17 декабря п-к 2001

Погода без особых перемен. Зима посуровела за счёт длительного, регулярного пребывания в одном и том же климатическом режиме, который, может быть, был бы не так уж плох, не будь такого постоянно повышенного атмосферного давления, не окажись мы в нынешнем состоянии неизвестности. Не окажись я в положении, когда выходить из определённого состояния не хочется, но надо, в том числе, и потому, что ещё не вполне готов для  «кругосветного путешествия» внутри – вовне себя; но возвращаться так же просто, ибо невозможно. На какой бы срок ни уходили, – если суждено вернуться, – возвращаются уже совершенно иными.
Вот и нынче вернулся почти растерянным после двухдневного отсутствия! Надо постоянно, как о смерти, помнить о том, что скорость постижения и сбора информации  прямо пропорциональна скорости забвенья и воспоминаний! С мира по нитке, с бора по сосенке, и… от твоей вселенной может ничего не остаться! Собственно, держусь в фокусе и концентрации только за счёт магнетизма важности определённых идей и вещей, вследствие откровенного безразличия ко многим идеям и вещам, которые являются предметом страстей и переживаний «единиц» и «миллионов». Мне, например, приятно было обнаружить в случайном совпадении в словах  «сбора» и  «с бора» усиление смыслового единства (до магии излучения и звучания)! Это, кстати, одновременно укрощает смятение и возвращает в привычное русло ещё более уверенным и сильным! Так что риск действительно благородное дело!

                ***
«Благословенный понедельник»!
На воздухе декабрь суровый.
При изобилье снега… денег
отложено не так уж много.
Меняет ветер постепенно
на Юго-Запад направленье,
и ближе к норме неизменной 
вот-вот понизится давленье.
Причуды праздничных канунов –
одни и те же заклинанья,
чтоб не дай Бог, всё то, что будет,
как пить дать, не случилось с нами!

Пустые полки магазинов
в Москве с конца семидесятых,
закономерный крах режима….
И, в основном, лишь конденсаты
от войн, возмездий, воздаяний,
извечных проклятых вопросов,
и никакие одеянья, -
буддийский маскарад на рожах, -
ну, не идут, не налезают
на наши годы-расстоянья,
на вечность мерзлоты бескрайней, -
судьба, - напрасны все старанья!

Зимою хуже не бывает,
как летом не бывает лучше –
и лучше там, где не бывали,
как хуже нет, чем в «нашей буче»!
Уже не можешь прохлаждаться
и манной с неба ждать решений, –
над чем нельзя не посмеяться,
простив с последним утешеньем!
Рубль неизменно будет падать,
жизнь дорожать неимоверно;
чуть приподняться, и упадок 
«и не постичь, и не измерить»!

И как ни страшно, ни порочно
нехорошо себе пророчить
при зеркале на ставке очной  – 
«есть жертва, значит дело прочно!»
А нет, так значит много проще,
себя судить никто не будет, –
пусть неудачник плачет, в общем,
Филипп Киркоров – это чудо!
На перекрёстке Кьеркегора
давно уже не та эпоха,
и Валери забыт за Блоком,
а скифы – Смеляков да Боков!

И время побежало быстрее, как и кровь в жилах. Я дома на своём месте и снова в деле!

Импровизация

Солнце поднимается над крышей.
Так желанно жёлтое тепло,
как просвет надежд непостижимый
из недостижимого давно!
Что ни вспомнишь «спичкой Мандельштама»,
снова к датской девочке придёшь
в детской сказке Андерсена – драме,
и сентиментальности не трожь
той, что в детстве насквозь пробивает!
Пыхнув коробком от всей души,
умереть труда не составляет,
но терпенья меру предложи!

Размышлять, как и мечтать не вредно,
но не пробуй даже: как в кино
не нужны отверженные жертвы
слепоте во мгле глухонемой!
И реальность может быть привычкой
общих взглядов местно-временных,
и её ни вымарать, ни вычесть
из миров намерений благих….
Гласом вопиющего в пустыне, –
пропади всё пропадом, пропасть
просто, как спастись, переместившись,
где стоял, там вовремя упасть!
          ______________

Солнце поднимается над крышей.
Так желанно то, чего вот-вот
станет не хватать, как смысла свыше,
стимула движения вперёд.
Дождь сплошной уже водоразделом
установлен, радужно светясь
засияли окон отраженья –
в каждом «узаконенный мираж»!

Мириады солнечных осколков,
блеск надежды изумлённых глаз!
Чем бы ни кормить огонь голодный,
лишь бы символ жизни не угас
ни костром пещерным, ни желаньем
пробуждаться, чтобы узнавать
красоту в смещенье «черт случайных», –
с наслажденьем брать или давать!

Жизнь – соблазн безжалостно мгновенный!
Но в прекрасной жизненной среде
сыщутся устойчивые звенья –
срочный исторический удел.
Сам себе я сразу не понравлюсь,
в зеркало случайно заглянув:
там, где улыбался милый ангел,
Вельзевула, кажется, «зевнул»!



