и вдруг пришло успокоение от понимания, что она ничего не может изменить ни в жизни Таньки, ни её дочери, ни в жизни Вовки.
Они все заложники следствий. И каждый из них проходит свои испытания, а она – свои. Ночью Инге приснилась бабушка. Она молча сидела в кресле и улыбалась, а потом встала и сказала:
- Пора и честь знать. Побывала в гостях, посмотрела, как ты живёшь. Привет тебе от отца и деда.
- Подожди, я хотела спросить про фотографии старинные. Помнишь?
- У меня теперь иные заботы. Тебе придётся разбираться с земными проблемами самой. Ты справишься. Ты умненькая.
- А как же?
- Сказала же, разберёшься, - бабушка подошла к двери и вдруг исчезла.
Инга проснулась со странным ощущением, будто сон был не совсем сном.
«Может, правда, бабушка в гости заходила?  Мёртвые в гости не ходят, – подумала она. – Нет, я же спала. Сон. Точно сон».
Мать с утра объявила, что решила съездить к тётке.
- Всё собираюсь, собираюсь и никак не соберусь. У неё день рождения сегодня, съезжу, поздравлю, пообщаюсь. Ей приятно будет. А ты здесь не скучай.
- Ко мне Серёжка в гости придёт, - сообщила Инга.
- А-а-а, твой верный рыцарь? Тогда я спокойно могу ехать, - сказала мать. 
Ровно в двенадцать часов позвонил в дверь Сергей.
- Здравствуй, - сказал он.
- Привет!
- Мы так не договаривались. Ты должна придерживаться правил конспирации…
- Щас по башке дам, и всё встанет на свои места. И моё «здравствуй» в ответ не понадобится.
- Ух, а то я уже волноваться начал. А всё ли с тобой в порядке? Говорила о загадочном эксперименте, а, оказывается, ты просто хотела меня видеть.
- Куртку сними, балабол, - улыбнулась Инга.
- Как скажешь, так и будет. А может, всё же побродим по осеннему парку. Дождя не предвидится. Красиво…
- Конечно, побродим, но вначале дело. Всё остальное – потом.
- Понял. Вначале деньги – потом стулья.
- Молодец, - пробубнила Инга и открыла дверь в свою комнату, где на диване лежала стопка фотографий.
Она перехватила его взгляд и объяснила:
- Это я заранее отобрала для эксперимента. Садись на пол.
- Лучшего места, значит, не заслужил?
- Я сяду рядом. Вернее, напротив тебя.
- Успокоила, - улыбнулся Сергей и сел на пол посреди комнаты.
Инга разложила фотографии по кругу так, что они оказались внутри этого круга.
- Ровно двенадцать фотографий. Это наши с тобой часы…
- Здорово! – воскликнул Серёжка. – А я кукушкой работать буду, каждый час озвучивать?
- Опять за старое? – спросила Инга.
- Должен же я выяснить, какую роль ты мне во всё этом отводишь? Одно предположение не оправдалось. Мелочь, а приятно. Значит, куковать не буду… А как насчёт…
- Кукарекать тоже не надо, - сказала Инга.
- Успокоила. И какова моя роль во всём этом?
- Не знаю, - призналась Инга.
- По крайней мере, честно. Если я правильно понял, то ты хочешь проверить, могла ли твоя бабушка оказываться в прошлом, с помощью фотографий или ещё чего-нибудь, брала ли она из того самого света, о котором ты говорила, действительно, некую книгу, дневник далёкого родственника, затерявшийся во времени, и читать тебе истории, записанные когда-то? Но меня интересует вопрос весьма прозаический. Если всё же случится чудо, туда, куда мы отправимся, мне морду не набьют? Пришлых парней ведь не жалуют…
- В зависимости от того, как себя вести будешь. А если честно, откуда мне знать?
- Мило. А какое время года там сейчас, ты хоть знаешь? А то, может, мне надо за тулупом и валенками домой бежать?
- Там лето.
- Прекрасно. В тридцатиградусную жару мужик в джинсах, свитере и домашних шлёпанцах тащится за девушкой в домашнем халатике и в тапочках с собачьими мордами по улице. Мы будем вписываться в обстановку. Ты всё продумала.
- Сними свитер, остальное – сойдёт. Ну, а я поменяю обувь. Я выбирала фотографии, связанные с тем местом, где прошло моё детство.
- А я должен буду тебя охранять, пока ты гуляешь по давно исчезнувшей улице? – спросил Сергей. – А если там твой отец с фотоаппаратом нам навстречу. И – раз! – снимок для истории.
