солнцем палимы

Четырнадцатый год. После шестнадцатого марта почти все мои подростки, точней - их родители, отказались от Крыма.
Страх. Всякий разный. Оправданный.


***
Со мной двое.
Юра - кот в мешке. Нет, просто пацан, которого плохо знаю.
Десять лет. Высок. Ямочки, глазищи. Голос, по-детски ещё, срывается на тонкие ноты.
Мама немолода. Судья - работа такая. Юриного отца выгнала. Или сам. Какой-то невнятный, блеклый что ли. Тень.
Сына привязала накрепко, но, понимая нужность разлук, доверила.
Тут цифра два оказалась аргументом - больше внимания.

Второй - Артём. Мой двойник, астральный брат, соратник.
Крым в нашей крови. Навсегда.
Тёмке двенадцать. Гений. Во всём. Умница, ясное дело - отличник.
Языки, математика. Что там ещё?
Всё легко, нипочём.
Блистательный пианист - о нем узнает весь мир. Отлично рисует.
Ужасный балбес. Рисковый, хулиганский, вредный.
Любого может довести до слёз остротами, а потом, стыдясь, реветь в тёмном уголке.
Как и большинство, растет почти без отца.

Ещё в поезде сцепились. Юрка - за ДЛНР, Артём за Украину. Пресекла. Табу.

Шестое июня. Здравствуй и прощай, счастье. Теперь всё - в последний.
Мне говорили разное. От: "Будет по-прежнему", до: "Смирись"
Слова ничего не стоят, когда уже знаешь точно - конец.

Шаг из поезда, выдох - здесь! С Тобой!

День рождения Пушкина. Мне бы такую ссылку! Навсегда.

Дом в Ялте с бассейном, беседками, палисадником - пуст, тих.
Алёна, дальняя родственница того самого Ющенко, хозяйка и молодая мама. Несколько лет назад
убеждала  голосовать за "оранжевых". Теперь..
Красивая, деловая и умная женщина сообщает о планах бандеровцев отрубить всем крымчанам головы
и бросить в море.
Жуть.
Не спорю.
Хоть знакомы уже о-го-го сколько, поглядывает искоса, вдруг и я точу ножи.
Но удивлена поведением нашенских родителей - почему не пустили?
Её муж тайком, в "кулуарах", рассказывает, как всё было на самом деле.
Он связан с местной "политкух" и разочарован в людях. Всех.
Тоже молча - выслушиваю, отделываясь кивками и двиганьем бровей.
От дебатов уклоняюсь.

Хорошо, в доме только ночуем.
 
Проявления ненависти не тотальны, но лезут из щелей. В транспорте - выкриками
нервных пенсионеров, на пляже ввинчиваются обрывками обидных фраз. Слух хомсапиенсов шпионски обострен:
по мягким "г" вычисляют врага. Один старик не поленился выползти из троллейбуса, шел за нами,
сплёвывал в спину грязные слова.
Город счастья заляпан  коричневой краской. Под ней небрежно скрыты все намеки на Украину.
Оказалось, мы были лишними. Крали чужое. Воздух?  Не знаю, что. Хоть и платили.

Я здесь не ради пляжа, города, тем более людей.
Всё равно. Всё равно.

Десять дней отпущено на "люблю" и "прости".

Эпичный план посадить дерево в память о погибших пожарниках в который раз сорван.
Нет времени и ... - в тартарары. Много хотела чего. Мечты доминошками завалились. Тррр.
 
Когда смотрела на мир с вершин или просто в окно троллейбуса,
червячок шептал: "За что так хорошо? Навсегда?"
Мне отвалили много. Ломоть.
Съеден.
Пусто.

Троица, Ивана Купала - только эти праздники  близки. Язычница.
В Ялте звон. Травы в руках прохожих. Солнце.
В пыльной маршрутке мчимся к Мисхорке. Начало тропы от трассы на Севастополь, над Кореизом.

У подножия Ай-Петри не раз бродили сказки. Александр Артурович Роу любил эти места.
За каждым деревом прячется Георгий Миллер. Шучу. Его баба Яга. Каак выскочит!
Чу, Морозко с медвежьей головой ломится сквозь можжевельник за Настенькой. Вон там Варварушка
с мил-дружком грибочки собирает.
Хочешь сбросить годков? Испей  водицы родника Хаста-Баш. Птицы счастья родом отсюда.
А вдали, будь внимателен, мчится волшебная лань - Артемида.
 
Крым проштопан легендами, чудесами, тайнами. Колыбелька моя с лакомыми снами. Кораблик.

