Глава 3. Беда не приходит одна

“Куда сейчас, в «офис» или в гостиницу? – выехав на МКАД(*) (МКАД - Московская Кольцевая Автомобильная Дорога), раздумывал Семенов. – Если в офис, то застану ли я там Дыховичного? А вдруг его там нет - потеряю час. Если в гостиницу – рискую «нарваться» на соседей– офицеров, с их гулянкой, попойкой. И тогда  - прощай отдых. Это потерянный вечер, а то и ночь. Куда же ехать?”
Лампочка, зажегшаяся на приборном щитке, решила эту дилемму.
“Сначала на заправку”.
В Москве начинал свирепствовать «санкционный» бензиновый кризис, и очереди на заправках повсеместно вытягивались на сотню - другую метров. Даже “девяносто пятый” неэтилированный, которым питалась его “Ауди”, мало того, что заметно подскочил в цене, так еще и отсутствовал на большинстве АЗС. В поисках заправки, Семенов на какое-то время забыл о своих проблемах, но писк “мобильника” о них напомнил.
“Так? «Бывшая»? Стоит только появиться в «престольной», и она уже на линии”
- Да, я.
Семенову сегодня явно не везло, ни с танком, ни с бензином, ни с телефоном. Только он произнес первые слова в микрофон поднятой трубки, как из ее динамика на него вылился целый водопад слов, вздохов и рыдания.
- Жора, ты где? Это я… Таня. Тут такое... Ты еще в Москве?
- Да. Сейчас буду в центре.
- Тогда срочно приезжай к нам... Ира попала в беду. Приходили из милиции... Ее разыскивают… Хотят посадить...
Весь этот набор обрывочных фраз был обильно приправлен всхлипыванием да оханьем, за которыми с трудом узнавался голос бывшей супруги.
- Где она? – только и спросил Семенов, понимавший, что расспрашивать близкую к истерике женщину о подробностях случившегося бесполезно.
- В милиции...!
- В каком участке?
- Не знаю!
“Отлично! Она даже не поинтересовалась... – сначала было, хотел возмутиться Семенов, но… тут же успокоился, видно приняв во внимание ее состояние. – Значит дела таковы, что ей просто не пришло в голову спросить об этом. Это уже серьезно...”
- За что?
- За драку...
- За что?! – Семенов просто не мог себе представить, как его хрупкая и спокойная дочь могла участвовать в драке.
- ... и за наркотики!
- О, боже…
“Ауди” резко притормозила, вильнула кормой, едва не задев, идущую рядом “Калину”. Водитель “Калины” нервно отреагировал громким сигналом и парой выразительных жестов, но, не увидев ответной реакции, скрывающегося за зеркальными стеклами, хозяина “Ауди”, посчитал за благо сбавить скорость и отстать от опасного соседа.
- За наркотики?!
- Да! За наркотики! Так они сказали...
- Сейчас я буду.
Поиски бензина, мысли о “Черном Орле”, сонливость и усталость, канули в небытие. Как это не раз бывало в экстремальные моменты его жизни, Георгий вновь превратился в напористый механизм, готовый любыми путями добиваться своей цели.
“Значит так, сейчас к «бывшей», потом в гостиницу «приодеться»… И понеслось по кругу: милиция, офис – наши адвокаты и так далее...”
Проехав еще несколько километров по кольцу “Ауди” свернула на Ленинградское шоссе, и вскоре затерялась в дебрях столичного центра.

Работники центрального отдела московского УВД стали свидетелями редкого зрелища. Вошедший к ним в здание полковник Семенов, предстал перед глазами дежурного милиционера и находящихся в коридоре людей при полном параде. Ладно сидевшая форма, щегольски поблескивающие начищенные туфли и более десятка, при каждом движении играющих бубенчиками, медалей и орденов, всем своим видом говорили, что в участок вошел человек, рассчитывающий поразить своим видом и подавить чином и регалиями нужных ему людей.
- Вы, по какому вопросу, товарищ полковник? – не забыв встать со стула, и отдать честь, необычайно вежливо спросил дежурный.
- Мне нужен капитан Гинеев.
- По коридору налево. Сто восьмая комната...

- Наиль… Гинеев, ты никак уже капитан?! – чуть ли не крича, прямо с порога, вместо “здравствуй”, приветствовал своего старого армейского друга Семенов.
- Жора? Георгий!
- Ну что капитан Гинеев, пустишь своего боевого друга, в кабинет? Или только по приемным часам? – Семенов заглянул за дверь, чтобы прочесть прикрученную на нее табличку. – По вторникам, с четырнадцати ноль ноль до семнадцати ноль ноль...
- Входи! Какой разговор?!
Семенов перешагнул через порог и старательно прикрыл за собой дверь.
- Ты в гости или по делу?
- Я? В гости по делу...