- Что? – спросила Инга.
- Ничего. Это я так. У тебя на фотографиях отца только знакомые?
- Нет, конечно. Ты хочешь сказать…
- Уже… - произнёс Сергей.
- Что?
- Сказал.
- Я давно не пересматривала фотографии отца, - призналась Инга.
- Тогда пересмотри, - предложил Сергей.
- Это всего лишь твоё предположение. И я не думаю, что такое в принципе возможно. Скорее всего, ничего не произойдёт, - она дотронулась до фотографии, как это делала её бабушка, но свечение не появилось.
- И?
- Я что-то упустила, - призналась Инга. – Что-то было ещё. Надо было что-то ещё сделать. Но что?
- Это ты у меня спрашиваешь? Логично, - произнёс Серёжка.
- У себя. Кристалл. Где кристалл?
- Я не глухой. Но даже если бы ты прокричала этот вопрос ещё громче, я бы не смог тебе ответить. Я понятия не имею, про какой кристалл ты спрашиваешь, а уж, тем более, где он спрятан.
    - Там, - Игна показала пальцем на ящик комода.
- И что? Я должен срываться с места и бежать к вашему комоду, как собака при команде: «Фас»! или «Ищи»!
- Я вспомнила, - сказала Инга серьёзно.
Она достала прозрачный кристалл и положила его между собой и Серёжкой.
- Может, заклинание надо произнести? – предположил он.
- Помолчи.
- А то испепелишь? Или обратно не заберёшь? И буду я там мыкаться. А завтра в дверь тебе позвонит сорокалетний мужик и скажет: «Привет»!
- Я вообще не знаю, исчезнем ли мы отсюда.
- Хорошее признание, - сказал Сергей. – И, самое главное, вовремя сделанное.
- Нас с бабушкой никто из родных не тревожил, когда она раскладывала фотографии.
- А, может, просто вас никто не видел? – вновь предположил он.
Инга пожала плечами.
- Ладно. Гулять, так гулять… По крайней мере, будет что вспомнить.
- Мне тоже страшно. С бабушкой было проще.
- А может, ну, его, твой эксперимент. Чем тебе наше время не нравится? – спросил Сергей.
- Дело не в симпатиях. Это возможность…
- Да ещё какая! – продолжил её друг.
- Если не хочешь отправляться вместе со мной, выйди из часов…
- Ку-ку! – засмеялся Сергей. - Всё же ты мне роль кукушки отвела.
- Я имела в виду, что ты можешь выйти  за пределы круга из фотографий, в котором мы сидим.
- И мне это ничегонеделание уже порядком поднадоело. Ты уж давай, запускай скрытый механизм. Чего расселась? Время… - Серёжка постучал по циферблату своих часов.
- Правильно! Надо дотрагиваться до той фотографии, которая совпадает с реальным временем.
- Тогда, поехали! – выкрикнул он и вдруг осознал, что сидит вместе с Ингой на пыльной дороге возле деревянного дома с резными наличниками, с палисадником, в котором цвели разноцветные ромашки.
- Вставай, - сказала Инга. – Я хочу пройтись по улице своего детства.
Она не могла поверить, что вокруг неё – реальные дома, деревья. Инга подбежала к соседнему дому и стукнула по нему кулаком.
- Ой! – завопила она. – Больно! Серёжка, кирпичи настоящие.
Им навстречу шёл пожилой мужчина с авоськой. Инга отвернулась, ей показалось, что дед может её узнать. Серёжка взял девушку за руку. Они ещё немного прошли по улице, из переулка выскочила собака Нюська, которую Инга подкармливала в детстве. Характер у собаки был самый, что ни на есть вздорный, она облаивала всех незнакомых и знакомых, кроме Инги. И то только потому, что та её кормила. Нюська подбежала к девушке и замерла в недоумении. Перед ней была выросшая за одну ночь девочка, которая ей приносила еду. Нюська потёрлась об её ногу.
Дед Прокофий, сосед Инги, идущий с полными вёдрами воды, поставил их от удивления на землю и проговорил:
- Что это с собакой? Она же ни к кому не ластится. Всех облаивает только. И где это мой сосед с фотоаппаратом? Это же чудо. Девушка, вы чья же будете?
- Мамина, - улыбнулась Инга. – Я не отсюда.
- А собака признала за свою, - он подхватил вёдра и пошёл дальше.
Серёжка слегка сжал руку девушки:
- Давай вернёмся. Для одного раза, может, хватит?
Инга растерянно посмотрела на Серёжку.
