Время близко...

Время близко
(Заключительная глава)

1.
И тем не менее. Ещё раз…
Несмотря на все свои страхи, катастрофы века и все недоразумения человеческой истории, я прихожу к нижеследующим положениям.

Подступая к настоящей книге, я полагал многие из своих предчувствий, которые и заставили взяться меня за эту книгу, я полагал свои и вообще общечеловеческие догадки и футурологические проекты человека о своём будущем – за полубред и фантастику… Нередко я говорил себе, что это я просто схожу с ума… Что это я просто чокнулся на неких метафизических положениях о мощи и всесилии разума, человеческой мысли и духа…
Теперь, переворачивая последнюю страницу рукописи, я дошел до трезвого, до холодного убеждения не только и не просто в состоятельности собственных «фантазий» и вообще человеческих мифов, не просто в необходимости претворения их в реальность, но в безусловной и неизбежной осуществимости их, в неком вселенском и обязательном детерминированном исполнении этой покамест лишь чаемой нами реальности. Она неизбежно придёт и наступит… Это теперь есть абсолютное моё убеждение… И его уже не удастся поколебать ничему… И ни-кому не удастся…

Начиная книгу, я брел во мраке, ведомый каким-то наитием…
Далее в какой-то пелене… В густом тумане, но сквозь который виделись уже смутные и зыбкие очертания ещё колеблемых ветром мысли строений…
Теперь в блеске и свежести утра я различаю вершины, по-крытые чистым снегом…

Я теперь убеждён в совершенном и абсолютном апгрейде человеческой плоти. Это усовершенствование теперь мне представляется как наиболее простое в научном отношении из всех прочих задач. С ним же связаны подступы к человеческому бессмертию, и, в конечном счёте, научное и неминуемое воскрешение мёртвых, по Николаю Фёдорову.
Человеческий организм настолько усовершенствуется, что переймёт всё от живого и животного мира, всё, что в нём есть исключительного и совершенного, достойного применения. Скажем, ту же эхолокацию, как у акул, у дельфинов или летучих мышей, электрическую энергию, как у скатов или угрей, способность летать, как у птиц, и жить под водой, как это умеют делать рыбы, и так далее. Как в тех же спутанных локальных системах между частицами, разнесёнными на тысячи световых лет, существует мгновенная связь, так человек обретёт мгновенную сообщаемость между собой – в мыслях – вне зависимости от расстояний, разделяющих его. Обретёт способность вообще к мгновенной передаче информации или энергии на бесконечные расстояния и во все времена… Человеческий организм овладеет скоростями, близкими к световой, равной ей или даже превышающей её при условии перехода в иное качественное своё состояние, перехода, который представляется неизбежным в процессе человеческой эволюции. В конечном счете это будет означать овладение всеми возможными измерениями целой Вселенной и соответственно – её временами. Иначе говоря, времени как такового больше не будет. В конечном пункте своего пути мы овладеем временем.

Человек как плоть превратится в чистый дух, по Тейяру Шардену, или в лучистую энергию, как предсказывал Циолковский.
И это такая энергия, или такой дух, который сам по себе обладает всей полнотою власти над материей, непосредственно одной мыслью или волей своею управляет веществом, видоизменяет его и превращает в разновидности, как мёртвые, так и живые… Человеческий дух будет обладать всей полнотою творения…
Телепатия, левитация, телекинез, творение волей и мыслью – это вещи, которые станут обыденностью нашего сознания.
Всё это уже не представляется фантастикой, – фантастика лишается самое себя одним знанием кода, которым строится и управляется вещество и материя, одним щелчком по клавише или переключением тумблера в самом механизме сознания, ставшем духом… Вот и всё… Подачей или посылом сигнала или команды, которая в коде, в ключе, разворачивающем в том или ином направлении программу самое вещества, орудия или технологии...

С большой долей определённости уже можно сказать, что разум в некой, покамест неопределимой для нас, форме, – также, как и вещество, как и энергии, – разлит во Вселенной… В качестве ли того, что мы именуем как тонкие энергии, в качестве ли информации, в качестве ли нетварных энергий или духа, который всё проницает, и глубины Божьи, по апостолу Павлу.
Пространство и время и в самом деле можно определить как постулаты стягивающего их в одну точку, но не просто человечьего, по Карлу Юнгу, а Вселенского разума. Вот почему в разуме и при наличии разума время – обратимо. Оно сразу и всё присутствует в нем. Нет прошлого, будущего и настоящего. Это единый процесс и состояние Вселенной.
От осознания настоящего положения через ряд метаморфоз уже самое сознание человечества, оторвавшись от своей материальной оболочки, встроится в этот вселенский разум или процесс, разлитый в космосе, в качестве одного из его духовных, энергетических и смысловых компонентов.