- Понятно... – многозначительно и понимающе произнес капитан. – Когда бы я тебя еще увидел при полном параде? Садись. Чай будешь?
- С чем?
- Ха...! Ну вот, не успел в дом войти, а уже есть просишь! С бутербродами...
- С бутербродами? Буду...
Из недр стола милицейского начальника появились: электрический чайник, два стакана с подстаканниками, которые можно было увидеть разве что в фильмах о чекистах, заварной чайничек, большая банка с сахаром и завернутые в газету бутерброды.
- Как ты? – как и положено, при встрече старого, давно не виденного друга, начал Семенов.
- У меня все нормально. А у тебя, судя по всему, нет - раз ты ко мне как на парад пришел. Говори, не тяни. Что случилось? Зачем тебе понадобилось одевать весь свой иконостас, - намекая на полную грудь наград, прямо спросил Гинеев, - и идти с ним в милицию.
- У меня проблема.
- Это понятно. Что конкретней?
- Вчера была арестована, - на этом слове Семенов, словно подавился, - арестована моя дочь...
Гинеев молча смотрел на своего, вдруг начавшего заикаться, гостя. Не задавая никаких вопросов и не помогая Семенову с выбором подходящих слов, капитан милиции ждал от него всех известных тому подробностей случившегося.
- Как я понял, со слов моей «бывшей», дочь взяли за драку и наркотики.
- Оп-па! – мгновенно ожил Гинеев. - Наркотики? Сколько грамм? Продавала, покупала или просто несла?
- Не знаю...
- Может она была под кайфом?
- Что?
- Ну-у... В состоянии наркотического опьянения?
- Да ты что, Гинеев?! – машинально вскликнул Семенов и даже отрицающе замахал руками, но тут же осекся и тихо добавил. – Не знаю...
- Да уж, история. А от меня, чего ты хочешь?
- Помоги найти ее.
- То есть? Жора, ты не знаешь в каком она участке?
- Я вообще ничего не знаю! Танька в истерике и чего-либо вразумительного добиться от нее я не могу!
- Это поправимо...
Гинеев встал, взял со стола папку и, бросив сакраментальное “я сейчас”, вышел из кабинета.
Пока длилось его “сейчас” Георгий успел дождаться, когда закипит чайник. Он по-хозяйски заварил чай и развернул сверток с бутербродами. С жадностью проголодавшегося человека он заглотил один бутерброд, и тут же обжегся, спеша запить его, горячим чаем.
Гинеев появился как раз в тот момент, когда его гость допивал свою порцию горячего чая.
- Ты уж извини, я, когда нервничаю всегда ем и пью, – извиняясь за съеденный бутерброд, сквозь непрожеванные комки хлеба и колбасы произнес Семенов. – Ну что? Узнал?
- Плохи дела...
После этих слов, Семенову было уже не до чая. Он чуть не подавился, проглотив пищу, которую как казалось, забыл пережевывать.
- …?
- Иришка задержана мытищинским отделом.
- И что?
- Как понимаешь этот отдел не в нашей юрисдикции.
- Она сейчас у них?
- Да. Сегодня – завтра они оформят дело и переведут ее в сизо.
- Какое еще дело?! Что там вообще произошло?!
Гинеев молча сел за свой стол, налил себе чая в стакан, так же обжигаясь, сделал из него несколько глотков, и наконец-таки нарушил тягостное молчание.
- Ребята из РУБОПА “закрыли” один из наркопритонов. Твоя Иришка была там, и при задержании оказала сопротивление...
- Кто?! Иришка?! Ребятам из РУБОП?! Чушь! Она слаба настолько, что ее ветром шатает! Ей ли сопротивляться вашим орлам?!
- Как я узнал из разговора по телефону, она тяжело ранила рубоповцев.
- .... – Георгий онемел от услышанного.
- К тому же в ее сумочке и на ее пальчиках эксперты обнаружили следы наркоты.
- ... – Семенов с трудом воспринимал услышанное, всем своим нутром и сознанием противясь мысли, что это случилось с его дочерью. – Я еду туда! Объясни, как их найти!
- Подожди, подожди, – остановил уже вскочившего с места Георгия капитан. – Поедем вместе. Сейчас я только найду повод для своего визита к мытищинцам.

Все та же красная “Ауди” с государственными номерами и с уже давно горящей лампочкой низкого уровня бензина, вновь двигалась в сторону кольцевой дороги. И хотя за ее рулем сидел все тот же, с каждым часом все больше и больше устающий водитель - стиль ее движения резко изменился, перейдя из корректно вежливого в агрессивно спортивный. Единственное, что сдерживало Георгия от головокружительной гонки по столичным улицам, так это многочисленные знаки и светофоры. Присутствие же соседних машин им полностью игнорировалось, о чем свидетельствовали голоса их нервных и испуганных клаксонов.
- Ты куда гонишь?!