- Что? Ты не знаешь, как это сделать? Влипли мы с тобой по полной программе? – спросил он.
Она молча закивала головой. Они подошли к скамейке возле огромного дерева.
- Садись, думать будем. А то мы с тобой, как два тополя на Плющихе.
Мимо пробежала девочка в цветном сарафанчике.
- Это Катька, моя подруга. Она на год старше меня. А Мишка, к которому она побежала, мой ровесник. Мы до пятого класса в одном классе учились.
- А я в седьмом пришёл в ваш класс. Значит, не пересеклись. А это что за красавица? – спросил Сергей.
- Не узнал? Это же моя соседка.
- Твоя соседка – горькая пьяница. Они с мужем на пару бутылки собирают…
- Это она после гибели сына стала пить. Он под машину попал у неё на глазах. Она в стрессовом состоянии машину перевернула. Но мальчишка был уже мёртв.
- Ужас. А сейчас она счастливая, молодая и трезвая. Ладно, давай вернёмся к нашей проблеме.  Фотография, до которой ты дотрагивалась где? – поинтересовался Сергей.
Инга полезла в карман халатика и достала фотографию.
- Пошли к твоему дому. Мне, кажется, я знаю, что делать.
Они вновь оказались возле деревянного дома, в палисаднике которого росли ромашки. Молодой человек обнял девушку, поправил прядь её волос, и в этот момент из калитки вышел молодой мужчина с фотоаппаратом. Собака, что так и не отстала от Инги, легла возле её ног, и, казалось, уснула.
- Ловите! – крикнул отец Инги и бросил молодым людям букет незабудок.
Словно дождь из цветов обрушился на головы им, Инга засмеялась, стала ловить цветы, Нюська подпрыгнула и поймала зубами цветок, Серёжка восторженно поднял руки, а фотограф, улыбаясь, произнёс:
- Поймал! Чудесный снимок будет, - и, извинившись, побежал во двор дома, откуда послышался смех девочки и призывный крик:
- Папа! Папа! Ко мне стрекоза на руку села!
Инга уткнулась носом в Серёжкино плечо и заплакала.
- Ну-ну, милая, успокойся. Нам надо думать о возвращении. Хотя с тобой мне всё равно, в каком времени жить. Работу найду. Жильё снимем. Ну? Как тебе такая перспектива?
Инга виновато посмотрела на Серёжку:
- Прости. 
- Забудь. Это же прикольно. Будем ходить в гости к твоим родным. Своих отыщу.
- Ты это серьёзно? – спросила Инга.
- Я пытаюсь искать выход. Хоть какой-нибудь. У нас на каждую фотографию отведено по часу в реальном времени. Ты же часы выложила на полу. Так? А сколько мы здесь с тобой гуляем? – он посмотрел на часы. – Не идут часики. Ладно, Бог с ними. Мне кажется, что нас всё равно через час вытолкнет отсюда пространство.
- У меня очень хорошее чувство времени, - сказала Инга, вытирая слёзы ладошками, как маленькая. - Минуты через две мы вернёмся, если твоя теория верна. Так что можно снова сесть.
- Ты это, достань фотографию, вдруг всё же дело именно в ней.
Инга увидела свет, исходящий от фотографии.
- Время пришло, - прошептал Сергей и обнял девушку.
Они оказались в комнате. Инга чуть отстранилась от Сергея и тихо произнесла:
- Вернулись. А были ли мы там? Реально ли всё это происходило с нами или просто привиделось?
- Фотография, - сказал односложно Сергей.
- Конечно! – она кинулась ему на шею и поцеловала в щёку.
Инга всё доставала и доставала альбомы, пакеты, пакетики из тумбочки книжного шкафа.
- Работы до утра хватит, - вздохнул Сергей.
- Нет. Все фотографии разложены по годам. Я помню, когда отец снял стрекозу у меня на ладони. Мне тогда было шесть лет, - говорила Инга и при этом откладывала альбомы в сторону. – Вот, всего один альбом остался. Так, это не то, не то. Зимние фотографии нам не нужны, осенние и весенние – тоже. Вот! Лето. А вот и стрекоза на моей ладони. А перед этим, - Инга  растерянно развела руки в стороны, - той фотографии нет.
Она испытала разочарование.
- Ничего. Слышишь? Вот тебе и ответ на мой вопрос…
- Не торопись, - вдруг сказал Сергей. – Что написано на альбоме? «Моя дочь». Ты думаешь, что твой отец знал, что фотографирует свою дочь с молодым человеком, для того, чтобы всем показывать, какой станет его дочь в двадцать один?