2.
Убеждения мои строятся на целом комплексе положений так или иначе высказанных или выраженных подспудно на протяжении всего блока моего сочинения.
Здесь же и сейчас мне хотелось бы остановиться и акцентировать внимание на трёх авторах и их воззрениях, которых я уже касался, но вскользь и в целом, здесь же и особо хотел бы сказать об отдельных моментах этих воззрений, которые лежат в разрезе именно наших положений, и, при этом, на мой взгляд, вытекают из чрезвычайно корректных исследований. Тем самым последние могут лечь как бы в основание картины будущего мироустроения человеком, как оно дано нами выше и именно в нашем ключе. Этими исследованиями, на мой взгляд, в наибольшей степени и в особенности как бы вообще приуготавливается сценарий тех метаморфоз, которые уже не в столь отдалённом будущем, как об этом думалось прежде, произойдут с человеком.
Речь об учении о ноосфере Тейяра де Шардена, теории эволюции как «разумного замысла» Михаила Шермана и теории технологической сингулярности Рэймонда Курцвейла.
Причём сразу хочу заметить, если сочинение Тейяра де Шардена является по определению натурфилософским сочинением и принадлежит перу священника и теолога с мировым именем, то теория профессора и главы лаборатории генетики в Медицинской Школе Бостонского Университета Михаила Шермана, а также доктрина крупнейшего изобретателя в истории Америки и человечества футуролога Рэймонда Курцвейла являются творениями людей, исповедующих сугубый материализм и опирающихся в своих взглядах только на естественно-научные исследования и открытия. Этих учёных прежде всего отличает трезвый взгляд на науку и реализм научного мышления. Это в обоих случаях научное мировоззрение.

Что касается книги Шардена «Феномен человека», в которой изложено его эволюционное учение, то это книга не столько теолога, сколько учёного палеонтолога и романтика-мыслителя от эволюции, также опирающегося прежде всего на научные разыскания в области палеонтологии, открытия в биологии, физике, на мировую мысль в разрезе истории и философии человечества, – бог в этой книге, скорее, номинален… Так во всяком случае мне показалось… С другой стороны, и даже в большей степени Тейяр де Шарден опирается на здравый смысл, на логику исторического и духовного возрастания человечества как единого организма, логику, которою недвусмысленно и с железной необходимостью предуказываются пути будущего человечества…
Удивительная книга. Возвышенная и трагическая судьба, – папа не разрешил печатать книгу, книга вышла посмертно…
Это такая книга, которая могла бы занять десятки томов, иллюстрируй Тейяр свои положения известными ему научными фактами… Факты эти за кадром, они только сквозят сквозь книгу… Они бы слишком утяжелили книгу и сделали бы неповоротливой мысль… Это элитная книга, подразумевающая за читателем недюжинное и как бы само собой подразумеваемое знание… Здесь же только синтез – самоё научной, теологической и философской мысли, выработанной целым человечеством за предшествующий период и переработанной провидческим гением в божественное сочинение, божественное по стилю, по силе той же мысли, по её глубине, взаимозависимости и взаимосвязанности, по точности и отточенности формулировок, в которых логика соединена с вдохновением и поэзией, – формулировки эти единственно возможные, и из этой единственности и вытекает как бы неизбежный, воспринимаемый за абсолютно достоверный – будто бы фантастический, но звучащий как реальность – смысл, тот смысл, по которому человечество в процессе своей эволюции с неизбежностью перейдёт в иное качество, в чистый, оторвавшийся от плоти дух, в чистое сознание, в чистый разум…
Но представить здесь как-то вкратце самый ход доказательства настоящего положения не представляется возможным.
Здесь тот случай, при котором, вытащи кирпич, – все здание обрушится… Здесь тот случай, при котором на вопрос о чем его книга («Война и мир»), Толстой отсылал читателя к самой книге… Иначе и по другому всех смыслов её никак не объяснить, кроме как не воспроизведя целиком… Слишком много всяких тонкостей и нюансов… Так и у нас нет возможности ни передать, ни пересказать эту книгу, настолько сцеплены в ней стиль, логика, красота и поэзия, – можно только обратиться к самой книге, чтобы постичь её и проникнуться её профетическим духом и идеями, которые ещё ждут часа для своего воплощения…
Лично для меня выводы Тейяра де Шардена безусловны…
И уже, отталкиваясь от них, я и сам могу вполне реалистично подходить к тем и таким суждениям, на которые я не решался прежде в виду сугубой оторванности их от материалистических концепций, но которые так долго мучили и занимали меня…
Если говорить чрезвычайно пунктирно и разорвано, а мы всё-таки вынуждены сказать об этом, сущность идей Тейяра де Шардена сводится к следующему.
Человек есть не центр мира, но вершина его эволюции. И возведение её стало возможным благодаря усилиям всего и целого вселенского универсума. Человек не есть изделие Божие, но творение всей эволюции, которая изначально и сама уже задана духом. Дух есть альфа (первотолчок) и он же омега (конечная цель) эволюции. Это как будто вполне евангельское положение о Боге. Но Бог здесь безличностен и абсолютно растворен в духе, который разлит в природе и действует изнутри материи, как организующий её принцип, устремляющий вещество к развитию, усложнению и, в конечном счёте, к жизни и одухотворению своему. Одухотворение это, с одной стороны, в нижней точке своей задано, осуществляясь через ряд метаморфоз, с другой, вызывается и взыскуется верхней точкой – омегой. Завершение процесса грезится в слиянии отдельных человеческих личностей в единый и высший коллективный дух в точке Омеги. Завершение это осуществится через последний четвёртый метаморфоз, при котором человеческий дух оторвётся от своей земной оболочки.
Под собственно человеческим духом Тейяр де Шарден понимает всю совокупность психических, личностных сознательных и интеллектуальных рассудочных моментов. Это есть собственно человеческое сознание, «нижние границы которого теряются во мраке» (вспомним юнговское сознание, укоренённое в прабытии) и которое в длительности имманентно становится и взрастает путём рефлексии, концентрации и сосредоточения в самом себе.
Здесь, во всем этом, остаётся бесконечно много вопросов, разного рода неувязок… При этом не факт, что я смог как-то даже более менее точно и верно передать моменты шарденовского учения, не ошибясь в них, настолько много в них всяческих нюансов, отвлечений и уточнений одной мысли другою… То же самое допущение точек альфы и омеги само по себе есть априорное положение, но ведь на нём строится собственно всё здание эволюции…
У меня немало разного рода возражений и несогласий принципиального характера, с тем же, скажем, слиянием человеческих личностей в коллективном одухотворяющем их экстазе… Здесь не всё ясно…
Но после прочтения книги у меня есть и остаётся абсолютная убеждённость, данная всем и целым повествованием, всей целокупной логикой книги, что самое тенденция возрастания человеческого духа и сознания, которая с неумолимостью приведёт этот дух к отвлечению от плоти и к само-стоянию – верна… Это положение неизбежно осуществляется по тому же принципу, по которому сознание выделилось из природы… Мы не можем с определённостью сказать, как и каким образом оно выделилось. Мы не знаем этого. Мы только строим предположения. Но по тому же принципу, как оно выделилось, так оно и отделится от неё… Подобный ход развития, когда сознание в своём объёме и качестве неуклонно возрастает в мире по крайней мере уже в сотнях миллионов лет, представляется необратимым.
Если же шарденовское положение верно, а оно представляется именно таковым, то в финале человеческой истории как бы сам собою решается вопрос о возможности созидания и управления материей напрямую и непосредственно духом и через дух.
Что собственно и требуется доказать в разрезе собственных наших разысканий.
Ибо, согласимся, если уже сейчас человеческое сознание определяется ни больше ни меньше как в качестве геологической силы, по Вернадскому, то в новом своём качестве, отвлечённый и неизмеримо возросший в своей концентрации и сосредоточенности дух представляется тем более и абсолютно всесильным. Сей дух собственно и будет означать и заключать в себе понятие Бог со всеми принадлежащими понятию этому атрибутами.