В октябре

Стремится нерождённое дитя
на скучный свет неисправимо смертных.
В конце начало! - это важно знать –
конец уже в дебюте беспримерном!

И трудно засыпаю, облетев,
как дерево не осени, но срока
плодов незрелых тех, что не успел
отдать своей прижизненной эпохе!

В соку внутри древесных сердцевин
как будто души умерших смакую
букетом старых выдержанных вин.
Рискованный прорыв напропалую….

Так ведь всегда, где увяданье, смерть –
сильнее страсти: ради возмещенья
захочется наследством овладеть,
тем более что все права имеем!

Вот олицетворённым октябрём
я принимаю мощное давленье,
физической природы волновой,
застывшей эгоцентрикой явленья.

Вершины гор по-над над кромешной тьмой
внезапно открываются подсветкой
невидимого солнца, Боже мой,
задолго до грядущего рассвета!

Земля на небе, мёртвое в живом,
сны пробуждённых в беспробудной яви
сосудосообщения…. Подъём
на уровень бессмертного сознанья!

Ну вот, с довольно трудной, если не отчаянно сложной задачей справился, понедельник получился без срывов, не хуже любого другого дня в движении. Работал часов восемь, и большую часть времени довольно продуктивно, то есть с большим желанием и свежим интересом, поскольку почти всё воссозданное было импровизацией к когда-то написанному в духе вечных тем. Исходя из принципа: иногда легче и лучше (дешевле) построить новое строение, чем мучаться, реконструируя то, что пришло к полному вырождению.

18 декабря (вт.) 
Вторая половина дня. Было много солнца, изобилие сверкающего белого снега при, сравнительно с прошедшими днями, небольшом морозце. Всего минус девять градусов с ветром не в лоб ни со стороны улицы, ни со стороны двора. С пяти до девяти часов утра работаю на кухне по старинке на прокорм себе вместе с компьютером. Не успел сесть за стол, как вышла из строя настольная лампа, которая в последнее время довольно исправно служила. Значит, пора пришла, ничего не поделаешь! Развинтил, посмотрел, и завинтил снова: чуда не произошло. Надо думать, как срочно выкрутиться теперь и здесь, а о достойной замене подумаем после. Разрывается телефон, Юля атакует, я стойко выдерживаю и продолжаю устраиваться для длительной работы. Придёт Оля после прогулки с Мухой, и всё станет на свои места. В конце концов, вытаскиваю из-под дивана торшер, который играл роль светильника у изголовья, при котором в своё время прочитал уйму всего и которым совершенно перестал пользоваться с тех пор, как начало слабеть зрение, и жизнь пошла такая, что не отшутишься. Конечно, свет не такой ровный и сильный, как от галогеновой лампочки, но его вполне достаточно, к тому же высвободилось место на столе. Тяжёлый неуклюжий башмак основания бывшей настольной лампы не доставлял мне эстетического наслаждения, мягко говоря. Но вот устроился, как полагается, набрал среднюю скорость и готов действовать дальше. Абажур торшера красной шапочкой выглядывает из-за шторы, словно что-то подсматривая с большим интересом или любопытством. Ловлю себя на своём интересе к образному мышлению, на что сильно не хватало времени надежды, веры и любви к себе и миру; уж не знаю, сколько времени продолжался мой военно-полевой период существования, оправдывающий всю мою, в общем, антихудожественность! Очевидно, надо было видеть себя со стороны не худшего, но лучшего мира, чтобы не прибедняться и видеть и слышать безо всякого жеманства старой девы по недоразумению попавшей в полусветское общество.               
               
                1

Тишины звучанье – благо.
Песню боязно запеть.
Без поддержки в виде флага,
хора и оркестра сметь!
Номер, может быть, удастся,
но всего скорее нет, –
ограничено пространство
рифмой, возрастом… привет!
Что всего превыше ценишь? 
То, что сам бы так хотел
сотворить, но не посмеешь
указать на свой предел!

Слишком алчный человечек,
ну, чего тебе ещё?
Крыть, как говорится, нечем,
понимая, что почём!
То, что было интересно
мне когда-то ухватить,
оправдаться, если честно,
за не лучший образ, вид, –
нынче, словно загородка
с пузырящейся внутри
пеной вздора наносного
нешекспировской земли!
 
Откипит и отдымится
в мелкой лужице вода.
След вонючего карбида
растворится без следа.
В бликах тусклого мерцанья
обмелевшего костра
выбивается банальность
звёздной пылью из ковра….
Из-под палки в гроздьях молний
настоящий фейерверк, –
рвётся магний раскалённый,
рассыпаясь по траве!

               

                2

Правоты непоправимой
завершающий аккорд….
Точно! Случай правит миром! –
Дело сделано. Вперёд!
Клавишный аккорд обычный.
Тренировочный пассаж.
Триумфальная привычка,
ритуальный антураж!

Мяч в ногах, и поддаётся
славной лепке пластилин,
всё, что хочешь, удаётся, –
вечным комом первый блин!
Тротуар в калошах новых,
глядя вниз, не оступись,
наблюдай, задрав головку,
отрываясь взглядом в высь!

