Маленькие истории из моей жизни

Фируза.

«Жаннур», торговый центр.
- Прикол хочешь? – спросила меня Фируза, когда вернулась из супермаркета, что расположен на первом этаже.
- Давай, что там у тебя? – в предвкушении интересной истории, и коллега поведала…

 «Так… это я взяла, это взяла… ну, вроде бы – всё, можно на кассу идти» - подумала Фируза, и направилась к ближайшей очереди.
- С вас три тысячи, – негромко сказала миловидная девушка-продавец.
- Вот, пожалуйста, - Фируза протянула две купюры в одну и две тысячи тенге.
 «Ой, быстрее надо уже на рабочее место, проект же «горит» - подумала девушка, и услышала внезапно прозвеневший сигнал; но она не придала этому значение, и шла дальше.
- Девушка, стойте! – услышала Фируза требовательный голос.
- Вы – мне? – спросила девушка подошедшего к ней охранника.
- Да, да – вам! – и уже тише добавил: - Пойдёмте…
- Но как, что случилось?
 Охранник, так же негромко, ответил:
- Мы подозреваем вас в краже.
 Фируза испугалась, губы её задрожали. «Как - меня? Меня, порядочную женщину, примерную жену и мать – обвиняют в краже?!» - в мыслях негодовала девушка, ловя на себе любопытные и осуждающие взгляды покупателей, со стороны кассы.
- Пожалуйста, выложите из сумочки и одежды – всё на столик, - потребовал охранник.
 Молодая женщина, сгорая от стыда и едва не плача – стала выкладывать на стол содержимое: маленькая связка ключей, небольшая косметичка, мобильный телефон, недавние покупки и прочее, прочее.
- Стоп! – вдруг сказал охранник, - вы позволите? – спросил он, указывая на початую и наполовину полную маленькую пачку гигиенических салфеток.
- Д-да, конечно, - робко ответила Фируза.
 Охранник взял пачку, повертел в руке… потом быстро подошёл к девушке-кассиру за стойкой, неслышно о чём-то поговорил с ней; она сто-то набрала на пульте, и показала на монитор.  Его лицо просияло, он повернулся к Фирузе:
- Уважаемая, сложите вещи обратно, и подойдите сюда, пожалуйста.
 От обращения «уважаемая» и сменившегося настроения охранника - девушке стало легче и, чувствуя благоприятный исход событий, она спешно всё покидала в сумочку, и подошла к кассе.
- Граждане! Произошла ошибка – эта девушка невиновата, просто вчера она купила салфетки, а наша сотрудница в спешке не сняла штрих-код с товара! – потом молодой человек повернулся к Фирузе, и продолжил: - От имени супермаркета – я извиняюсь пред вами, и… - охранник потянулся к кассе, взял с прилавка большую шоколадку, - пробей, - сказал он кассиру, достал портмоне и дал ей двести тенге, - и вот это – вам! – сказал он, вручая шоколад Фирузе.
- Ой, спасибо! – сказала она в чувствах искренней благодарности, - ничего, бывает!
- Девушка, а можно ваш номер телефона? – выкрикнул из очереди некий молодой человек.
- Максимум, что я могу для вас сделать – это дать поцеловать свою руку, - улыбнулась Фируза, демонстративно вытянула руку с обручальным кольцом на пальце и, повернувшись – пошла в сторону лестницы.

- Хи-хи… ну, ты даёшь, мать, - сказала Дина, третий дизайнер нашей компании.
- Тебе смешно, а знаешь – как я испугалась. Ещё от растерянности забыла русский, и глупила страшно.
- Блин, может – и меня так остановят… какая-нибудь прелестная охранница, и будет досмотр проводить в смотровой комнате… – пошутил я.
- А у тебя – одни бабы на уме! Работай давай, бестолочь! – смеясь, сказала Дина.
 И каждый из нас троих, забыв эту забавную историю – сосредоточенно углубился в работу.


Остановка и Человечище.

