О поэте Светлане Кузнецовой и её творчестве Гл. 1

                ПРЕДИСЛОВИЕ

Светлана Кузнецова – уникальное явление в русской поэзии конца XX века.

«Она существовала в поэзии как-то отдельно – вне групп и дискуссий. Её отличал спокойный аристократизм, равнодушный к суете и успеху. Как и Марию Петровых, её окружал небольшой круг почитателей, где она была законодательницей вкусов».

Так представил Светлану её современник, поэт Евгений Евтушенко, в рубрике «Поэтическая антология. Русская муза XX века» в журнале «Огонёк» № 50 декабрь, 1989. [1]. Не забыл он её представить и в своём колоссальном труде СТРОФЫ ВЕКА [2].
 
Позвольте мне на правах моей многолетней (22года) дружбы со Светланой рассказать о первом впечатлении, которое она произвела на меня при нашей встрече и привести две выдержки из моих воспоминаний: «Подруга. Повесть о поэте Светлане Кузнецовой», опубликованная в книге «Свет незабываемых встреч», изд. Авторская книга, Москва 2013 [3]:

«Какой самоуверенной была
В ту пору я, звездой своей хранима»
(здесь и по тексту приведены строчки из стихов Светланы Кузнецовой).

«… Распахнулась дверь, и перед моим взором явилась во всем величии из «Малахитовой шкатулки» Бажова Хозяйка Медной Горы.
Посеребрённые волосы, уложенные в пышную, высоко поднятую над чистым, гладким лбом прическу. Узкие пальцы унизаны серебряными кольцами, а тонкие запястья – старинными браслетами. Даже серое, простого покроя платье и туфли на высоком каблуке казались серебристыми.
Столько царственной уверенности было в ее осанке и гордой посадке головы! Столько загадочности!
Позже, гораздо позже, узнав ее ближе, я пойму, что так же величава и непостижима была ее душа. В ней отразились широта и необъятность родной Сибири, гордость, независимость и бунтарство ссыльных повстанцев-поляков (по отцу), чувство справедливости, за которое пострадали в свое время интеллигенты из Самары (по линии мамы), и мистическое шаманство предков-аборигенов.
Позже, позже я пойму, каким удивительным талантом наградил Светлану Всевышний Творец, расплатой за который станет глубокая тоска, душевная боль и одиночество».

"Слово — всему основа"

«… Я не считаю себя вправе анализировать стихи Светланы. Я не филолог. Поэзия — мистическое таинство. Я могу говорить только о своем субъективном восприятии.
Когда прочла впервые ее стихи, я была зачарована их волшебным звучанием. Много лет я была первой слушательницей ее новых произведений. Эмоциональные краски заметно менялись. Исчезла игривость, ироничность. Они становились все значительней и печальней. Голос Светланы и сейчас проникает в мою душу. Случалось, она звонила мне среди ночи, чтобы прочитать только что родившиеся стихи. И каждый раз я умирала и воскресала. Умирала от невероятной боли и печали и воскресала от красоты звука, гармонии слова, мысли и чувства».

Имя Светланы Кузнецовой зазвучало в шестидесятые годы прошлого столетия – («годы Оттепели»), когда ярко вспыхнула целая плеяда замечательных поэтов. Светлана не входила ни в одну группировку. Её лирический голос звучал негромко на фоне поэтов – трибунов, но уверенно, чётко и ясно. Она покоряла своими выступлениями многие аудитории – студенческие (МГУ, МЭИ и другие) и научные институты (Курчатовский [4], городок биофизиков в Пущино [5]). Покоряла и волшебным звучанием своих стихов, и сутью слова, чёткостью мысли и яркостью чувства, и, что немаловажно, на мой взгляд, - внешностью, гордой осанкой. Немало поклонников поэзии Светланы были очарованы её особой статью сибирской красавицы.
 
Вот свидетельство поэта и друга Светланы Владимира Мощенко:

«Вначале, сознаюсь, меня приворожила сама Светлана, а затем уж её поэзия. И немудрено. Господь наделил её не только редким талантом, но и редкой красотой».
 
