Различия. Глава 33

…Послушай: есть другой закон,
Законы — кроющий.
 («Чужому», Марина Цветаева)

Кровь. Много крови, пульсирующей и горячей.

Рейн Авилон оставлял за собой шлейф из крови, окропляя сначала землю и сухие шуршащие травы, а затем тротуар. Пуля могла стать гибельной, но он уклонился. Как результат: багровая полоса на плече. Глубокий ров из разорванных стонущих тканей. Тектонический разлом кожи, где зияет алая плоть.

Если бы Рейн не имел опыта выкручиваться из подобных ситуаций, будучи ловким и смекалистым, то вслед за небесной скрипичной музыкой мне пришлось бы описывать похоронный марш. Авилона окружали гулы сотен людей и машин. Все видели, что он сжимает туго рану, что силится изобразить на лице безупречное спокойствие, хоть ему и чудовищно больно, но никто не спросил, нужна ли ему помощь. Все делали вид, что всё прекрасно, как и должно быть. Они спешили по своим делам, пряча взгляды и скорее его обходя, как ни в чём не бывало. Хотя принадлежал бы Авилон секте Вуна, так кто-то его узнал бы и отнёсся так , как положено в человеческом обществе. Это Мидиан. Здесь всё иначе. Точнее здесь всё так, как велит современность. Толпы вокруг Рейна было много. И ни одного человека.

Рейн не мог пойти в больницу: его бы там не приняли, ведь он не в братстве. Все деньги он отдал за услугу таксисту и как на зло не взял сотовый. Тормозить попутку он не стал бы, но вынужденно решил попробовать , что ни к чему не привело. Иррационально пренебрегать чистотой собственной вещи из-за чьей-то беды. Кровь плохо отстирывается и отмывается.

Абсурд...

Кровь. Огненная и яркая, как сигнал, как воззвание, утверждающее : «Поставьте себя на моё место. Нет гарантии, что вы не попадёте в такую же ситуацию, как я…»
Рейн не был удивлён равнодушию. Ведь он же в Мидиане. Без денег и покровительства Вуна ты здесь – ничто. А убрать и то и другое, так что же от них останется ?..
Авилон просто шёл через весь город, не убирая от раны руки. Та неровно окрасилась в запекшейся тёмно-бурый, а поверх неуёмно струились всё новые медленные багровые водопады. На коже кисти и пальцев образовались трещины, как в глине при засухе. Железно сладкий, навязчивый дух застоялся в носу. Края материи куртки и кофты точно срослись с багряным тёплым месивом.

Рейн благодарил жизнь за то, что он здесь, а не в морге. Время тянулось медленно, а ещё медленнее его – пройденные километры. Зеленоватый сумрак начал ткать тени, указывающие на ранний конец дня.

Вдруг он услышал, что кто-то зовёт его по имени, и обернулся. В шагах десяти возле припаркованного джипа стоял Даниэль, который сделал жест, чтоб Рейн приблизился. Наш герой как раз ехал обратно в особняк, как тут навстречу по тротуару – измученный Авилон залитый кровью. Фортуна улыбнулась Дани свободным местом, куда тут же можно было втиснуть джип.

- Что с тобой? –быстро и озадаченно спросил Даниэль с чувством удивления.
- Ничего особенного! - как можно легче и проще промолвил сухими бледными губами Рейн.
- А по-моему ты истекаешь кровью.
- …Есть аптечка?
- Да, но там только то, что не относится к первой медицинской помощи… И куда ты сейчас?
-…К Скольду. Он какой-то там врач по образованию. Перекись водорода, перевязка и всякая всячина прилагаются. Не в первой…
- Все пути ведут к Скольду! Поедем вместе. Садись, - решил Даниэль. 

- Я твой салон залью кровью, - холодно подметил Рейн, но в душе он был очень рад, что всё сложилось так. Дани не терпелось прибыть к себе в особняк, поскольку неприятное предчувствие по поводу Артура набирало обороты и с новой силой начинало его глодать. Но он всё равно решил не оставлять Рейна. А на его реплику он почти оскорблённо и тихо проговорил, стягивая со своей шеи синий шарф :

- Знаешь , что в самом деле грязнит? Безразличие к чужим ранам. Давай, запрыгивай. Покажешь дорогу.

Для Авилона было удивительно то, что только вчера в «Лимбе» Даниэль держал себя довольно обособленно, не желая вливаться в окружение, в идеологию, царящую в подполье. Значит , что он и Рейн по взглядам различны и имеют мало общего, а с такими Авилон не желал содействовать и как-то серьёзно их воспринимать . Данная циничная манера разделять людей на своих и чужих сложилась у него с тех пор, как он стал главарём в кругах «Лимба» . Да и то, что Даниэль заступился за Керта, укрепило отторжение. Он даже не знал фамилии Дани. А зачем он ему с его фамилией? Очередной моралист, мальчишка , желающий казаться хорошим и правильным. И тем неприятнее для Рейна, если он в самом деле хороший и правильный… Он слишком независим. Потенциальный лидер. Соперник.

Что же теперь происходит? Даниэль вручил свой шарф, личную вещь, чтоб хоть как-то унять кровоизлияние, помочь хоть чем-то. Нет, так нельзя… Нельзя же превыше человеческого закона ставить что-то. Где начинается сухая и безжизненная дискриминация, там исчезают сами взаимоотношения - союз, что строится на более сильных основах, чем идея оппозиции самому Вуну.

Авилону было, за что себя безмолвно пристыдить.

