Гл. 4 Крестовый зал

Прошло около месяца. Лето неуклонно двигается к осени, а мы всё еще одну пещеру толком не исследовали. А ведь тут где-то рядом другая есть. Она тоже манит нас своей загадочностью.
 
  Ну, наконец, Андрей с каким-то механиком довели директорскую друзу до ума: сделали подсветки, идущие снизу и заставили это сооруженьице крутиться. Впечатляет. Отправились к директору. Он нас приветливо встретил:

  - Я всё понимаю. Опять пришли просить машину. Лешка, конечно, как всегда согласен. С бухгалтерией и профкомом уже всё утрясли. Грамотные стали и хитрые. Ну, выкладывайте взятку, иначе машины вам не видать. Светильник-то Юлька всё-таки уволокла домой. Он, оказывается, абсолютно там не заменим: ребёнку с таким светильником комфортно – в глаза свет не бьёт, а голубой, лунный свет благотворно действует на малыша. Поэтому, мне теперь неловко вам отказывать.

   Мы зааплодировали, стали благодарить, и убеждать, что мы рады тому, что наш подарок оказался так кстати. Дело в том, что Юля недавно родила малыша. Это в сорок-то лет! Тогда это был нонсенс. Юлька решилась, потому что сын уехал учиться в центральный ВУЗ, и им стало одним грустно. Так было и с нами, и с другими нашими сотрудницами. Но только ей пришла такая шальная мысль в голову.

 Её примеру последовали и другие женщины. И у нас пошла полоса «рожания» сорокалетними сотрудницами вторых детей. Мы с Сергеем тоже решили малыша завести, хоть у нас было два сына. Но и второй скоро улетит из домашнего гнезда. К сожалению, нам  в этом плане не повезло. И я искренне завидовала Фане, Фае, Раисе и Галине. У Фаи уже и мужа не было, так она по договорённости  родила. Ох! И интересный же у нас был институт, я имею в виду коллектив! Но, об этом надо писать отдельно.

  А Виктор Михайлович продолжал.
  - А у меня для вас тоже есть сюрприз. Хм! Пожалуй – два. Первое – поедем на новой машине. Я УАЗик приобрёл. Да. Чо глаза вылупили? Поедем! Я еду с вами! Должен же я знать, какими-такими необыкновенными пещерами мои сотрудники заболели. Должен? Вот и узнаю.

  Мы вышли из кабинета огорошенные. Смотрим, Лешка уже хлопочет у новенького УАЗика, ругает молодого парня, причём очень эмоционально. Оказывается – это наш новый водитель, и Леша ему вправляет мозги, ибо молодой человек был в ужасе: как можно ездить на таком старье, да ещё по горным дорогам. Это личное и очень серьезное оскорбление для Лёши, у которого за срок более пятнадцати лет не было ни одного срыва.

 Ни разу он в дороге не ремонтировал машину: ни разу она его не подвела, ни разу ни одна деталь не вышла из строя, хотя ему машина досталась в ужасном состоянии. И теперь Лёша предупреждал парня, что, если у него машина начнет «болеть», то он его мигом уволит. Парень начал было высмеивать столь самовлюбленного шофера, но как увидел, с каким почтением приблизились к нему инженеры во главе с директором, и как при этом независимо держался Лёша, то бишь, для него Алексей Иванович, сразу остепенился.
 
  Ну, всё. День и время отъезда согласованы, можно собираться.
  - Виктор Михайлович, - говорит Эдик, - только экипируйтесь посерьёзнее. Дело в том, что у новеньких почему-то перегорают лампочки в фонариках, садятся новые батарейки. Поэтому берите все с запасом.

  Хомяков понимающе кивнул и удалился в свой кабинет. Лёшка говорит:
 - Я вот что надумал. Вместо воды надо хоть немного взять пива. Оно солёненькое немного, вкус имеет, может с ним будет легче.
 