(Я ещё не раз буду цитировать Владимира Мощенко, ставшего и моим другом, подарившим мне для этой работы главу, посвящённую Светлане Кузнецовой, из готовящейся в печать книги мемуаров «Голоса исчезают – музыка остаётся»).

О том же свидетельствует и Инна Лиснянская - близкая подруга Светланы, рассказывая о поэте Арсении Тарковском (повесть «Отдельный», журнал Звезда, № 1, 2005):

 «Поначалу Тарковский со мной раскланивался, и только. Я это объясняла тем, что была невольной свидетельницей его короткого увлечения поэтессой Светланой Кузнецовой. <…> Раза три или четыре мы в ЦДЛ обедали втроём. К тому времени я уже знала и стихи Тарковского (“Перед снегом”). Недавно вышедшую в свет книгу “Земле - земное” Арсений Александрович принёс в дар Кузнецовой, приличия ради подарил и мне. О чём разговаривали - не помню. Скорее всего, - ни о чём, ибо Тарковский всецело, но галантно и ненавязчиво был сосредоточен на красавице Светлане, всегда одевавшейся во всё чёрное и красившей в то время волосы в цвет голубоватого снега».

Облик Светланы Кузнецовой, её внутренний и духовный мир, отражённый в стихах, были уникальны, и гармоничны.          
И я согласна с критиком и филологом Аллой Максимовной Марченко:
 
«…с первых стихов и до последних — великолепная эта женщина («Ваше Величество женщина»!) жила как писала и писала как жила». (Алла Марченко. "В свободном полёте". Этот рассказ Алла Максимовна написала специально для моей работы после прочтения моей повести "Подруга. Повесть о поэте Светлане Кузнецовой").

          КРИТИЧЕСКИЙ ОБЗОР ТВОРЧЕСТВА СВЕТЛАНЫ КУЗНЕЦОВОЙ

Итак, начиная обзор, я предлагаю пролистать поэтические сборники Светланы Кузнецовой, следуя внимательным взглядом за оценкой её творчества современниками поэтессы (критиками, историками, филологами, поэтами). Мне кажется, сделать это следует в хронологическом порядке, что поможет нам увидеть, как с годами совершенствовалось мастерство поэтессы, как много личных открытий она внесла в мир поэзии. Это позволило критику и философу Вадиму Кожинову, чьё мнение ценилось очень высоко в литературных кругах и определяло во многом иерархию в поэтическом мире России конца XX века, сказать:

«Со всей взвешенностью и ответственностью скажу, что лучшие из зрелых стихотворений Светланы Кузнецовой – самое значительное из того, что было создано в русской женской поэзии после Анны Ахматовой».

 (Увы! Сказано это было после ухода поэтессы Светланы Кузнецовой с земной излучины!).

Итак,
1962 год.
 
Издан самый первый сборник Светланы Кузнецовой - «Проталины». Издан не в родной для неё Сибири, а в Москве.  Предисловие к сборнику написано известным советским поэтом Александром Прокофьевым, который первым заметил молодую поэтессу и, отметив её лирический талант, помог опубликовать первый сборник Светланы Кузнецовой в столице, в то время, когда иркутская писательская организация отвергла её стихи, упрекнув в камерности. Именно это свойство, Александр Прокофьев посчитал заслугой поэтессы, положительно оценив «её лирические раздумья, любовь к русской природе, её поиски самоцветного слова». Он пишет:
«Проталины» — первая книжка Светланы Кузнецовой. Все, начиная от названия сборника, окрашено в нем певучей русской речью и любовью к жизни».

1964 год.
 
Издательством "Молодая гвардия" в серии "Библиотечка избранной лирики" тиражом 65000 экземпляров был выпущен второй сборник «Светлана Кузнецова. Библиотечка избранной лирики» 
В редакционную коллегию входили очень известные поэты:
В. Костров, Б. Ручьёв, М. Светлов, Я. Смеляков и др.