- Туда.
- Жорка, если мы разобьемся или даже просто кого-нибудь стукнем, мы не доберемся до Мытищ и уж точно не поможем Иришке.
- А что можем помочь?
- Не знаю. Я попробую перетащить ее в наш участок, а там...
Договорить Гинееву не дал, подавший голос, телефон.
- Начальство?
- Жена! – безапелляционно заявил Семенов, но потянувшись за трубкой, на всякий миг все же взглянул на светящееся, на аппарате, табло электронных часов. – Черт, пятнадцать двадцать! Это начальство! Ало...
По ту сторону телефонной линии зазвучал грубый толи прокуренный, толи простуженный голос.
- Георгий Владимирович, это Бачич. Слава богу, я до вас дозвонился...
- Да, Дмитрий, я тебя слушаю?
- Шеф просил сообщить, что через час - полтора, ждет вас на совещание с докладом по “Орлу”.
- Слушай, Дима, я не смогу появиться.
- Я могу попросить, чтобы ваш доклад перенесли в конец заседания. Это еще два. Успеете?
- Нет, Дим, ты не понял, я вообще сегодня не появлюсь.
- Как?! Георгий Владимирович, вы очень рискуете. Шеф, не одобрит этого.
- У меня личные, неотложные проблемы! И я не могу сейчас их бросить!
Очевидно то, с какой решимостью Семенов говорил о своем намерении не появляться сегодня в “офисе”, убедило предостерегавшего его капитана, больше не уговаривать своего непосредственного начальника изменить принятое им решение. В диалоге ведущего инженера и его заместителя наступила пауза. Один не клал трубку, так как рассчитывал в течение нескольких секунд найти приемлемое решение возникшей проблемы, другой же потому, что говоря со своим шефом, да к тому же старшим по званию, не мог без его разрешения прервать разговор.
- Георгий Владимирович, а что если я вместо вас, зачитаю им ваш доклад? Он у вас где? В столе?
- Доклада нет! Написанного доклада, нет!
- Жалко, а то бы я...
- Слушай, Бачич, это идея! – на Семенова, словно снизошло озарение, от которого его хмурое лицо нам мгновение просветлело. – Ты им озвучишь мои мысли! Это и будет мой, точнее твой доклад! Бери ручку или карандаш...
Более трех минут Семенов надиктовывал в “трубку” пункты возможного доклада. При этом он, в мгновение ока, из собеседника с широким словарным запасом превратился в жуткого технаря. Даже некогда служивший с ним в одной части Гинеев, невольно напрягся, услышав такое обилие технических терминов, из которых самыми простыми и понятными для него были: композит, подкалиберный снаряд, РЛС, метеодатчики и “динамика”...
- Записал?
- Так точно, Георгий Владимирович, записал.
- Тогда включай свое красноречие на полную катушку и докладывай сам.
- Я? – в трубке послышалась интонация удивления, что после того как Бачич сам подтолкнул полковника к этому решению, для Семенова было крайне странно. – Вы мне доверите такое дело?
- Что же мне еще делать?! Докладывай, не бойся. Я разрешаю тебе быть соавтором.

Мытищинский рай отдел поразил, приехавших полковника и капитана, царившим в нем хаосом. Десятки стильно и не очень одетых молодых людей, под недремлющим оком омоновцев толпились в узких коридорах.
Мало того, что из-за них райотдел превратился в нечто галдящее и шумящее, его стены еще и пропахли смесью необычайно концентрированных запахов алкоголя, курева и косметики.
- Это что, жертвы облавы?
- Да.
- И Иришка здесь? – от одной только мысли о возможности увидеть свою дочь Семенов завертелся волчком, бесцеремонно и внимательно разглядывая “арестантов”.
- Нет. Она, скорее всего, в камере.
Поиски дочери, выразившиеся в разглядывании чужих лиц, после этих слов сразу же прекратились, и Семенов безропотно проследовал за своим другом, далее более спокойно проходя мимо стоящих, сидящих, а порой и лежащих недорослей.
“Не уж то и моя Иришка была такой, когда ее задержали? – созерцая “сливки” современной молодежи ужасался Семенов, но стоило его воображению нарисовать картину пьяной, одурманенной дочери, одетой в “кожаные лохмотья” и пижонски курящей сигареты, как его мозг тут же начинал протестовать. – Нет! Нет! Только не Ира...”
Протестовавшее сознание оказалось право. Георгий настолько хорошо знал свою дочь, что поверить в нарисованную его воображением картину, он мог разве что в кошмарном сне. Подтверждая это, из-за спины появившегося в коридоре милиционера колыхнулись пряди светло-рыжих волос Ирины. И после нескольких мгновений Семенов увидел заплаканную, изнеможенную, но отнюдь не пьяную и не одурманенную дочь
- Ира?! Ирочка!