- Ой! Инга вновь кинулась Сергею на шею и поцеловала в щёку.
- Милая традиция, - улыбнулся он. – Мне нравится. Можно повторить.
Инга не отреагировала на его шутку. Она стала рассматривать надписи на пакетах.
- Вот! «Милые незнакомцы». Она стала вытаскивать фотографии. Если здесь нет… - она не договорила. – Я нашла! Слышишь, нашла! - она протянула фотографию Сергею. – Замечательный снимок. Я такая счастливая! А цветы всё падают и падают. Собака с цветком в зубах. А ты… ты…
- Я просто люблю ту девушку, что ловит цветы, - сказал Серёжка. – Твой отец настоящий фотограф. Я бы тоже так хотел, - вздохнул он, положил аккуратно снимок на диван и посмотрел Инге в глаза.
- Я тоже,  - прошептала Инга.
- Что? – спросил Серёжка.
- Хочу быть фотографом, - засмеялась она. – Потому что люблю восторженного чудака с разведёнными в стороны руками. Чего поймать-то хотел?
- Мгновение откровения, когда понял то, что понял, - улыбнулся Сергей. – Но это ещё не всё. Вас с бабушкой никто не тревожил, потому что вы возвращались в то мгновение, из которого исчезали. Вы отсюда никуда не пропадали. А с какого-то времени бабушка просто приподнимала завесу для себя и рассказывала тебе то, что видела сама. Я думаю, всё дело в кристалле. Если его повернуть как-то иначе, время остановится, пока «окно» приоткрыто.
- Это ты сам до этого додумался?
- Нет, сосед подсказал. Я на часы посмотрел. Они снова пошли. Когда мы сюда вернулись, а на твоём будильнике точно такое же время. Ну, я и подумал.
- Это же здорово! – воскликнула Инга. – Если можно приоткрывать щель в прошлое, то и переживать не надо, сиди, смотри кино. И мы сможем…
- Это всего лишь предположение, - отрезвил её Сергей. - А может, с какого-то времени, когда ты повзрослела, твоя бабушка одна путешествовала, а потом возвращалась и рассказывала тебе о том, что увидела там. Логично? Для тебя она никуда не исчезала. Она просто сидела рядом…
Инга собрала фотографии с пола и вдруг воскликнула:
- А где кристалл? Куда он делся?
- Я забрала его, - Инга увидела, как сквозь туман, бабушку.
- Зачем? – спросила Инга.
- Я должна его вернуть, - услышала она, глядя на исчезающую на глазах бабушку.
- Зачем? – крикнула девушка, но никто ей не ответил.
- Я ничего не понял. Одни вопросы. Предполагалось, что кто-то должен был тебе ответить или уже ответил. Просто я не видел того, кому предназначались твои вопросы, и не слышал, что он ответил. Так? Кристалл исчез, и ты знаешь, кто его забрал, но не знаешь, зачем? Так? Это была твоя бабушка? Так?
- Так. Путешествий больше не будет, - вздохнула Инга.
- Каждая фотография – это уже застывшее мгновение прошлого. А твоя память может оживить его. Разве не так?
- Так, - согласилась Инга. - Всё так. Хотя, то, что сегодня произошло – это чудо, которого могло бы и не быть. Мать до сих пор называет отца и его родителей сказочниками, а отца ещё иногда повелителем волшебного мгновения. 
- А как же карма и причины, из-за которых мы пожинаем следствия? – спросил Серёжка.
- Их никто не отменял. Интересно, кто подарил бабушке магический кристалл? Может, по наследству достался? В том, что он был магическим, у меня нет никаких сомнений. И почему мне раньше не пришла эта фантастическая идея в голову? Почему?
- Судьба виновата, - сказал Серёжка.
- Или моя глупость.
- Значит, на то были определённые причины, как ты любишь повторять. Ты мне позволишь увеличить снимок, сделанный твоим отцом, тот самый снимок, где ты ловишь незабудки?
- Да, - она подошла к окну, посмотрела на мокрые дорожки.  – Как непостоянна погода: то солнечно, то пасмурно. Осень. А только что было лето. Ты представляешь, нас сфотографировал мой отец, которого уже тринадцать лет нет в живых. А его творение пролежало в пакете пятнадцать лет. У меня в голове хаос от всего случившегося. Я ничего не понимаю, честно. Как это называется?
- Фотография. Фотография, сделанная настоящим мастером, - улыбнулся Серёжка, обнял девушку и почти беззвучно добавил: - Он поймал момент моего осознания, как сильно я тебя люблю.

Январь 2015 год