Предисловие написал составитель сборника поэт Александр Макаров.
 
- «Стихи молодой поэтессы Светланы Кузнецовой вызывают душевное волнение, и невольно начинаешь повторять запавшие в память строки. В чем же секрет обаяния лирических раздумий их автора? В той доверительности, с какою она делится своей признательностью к родной сибирской природе, к людям, радостями и горестями молодой любви? В неутоленной ли нежности ко всему живому, какая разлита в этих строках? В певучести ли русской речи, так ласкающей слух? В акварельной ли прозрачности самих образов, как будто сотканных из любви и света, доносящих аромат, краски, звуки жизни, образов, почти осязаемых и в то же время растворяющихся в общем настроении? Вероятно, и в том, и в другом, и в третьем».
«Светлана Кузнецова —- коренная сибирячка. Ее детство прошло на берегах Витима в Бодайбо — центре Ленского золотопромышленного района. В ее стихах картины родного края — "елей колючих нежность, кедров тяжелых щедрость", свет золотоносных рек, могучий Енисей, что "несет суда, как грузчик, на спине своей широкой", — предстают перед нами в их первозданной приманчивой красоте. Мне кажется, что прелесть стихов Светланы Кузнецовой создается тем, что поэтический образ в них конкретен, возникает из явлений живого реального мира».

1966 год

Светлана Кузнецова. Только о любви. — М.: Правда, 1966.  — (Библиотека «Огонёк», № 18).
Эта небольшая книжечка, подаренная мне Светланой в первую нашу встречу, очень мне дорога. Нет! Она бесценна, несмотря на большой тираж – 112тыс. экз. и крохотную цену, указанную на обложке, всего – 4 копейки!
Эти стихи, впервые прочитанные мной, поразили меня волшебным словом и звуком.
Я и сейчас ярко вижу нас (Светлану, себя и мою подругу Татьяну, приведшую меня к Светлане взглянуть на старинные серьги) в том давнем январе 1966 года:

«Мы усаживаемся на волчью шкуру, покрывающую постель, а ноги погружаем в теплый мех медвежьей, расстеленной на полу. Перед нами появляется старинный ларец с изящными серебряными вещицами. И, окунувшись в этот мир красоты, мы мгновенно находим общий язык.
Ни Светлана, ни я не воспринимаем кричащее золото. Обеим алмазы кажутся более таинственными и притягательными, чем откровенно сверкающие бриллианты. Меня пленяют восточные украшения, которые очень идут Светлане, но для себя я их исключаю — не мой стиль. Перед зеркальцем в серебряной оправе мы перемерили все, что было в ларце. Это было такое удовольствие! Мы еще бесконечно долго и с жаром могли рассуждать о благородстве серебра, о красоте природных минералов, драгоценных и полудрагоценных камней и их магическом воздействии. Но наступила ночь. Расставаться не хотелось.
На прощание Светлана подарила мне книжечку своих стихов «Только о любви» с надписью: «Але в честь общей страсти и во имя ее разжигания» с чудесным приложением — серебряным кольцом с бирюзой.
Это был знак нашей будущей многолетней дружбы».

1969

Новый сборник Светланы Кузнецовой - «Сретенье», издательство «Советская Россия», Москва, 1969 год. Тираж – 20 тыс. экз.
Сборник стихотворений Светланы Кузнецовой предваряет аннотация:
 «Новая книга стихов Светланы Кузнецовой — это лирический дневник человека, влюбленного в неоглядную Сибирь, в отчий край. Ненавязчивое доброе ощущение единения человека с природой возникает при чтении её стихов.
О сложных взаимоотношениях между людьми, о несхожих судьбах, о радости встреч и горечи расставаний повествует поэтесса в своих стихах».

1972 год.

Очередной сборник стихотворений поэтессы.
Светлана Кузнецова. Забереги М. Советский писатель, 1972, – 20 тыс.экз.