«С крыш шагающие капли, –
сколько лет и сколько зим! –
длинноногие, как цапли»,
тут же довообразил!
То ли дело, разбежаться,
и с прыжка в полёт уйти
собственным «гигантским шагом»
в петле на конце шлеи!

Под снежинки или дождик, –
всё, что небо ниспошлёт,
подставляй свои ладошки,
ощущенье не соврёт!
Но удачи почему-то
с пользой дела не сведу
в наудачу ловле чуда
ртом открытым на лету!

               

                3

Как тому, кто не родился,
умереть мне не дано,
уж без малого лет тридцать,
как покинул отчий дом.
След теряется в солдатах.
Умираю. Смерти нет!
Есть избыточность в нехватках….
«Я родился! Я поэт»!
 
Жду чего, познав ничтожность
и зависимость молвы,
справедливым делом Божьим
признавая суд любви?!
Жду осеннего просвета
в полусне, как наяву
жду благой какой-то вести,
погружаясь в тишину.

Словно по и против шерсти
гладит, если не шерстит
правды жёсткость с утешеньем
грешной и постыдной лжи!
Через годы-расстоянья
манит в дальние края,
словно к маме с папой тянет
заплутавшее дитя.

Всё опасней, всё страшнее
с западаньем тела в сон
жаждет дух освобожденья, –
пробуждения во всём!
Но когда созреет благо,
всё как благо сознаешь:
из имаго на бумаге
бабочкой души вспорхнёшь!



                4

Что «неистовым Роландом»
в пионерский горн трубить?!
Оттрубив и так немало,
лучше молча жить и быть.
После вздоха путь короче,
неужели дотяну
без особых заморочек
от «иди ты… до да, ну»!

Словно почка «мёртвой точки»
экзотическим листком
разразится непорочно
«никогда уже потом»!
В мере счастья назревая
добродетельнейшим злом,
времена воспринимаешь
отрывным календарём!

Это же кино сплошное –
верить в свой самообман!
В каждой раке, что ни вскроешь, –
мощи мне не по зубам!
Как снаружи обнаружить
недоношенность идей, –
недоразвитость жемчужин
от болезненных потерь?!

Даже перед зимней стужей
культивируем в себе,
так сказать, тепличный ужас
поражений и побед!
Не бесследны наши лета:
в гуще шрамов и морщин,
дебрях из самозапретов,
в удовольствие почин!

Это значит с каждым годом
интересней и трудней,
невзирая на погоды
с «аритмией этих дней»,
выползать из монологов,
прогонять себя сквозь строй
призраков весьма жестоких,
сфабрикованных порой!

Можно так, а можно этак –
полный поворот кругом:
кроме «волчьего билета»
был-таки посмертный том!
Возрождаюсь постепенно
в степени, сводя на нет
в каждом прожитом мгновенье
яркий неформальный след!



                ***
Всё потерять – одна возможность
сподобиться на пару строк.
Дар жизни, что опеку Божью
нельзя наследовать как прок.
Что скажешь этим добрым людям,
оставишь после смерти что –
призыв надеяться на чудо,
как наше всё из ничего?!

И до коронного провала
работы рабской завались
с провозглашеньем идеалов
свободы, счастья и любви!
Безжалостно прозрачных красок
каким опасным октябрём
несёт на гребень в небе ясном,
приподнимая над дождём?! 

Не от хорошего, пожалуй,
бывало часто хорошо,
и прошлое не отпускало,
поскольку «с будущим» прошло!
Вот, если бы природный голос
с необходимым всем при нём, –
не мучили бы стыд и совесть
коварно изощрённых форм!

Куда там от способных, честных
и отшлифованных толпой
до лоска лиц общеизвестных –
имён, затасканных молвой?
Да никуда, как бы от взгляда
с портрета. Вот вам мир вдвоём,
и зависть с ревностью отвратны,
особенно, когда поём!

Великих не пройдя соблазнов,
не растряся их от души
в объёме смертного балласта,
на что надеяться, скажи?!
Скажи, как без противотока
вернуться в дом души своей,
как будто к первому истоку,
непостижимому уже?! 

Сегодня что-то не особенно богато. Может быть, и не стоит нынче останавливаться на каждом шагу, поскольку такого добра будет ещё много. Ладно, дело сделано, идём дальше. Обед втроём с Юлей, которая, если не считать взбрыкивания в дверях по приходе, вела себя довольно благоразумно. Включаю Рихтера, перечитываю перепечатанное, не нахожу ничего архикриминального, орущего чужим младенцем в салоне общественного транспорта, внезапно бросающегося в глаза, как вульгарное уродство и так скоро, что не удаётся вовремя отвести глаза в сторону. Потом, с грехом пополам, Оля подправила  настольную лампу. Я, уже окончательно спёкшись, просто начал листать тетради, не в силах извлечь оттуда ничего путного, затем занялся музыкой. Пробую под Чайковского потихоньку производить нехитрую работу. Усиливается мороз: ночью обещают опять под двадцать градусов!