Большое в малом и малое в большом

Замок опустел. Лишь звенящая тишина в сумерках бесконечных лестничных пролётов. Изредка эхом отдавались чьи-то шаги в глубине мраморных залов. И вновь всё умолкало…

Ещё вчера поминальная трапеза, как это зачастую случается, переросла в бурную попойку с плясками и мордобоем. Эти бравые доны и кабальеро, разодетые доньи, мало чем отличавшиеся в своей пудре и румянах от перепачканной черни – все они ещё до погребения дона дель Морра в молчаливом согласии, свойственном опытной разбойничьей шайке, делили хозяйское добро. Мебель, картины, портьеры, кухонная утварь, чулки и панталоны, канделябры и ковры, пыльные доспехи и покрытое плесенью содержимое чулана – всё, вплоть до дверных петель, было свалено в кучу в большом каминном зале, ожидая дележки…

Я разглядывал причудливые узоры балдахина. Широкая и до боли в пояснице мягкая кровать побудила меня наконец подползти к её краю и медленно свесив ноги привстать. Вся спальня как будто хранила тепло и аромат духов дона дель Морра…

Он лежал в гробу с непривычным для него при жизни серьёзным выражением лица. Непривычно бледный, непривычно неподвижный. Люди, что подходили проститься с ним, словно одевали маску печали. Ожидая своей очереди, они перешёптывались, шутили, кто-то, даже не стесняя себя приличиями, прыскал смехом, скорее похожим на ржание, чем на приступ кашля, под который любой такой непроизвольный порыв неумело маскировался…

Насколько это было возможным, я осторожно ступал по дорогому паркету. Солнце уже село и сквозь пыльные витражи сочился призрачный свет луны. Мириады пылинок играли в этих тусклых лучах. В носу свербело то ли от пыли, то ли от лунного света, то ли от их сочетания…

Вчера вечером все были погружены в праздник общей беды. Утрата сюзерена, родственника, товарища, соседа всей скорбностью момента не могла перевесить алчность ожидания тех материальных благ, что можно будет урвать после оглашения последней воли покойного. Хотя, для них это была лишь очередная формальность, дань традициям. Их лица были мечтательно светлы, как у детей в канун Рождества…

Раскатистым эхом по всему замку прокатилось моё внезапное чихание и растаяло в ночи. Я буквально потерял равновесие и был вынужден опереться о стену. Рука моя нащупала нежную бархатную ткань…

Когда сальность шуток сравнялась по крепости с градусом выпитого алкоголя, собрание решило не дожидаться завтрашнего церемониала. Всем не терпелось узнать как сильно их ценил дон дель Морро. Его любовь они смело конвертировали в столовое серебро и дорогой хрусталь…

Я высморкался в бархатную занавеску. Меня заинтересовало, что же она скрывает: уходя высоко к сводчатому потолку, ткань словно рождалась из темноты надо мной...

По толпе пронеслось оживление. Подбадриваемый улюлюканьем и нестройными аплодисментами я направился к центру зала и взгромоздившись на свалку имущества покойника, чтобы меня все хорошо видели, я достал из-за пазухи конверт и аккуратно и методично складывал и разрывал его на мелкие кусочки…

Ах… Ткань скользнула вниз и накрыла меня с головой…
Ах… Накрыло меня возгласом собравшихся. Но едва последний обрывок конверта и его содержимого достигли пола, как распростёртые в произвольном порядке и застывших позах тела своей неподвижностью провожали отзвуки этого «Ах». Замок опустел…

Сидя на полу я всё-таки смог выпутаться из плена бархатной занавески и отшвырнул её подальше от себя. Краем глаза я заметил движение напротив того места, где сидел. Я поднял взгляд…

Я сошёл вниз и направился к спальне дона дель Морро, как только не без труда отыскал в груде вещей предмет гардероба излюбленного мной…
…оранжевого цвета накидку небрежно смятую и нелепо сидящую на нём, зелёного цвета камзол и панталоны, черноту его волос и бороды – всё это я в мгновение ока изучил, как только пред взглядом моим предстал карлик, сидящий на полу и в упор уставившийся на меня.
Я узнал в нём отравителя. Маленький уродец, очистив своим коварством от всего живого весь замок, а прежде убив своего господина, как мог он с таким неодобрительным и проникновенно обличающим взглядом смотреть на меня!?
Чертов карлик теперь сполна мог купаться в любви своего хозяина, измеряя эту любовь всем имуществом усопшего. Воистину, чем мельче личность, тем обширней её аппетиты!..
Я плюнул в лицо гнусному карлику. Жаль, слюна не оставила след на его физиономии. Чёртово зеркало…