Блудный сын. Часть вторая. Глава 13

13
        Предупредителная заботливость Якоба ван Кампена, приславшего персональное приглашение на церемонию открытия нового здания амстердамского театра, тронула Рембрандта, хотя он и сам купил бы билеты – невозможно пропустить такое событие и премьеру новой постановки. Рембрандт и Саския несколько дней примеряли наряды на торжество, на церемонии и премьере появится всё амстердамское общество. Перебрав свои гардеробы, не удовлетворившись их содержимым, они кинулись в привычные походы по лавкам за материями и украшениями, затем к портным.

     Саския пошила новый наряд: синее бархатное, расшитое серебром платье, сопровождаемое фламандскими кружевами и жемчугом, поверх нижнего атласного, бледно-голубого цвета. Рембрандт купил готовый темно-зеленый бархатный камзол, батистовых сорочек и несколько пар обуви.

     В новый театр на улице Кейзерграхт, довольно быстро сооружённый архитектором, публика прибыла задолго до начала представления ис любопытством и гордостью – только в Амстердаме имеется свой театр - разглядывала новое каменное здание, заменившее старое деревянное, едва не разваливавшееся от ветхости. Якоб ван Камрен построил свое детище в классическом стиле. Один из главных зодчих Амстердама поклонялся классике, боготворимому Палладио* и его знаменитому зданию Олимпийского Театра. Это архитектурное совершенство и взял за основу ван Кампен, разрабатывая чертежи для нового амстердамского театра.
 
     Как и полагалось знаменательному городскому событию, здесь собралось амстердамское общество. Вылощенный художник и его прекрасная жена обходили одну группу приятелей за другой с приветствиями. Николас Элиас Пикеной представил Рембрандту прибывшего из Германии Иоахима фон Зандрарта, его имя хорошо знали в Голландии. Постоянно путешествующий и работающий в разных странах, учившийся у Геррита ван Хонтхорста в Утрехте, фон Зандрарта почитался признанным знатоком искусства. Тотчас после знакомства фон Зандрарта перехватили обрадованные его прибытием Анна и Мария Тессельшаде, а Саския уже махала рукой Николасу Тульпу и его любезной супруге.

     Рембрандт направился с женой к доктору, они, отпустив сначала заслуженные компрлименты работе Якоба ван Кампена, завели разговор о торговле тюльпановыми луковицами. Начавшаяся так успешно, она сейчас, несомненно, идёт к полному краху. Люди теряют состояния.
- Недавно я получил весточку от Сегерса из Гааги, – поделился новостью Рембрандт,– он пишет, Якоб ван Гойен, пейзажист, которого я знал ещё в Лейдене, потерял всё, что вложил в эти чёртовы луковицы.

     Не успел Рембрандт закончить с доктором, как его окликнул знакомый голос  Каспара Барлеуса. Профессор Барлеус прибыл со спутником, говорившим на голландском с лёгким французским акцентом. Волевой, острый взгляд темноволосого француза средних лет, от которого, казалось, ничего не ускользало, сразу привлекал внимание. У Рембрандта мелькнула догадка о друге профессора – Рене Декарте. Барлеус, любивший художника еще с лейденских времён, несмотря на все толки и сплетни общества, направился со спутником навстречу ему и Саскии. Времени до начала представления оставалось немного, но профессор всё же успел представить своего спутника:

- Рембрандт ван Рейн, дорогая Саския, счастлив представить писателя и философа из Франции, господина Рене Декарта.
  - Я так долго живу то здесь, то в Лейдене, что в какой-то степени уже превратился в голландца, – резковатым голосом произнёс филосов и рассмеялся.
Сказав сначала несколько дежурных любезностей Саскии, он обратил взор на художника:
  - Очень рад , наконец, лицезреть амстердамского Апеллеса*, как вас здесь величают.
 - Ваша книга*, господин Декарт, обсуждается по всей Голландиии, – отбил
комплимент Рембрандт.
  - Да, она наделала шума, – согласился Декарт, – впрочем, как и ваши работы, господин ван Рейн.

     Барлеус пытался ещё увидеть Йоста ван ден Вондела, но поэта никому не удалось поймать, так он был занят с последними приготовлениями к премьере –  ставили его пьесу. Яна Воса*, молодого  и уже известного поэта, помогавшего Вонделу во всех репетициях, тоже никто не мог заполучить. Показывали постановку по недавно написанной поэме ван ден Вондела «Гейсбрехт Амстердамский», прославлявшей величие города, его историю и как нельзя лучше подходившей для сегодняшней премьеры.