В новой книге Светланы Кузнецовой современный по своему звучанию стих сочетается с фольклорно-песенными мотивами. Наряду с любовной темой серьезно и углубленно звучит тема России — первой и главной любви.

1972 – 1982 годы.

Пауза!
Десять лет молчания!
Имя Светланы Кузнецовой исчезает из средств массовой информации. Её перестают издавать, не позволяют выступать перед крупными аудиториями.
На её голову пала опала, о чём ею сказано в стихотворении:

Давний гомон Байкала 
Давней гордости суть. 
Вот и пала опала, 
Вот и сжало мне грудь. 
В пустоте моей горницы 
Горький привкус вины,
Воркование горлицы
Посреди тишины...

Причины жестокой опалы – отдельная тема.
Резко прервались годы признания, когда был значительный интерес к поэтессе Светланы Кузнецовой, когда её имя и стихи звучали в больших залах Москвы, и немаленькими тиражами выходили в свет её поэтические сборники. Ушли в прошлое годы, когда дом Светланы сиял светом, когда там собирались "физики и лирики", шли споры, звучал смех, звучала гитара, когда жила в нём "Счастливая любовь".
Двери этого дома захлопнулись, и только самые близкие друзья, которых, увы, осталось немного, допускались иногда в "святая святых" - обитель Светланы.
Её "горница" превратилась в келью отшельницы, освещённую синими свечами в старинных подсвечниках. Выпровожена была из дома "Счастливая любовь".
Умерла мама, Лидия Ивановна Амосова. Это был самый значительный удар.
Отчаяние, депрессия, которых никто, кроме близких друзей, не видел, вошли в дом Светланы.
Воцарилось одиночество.

"Затерялась в глуши антикварной,
растворилась в зеркальной глуши,
то ли пленница воли коварной,
то ль владычица вольной души!"
(из стихотворения поэтессы Лидии Григорьевой, посвящённого Светлане).
 
Отринутая, отверженная официальной поэтической средой, Светлана -"горлица" «посреди тишины» творит самые значительные, самые совершенные стихи, вступая на более высокую ступень своей поэтической стези. Она продолжает писать. Она не могла не писать. Стихи – её Суть.

Я продолжаю хронологический обзор.

Итак,
1982 год

Но вдруг, после 10-ти лет «немоты», в издательстве Советский писатель выходит книга Светланы Кузнецовой «Гадание Светланы» - 20 тыс.экз.
В сборнике выделены три цикла:
Гадание Светланы,
Подруга,
Жестокий романс.
 
Привожу краткую аннотацию, предваряющую данный сборник:

"Лирика Светланы Кузнецовой драматична по своему содержанию. Поэтесса пишет об утратах и обретениях зрелости, она отстаивает право человека в эпоху космических скоростей быть самим собой, стремится возвратить привычным словам их первородную глубину и красоту. Чувство родного языка для нее — неотделимая часть чувства Родины".
 
Впервые за 10 лет появились отзывы и отклики. О Светлане заговорили.
Появились критические статьи. Привожу отрывок из воспоминаний поэтессы Лидии Григорьевой, опубликованных в 2004 году в апрельском номере Литературной газеты в статье «Бессловесная наша словесность» (строки заглавия -  из одноимённого стихотворения Светланы Кузнецовой):

«Появилась и в тогдашней, достаточно официозной, «Литературке» мягкая, осторожно одобрительная статья известного критика, литературного ровесника Светланы, и даже как бы её давнего приятеля (тем не менее не упомянувшего её ни разу в предыдущие годы). Я тут же позвонила ей и радостно поздравила. «Чему ты радуешься? – сказала мне она. – Перечитай внимательней!» – и повесила трубку.
Перечитала. И опять радость, оттого что «с любимого поэта снята печать запрета», затуманила мне глаза. Ну что такого, подумаешь, в том, что он после нескольких похвальных фраз всего-навсего посоветовал ей поменять «трагическое мировосприятие» на более оптимистическое. Критик ведь, вот и критикует!
Не то и не так думала сама Светлана Кузнецова. Трагическое восприятие было её органикой, самой природой и сутью её неординарного таланта. И это отмечали такие разные поэты, как Александр Межиров или Юрий Кузнецов. Я сама и слышала, и читала их признания в том роде, что именно поэтому она поэт, а не поэтесса, как многие.
Поменять мировосприятие значило перестать быть именно таким поэтом, а скорее всего, даже вовсе перестать быть поэтом. Стать никем, выровняться по поэтическому ранжиру. Она никогда не шла ни на какие даже более мелкие компромиссы. Одно слово – «гордячка» и другое - «сибирячка» объясняют многое».