- Папа? – еще не видя своего отца, ответила идущая под конвоем девчонка. – Папа! Папка!
- Молчи, дура! – грубо было, оборвал милиционер, но увидев перед собой капитана и полковника-орденоносца, замялся и более сдержанно отрапортовал. – Товарищ капитан, арестованная препровождается в кабинет следователя, для участия в опознании.
- Что? Какого опознания?
- Жора, стой! – остановив уже было бросившегося к дочери Семенова, Гинеев столь же твердо приказал милиционеру. – Рядовой, продолжайте выполнять приказ.
И подчиняясь словам Гинеева, милиционер с Ириной скрылись за следующим поворотом коридора.
- …? – Семенов молча посмотрел на отдавшего распоряжение Гинеева.
Но даже без слов его взгляд просто источал жгучую злобу и непонимание.
- А ты что хотел? Чтобы я сказал, отпусти ее с нами?
- … - Семенов, внутренне конечно понимал правоту слов капитана, но разум отказывался ее принимать. – Я хотел просто поговорить с ней. Хотя бы расспросить…
- Успокойся. Еще наговоритесь.
- Да?
- Не веришь…? У меня есть такой козырь, который пересилит все их доводы и обвинения.
Проследовав за Иришкой и ее конвоиром, Семенов с Гинеевым уперлись в дверь с вывеской: “Следователь ст. лейтенант Светлов А. Д.”, и у которой дежурил тот самый рядовой милиционер.
- Следователь?
- Так точно. Следователь УГРО.
- УГРО? А они здесь причем?
- Она застрелила “омоновца”.
- Что?! Чушь собачья! Да, она с детства мухи не обидела! – не сдержав своих эмоций, вспылил любящий отец.
- Не знаю, товарищ полковник, как насчет мух, но нашего офицера увезли с двумя пулевыми. И не в реанимацию, а в морг.
Вот так, в спонтанно вспыхнувшей перебранке, рядовой выболтал, все то, чем на данный момент, располагало следствие.
- А может и не она?
- Нет, товарищ полковник, у ее ног лежал дымящийся “Кольт” и стреляные гильзы. Нам даже во избежание стрельбы пришлось применить силу…
- О, боже! Что вы с ней сделали?!
- Ничего, особенно товарищ полковник. Сбили с ног и заломили руки…
- Ну, все! Достаточно! – развел капающихся в подробностях дела Гинеев. – Разреши я пройду.
- Но, товарищ капитан, там идет опознание.
- Ничего страшного. Я не помешаю.
Не дожидаясь пока рядовой решиться дать согласие, Гинеев шагнул вперед и, отстранив одной рукой желавшего было помешать ему милиционера, другой открыл дверь в кабинет следователя.
- Не помешаю…?
Что Гинееву ответили из глубины кабинета, из-за царящего в коридоре гвалта понять было не возможно. Но, очевидно, ответ был далек от отрицания такой возможности, так как капитан тут же шагнул за порог и закрыл за собой дверь.

Семенов остался один на один с самим собой. Не смотря на то, что мимо него по коридору постоянно сновали какие-то люди в форме и в штатском, его душевное состояние больше походило на одиночество, заполненное думами о дочери и о себе. Как обычно в таких случаях, отцы, считающие, что основной груз ответственности за воспитание родного чада лежит именно на них, Семенов рылся в памяти, прокручивая все, что было в прошлом, ища тот самый момент: когда он сделал ошибку, не досмотрел, не доследил, не пресек и тому подобное.
Он несколько раз пытался восстановить в памяти основные вехи взросления Ирины, но каждый раз его отвлекали. Несколько офицеров в ранге от капитана до подполковника, удивленно оглядывая полковника-орденоносца, козыряли ему и тут же пропадали в кабинете следователя. Не прошло и пяти минут, как у Светлова А.Д. собрался весь руководящий состав мытищинского райотдела. Но сей факт, сейчас, как-то не особо заинтересовал Семенова. По неизвестной причине он не воспринял проследовавшую в кабинет вереницу высших офицеров как знак совершения чего-то существенного в решении судьбы его дочери. То ли Георгий во многом полагался на помощь Гинеева, то ли слишком был занят поисками упущений в воспитании.
“Как же так?! – противился осознанию произошедшего полковник: – Иришка - послушная, любящая дочь, лучшая ученица в классе.… И вдруг притон, наркотики. Не уж то она колется? А давно ли, я ее видел так, чтобы заметить следы уколов? Хотя ей уже семнадцать лет, и я не имел никакого права устраивать ей осмотр тела! Надо будет заставить Татьяну, сделать все это…. Нет! Это все следствия! А в чем причина?! Что могло толкнуть такую девчонку к наркотикам?! И толкнуло ли вообще?! Может, ее затащили туда силой? А может это очередной произвол нашей милиции?”