    По ходу спектакля Рембрандт делал быстрые зарисовки играющих актёров, а в антрактах подправлял первичные небрежные наброски, они могли пригодиться в работе над историческими картинами или даже портретами.
С тех пор как они поселились на Ньюве Дулен художник занимался преимущественно портретами,  работа над картиной для штатгальтера Фрерика Хендрика замедлилась. Рембрандт и Саския подумывали о покупке собственного семейного дома и каждодневные расходы непомерно возрастали. Рембрандт неустанно пополнял свою коллекцию: ходил по художественным лавкам, посещал аукционы один или с Саскией.

    На одном из аукционов они приобрели картину Рубенса «Геро и Леандр», стоившую состояние, и они считали, что им повезло купить за такую цену. Рембрандта покорила красота и амбициозность работы молодого Рубенса, а Саския находилась под впечатлением древней романтической истории о трагической любви Геро - жрицы богини Афродиты, нарушившей во имя любви обет безбрачия, и юноши Леандра, ради встреч с любимой каждую ночь переплывавшего пролив Геллеспонт на свет факела, зажжённого Геро. Однажды, во время сильной бури, огонь факела погас и Леандр, не справившись с управлением лодки, утонул в пучине волн. Его тело вынесло на берег, а Геро, вне себя от горя, кинулась с башни в море.

     На другом аукционе Рембрандт купил коллекцию могольской* миниатюры за неимоверную стоимость. Саския любила все эти красивые, древние или экзотические вещи, но ажиотаж Рембрандта иногда беспокоил, даже пугал её. Она пыталась останавливать мужа, тщетно взывая к его благоразумности. Деньги понадобятся на частые визыты врачей – Саския снова ждала ребенка, хотя к радости ожидания примешивалась боязливость за будущее чадо. Они богатые люди, успокаивал Рембрандт жену, он много работает и работы его стоят дорого, желающих иметь портрет его кисти хоть отбавляй, им приходится ждать когда художник возьмет заказ, Саския принесла с собой хорошееприданое, у него много учеников, что тоже приносит доход, средств хватит на всё,дождь золотых и серебряных гульденов не иссякнет.


     Рембрандт долго откладывал оформление соглашений с учениками в гильдии Святого Луки, но, в конце концов, пришлось найти время на визит, он дотянул до последней черты – правление гильдии пригрозило штрафом. Быстро справившись с делом, Рембрандт торопливо шёл на выход по залам здания гильдии, упрекая себя, что мог бы сделать это раньше, как вдруг услышал, -  «Господин ван Рейн!». Рембрандт оторвался от своих мыслей, огляделся и увидел группу художников, все физиономии обратились в его сторону.

     «Господин ван Рейн!» ,- повторил снова зовущий, им оказался Бартоломеус ван дер Хелст. Молодой художник вполне успешно начал самостоятельную карьеру, на отсутствие заказов Бартоломеусу жаловаться не приходилось. Подходя к группе, Рембрандт заметил женщину, стоявшую среди художников, очевидно, чью-то родственницу, приветственно кивнул Бартоломеусу и Яну Моленару. Яна Моленара Рембрандт недавно встретил во время одного из визитов  - живописец приехал в Амстердам с женой попытать счастья.

     Имя харлемца Моленара художники знали, но еще более известным было имя его жены  – художницы Юдит Лейстер, ученицы великого Франса Халса и одной из немногих женщин-художниц Голландии, для которых живопись стала профессией. Рембрандт вновь взглянул на женщину, внимательно разглядывавшую его, у него возникло предположение о Юдит Лейстер.
 - Вот наш амстердамский Апеллес, - совершенно серьёзно, без всякой иронии в голосе произнес Бартоломеус.
 - Господин ван Рейн, позвольте представить мою жену, Юдит Лейстер, –  Моленар церемонно положил руки на плечи жены.
«Так и есть», - мелькнуло у Рембрандта о своей догадке.