Более точно, на мой взгляд, звучат слова поэта Николая Коновского:

 «Светлана Кузнецова - поэт трагического мироощущения, трагического миросозерцания, бриллиант, ограненный самой жестокой действительностью.
В стихах ли, в жизни самой - везде проступает ее высокая поэтическая и человеческая "порода"».

В январе 1983 года в журнале «Новый мир», №1, было опубликовано эссе «Поэзия требует всего человека» литературного критика, члена Академии российской словесности Аллы Марченко. Эссе посвящено книге Светланы Кузнецовой «Гадание Светланы», и касается особенностей поэзии Светланы Кузнецовой в целом.
Статья большая, а потому я представляю её с незначительными сокращениями.
Итак, Алла Марченко пишет:

"Когда сейчас, после «Гадания Светланы», перечитываешь ранние сборники С. Кузнецовой, отчётливей различаешь общие всем ее книгам свойства. «Беззаконный» (с точки зрения расхожей нормы) «эгоцентризм». Культ «позы» (в ахматовском понимании этого слова), сглаживающей бытовую характерность лирического переживания. Особый, словно бы фольклорной выучки способ извлечения звука. Все не просто повторено, сварьировано «гаданием...», но еще и очищено от посторонних примесей: никакого чужого, полу-чужого не совсем своего. Лишнее отброшено, необходимое же возведено в степень. (…)
Опыт Блока, «канонизировавшего романс», был учтен ею задолго до возникновения моды на эмоциональность мелодраматического и романсового типа. Ныне же родство с «жестоким романсом», «с роскошной и раскованной» «простотой» столь органично и явно, когда всю книгу читаешь, подчиняясь определенному мелодическому строю («исключительно романсно», если вспомнить статью Тынянова о Блоке):

Черный ворон в окно мое глянул
Через четкую правду стекла
И в тоске, и в испуге отпрянул,
Тяжело поднимая крыла.

Или в другом месте «Гадания Светланы»:

В чем вина? Никак не разгадаю,
Не пойму, хоть правды не боюсь.
Посреди веселья зарыдаю,
Посреди печали засмеюсь.

Интерьер и прежних ее стихов отличался подчеркнутой  продуманностью — ничего избыточного и случайного. В новой книжке, несмотря на принципиальную раскованность, эта упорядоченность доведена до предела. Раскованность (интонации, синтаксиса, ломкость его) сознательно уравновешена и согласованностью всех элементов стиха, и лаконизмом внешнего жеста, и уверенностью метафорического узора, «вышиваемого» как отдельной строчкой, так и книгой в целом.
Светлане Кузнецовой присущ такой такт и чувство меры, что возникает впечатление строгого, почти бескрасочного ансамбля. Настолько строгого, что Ларисе Васильевой, рецензировавшей в «Литературной газете» «Гадание Светланы», оно показалось аскетически-графичным: «Светлана Кузнецова пишет... черно-белым письмом. Как она этого достигает — особый и долгий разговор, но для того, кто умеет читать стихи, факт налицо: поэтесса определенно и точно рисует черным карандашом на поле белого листа, иногда на черном листе белым карандашом».
Мне же кажется, что в «Гадании Светланы» стихов красочных, писанных отнюдь не карандашом, а уверенной кистью, куда больше, чем черно-белых.  И все-таки Лариса Васильева по-своему права. Впечатление многоцветья достигается сложением стихов в книгу, а для отдельно взятого стихотворения действительно характерно двуцветие:

Зажигаю я на Святки
Сине-черную свечу...