Последнее предположение понравилось Семенову больше чем все остальные. Ходившие по стране и столице слухи о бесчеловечности наркоманов и коварстве отделов по борьбе с оргпреступностью, привели к тому, что Семенов сразу же поверил в рожденную его мозгом версию. Он вскочил со стула в непреодолимом желании ворваться в кабинет следователя. Но делать этого ему к счастью не пришлось. Дверь открылась, и на пороге появился Гинеев. Пыл Семенова несколько спал. Теперь у него был друг-милиционер, который возможно только что говорил с Иришкой, и опрос которого должен был дать больше пользы, чем вторжение в кабинет и настраивание против себя, а значит и против дочери, милицейских чинов.
- Ты это куда? Стоять, полковник. Стоять.
- Рассказывай, - в один миг, изменив свои планы, Георгий не счел нужным пояснять свои действия, а сразу приступил к “допросу” капитана. – Что там?
- Дела плохи. Она стреляла в милиционера и тяжело его ранила.
- Ранила?
- Да.
- Ну, слава богу, не убила... Это точно, что она?
- Да. Есть десяток свидетелей и среди милиционеров и среди посетителей притона…
Семенов мгновенно забыл все то, что только что для себя напридумывал.
- И что теперь?
- Теперь? Теперь держись Георгий. Ее завтра переведут в СИЗО, а там следствие и суд.
- … - Семенова просто ошарашил такой поворот событий, и теперь он судорожно думал, что можно было бы предпринять, но ничего на ум не приходило. – Я могу поговорить с ней? Мне хотя бы минуточку…
- У тебя будет минут сорок, пока я буду везти ее к нам в отделение.
- Зачем?
- Потом объясню, – чуть ли не заговорщически прошептал Гинеев, подталкивая Семенова в сторону выхода.
И лишь только, подчинившийся Гинееву полковник, повернул за “изгиб” коридора, оставив капитана у кабинета следователя, как дверь, за которой скрывали Иришку, открылась:
- Товарищ капитан, можете забирать арестованную. Вам дать нашу спецмашину?
- Нет. Я сейчас вызову нашу машину.
- Хорошо. Если так, то пусть ваши ребята заодно привезут нам Костенкова, чтоб нам лишний раз не ездить.
- Что лейтенант, проблемы с бензином?
Лейтенант лишь горестно развел руками и, уже повернувшись спиной, напоследок попросил:
- Большая просьба, не предлагайте ей никакие компромиссы типа, “сознайся в этом – простим то”. Мы на это не пойдем. Помните, она стреляла в нашего работника…

Желтый “УАЗик” с синей полосой на бортах, мигалкой на крыше и решетками на маленьком окошке задней двери подкатил к участку. Ничего не подозревавший, о миссии этой машины, Семенов нервно “прогуливался” около нее, сам того не замечая, чеканя шаг и браво отмахивая правой рукой. Наверное, если бы Георгий курил, то сейчас бы под его ногами “хрустело” бесчисленное количество окурков, но он был чужд этой привычке и поэтому, лишь прессовал подкованными подошвами парадных туфель асфальт тротуара. Задняя дверь “УАЗика” открылась. Синхронно с ней открылась дверь мытищинского РОВД. Чеканная поступь Семенова тут же сбилась. Полковник на мгновение замер. Двое “омоновцев” быстрым шагом пронесли мимо него, поникшее, практически безжизненное тело какого-то мужчины, привезенного в зарешетчатом отсеке машины, а им навстречу два других “омоновца”, держа под локти, сцепленных за спиной рук, провели молодую светловолосую девушку. Омоновцы втолкнули ее в машину и, захлопнув дверь, замерли рядом.
Любящий отец был готов кинуться к машине, к дочери, но присутствие двух “омоновцев”, не отходивших от “УАЗика”, грозили ему крупными неприятностями, решись он на это.
“Где же ты, Гинеев?! Так тебя, рас так… - не в силах вытерпеть и несколько минут, ругался Семенов. – Долго ты еще там?!”
Особенно трудно, почти нестерпимо стоять и бездействовать Георгию стало после того, как в засаленном окне автомобиля, за толстыми прутьями решетки показалось лицо его дочери. Не смотря на расстояние и отнюдь не идеальную чистоту стекла, он смог разглядеть бледность ее лица и красноту заплаканных глаз.
“Боже, мой! Бедняжка моя! Иришка… – уже занося ногу для первого шага в сторону машины, Семенов почувствовал, как екнуло его сердце. – Елки палки! Полковник я или нет?! Сейчас “наеду” на “омоновцев”, а там увидим…”
- Ты куда?! – появившись откуда-то из-за спины, Гинеев окриком остановил Семенова. – Знал бы, что ты такой нетерпеливый – оставил бы в отделении! В камере! Садись в машину, рядом со мной!
- Я лучше туда.… К Иришке.