Знакомый путь всегда короче, чем в первый раз. До Малой Ай быстро добрались. Одна из первых Артемовых вершин. Мальков дальше не водили.
Вспомнила, как в ДР одного мальчишки выпустили с этой скалы на волю восемь шариков - понеслись шайкой  к Турции, как на обратном пути посеяли увязавшуюся бабушку и аукали так, что чуть не свалились горы.

Впереди порядочный, чуть крутой кусок. Несколько раз встретили путешественников. Улыбаются, поздравляют с праздником. Неизбежный троицын дождик капнул слегка. Завиднелись сарайчики, люди.
Татары зовут на плов. Тоскует надменный верблюд. Гоняют мух лошади бичами хвостов.

Вперед, вперед - на Таракташ!

Вдруг изменилась гравитация и ноги перестали отклеиваться от земли. Летим в ромашковую плоскость. Тысячи белых голов смотрят желтым глазом, кивают: "Спать". Посреди цветов уродливые яркие великаны не дают мальчишкам покоя. Брошенная техника ржавеет, уродуя мир, но притягивает юные умы. Лезут в кабины с дырявым дном, позируют для потомков.
Железные  "кони"  тянули газопровод, после оказались ненужными.
Фотосессия коротка. Пора.

Непонятная низкая каменная стена вдоль пути - плотина Сикорского.
Ещё в тысяча восемьсот шестьдесят седьмьм А. В. Кондради, И. К. Сикорский, К. Д. Кельтсер с целой компанией ученых начали исследования и разработку дерзкого плана  - насытить плато влагой.
Проект оказался дорогим, его почти свернули. Тем не менее двадцать лет, с тысяча девятьсот шестого, водохранилище наполнялось дождевой и талой водой на радость овечкам.
Больше не пасутся. Землетрясение двадцоть седьмого года прошлого века что-то нарушило. Вода ушла.

Люди, Ай-Петри - позади.
Мустангов тоже не видно. Опять унеслись.
Зато космически-прекрасные белые шары РПУ - радиопрозрачных укрытий неизменно нагоняют мысли про НЛО.
Ромашки, ромашки.
Чуть не проскочили указатель. Таракташ. Тропа валится к слоистым тортонаполеоновским скалам.
Этот гребешок оторвался и отполз от плато на десятки метров. Ветер выпилил скульптуры в утеху фантазии. Чем-то скалы похожи на восточные храмы с плоскими крышами - одна над другой.
Мальчишки животами приклеились к теплым камням. Восхищаются. Не оторвать.

Ноябрь 1867 года. Доктору Дмитриеву двадцать восемь. Он болен туберкулёзом и по рекомендации Боткина с Захарьиным прибыл в Ялту. Быстро окреп, начал работать земским врачом.
Как сказать в двух словах о его жизни, отданной Крыму и людям? Не знаю.
Ученый, врач, путешественник. Полностью справился с туберкулёзом и удачно лечил других.

Крымский горный клуб был создан по подобию первого в Европе Английского альпийского.
Его возглавил бородатый русский француз А.Л. Бертье-Делагард с пиратской повязкой через глаз.
Порты, железные дороги, набережные, бульвары, водопроводы, береговые батареи многих приморских городов - его заслуга.
Страсть к истории Крыма этого потрясающе скромного человека так много дала Тавриде.
Тысяча девятьсот семнадцатый. Из письма к Орешникову: "Люблю я мой милый Крым. Около сорока лет трачу все мои крохи, собираю память о нём..."
Целую Вашу тень, Александр Львович.

Ялтинское отделение клуба избрало председателем Владимира Николаевича Дмитриева.
Владимир и Александр похожи: высокие лбы, модные тогда бороды и совершенно одинаковые очки. Слава богу, у Владимира оба глаза на месте.

В те далекие и сказочные времена жили люди, которые за свои деньги
обустраивали тропы-терренкуры, приюты для туристов, создавали музеи и много чего ещё.
Штангеевская, Боткинская, Крестовая и Дмитриевская - первые ласточки. Знаки, надписи, лавочки, поддержание троп в чистоте - за счет членов клуба.

Таракташская  была проложена добытчиками льда и снега. Хожена и облагорожена изрядно Дмитриевым. Сейчас  лестницы и перила  обтрепались, новая радость мальчишкам - приключение.