 Был летний, знойный день. Я заехал к клиенту, обсудить с ним детали предстоящей сделки, и уже стоял на автобусной остановке. Чтобы занять чем-то свой мозг – я неуловимо разглядывал стоящих рядом со мной людей, и старался угадать их род занятий, имя, что предшествовало их появлению тут, на остановке, и что они будут делать – когда приедут домой. Ну, или – не домой, а там – куда они направились.
 Вдруг взгляд мой остановился на старушке. Маленькая, но по виду – крепкая старушенция, сутулая и с суровым взглядом. «Человечище, видать – блокадница или труженица тыла, а может – и на фронте воевала! Таких ничем не перешибёшь, уважаю», - проникся я симпатией к бабульке, и заметил – она постоянно тырсила в своих маленьких ручках несвежего вида платочек. «Свои странности», подумал я, и увидел – подходит «мой» автобус.
 Люди поначалу было двинулись к открывшимся дверям, но, завидев – что старушка тоже пошла к ним, остановились, пропуская пожилую женщину вперёд. Юноша, стоящий в автобусе около входа – высунулся, и протянул руку старушке…
- Ты что, совсем сбрендил – меня за немощную считаешь, да? – едва оттолкнув в сторону протянутую руку, пробормотала бабулька и, кряхтя – стала забираться по ступеням в салон автобуса. – Совсем уже молодёжь старость не уважает – за немощных нас держит! Ишь, вздумал чего! – ворчала старушка.
 Пассажиры, молча расступаясь и посмеиваясь – дали дорогу ей, и молоденькая девчушка, сидевшая на сиденье – уступила место пожилой женщине. Потом в салон прошли остальные люди с улицы, и мощная, большая машина тронулась с места.
- Не, ну – наглость, а! Хорошее дело – меня в инвалиды записать! – негромко ворчала старушка, а народ вокруг – хихикал и посмеивался негромко, и все всё понимали…


Дед.

- Всё, молодой человек – можете одеваться! – сказала мне женщина-врач.
 Я принялся натягивать на себя футболку, и увидел, как в кабинет входит мощного вида старик. Нет, он не был крупного сложения, но его поступь, взгляд и всё ещё крепкие мышцы выдавали в нём человека сурового, битого жизнью и бывшего спортсмена. Несмотря на старость, вид деда был весьма суров: глубоко посаженные глаза и густые брови над ними напоминали зловещего и страшного колдуна или маньяка из американских триллеров.
- Ну, что там, внучка – есть что? – спросил дед молоденькую медсестру, на вид – моя ровесница.
 Я вопросительно посмотрел на своего врача: томография головы – «удовольствие» не из дешёвых.
- У него сын – коммерсант, заплатил, чтобы отцу томографию сделали, - наклонившись ко мне, пояснила мне врач.
- Хочу вас обрадовать, дедушка – у вас всё в порядке, ничего нет!
- Хм-м-м… - протянул дед, - такие деньги заплачены, а у меня – ничего нет… Сапожники вы… Хм-м-м… - сказал мощный старик и, шаркая тапочками по полу – удалился, как выходит из гавани старый баркас – с шумом, но уверенно.
 Мы трое – я, врач и медсестра, с улыбками в глазах проследили за дедом и, когда за ним захлопнулась дверь, прыснули со смеху!
- Ну, дед, ну – юморист! Радоваться надобно, а он – «Сапожники»… Чёрт их разберёшь, этих стариков!
- Ну, моя хорошая – я пошёл! – подмигнув, сказал я медсестре.
- Да иди уже, иди – охламон! – засмущавшись, ответила медсестра.
- Пока, сапожницы, - попрощался я с потомками Гиппократа, и под дружный, звонкий смех – вышел из кабинета.


Желанный кабинетик.