А то и одноцветие (последнее  даже чаще):

Желтая церковь на желтом стоит косогоре...

В манере черно-белого выполнены программные, ключевые для сборника стихи:

Что я призову у последнего крова,
На самом последнем из смертных кругов?
Лишь черную магию русского слова.
Лишь белую магию русских снегов.

Черно-белые стихи как бы одевают в плоть идею эстетического порядка, что имеет для автора отнюдь не узкоэстетический смысл: порядок окрест души помогает осилить маету, злое ее многоцветье. Привыкнув всё извинять человеческому горю, мы почему-то решили, что пренебрежение к внешнему, к форме, является главным показателем его истинности. Безобразие отчаяния убеждает нас, увы, больше, чем умение и в горе сохранять лицо и достоинство…
Светлана Кузнецова оспаривает этот ходячий предрассудок. Её печаль мужественна:

Вот уже падают листья...
Господи, где мое лето?
В шкуры песцовы да лисьи
Горе богато одето.

Горе мое за горами
Шубу себе добывало.
Горе мое вечерами
Ярко унты расшивало.

Там, где безлюдны распадки,
Горе мое не скучало,
Вольные волчьи повадки
Молча оно изучало.

И на забытом погосте,
Помня конец и начало,
Черным на белой бересте
Время утрат отмечало.

Стоицизм, усугубленный беспощадно-трезвым отношением к себе, «любимой» (усиливающийся, кстати, от сборника к сборнику: «...себя открываю вторично гораздо больнее и злее»), резко отмежевывает эту книгу от вяло-безвольно-плаксивого «тоскования», ставшего чем-то вроде видового признака современной женской поэзии.
В случае со С. Кузнецовой (…) на ум приходит: и одиночество «до срока», и «поруха во друзьях», и мучительное чувство «неведомого убытка» («...какой неведомый убыток мешает счастью моему?») - законная, без обманной надбавки за «кабальный дар» плата за причастность «магии русского слова». Но это видишь со стороны. С. Кузнецова судит строже и проще: «Сама себя лепила и слепила не нужной и не милой никому». Ей ещё кажется («блажется»), что можно, сделав нечеловеческое усилие, вырваться из «песенного плена». Поверить в то, что простое человеческое счастье окончательно и бесповоротно отдано за песню, что выбранная тропа требует поэта целиком, «гадающая Светлана» при всем ее бесстрашии все-таки до конца не может. Но то, чего не хочет видеть «неявственность яви», давным-давно знает отчётливость вещих её снов:

Мой черный
Огромный платок
На снегу -
Как внезапный,
Контрастный цветок.
Как оживший цветок,
Бьется черный платок.
Он кричит на ветру,
Что один на миру.
В беспощадности
Белого бьющего света
Он пока еще жив,
Но заплатит за это!

Думается, не случайно в процитированном «Сне» в слегка искаженном варианте повторен черно-белый рисунок «заклинания судьбы», сложенного из двух контрастных элементов - «черной магии русского слова» и «белой магии русских снегов»...

Когда-то на заре ХIХ века, Константин Батюшков в знаменитом эссе «Нечто о поэте и поэзии» писал: (…):
«Поэзия, осмелюсь сказать, требует   в с е г о   ч е л о в е к а.  Я желаю... чтобы поэту предписали особенный образ жизни, пиитическую диэтику: одним словом, чтобы сделали науку из жизни стихотворца... Первое правило сей науки должно быть: живи как пишешь, и пиши как живешь».

«Гадание Светланы» - одна из тех книг, применительно к которым можно без натяжки сказать: «Речь людей была такова, как их жизнь...».

(Я благодарю Аллу Максимовну, любезно предоставившую мне для работы свой единственный авторский экземпляр журнала).