Топаем долго. Справа круто вниз - есть куда улететь, слева  резко вверх. Узко. Артем балдеет, Юра храбрится. Ему тяжеловато. Впервые так, слёту, попал в реальные трудности.
 Два косеньких паренька уселись алкогольничать на нашем пути. Встают, виновато улыбаясь. До темноты малость, а они хотят выбраться на плато. Может, одумаются.
Ноги устали. Второй поход. Вчерашний был пустяковым, хоть для души и глаз услада. Уч-Кош. Речушка Бала с феями, журчаньем, мхами.
Артем ржёт конякой - Юрка грохнулся! У того улыбка сквозь слёзы. Не сдается.

Учан-Су. Почти конец похода. Водопад  маловоден. Неинтересно. Видели бы вы его весной! Грохот слышен почти у Поляны сказок. А на Боткинской струйки откуда-то сверху, со скал, творят десятки радуг.

Лев рычит на всю округу.
Вдруг один из них вырвется и будет охотиться в горах? Или все?
Возьмут, и отомстят за неволю. Ррр. Брр. Сначала они съедят кормильцев.
В зоопарк не пойдем. Были не раз. Дорого, тоскливо.

Помахали Иографу. Прощай. Мало дней, а подъем на него муторный. Хоть сверху наградой - пещера-храм.
Два раза искали там геокешерский тайник. Не повезло.

Юра скис совсем. Завтра отдых. Море.

Я - большая  рыбина. В левом ухе соленая вода. Навсегда. Не вытрясается. Ещё - горелые плечи и узор от гальки на пузе. Красота.
Как мы их, медуз. Всех разогнали! Дельфины подсматривали из пучины и завидовали прыжкам с пирса. Особенно - бомбочкой.
Терпеть не могу пляж из-за сутолоки. В этот раз пустота. То, что надо нам, буддистам-язычникам.
Усталость смылась. Завтра Роман-Кош. Юра морщит лоб. И ладно, оставим у бассейна. Тяжелый поход.
Сбегаем вдвоем.

До Бирюзового озера болтаем о музыке, деньгах, девчонках.
Опять столбенеем. Оно красиво и внезапно. В туман, когда ливень, если солнце.
Дальше крутая тропа. Пых, пых. Возле кормушки для всяческих зверев привал.
Кто там, в кустах? Неужели волшебные олени?
Не-а. Туристы-потеряшки из Харькова. Заблудились. Мужчина и женщина. Удивительно. Эта тропа безлюдна всегда.
Сомневаются - вверх или вниз? С нами! И напрасно. Я их отговаривала.
Ежевика разрослась, спрятав дорожку. Впивается сквозь одежду, царапает. Именно здесь они потеряли направление, хоть справа уже видно плато.
Оставшийся кусок самый обрывистый. Без хорошей обуви лучше не ходить.
Что-то небо хмурится. Как же так? Не откажусь всё равно, тем более Артем заодно. В плане был Зейтин-Кош.
Он только на несколько метров ниже Романа - совсем рядом, но дождь и время отменяют опять. Тёма почти ревет от досады. И я.
Спутники хотели только до плато, но идут дальше. Может, боятся опять блукануть. Мне их жаль. Очень далеко.
Опять, как всегда на Бабугане, ощущение опасности. Кто смотрит мне в спину? Разбойники, стерегущие свои сокровища?
Дождь угомонился, но плетется за нами.
Последний подъем к вершине уже на понтах, почти бегом.

Темка на бетонном столбике делает стойку крокодила. Фоткаю всех. Блаженствуем. Харьков счастлив и благодарен.
Тучи сжимают черное кольцо. Пора сбегать. Храм Девы совсем рядом, втихаря убеждаю её задержать ливни, расшвыриваю дань - скатанные в шарики гривны. Вот и прошлогодняя жёвтоблакытна фиалка. Только с дыркой в лепестке.
Стадо коз-альпинисток чекиста из Краснокаменки полдничает. Плевать им на хмурости неба.
Любуемся Аю в шапочке облачной пены. Наверняка там скрытно высаживаются пришельцы.
На перевале нас могут схватить егери - заповедник! Приходится перебегать от сосны к сосне.
Как дураки. Но здорово!
На прошлых осенних каникулах, увидев издали мотоцикл, кинулись и залегли в кустах.
У Мишки была канареечно-лимонная куртка, скомандовала снять - заалел коммунистически яркий свитер. Мотоциклисты оказались грибниками. Веселились вместе.

Артековские поляны. Родник. Ромашки.
Погромыхивает. Спешим. Ещё часа два пути. Буки сменяются толстенно-высоченными соснами.
Бедные, бедные наши попутчики. Еле ноги переставляют. Завтра будет плохо совсем.
Наверное, клянут меня втайне. Заманила своими отговорами. Больше мы никогда не встретимся, будут вспоминать и ругать.
Наверху хлещет. Благодарю Деву. Помогла. Сбежали-избежали.