- Садись, куда сказал! И не спорь со мной!

Водитель, недоверчиво оглядел садящегося на заднее сиденье полковника, но видя, что капитан ничего не имеет против “пассажира”, промолчал.
- Включи-ка “Серебряный дождь”, и поезжай не торопясь…
- Понятно.
“УАЗик” затарахтел мотором и медленно, нехотя пошел на разгон.
“Да это тебе не “Орел”, - скорее машинально, нежели осознанно заметил Семенов, но тут же осекся. – Черт меня побери! У меня дочь в беде, а я все о танках!”
- …? – толкнув локтем Гинеева в бок, Семенов с вопросительным выражением кивнул в сторону водителя.
- Говори, не бойся. Он свой человек.
- Останови я пересяду к Иришке.
- Не торопись. Давай мы сначала выедем из Мытищ, застрянем в какой-нибудь пробке, пересадим ее сюда и уж тогда поговорим. А пока слушай “Серебряный дождь”, на нем часто предупреждают, где какая пробка собралась…

Автомобильную пробку долго искать не пришлось. Конец рабочего дня всегда напоминал о себе тысячами машин, забивающими все московские дороги.
“Пробка” на “кольце”, о которой услужливо предупредила радиоведущая, обещала рассосаться минут через двадцать. И вылезти из нее, зажатой со всех сторон, милицейской машине не могли помочь ни специфическая окраска, ни сирена, ни полный привод.
- Все, товарищ капитан, застряли, - как только зажатый с боков “УАЗик” сзади подпер “КаМАЗ”, сообщил Гинееву водитель, тоном знающего свое дело профессионала.
- Отлично. Веди сюда девчонку.

От некогда жизнерадостного, вечно залитого румянцем лица Иришки, не осталось и следа. Бело-серый цвет кожи, вытянувшиеся, заострившиеся черты и покрасневшие от слез и непрерывного их растирания глаза, превратили ее личико в подобие театральной гипсовой маски горя.
- Папка, – едва сев в машину, всхлипнула девчонка и насколько это позволяла теснота задних сидений “УАЗика” с ревом кинулась ему на шею.
- Ну, ну, – пытался успокоить рыдающую дочь Семенов, понимавший, что успокаивать-то ее особо нечем. Как бы он не хотел, он не мог произнести ничего более этих двух слов, все остальное должно было заменить нежное поглаживание ее вздрагивающей от рыдания спины.
- Папка! Папка!
- Да, дочка? Да, Иришка? – не смотря на то что, он – герой-полковник находиться в машине не один, а в присутствии нижних чинов, Семенов не стал сдерживать – скупых слез.
- Папка, ты приехал за мной? Ты меня заберешь отсюда? Я ведь не виновата. Невиновата…
На этих словах Ира и запнулась. Она замолчала и, отстранившись от отца, с отрешенным взглядом заняла свое место поодаль. В машине воцарилось тяжелое молчание, которое спустя несколько минут нарушил Гинеев.
- Ира, ты меня помнишь? Я дядя…
- … дядя Наиль. Вы к нам часто заходили, когда мы жили в Оренбурге.
- Точно. Это я. И я вместе с твоим отцом хочу помочь тебе…
- Банальный набор слов. Все  - чтобы разговорить меня, – в голосе Ирины, проскользнуло неверие в благополучный исход дела.
- Наверное, и так, но нам действительно нужно узнать, что произошло в ту ночь.
- Зачем? Вы все равно не в силах мне помочь. Никто не в силах...!
- Почему, ты так думаешь?
- Потому что! Я теперь сама не верю своим словам. Всё, всё, против меня, – прохныкала Ирина и вновь залилась слезами, для того чтобы через несколько мгновений впасть в истерику. – Не убивала я! Не убивала! Не я стреляла!
- А кто?! Кто стрелял?!
Окрик Гинеева, больше подходивший для допроса с пристрастием, а не для разговора с дочерью друга, тут же прервал истерику. “Допрашиваемая” вновь замкнулась на себе и, казалось, окончательно перестала реагировать на окружающих. Все дальнейшие попытки заговорить с ней были тщетны. Ира молчала, утвердив себя во мнении, что отец ничем не сможет ей помочь, а его друзья при таком раскладе дел и не подумают суетиться. Она даже подумывала - не прикинуться ли ей помешанной и, раскачиваясь всем телом, твердить что-то типа “я не виновна”, и пускать пузыри из слюны. Но поступить так - значило поразить отца в самое сердце, чего любящая дочь сделать не могла. Так что ей пришлось довольствоваться молчанием и отрешенностью.

- Товарищ капитан, кажется, пробка начинает рассасываться, – прервал красноречивые, обращенные к Ирине, монологи своих высокопоставленных пассажиров, водитель.
- Двигайся дальше. Не спеши и ищи следующую пробку, – приказал Гинеев и вновь вернулся к Ирине.