  Идея нам понравилась, и мы выдали Лёше деньги на пару ящиков пива. С Хомяковым выехали позднее, чем когда были одни. Ещё с нами поехал Фосс Владимир Арвидович, которому давно хотелось посмотреть пещеры. Это - замечательнейший человек. Начальник стройуправления в Минстрое. Умнейший, интеллигентнейший, добрейший, в общем, самый лучший в мире человек. Все его уважали, а я так его просто обожала. С гордостью могу сказать, что и он ко мне относился с симпатией. Вот он на фотографии под друзами.
 
  Надо сказать, что Лёше перспектива возить людей на новой машине не очень понравилась. В салоне помещается всего 12 человек. А мы ведь выезжали в горы, на пикники, или на лыжах кататься иногда с переполненным кузовом машины. А как пословица-то гласит? «С миру по нитке - голому рубашка». Кроме двойной оплаты, положенной по закону за работу в выходные дни, мы ему приплачивали с носа. А чем меньше носов, тем меньше доход. Придется платить больше. Ничего. Это того стоит. Но к поездкам в пещеры, это не относится. Туда группой более 12-14 человек мы не ездили.

  Итак, поехали с комфортом. Когда въехали в пыльную зону, закупорились. Душно, конечно, но в углу стоит вода. Сидим шестеро против шестерых. Петь удобно. Погорланили песни. Вот уже напряженно загудел мотор. Ползем вверх, значит. Говорить, что поднимаемся в горы, язык не поворачивается. Едем на плато, которое на приличной высоте, но это не горы. Всё, приехали.

  - Это куда вы меня привезли? Я спрашиваю. Это же какая-то пустыня Сахара! Где ж тут пещера?
 Ха-ха! Мы это уже проходили. Чертыхаясь, матерясь, спустился с помощью Эдика и Сергея наш директор в воронку. Повели его по коридору. Пока на него ничто особенного впечатления не производило. А вот и огромный зал! У Хомякова был шахтёрский фонарик: не чета нашим. Он, как и положено был на лбу.

 Руки свободны. Свет яркий. Хомяков своим зычным голосом стал возмущаться, что, дескать, это – не пещера. Уж не разыгрывать ли вздумали? 
  - Терпение, Виктор Михайлович! Всё будет! Это такой огромный зал! Высота его неизвестна, а ширина – более сотни метров.

  Вошли в коридор. Стенки в гипсе, сверкают. Коридор довольно широкий и высокий. Вот он расширился. Вот знаменитая белоснежная ёлочка. А вот и мамонт с хоботом, а вот и слоновьи ноги. Директор стал входить во вкус. Стало ему здесь нравиться: и эти огромные существа, и этот сверкающий мир. Дальше гипсовый дремучий лес. Виктору Михайловичу показали полые столбы, опустив в отверстие фонарик.

 Ему загорелось найти такой небольшой и срубить себе на память. Эдик объяснил всем остальным, как идти к крестовому залу. Главное, не прозевать тот лаз, по которому мы в прошлый раз попали в цветочную галерею. От этого лаза надо резко свернуть вправо и, не отвлекаясь на тупиковые расщелины двигаться вперёд.

 Сам он тоже пошёл вперёд за нами следом, только медленно, поджидая директора. Слава был при Хомякове. Он ходил рядом, пытаясь подобрать что-нибудь подходящее. Вдруг Хомяков, у которого был Славкин топорик, стал им махать, круша все вокруг. Слава стал звать Эдика. Сам, тем временем, подскочил к Хомякову, повис на нём. Но директор оказался много сильнее.


 Он сбросил Славку и, рыча, сверкая глазами, как огнедышащий дракон, крушил эти уникальные белоснежные кипарисы. Славка чуть не плачет, зовет Эдика, который уже бежит, да только здесь не очень разбежишься. Мы то ходили вдоль стенки по широкой тропинке, но дальше – то, неизвестно где, она обрывается. Здесь, глубоко под землёй, такие же ущелья, как и наверху. Справа скала, слева обрыв.