«Они приносят в жертву богине Деве потерпевших кораблекрушение или захваченных в открытом море эллинов.
В святилище Девы головы жертв прибивают к столбам, а тела сбрасывают с утеса или, по другим сведениям, предают
земле. Головы пленных врагов .., насаженные на длинные шесты и выставленные над домами, становятся стражами жилища.
Живут тавры грабежами и войной», — не лестно описывал Геродот коренных крымцев.
Понаехало эллинов, вот и отбивались.
С Девой отношения сложились хорошо. Не раз отводила от нас беду.

Шаги по асфальту на подгибающихся ногах неверны. Отвыкли от тверди и ровности. Тяну своих бродяг к Краснокаменскому озеру на краю Земли почти насильно. Не зря. Над ним, в нем - отражениями, завис косяк причудливых облаков.
Чем не летающие тарелки? Луна в темно-синем небе.
За спиной пылает Гурзуфское седло. Гигантский прощальный костер из туч, зажженных закатными лучами.
Расставание с попутчиками, их благодарности, моё: "Не поминайте."

Несколько коротких походиков вперемежку с морем. Улетающие минуты. Тик-так. Скоро назад.

Чатыр-Даг.

Мой дом. Не знаю, почему. Может, тысячу лет назад родилась здесь амазонкой. Или как-то ещё.

Щека онемела. Будто зубной вколол заморозку. Что за хрень? Может, когда поднимусь на вершину, возьму и умру. Окаменею, например. Как медведь. Будут водить экскурсии ко мне, памятнику, и рассказывать легенду
о том, как одна девочка не хотела уезжать, забывать, забивать.

Иду по своим следам. Их так часто здесь оставляла, что не смыть дождям.

Подростки уже с дубинами. То опираются, то стреляют из них, превращая в базуки. Буковый лес пустынен, прохладен.
Идти всё равно жарко.
Плато ветрено, как всегда. Артем требует махнуть сначала на Ангар-Бурун. В ту сторону, почти бегом, мчит дядька с крутым фотиком. Не здоровается - спешит.
Хочу подольше быть на Эклизи. Тема обойдется.

Людей нет. Впервые за все разы. Здесь обычно много туристов, магов всяких, йогов.
Сегодня только горы, травы, небо. И нас трое.
Ещё тот спринтер. Где-то бежит, щелкая виды.

Как растянуть время? Медленным шагом?
Тихо. Звенит в ушах.
Одновременно печаль и радость. Сглатываю комья в горле. Волной влажность глаз.

Как втянуть в себя и утащить навсегда всё это? Чтобы в любой момент, лишь моргнув, снова быть здесь?

Индейский вопль счастья. Мальчишки орут вместе, забыв о своих политических распрях. Танец дикарей. Бубны и дудки.
На тропе большой камень раскрашен жёлто-синим. Непонятно, как не доглядели? Даже в моей колючей, отрекшейся от У и Р, душе теплеет на секунду.

На Эклизи ветер крепче. Юра сник. Тормошим. Отдаю ветровку. Это не от холода. Его гнетет наша одинокость, затерянность.
Жить на вершине горы в безлюдье! Это же...!

Почему я не окаменеваю никак? Наоборот, разнемела.

"Орлом озирая местность"
Море, Алушта, Бабуган, горы-горы, Симферополь, Демерджи, море.
Что в брюхе у Чатыр-Дага? Инопланетские корабли - один малюсенький вжикнул между мной и детьми в прошлом году.
Может ли такое примерещиться сразу десятку глаз и ушей?
Подземельные реки, сталактитовые пещеры, всякие гномы, души, духи. Чьё царство? Какие миры?

Топает по травинке божья коровка. Раз - и нет. Улетела в небко.
И нам пора.
Завтра вечером поезд. Днем - Демерджи.
Завтра расставание.
"В наших бродячих Братствах рыбачьих..."

Вниз невозможно не бегом. Вздымая красную марсианскую пыль.
Не остановить пацанов и время.

Опять обгоняет тот же чувачок. В этот раз здоровается на ходу. Почти родственники. Спрашиваю у затылка:
-Почему бегом?
-Надо успеть на ужин!
Какая проза.

Птица засела на последней скале. Высвистывает:"Прощай"

Не плачу. Сами выкатываются.

Жила от Крыма до Крыма.
Раньше. Уже давно.

 К Тебе когда-нибудь вернусь.
 Пробьюсь. Приду.
 И падая в траву, шепну:
-Люблю, люблю, люблю.



Фотка моя. Ущелье Уч-Кош. Река Бала