Но за эти несколько секунд обстановка в корне изменилась. Как ни странно, но приказ, отданный Гинеевым, растопил лед недоверия бедной девушки. Простая, почти примитивная фраза приказа, стоила больше чем все живописующие монологи последних минут. Его слова убедила Иришку в том, что и отец, и его друг не только переживают за нее, но и готовы идти ради нее на различные хитрости и нарушения. А то, что ее, известный своей принципиальностью, отец был готов, хотя бы на шаг, отступить от своих принципов – дорого стоило.
- Вчера, рано утром - почти ночью, мне позвонил друг.
- … -? – не ожидавший такой резкой смены настроения Ирины, Гинеев чуть ли не с ногами влез на свое сиденье, словно боясь чего-либо не увидеть на ее лице или чего-либо не расслышать из ее слов.
- Какой друг?
- Ты его не знаешь, папа... Мы познакомились только три дня назад.
- Хорошо, Ира, рассказывай дальше.
Гинеев с дотошностью присущей его профессии, что-то вписал в свою записную и даже вынул из бардачка диктофон.
- Говори громче, Ира.
- Он мне позвонил и попросил, чтобы я срочно приехала к нему.
- И ты согласилась?! Как же так, Ирочка…? – не веря в возможность подобного от своей дочери, вскликнул Георгий, но тут же замолчал, увидев, как гневно закачал головой Гинеев, коря его за нетерпеливость.
- Он не просил, папка. Он умолял. Я не могла отказать ему. Он долго объяснял мне - куда надо ехать и у какой  станции метро ждать, но, в конце, концов не выдержал и пообещал выслать за мной машину.
- Такси?
- Да. Оно пришло через пятнадцать-двадцать минут.
- Государственное такси?
- Нет. Частное. Кажется красная “пятерка” или “семерка”.
- Он знал твой адрес? Куда посылать машину…?
- Ну-у, наверное…
- Ты его ему давала?
- Нет. Он его ни когда о нем не спрашивал.
- Может, он провожал тебя до дома?
- Нет. Мы встречались всего пару раз. Да и то это было в центре…
- Ясно, - сделав очередную отметку в блокноте, Гинеев вновь поднял свои глаза на окончательно успокоившуюся Иру. – Во сколько это было?
- Что?
- Все. Звонок, такси, встреча.
- Позвонил он… часа  в четыре утра, а такси пришло где-то в половине пятого.
- Что было потом?
- Я приехала в Мытищи, где он меня встретил. Он сказал, что ему нужно вырвать младшую сестру из рук наркоманов. И попросил, чтобы я ему помогла уговорить ее уйти из притона.
- Вот как?
- Да. Он твердил, что я обладаю способностью убеждать и уговаривать, и что мне сторонней девушке будет легче общаться с его сестрой, нежели ему мужчине-родственнику.
- Что было дальше?
- Мы вошли в эту квартиру. Оставив меня в коридоре, он вошел в одну из комнат, для того чтобы позвать сестру. И тут в дверь вломились омоновцы. В коридоре началась драка. Крики, вопли… - вновь погружаясь в кошмар того утра, Ирина, закрыв руками глаза, затряслась от страха. – Меня прижали к стене и сильно ударили в живот. Потом я услышала два или три близких выстрела…
- Пять.
- Что?
- Пять. Выстрелов было пять.
- …? – Ирина никак не отреагировала на поправку, сделанную Гинеевым, но в то же время не пропустила его слова мимо ушей, намертво впаяв их в свою память. – Это все, что я помню.
- Ну, а после того как вас всех привезли в милицию?
- А что после? После, ничего. Привезли.… Сгрудили всех в одну камеру.… И начали бесчисленные выводы на допросы. Папка, это просто ужас! Они мне таким грозили.… Такое обещали.… Если я не признаюсь.… Если не подпишусь… Я передать тебе не могу! – Ирина прижалась к отцу и опять залилась слезами, и снова зашептала сквозь всхлипывания. – Не виновата я… Я не хочу туда.… Не виновата…
Семенов обнимал рыдающую дочь, и не пытаясь ее успокаивать, вопрошающе взирал на сидящего в вполоборота Гинеева, ища у него поддержки.
- Ира, Ира, - пытался дозваться до нее капитан. - Послушай меня. Ты сама не знаешь, кто стрелял?
- Не-ет… - еще более заходясь ревом, ответила она. – Я не знаю.
- Может быть твой друг?
- Не знаю…
- Ты его спрашивала?
- Нет. Он… Он исчез… Я его после этого не видела…
- Оп-па! – Гинеев, аж подпрыгнул на своем месте и, едва не перевалившись через спинку своего сиденья, еще сильней склонился над лежащей на плече Георгия головой Ирины, заглядывая в ее слезящиеся глаза. – Как исчез?