   - Мы только что были у ваших соседей по зданию, в гильдии хирургов, видели ваш групповой портрет, вы называете его здесь «уроком анатомии». Он впечатляет. Низковатый грудной голос молодой женщины и чуть медлительные манеры, так не вязявшиеся с её живыми, яркими катинами в манере Халса удивили Рембрандта. Типично голландское лицо с голубыми глазами и светло-русыми волосами, красиво обрамленное традиционным белым чепцом (его так редко надевала Саския), излучало искреннее распоожение. Рембрандт невольно залюбовался.
  - Недаром портрет взбудоражил город, и не только Амстердам, – согласился Ян Моленар.

     Ещё один человек средних лет, стоявший в группе, только согласно кивал, не проронив пока ни слова. Рембрандт вопросительно взглянул на него и художник, а это тоже был художник, представился:
- Меня зовут Хендрик Пот. Мы с вами не встречались, господин ван Рейн, но я знаю вас по рассказам вашего друга.
Вопросительное выражение не сходило с лица Рембрандта.
  - Мне пришлось работать в Лондоне, – разъяснял Хендрик, – и я встречал там вашего друга Яна Ливенса.
  - Как поживал Ян Ливенс в Лондоне? – лицо Рембрандта расплылось в улыбке.
  - Хорошо поживал. В Лондоне всем заправляет Антонис ван Дейк, любимец
короля Карла. Ян Ливенс работал с ним. Ливенс превосходный художник, общителен, обходителен, поэтому завоевал расположение ван Дейка. Голландцы и художники из Испанских Нидерландов, работающие в Лондоне, держатся вместе.

  - Вы знаете, что с ним сейчас? Он всё ещё в Лондоне? – заинтересованно спросил Рембрандт.
  - Слышал, будто он уже уехал из Лондона, но точно никто не знает.
  - Поначалу мы писали друг другу, но постепенно переписка сошла на нет, мы и в Голландии писали письма редко. Но это правда, Ливенс мой друг.
 - Он вас так же вспоминал, господин ван Рейн, как своего друга.

     Встреча в гильдии художников взбудоражила Рембрандта. Шагая на Ньюве Дулен, он предался воспоминаниям о лейденский годах с Яном Ливенсом. Прийдя домой, он долго смотрел на своего и Ливенса Лазарей, он повесил картины дома, а не в находившейся отдельно мастерской. «Интересно каким он стал? Возмужал, конечно. Женился ли?», - задумчивый взгляд художника переходил с одной картины на другую. Рембрандт усмехнулся, вспомнив слова Хендрика Пота о ван Дейке, проникшемся симпатией к Ливенсу. Ян всегда отличался умением быстро располагать к себе людей. Может быть, не так сильно он изменился.


     Они потеряли и этого ребенка. Девочка, родившаяся жарким влажным июлем, крещённая в Старой церкви и названная в честь матери Рембрандта Корнелией, прожила всего две недели. Крошечный гробик отнесли и похоронили в Южной церкви, как и предыдущий. Последние месяцы ожидания младенца Саския посещала Сильвиуса в его приходе, беседовала с пастором. Беседы укрепляли её, давали душевное спокойствие. Пастор, казалось, разговаривал не только с будущей матерью, тревожившейся за себя и вот-вот готового появиться на свет младенца, но и с собой, убеждая воспринимать с благодарностью радости, посылаемые Господом нашим и со стойкостью - горести. Голос его слабо шелестел осенней пожухлой листвой, но взгляд был тверд и просветлён. Перед рождением Корнелии кузина Алтье овдовела, они похоронили пастора Сильвиуса. 

     Смерть пастора и последовавшую за ней смерть малютки Корнелии душевно окрепшая, вошедшая во взрослую жизнь Саския восприняла стоически. А Рембрандт...теперь пришла очередь Саскии бояться за мужа. Пропали его неукротимая энергия и воловья работоспособность.Он принимал мало заказов, часто прерывался на отдых, заканчивал портретные сеансы раньше предписанного времени, через силу занимался с учениками, предоставляя инициативу Фердинанду Болу, с чем способный ассистент прекрасно справлялся. Рембрандт вскоре вернулся к твердо предписанным занятиям и сеансам. Но страх Саскии не прошёл: Рембрандт перестал  писать что-либо кроме заказанных портретов, остановил работу над последней картиной для принца Фредерика Хендрика, которую неимоверно задерживал, не обращая никакого внимания на полные напряжённого недовольства письма Константина Хейгенса.

