Митькина война

ГАЛУЩЕНКО ВЛАД - http://www.proza.ru/avtor/ggaww - ПЕРВОЕ МЕСТО В КОНКУРСЕ "ПУСТЬ ВСЕГДА БУДУ Я" - ЖУРНАЛА МАВОЧКИ И ДЕЛЬЧИКИ

  Я собираю красивые немецкие игрушки и дарю их фашистам обратно. Помогает мне Светка, которую я вытащил из засыпанного взрывом погреба на другом конце деревни.  Светка старше меня на год, но ведет себя как маленькая и всё время плачет.
  Раньше, еще до войны, мы учились с ней в одной школе, я в первом классе, а она во втором. Тогда Светка смотрела на меня свысока и дразнила «малявкой». А сейчас нет, не дразнится и слушается, когда не плачет. А хныкает она почти всё время и спрашивает, когда её папка придет с войны и её заберёт.
  Я уже устал ей объяснять, что наши папки на фронте и придут только, когда убьют последнего фашиста.
- Митенька, а их еще много осталось? – спрашивает она, когда я возвращаюсь с нашего, деревенского фронта.
- Сегодня стало на пять меньше. Сам видел, как они на небо летели, но осталась еще целая тьма, - вздохнул я,  вспоминая, как рано утром разлетелась на кусочки фашистская солдатская кухня вместе с поварами.
- Но как же они летели, если у них нет крыльев? - Светка даже зажмурилась, пытаясь представить разлетающихся  врагов. – Можно я завтра с тобой пойду посмотреть? Я буду тихо в кустиках сидеть.
- Нет, - опять вздохнул я. - Тебе лучше на такое не смотреть, а то опять будешь ночами хлюпать носом.
- Мне мамку жалко. Зачем ты её в погребе землёй засыпал? – заныла Светка, каждый день задавая мне один и тот же глупый вопрос. – Может она там еще живая, а, Митенька?  Пойдем её откопаем.
- Не оживет. Я и свою тоже в погребе похоронил. Так надо.  Тоже раньше думал, что оживёт, два раза откапывал. Нет, не оживут они. Наши мамки сейчас уже на небе.
- А у них что, когда умерли, то крылья выросли?
- Дура ты, Светка, они же душами стали, а души без крыльев летают.
- Как воздушные шарики на первое мая?
- Ладно, пусть будут как воздушные шарики. Отстань. Сходила бы лучше в колхозный амбар, зернышек поискала.
- Митенька, я там уже все ногти поломала, когда пшеницу эту горелую из щелей выковыривала.
- А ты еще в конюшню сходи. Там от коней овёс должен остаться. Я в одной книжке читал, что англичане, как лошади, питаются одной овсянкой, и ничего – живут. Правда, худые очень.
- А мне больше пшеничку жевать нравится. Она подгорелая даже вкуснее. А овёс колется сильно. Не люблю я его.
- Ладно, будешь жевать пшеницу, а я овёс. Мне нельзя сейчас толстеть, иначе я не пролезу завтра в форточку в колхозной бане. Завтра не солдаты, а их офицеры мыться будут. Я видел, как для них сухие яблони заготавливали.  От яблонь, говорят, в парилке дух лучше.  Я им хочу этот дух немного подпортить.  Принеси из подпола две куклы. Нет, лучше четыре. Хочу, чтобы так рвануло, чтобы от бани только ножки и рожки остались.
  Светка шмыгнула носом и нырнула в темный проем глубокого погреба.  Там мы прятали в бочке с прокисшими огурцами фашистские «подарки» для детей.  Я сам хотел поиграть с красивой машинкой, которую солдаты подбросили в наш двор. Но мне помешал соседский Владик.  Он тоже выжил в погребе, после того, как сожгли нашу деревню.
  Владик  схватил машинку и унёс её к себе во двор.  Я с завистью смотрел через забор, как он насыпает в кузов машинки песок.  А когда Владик стал катать машинку по земле, раздался взрыв.  Рвануло так, что я два дня ничего не слышал.  А когда немного отошёл, то похоронил Владика в его же погребе. Правда, мало от него осталось. Нашел только голову и одну ногу.
  Я каждый день хожу по дворам и кого-нибудь хороню.  Так меня раньше учила баба Паша, пока её вместе с остальными колхозниками не сожгли в амбаре. Она говорила, что людей надо хоронить в землю, иначе они станут ходячими мертвецами и будут поедать живых. Мне когда приснились такие страшилища, я и стал трупы искать и закапывать.  Жалко, что Светка не помогает. Она запах трупов не переносит. Рвёт её сразу.