 «Ох, батюшки! Ой, не могу – лопну сейчас!» - я лежал на столе рентген-аппарата, и мне хотелось сделать простой физический процесс – сходить в туалет. По маленькому. Но… врач наказал мне – лежать, и я терпел.
- Эй! – крикнул я, - Эй, врачи!
 Но не слышал ответа. Я не был приучен громко ни говорить, ни, тем более – кричать, и видимо – медики не знали про эту мою особенность.
 Я ярко чувствовал, как жидкость неимоверно давит на переднюю стенку моего мочевого пузыря, т. к. а лежал на животе; и давление извне – ещё больше усугубляло моё и без этого сложное положение: мало того, что хотелось дико в туалет, а ещё при этом у меня стали затекать конечности, ведь я принял ту позу – какую мне придал врач.
 Вдруг я услышал – за дверью в подсобку зазвенела чайная ложечка. «Пьют чай, су-у-уки-и-и!» - подумал я, и чётко представил вращающуюся от размешивания ложечкой жидкость – в стакане. От этого представления мне ещё сильнее захотелось в туалет!
 Коротко скрипнула дверь, и из коридора в кабинет вошёл врач. Высокий, с коротко стриженой бородой, лет сорока двух. Он, проходя мимо, посмотрел на меня, казалось – равнодушным взглядом.
- Зрасьте, - выдавил я.
 Доктор коротко кивнул, и прошёл в подсобку. В тот же миг я услышал зычный, красивый голос:
- Вы что, б.ть, тут чаи распиваете, а человек – мучается там, лежит?! А ну-ка – бегом, работать, собаки!
 Два молодых медика выбежали из подсобки.
- Ой, ты ещё тут! – сказал один из них, спешно выключаю рентген-аппарат.
 Я мигом соскочил со стола, и вихрем вылетел из кабинета!
- Снимочек забери! – услышал я позади себя голос второго рентгенолога.
- Пошёл ты на хрен, - тихо, сквозь зубы проговорил я, быстро идя по коридору в свой корпус.
- Витька, дай сигарету! – сказал сосед по палате, Джанибек, или просто – Джаник.
- На, - на ходу вынимая сигарету, протянул я её парню.
 Тут соседка по палате, Вика, что-то меня спросила, но я не расслышал. «Потом спрошу!», - решил я, не желая терять драгоценные секунды, отделяющие меня от позора. «Ох, хоть бы пусто было, хоть бы никто не занял!» - умолял я, и… О, чудо – туалет был открыт! Я влетел туда смерчем, торнадо, ураганoм! Я ворвался в кабинку, как танк – в лесную чащу, ломая всё на своём пути! Судорожно расстёгивая штаны, я вытащил свою гордость и выдал!
- О-о-ох, ё-моё… как хорошо… - закрыв глаза и чувствуя всё нарастающее облегчение, блаженно повторял я эти слова, как мантры.
- Братец, ты случайно не от рентгена? – услышал я громкий голос из соседней кабинки.
 От неожиданности я вздрогнул, открыл глаза.
- Да, а ты откуда в курсах?
- Да эти суки меня тоже так держали, что я чуть не наделал там же. Просто тупо вышли из кабинета по своим делам. И фиг вылезешь – аппарат чуть ли не на тебе лежит.
- А они сейчас чай пили, в подсобке.
- Ну чего не закричал тогда?
- Не могу, сразу голос срываю.
- Ладно, бывай, братишка! – сказал голос, потом послышался звук смываемой, хлопнувшая дверь кабинки, - до обеда хоть – успеешь отлить? Ха-ха-ха-ха-ха! – засмеялся человек, и вышел.
 А я, всё продолжал своё дело, и вспоминал слова молоденькой медсестры, из кабинета томографии: «Никогда не надо терпеть! Приспичило, а негде – хоть посреди улицы сикай! Пусть лопнет моя совесть, чем мочевой пузырь!».

Находчивый мужичок.

 Я шёл по оживлённой улице, носящей в названии своём фамилию вождя мирового пролетариата – Ленина, и мне подумалось: «А ведь в любом советском городе всегда найдётся такая улица или проспект… и получается, что если ты знакомишься с девушками, представляясь иногородним, и тебя спросят о районе проживания в «своём» городе, то всегда можешь «честно» сказать, что живёшь – «на Ленина».
 Было солнечно, и красивая, широкая улица радовала глаз и душу обилием больших деревьев, красивыми зданиями и опрятным видом. Улица эта раньше, на протяжении двух кварталов, была пешеходной, но город расширялся, стало появляться больше автотранспорта, и её открыли для проезда.
- Братишка… - где-то раздался сдавленный голос,- слыш, братишка-а-а, - донеслось откуда-то справа, со стороны пятиэтажки.
 Я посмотрел в ту сторону, и увидел худенького мужичка, по грудь вылезшего из форточки. Он махал мне рукой, и в его глазах светилась надежда. И судя по взгляду, надежда эта была не на светлое будущее, а на более близкие вещи.
- Чего? – во мне проснулось недоверие.
- Ну, будь добр – подойди сюда.
- Говори так, чего тебе?
- А-а-ай, ну что за человек! Ну, подойди… помощь нужна…
 Я подумал, что может и правда – болен человек, а «скорую» вызвать не может, мало ли – что может случиться и, сойдя с тротуара на газон – подошёл к окну.
 На меня сверху, с высоты форточки, смотрел тщедушного вида мужичок, в чистенькой рубашечке цвета бордо, и раскосые его глаза светились добротой.
- Ты это… там внизу, - он пальцем показал вниз, на куст.
 Этот некий куст я помню хорошо – с детства за ним наблюдаю, как он появился ещё ростком, потом стал тянуться выше и выше; как его не стали срезать, и кто-то принялся периодически постригать, ухаживать за ним. Рос он вплотную к стене дома, но, несмотря на это – его хранили, лелеяли, и мне стало интересно – кто же за ним присматривает.
- Что там?
- Ну, в я магазин пошёл, - стал объяснять мужчина, когда я запустил руку в листву, и обнаружил там пакет, - жена в гости ушла, а меня закрыла… - он улыбнулся, когда я нащупал увесистый цилиндр и похоже – пару банок консервов; догадавшись – я улыбнулся.
- Бержи, парень! – я протянул драгоценность мужичку.
- О, спасибо! Выручил, братишка!
- Ну, бывай! – потом вспомнил, что у меня сигареты кончились. – Слушай, дай закурить, а?
- Да, конечно! – мужичок потянулся к карману рубашки, - на, не жалко! – он протянул мне штук десять крепких сигарет «Медеу».
- Не, благодарю - мне столько не надо, - я взял одну сигарету и, махнув на прощание рукой, улыбаясь такой комичной ситуации и находчивости мужичка – вышел на тротуар, и отправился своей дорогой дальше.