- Не знаю.… Наверное, он смог сбежать…
- А может, его держат в другой камере?
- Нет. Он сбежал. Успел…
- Ты это точно знаешь?
- Да.
- …? – Гинеев ничего не сказал, но по нему было видно, что он в этом сильно сомневается.
- Сбежал он! Сбежал! Мне показали всех этих наркоманов – его среди них не было.
- А его сестры?
- Не знаю. Он мне ее не показал... Не успел...
- Или просто не смог, – в полголоса, словно размышляя, произнес Гинеев. – Потому что ее нет, и никогда не было.
- Что?
- Как не было? – вторя отцу, всхлипнула Ира. – Зачем же он туда шел?
- Черт его знает! Может, хотел завлечь тебя в притон или еще что-нибудь.
- Нет! Нет! Он был такой интеллигентный и беззащитный…
- Что? Хм-м. Интеллигенты по притонам не шляются.
- Я же вам говорю, он шел туда, чтобы забрать сестру!
- Хорошо, хорошо. Опиши-ка мне своего друга. Как зовут, чем занимается, где живет? В общем все, что ты про него знаешь.
Ирина, вспыхнув алым цветом, едва не задохнулась от возмущения, что при ее частом и сбитом дыхании было не трудно.
- Да, как вы можете подозревать человека, не имея на то причин?!
После этих слов настала пора Гинееву выказать свой нрав, который в течение многих лет зрел и воспитывался под сенью милицейских погон.
- Послушай, девочка, здесь сидит твой отец, а дома не находит места мать. Я не видел, что творится с ней, но то, что твой отец сейчас здесь, а не где-нибудь на полигоне, говорит о многом. И, прежде всего ты должна думать о них, а не об этом интеллигенте, который в лучшем случае просто бросил тебя в беде! Понимаешь?!
- … - Ирина замолчала и, исподлобья глядя на капитана,  шмыгнула носом.
- Я не слышу ответа?!
- Поняла… - прошептала она.
- Ну, вот и молодец, - мгновенно смягчился Гинеев, превратившись из жесткого капитана милиции в мягкого дядю Наиля. – А теперь расскажи о своем друге.
- Его зовут Игорь. Он работает в… Он…. Он…. А я больше о нем ничего не знаю.
- Как? Вообще ничего?
- …
- Он что ничего о себе не рассказывал? Вы хоть общались?
- Да. Мы много говорили об истории, музыке…. Нет, – сама себе удивляясь, ответила Иришка, которая ни когда не страдала отсутствием любопытства. – С ним было интересно и без этого…
- А описать ты его можешь?
- Высокий. С редкими прямыми темными волосами на пробор. Суховатый. У него еще, как бы это сказать, вид обиженного человека – вечно обиженного. Глаза - серые…, или голубые? Нет, не знаю. Он постоянно носил очки. Ужасные старческие очки с толстыми стеклами. Все. Хотя нет! Еще тонюсенькие усики. Черные усики…
- А особые приметы? Ожоги, шрамы там, родимые пятна на теле?
- Нет.… А? Что? Да вы что?! Я его в рубашке то ни разу не видела! Постоянно в костюме, при галстуке!
- Сколько ему лет?
- Лет тридцать – тридцать пять.
Семенов ничего не сказал, услышав ответ Ирины, но его нутро содрогнулось:
“Боже мой, ей ведь только девятнадцать, а она заводит дружбу с  такими “стариками”…”
- Ладно, с твоим другом пока закончим. Глядишь, потом еще что-нибудь вспомнишь.
- По-моему, я больше ничего не вспомню. Все что я знала о нем, я уже рассказала.
- А, как к тебе попал пистолет? – Гинеев переключился на другую тему.
- Какой пистолет? – на успокоившимся лице Ирины вновь появилась гримаса страха.
- Тот, из которого стреляли в “омоновца”?
- У меня не было никакого пистолета.
- Разве? – Гинеев недоверчиво закачал головой. - Ты хорошо помнишь?
- Да. Хорошо. Когда меня скрутили в коридоре, кроме сумочки у меня ничего не было.
- А в сумочке? Его могли подкинуть в сумочку?
- Не знаю… - вопросы Гинеева, все больше и больше пугали Ирину.
- Не могли! – вмешался Семенов, лично даривший ее Ирине. – В ее сумочке кроме губнушки и теней  - ничего не поместится.
- Допустим...
- А-а! У Игоря был пистолет!
- У твоего друга?!
- Какой пистолет?!
- Большой, тяжелый. Но это не совсем был пистолет.
- То есть?
- Это была зажигалка. Пистолет-зажигалка. Он его носил во внутреннем кармане костюма, для самообороны.
- Зажигалку?
- Ну да, чтобы отпугивать…
- Угу… - не столько не доверчиво, сколько насмешливо произнес Гинеев. – Продолжай…