- Вот, четыре девочки. Хватит на баню?
- Это ты хорошо, Светка, сказанула. Устроим фашистам адскую баню. Чтобы они все сгорели в её пламени.
- А как ты их взрывать будешь, Мить?  В печку им кукол бросишь?
- Нет. Мне себя раскрывать нельзя. Не хочу, чтобы они меня видели. Пусть и дальше думают, что их партизаны взрывают.  Я после взрыва солдатской кухни видел, как они два дня лес прочесывали и стреляли в каждый пенёк, все кусты очередями посекли.  И орали как оглашенные: «Партизанен капут».
- Но, Мить, они же не будут с этими куклами играть?
- Правильно. Поэтому я ночью проберусь внутрь и подложу наших девочек в каменку в парной. Каждую куклу обмажу глиной и спрячу между камнями. А вот когда камни раскалятся – тогда и рванёт. Сколько у нас еще игрушек со взрывчаткой осталось?
- Еще восемь кукол и пять самосвалов.  Мить, можно я с тобой завтра пойду посмотреть, как фашисты на небо улетать будут? Я только их посчитаю и всё.  Мне очень хочется, чтобы они быстрее кончились и папка быстрее пришёл с войны.
- Ладно. Мы спрячемся на пожарной каланче. У неё верхушку взрывом снесло, но внутри осталась лестница. Сверху хорошо видно. Только, когда рванёт, не кричи и не плачь.
- Не буду, Митенька. Это я плачу, потому что мне мамку жалко, а на этих гадов я ни одной слезинки не пророню.
 
 После адской бани  фашисты немного постреляли в лесу, а потом переехали в соседнюю деревню.
Мы со Светкой следили за двумя мотоциклами, которые в колясках развозили и подбрасывали во дворы свои взрывные «подарки» детишкам.

  Вечером пошли собирать кукол и машинки. Мы со Светкой уже знали, что куклы взрываются, когда у них поворачивается голова, а самосвалы – когда крутятся колёсики.  Через полчаса  мы основательно пополнили свой боезапас. У меня в мешке было десять машинок, а у Светки – пятнадцать кукол.

Мы уже возвращались домой, когда Светка неожиданно свернула  на пустырь за колхозным клубом.

- Митенька, глянь, что я нашла! Какая красотулька!

 Заглянул за ограду и внутри у меня всё застыло. Хотел крикнуть, но горло перехватил дикий ужас.  Я понял, что сейчас произойдет.

  Светка держала в поднятой руке огромную раскрашенную юлу.  Дальше все происходило, как в замедленном кино.  Она опустила юлу на землю и стала раскручивать.

  После мощнейшего взрыва я долго протирал глаза и ковырял в ушах.  Когда увидел вспышки автоматных очередей, понял, что надо бежать.
   На следующий день  обошел весь пустырь, но ничего не нашел, кроме огромной воронки посредине. Светка взорвалась вместе с пятнадцатью куклами.  Ничего, у меня остались мои десять машинок.

 Я думаю,  их хватит, чтобы взорвать колхозный клуб, где солдаты устроили казарму.  Я насчитал там пятьдесят фашистов.
 
Это будет памятный салют за Светку и  на пятьдесят врагов ближе конец войны.
Значит, наши папки скорее вернутся домой.