Они направились за Лету, а дельнейший путь Рейн должен указать. Авилон объяснил, как быстрее проехать дворами и окольными путями и был совершенно прав в эффективности. Почти сразу Даниэль задал трепетный для себя вопрос:

- Ты не подскажешь, где живут Флоренцы? Мне хотелось бы найти Адели – племянницу Керта…
- Пока не знаю. Но всё исправимо.
- А теперь о высоком: как тебя угораздило?
- Решил проследовать за Кертом к дому Вуна. Хотел убедиться в том, что он в самом деле в секте. И убедился. По мне соизволила пройтись пуля от таксиста за своевольную дерзость. А остальное – мелочи… Надеюсь , что сев в твою машину, я не подпишусь на очередное приключение.
Даниэль рассмеялся. Рейн позволил себе слабо улыбнуться. Они преодолели мост через Лету, и по наставлению пассажира, наш герой сокращал путь по дороге, которую отделяла линия жилых построек, а далее – набережная . Авилон, как само собой разумеющееся, решил поинтересоваться:
- Что я тебе после этого буду должен?
- Смеёшься? Ничего.
- Сочтёмся на взаимовыгоде.
- …Извини, но я терпеть не могу это слово.
- Странно. А что же так?
- Между взаимовыгодой и взамопользованием часто можно поставить знак равно. Но ты же человек, а не вещь, которую берут на прокат , не продукт со сроком годности и уровнем полезности. Единственное , что для меня приемлемо – это взаимоотдача. Есть замечательное выражение: то, чем ты поделился, то – твоё , а то, что ты спрятал, то потеряно. И это такая правда, что если она исчезнет, то всё к чертям развалится, как карточный домик. «Рука дающего не оскудеет»…
- А если бы мы были незнакомы, то ты остановился бы?..
- Да. Только я бы не по имени тебя называл, а например так : «Парень окровавленный с наполовину бритой головой, подожди! Куда ты так быстро?!»
- Ну, это единственное, что меня из толпы выделяло... – более расслабленно промолвил он. Сейчас он ощущал себя в безопасности.
- А это вряд ли. Ты знаешь, что происходит в Мидиане, чем это сулит. У тебя в глазах много страдания. Они у тебя тоже как раны. Это не плохо вовсе. Ты жив, если это ощущаешь.
- …А уж если кто-то принимает твою боль как собственную, то сколько в этом человечного! Сколько человечного в тебе! – воскликнул Авилон, дав себе свободу убрать постылую дистанцию.

Чтоб момент не стал слишком драматичным, Даниэль перенял выражение лица Рейна, схватился за несуществующую рану на своём плече и пронзительно воскликнул: «Аааааа!» Этот жест подхватил в шутку и Рейн и вторил: «Ааааа!!!» В общем, за дорогой они не смотрели.

А там между делом возник пешеход , причём так неожиданно, что Дани с визгом колёс остановился буквально за полметра от него. Пешеходом оказался юноша с белокурыми длинными волосами и имеющий вид крайне обескураженный, словно он видел призрак или что-то потустороннее, невероятное для людского ока. Подмышкой он держал небольшую папку, что упала на землю, раскрывшись и обнажив сокрытое: рисунки, наброски… Они оказались раскиданными вокруг беспорядочно.

Молодой человек не отреагировал на потерю и бегом скрылся в подъезде жилого дома с разрушенными урнами цветов возле, пустыми качелями и тонкими яблонями. Кристиан. Поведение его можно обосновать несусветным безумием: он лицезрел, как на площади воплотилась в явь его греза, та самая снежная королева. Сначала он находился в оцепенении , мучаясь невозможности их встречи. Карандаш, что ослабленно сжимали его белые и нервные пальцы, выпал и скатился на нижнюю ступень. Это вывело его из застывшей отчуждённости, он поднял глаза. И вдруг – она. Она точно плыла в толпе, что расступалась перед её величественным грациозным шествием. Жемчуг и роскошные меха на ней теряли своё великолепие. Кристиан видел всё: как холодна и безупречна она была сначала, как остановилась возле ступеней, замерев всем своим существом… Как что-то болезненное, безжалостно острое поразило черты её лица. Как она резко ушла. Он хотел её догнать, но не смог: она села в чёрную машину и её мгновенно увезли неизвестно куда. Он не запомнил номера, он запомнил лишь то, что символы на фасаде здания и на капоте одинаковы. Де Снор изумился до невероятного, его обуяла странная смесь из страха, чуда и неверия в происходящее. Ослеплённый, сбитый с толку, он искал укрытия. И решил вернуться в свою съёмную квартиру.

И сейчас он воспринимал чуть было не нагрянувшую трагедию, что его некто мог задавить на машине, как незначительное.

А Даниэль выругался. Рейн прошептал: «И что это было?.. Он точно из психиатрической лечебницы слинял…» Дани вышел, поднял папку, собрал рисунки, пояснив Авилону, что если бы он тоже был художником, то не хотел бы, чтоб его творчество топтали ногой и сминали колёсами. И добавил, что надо в другой раз передать этому нерадивому пешеходу утрату, тем более , что он точно знает, в каком подъезде тот живёт.

Но это в другой раз, не сейчас: синий шарф у раны Авилона стал почти чёрным, почти насквозь пропитавшись кровью.

И они поехали дальше…

Воздух сгущался мерклыми тонами. Надвигались чёрные ночные сумерки . Стемнело.
Кровь. Много крови, пульсирующей и горячей.