 Рискуя жизнью, Эдик подбежал к Хомякову и повис на нём. Слава с трудом отобрал у него топор. Директор сразу обмяк, и стал просить, чтоб его быстрее вывели, что Эдик со Славой и сделали. Оставив директора на попечение Лёши, они вернулись в пещеру. Нагнали они нас, когда мы уже были в крестовом зале. Называется он так потому, что там вместо елей и кипарисов стоят сверкающие белоснежные кресты.

 Как они образовались, не понятно: и не сталактиты, и не сталагмиты, и не сталагнаты. А тогда: что? Неважно, что это. Важно, что красиво, впечатляюще. В этом зале были и еще какие-то диковины. Например, если посмотреть с нужной стороны, то увидишь лошадь. Нет, коня: тонконогого, с изящно выгнутой шеей, тянущейся к заснеженной травке. А вот девушка. Теперь бы сказали: «кавказской национальности».

 То есть девушка стройная, тонкая. Одна рука грациозно висит вдоль тела, другой она поддерживает то, что несёт на головке. А на головке она несёт…..свод! Не больше, не меньше. Вот такие чудесные красоты встречаются в подземных пещерах.
 
  Теперь надо снова вернуться в тот огромный зал, играющий роль печки. От него, идя вдоль стенки найти ход, ведущий в королевский зал. Когда мы вернулись в это темное огромное пространство, Фосс говорит мне:
  - Ларисочка, я тут посижу на этом камне, подожду всех. Что-то мне не можется. Душно, темп мне не по возрасту. Вы идите.
  - Нет, уж, дорогой мой Владимир Арвидович! Я вас пригласила, я вас не оставлю.

  И мы с ним сели на этот плоский огромный камень, погасили фонарики и стали разговаривать шёпотом, почему-то. А наши попутчики разбрелись по расщелинам в поисках нужной, ведущей к королевскому залу. И тут нас с Фоссом ждало замечательное зрелище, сказочно-присказочное. Просто, потрясающее по своему психологическому воздействию.
 
  Еще свет где-то в расщелине, а от выходящего из неё человека на эти огромные почти вертикальные стены падают тени. Тени высоких-высоких существ, замысловато извивающихся на стене. Потом появляется свет. Тени не исчезают, но преображаются в невообразимые гигантские скелетоподобные, не похожие на человеческие, инопланетные существа.

 Собственно существами их не назовешь, т.к. они не материальны, но в нашем словарном запасе нет слов, коими можно было бы их назвать, определить. Свет и тени передвигаются так фантастично красиво, фантастично интересно, размываясь, становясь чёткими, освещаясь, притеняясь. Всё вокруг такое волшебное. Зрелище такое завораживающее, что Владимир Арвидович взял меня за руку, сжал её и прошептал:

  - Ларисочка, что это было? Мы с вами побывали в другом измерении. Знаете, я рад, что не пошёл смотреть королевский зал. Мне от увиденного леса, крестового зала впечатлений хватило, а вот такого я увидеть не предполагал. И вы не жалейте о королевском зале. Мы с вами побывали в волшебном мире.
  Потом он засмеялся и добавил:
  - У меня и сердце прошло как-то незаметно. А у Виктора Михайловича клаустрофобия – боязнь замкнутого пространства. Всю жизнь прожил человек и не знал о своём недуге.

  Тут вернулись остальные. Старались посмотреть быстрее, потому, что там наверху скучает, а может и злиться наш директор.
  Сергей даже не заметил моего отсутствия. Так я могла и пропасть в какой-нибудь расщелине. А директор выпил всё пиво, наболтался с Лёшкой и благополучно уснул.

 Ну, что? Теперь будем знакомиться с новой пещерой.   
  Мы переживали, что Хомяков будет злиться, ибо для него поездка оказалась не совсем приятной. Но он как человек простой, спокойно в шутливой форме сказал:
  - Я не очень там набезобразничал? Поди, ж ты! И не знал и не думал, что страдаю клаустрофобией. Так, что ль это называется? Вы особо в институте не мусольте это.

  - Да, что вы! Всё понятно. Не переживайте.