Открытием и большим достижением Светланы Кузнецовой считал поэт Юрий Кузнецов цикл «Подруга». Об этом он говорил на вечере её памяти Центральном Доме Литераторов в 1989 году.

1983 год

Светлана Кузнецова. Соболиная тропа. — Иркутск: Восточно-Сибирское книжное издательство, 1983. — тираж 5000 экз.
В книгу вошли стихотворения из семи сборников, изданных ранее в Москве:

Друг Светланы со времён Иркутской юности и учёбы в Иркутском университете, поэт (лауреат Государственной премии 1984 г.) Анатолий Преловский, написал в предисловии к сборнику "Соболиная тропа":

"Если же определять поэзию Светланы Кузнецовой понятийно, то более всего подойдет для этого выражение: «мужество жить». Не мужество преодолевать препятствия, что само собой понятно, если живешь, но то мужество жить, когда жить невозможно: в бедах, в затяжных неудачах, в утрате близких, на пепелище надежд и любви. Но и здесь, казалось бы, в самых тупиковых лирических ситуациях, Светлана Кузнецова безошибочно находит единственно верный выход: к родной Сибири, к памяти, к долгу жить, сострадать — противостоять смерти".

1986 год

 Светлана Кузнецова.  Стихотворения. — М.: Советский писатель, 1986. — тираж 35 тыс. экз.
Это – последняя, изданная при жизни автора, книга.
Светлана умерла 30 сентября 1988 года. Десятилетняя опала не прошла даром! Умерла после операции в московской больнице № 71, и похоронена в Москве.

В 1968 году ею было написано пророческое стихотворение:

       30 сентября

Я дню такому рада,
Как дорогой обнове.
Мне за печаль награда
День именин Любови.
День именин Надежды,
Осенняя пора.
Я в светлые одежды
Наряжена с утра.
Друзьям, прощая вины,
Я счастлива без меры.
Сегодня именины
Моей последней Веры.

Светлана ушла, оставив нам богатое наследие.  Даже, уже будучи серьёзно больна, она сумела написать новую книгу, и подготовить итоговую «Избранное. Стихи» к изданию. Обе книги вышли в свет после её смерти.

1989 год

Светлана Кузнецова. Второе гадание Светланы. — М.: Советский писатель, 1989. — тираж 34 тыс. экз.
Книга была издана через год после ухода Светланы в мир иной.
Сборник включает в себя пять циклов стихотворений:

Гадание
Подруга
Русский венок
Металлический рок
Окраина

Привожу краткую аннотацию, завершающую сборник:

 «В 1982 году издательство «Советский писатель», выпустило книгу стихов
Светланы Кузнецовой «Гадание Светланы». Новый ее сборник является,
по сути дела, продолжением этой книги. Лирика Светланы Кузнецовой
драматична: утраты и обретения зрелости, осмысление противоречий
современного мира, живое чувство Родины и слова — все это образует в
книге единый исповедальный сплав».

(На моей странице на сервере Стихи.ру я опубликовала очень интересное эссе Натальи Егоровой "Гадание Светланы", опубликованное в журнале «Наш современник», №9,  1998, с.115 - 119).

1990 год

Светлана Кузнецова. Избранное. Стихи. — М.: Советский писатель, 1990. — тираж 19 тыс. экз.
И эту книгу тщательно подготовила к печати Светлана, чему я была свидетелем. 
И эту книгу ей не довелось увидеть.
В заключение я хочу привести слова поэта и публициста Натальи Егоровой из её произведения «Золотой самородок на соболиной тропе:

«Предельно ясная и чёткая по натуре Светлана Кузнецова оказалась одним из сложнейших поэтов конца XX века. По природе лирик — она подняла важнейшую публицистическую тему гибнущего отечества, чуждая философии — встала в рост с важнейшими философскими проблемами века, по-женски беззащитная, обернулась поэтом значительным и волевым».

(Далее Гл. 2 – О причинах 10-летней опалы Светланы Кузнецовой и взлёте её поэтического мастерства на уровень поэзии Марины Цветаевой и Анны Ахматовой).