Хвостик.

 - Мама… - сказал я шёпотом, когда мы и сестрёнка шли с новогоднего утренника, который прошёл у мамы на работе для детей сотрудников дворца молодёжи, - я в туалет хочу…
- Ну, давай – беги вперёд, дом рядом уже - мама слегка подтолкнула меня в спину, и я быстро, как мог – магом понёсся вперёд.
- Наи-и-иль, ты куда? – услышал сзади я голос Гули – сестрёнки.
 Мне неловко было вот так, среди бела дня, повернуться, и сказать: «Бегу в туалет!», и я молча нёсся, представляя себя паровозом, в котором кипит котёл.
- Ну, куда же ты? – кричала она, стараясь догнать меня, но мне было уже не до этого – пот выступил на моём лице, и я с мыслями «Ну, что же ты кричишь-то, а? Да перестань за мной бежать, в конце-то концов!» - перешёл на бег.
- А-а-а! Ты куда? Не убегай от меня-я-я! – уже плакала Гуля и, протянув руки – старалась бежать всё быстрее, в надежде меня догнать.
 Я оглянулся назад. «Да что же ты кричишь-то, а?», - мне стало неловко, когда я представил картину со стороны: брат убегает от сестрёнки, оставляя её одну. «А-а-а, да к чёрту – я в туалет хочу! Стыдно будет – если не добегу! Дом уже рядом – сама добежит!», - успокоил я себя и, влетев во двор – мигом понёсся к туалету!
 Уже находясь, к своему великому облегчению - в нём, я слышал:
- … а он убегал от меня-я-я! – плакала Гуля.
- Ну, Наиль же сильно хотел в туалет, он же не будет на людях кричать, что его приспичило, а ты привязалась к нему – как хвостик, - утирая ей слёзы, успокаивала мама.
 Вскоре сестрёнка успокоилась, и я зашёл домой с чистой совестью.

Весёлый вечер.

- Дети, вы скосите эту траву, но не сжигайте – я сам её уберу! – сказал отец.
 Ну, мы любим это дело – срезать и выдёргивать сорняки во дворе, и рядом с ним; эдакая детская забава у нас была. Могли и не жечь, а покрыть ею «халабуду» или «домик» - некие строения, сооружая их из всевозможного подручного материала: ветки, листья, доски, земля и остатки стройматериалов, которые мы могли честно взять без спроса у соседей, если они «не так лежат».
 Позвав друзей – Мишку, Оксанку и братьев-погодков - Ярослава и Вальку, я и Гуля принялись все шестеро косить траву, которая неожиданно приятно пахла. Скосив, по привычке мы стали решать – что с ней делать.
- Давайте «халабуду» строить! – подал предложение Валька.
- Да ну её, давайте лучше сожгём – на костёр посмотрим! – сказала Гуля.
- Да, давайте! У меня спички есть! – Мишка порылся в карманах шорт, и вынул оттуда мятый коробок; потряс его над ухом, открыл. – Ещё есть…

 Хотя и сырая, трава огнём занялась быстро, и повалил густой, ароматный дым.
- Куда ветер – туда дым! – кричал Мишка, и вставал по другую сторону от дыма.
- Давайте, подкладывайте! – в запале кричал я, и в костёр полетела очередная порция травы.
 Чем больше было дыма – тем нас становилось радостнее, веселее. Мы смеялись, шутили и, хватаясь за животы – падали на землю, катались по ней, и сталкивались друг с другом.
- Мишка, а ты – дурак! – закричал Валька, и от смеха упал на колени, держась за живот.
- А давайте - бегать! – Ярославка встал, и побежал вокруг костра.
- Давайте, давайте! – кричали все мы, принялись бегать вокруг огня, а потом взялись за руки, и принялись водить хоровод.
 Был уже вечер, начало смеркаться, но мы этого не замечали, потому что нам было – хорошо, тепло и вeсело вместе; мы не понимали – почему нам было особенно весело именно сейчас, именно в этот вечер, но и не задумывались над этим, а просто – наслаждались моментом, как это умеют делать все дети, но неспособны на это многие взрослые люди.
 Потом, став старше, мы узнали – что такое конопля. Вот так мы и поняли, что не всю траву надо жечь, а лучше снести куда-нибудь подальше, дабы неразумные дети от смеха не надорвали свои животики.

Астана, 23.06.15

Продолжение следует…