     Одним вечером художник пришёл домой со свертком, в нём оказались трубка и пачка табаку. Он набил трубку, зажёг и решительно затянулся, без первого кашля, какой бывает с непривычки. Сидел часами, куря трубку и уставившись днем – в окно, вечером – в камин. Саския призвала на помощь Говерта Флинка, просила его заходить к ним почаще и беседовать с мужем о живописи, приглашала на ужины гостей, заставила Рембрандта пойти посмотреть церемонию торжественного вьезда в Амстердам королевы Марии Медичи*, собравшую в центр города всех его жителей и обставленную с торжественностью и невиданной роскошью.

     Королева прибывала в Амстердам из Брюсселя, и амстердамцы, сравнивавшие свой город с великими городами античности, решили утереть нос Испанским Нидерландам, а заодно и Гааге с её двором принца Оранского, устроив пышное празнество на целый день. На улицах бравым машем выступили городские стрелки и трубачи в парадных костюмах, по Амстелу проплыло шествие надраенных до блеска кораблей, прошли водные состязания, в наскоро выстроенном специально для этой оказии павильоне показавались театральные сценки из амстердамской жизни, по всему городу проходили карнавалы и ярмарки, бургомистр и городское правление предложили королеве отведать экзотическое батавское* блюдо - разными способами приготовленный и столь редкий в Европе рис с приправами и кушаньями к нему, Йост ван ден Вондел и Каспар Барлеус сочинили высокопарные оды, прославлявшие Марию Медичи. Правление не забыло и о себе, заказав Томасу де Кейзеру свой групповой портрет. Портрет увековечит их подготовку к торжествам. Амстердам превзошёл сам себя.

     Рембрандт, не возражая, пошёл с Саскией на церемонию, на какое-то время даже поддался всеобщему праздничному ликованию, не чурался гостей на ужинах, регулярно и примерно проводил занятия. Но кроме заказных портретов он по-прежнему ничего не писал. Саския не видела его теперь в хорошо знакомом состоянии одновременно приподнятости и лёгкой потерянности, когда он, обдумывая очередную картину, мог ответить невпопад или вообще не услышать вопроса. Из Гааги пришла весть о внезапной смерти Геркулеса Сегерса. Рембрандт ощущал себя скорее мёртвым, чем живым.

     Холодным ветренным декабрьским утром он обьявил жене, что поедет
навестить мать, братьев и Лисбет, быстро собрался и уехал в Лейден. Нелтье, обрадованная приездом младшего сына, не знала, куда его посадить и чем угостить. С гордостью и благодарностью она восприняла весть о том, что умершую девочку назвали Корнелией в её честь. Рембрандт помогал братьям на мельнице, матери с сестрой по хозяйству. Зимой на мельнице гораздо меньше работы. Долгие зимние вечера, полные бесед, они проводили все вместе.

     Разговаривая, художник набрасывал карандашом черты своих родных. Он попросил Нелтье попозировать для чернового варианта её портрета, но сеансы были короткими, Нелтье не могла уже долго сидеть неподвижно на одном месте, быстро уставала.
     Когда Рембрандт вернулся домой, Саския поняла: он вернулся.
Он вновь заговорил о покупке подходящего дома и даже наметил посмотреть несколько домов, принялся за портрет матери по лейденским заготовкам.
* Ян Вос (1612 – 1667)  - голландский поэт и театральный деятель.
*Андреа Палладио (1508 - 1580 ) – итальянский архитектор, один из самых выдающихся в истории архитектуры. Основоположник классицизма.Олимпийский Театр ( Театр Олимпико) функционипует по сей день.
*Апеллес (370 – 306 гг до н э ) – знаменитый древнегреческий живописец при дворе Александра Великого. Художников сравнивают с Апеллесом, говоря об их известности, профессионализме и выразительности.
* «Рассуждения о методе». Вышла в Лейдене в 1637.
* Индийская миниатюра Империи Велигих Моголов (1526 – 1857).
*Питер Кодд (1599 – 1678) – амстердамский портретист и живописец жанровых сцен.
*т.е. индонезийское. В 17 веке голландцы называли Батавией Индонезию и её столицу Джакарту. Батавией называли также древнюю Голландию, а предков голландцев – батавами. В описываемое время Индонезия являлась колонией. Голландии.