3.
Мы уже касались теории Шермана (1.См.главу "Идол разума"). Прибавим к сказанному, что Шерман исключает положение, по которому образование человеческого сознания явилось бы следствием неких мутационных скачков в человеческом генотипе, – то есть сознание сразу было задано в явившемся на земле геноме. Не вдаваясь в подробности, можно сказать следующим образом: не явившись в одном (человеке), сознание бы явилось в другом живом организме. Иначе говоря, если говорить о дарвиновском естественном отборе и происхождении видов, в результате которых якобы выдвинулся человек, то человек не есть следствие вообще всей земной эволюции, – эволюция человека есть следствие программы, заключённой в геноме, программы, которая реализовалась в наибольшей своей степени и с наименьшей степенью помех. Геном так, как он явился на земле, вдруг и сразу, то есть по геологическим меркам, не мог быть следствием эволюции, – элементарно, времени бы недостало этой самой эволюции… «С другой стороны, – цитирую М. Шермана, – соответствие порядка «записей в хромосоме» функциональным свойствам генов и порядку кодируемых ими органов наводит на мысль о заранее задуманном точном плане организма – плане, которого можно было бы ожидать от инженера, заранее чертящего план будущего дома». Вот почему Шерман предполагает и даже считает доказанным это, что многоклеточные организмы на земле, то есть жизнь в том виде, как она стала в Кембрийский период и как она сейчас есть, стала «в результате особого события, «вмешательства извне», когда организмы получили «универсальный геном». Это мог быть акт Божественной воли, говорит Шерман, действие инопланетного разума, или что-то иное, мы не знаем. Но безусловно, что, во всяком случае, за этим актом скрывается «разумный замысел». Мы не можем объяснить самого «вмешательства извне», как, почему, кем и каким образом на землю был занесён «универсальный геном», также, как не можем объяснить и Гамовской теории «Большого взрыва», но «вмешательство» произошло, также как произошёл и взрыв, и это меняет картину дарвиновской эволюции, как в своё время Вселенной, в корне. Что, в свою очередь, побуждает развитие науки совершенно в новом русле… Новая модель эволюции, заключённая в разумном программном обеспечении и развитии жизни (универсальный геном), делает предсказуемым самый ход эволюции и даёт возможность разумного же управления ею через геном путём генных корректировок и разного рода модификаций живых организмов.
Это означает колоссальный сдвиг и революционный скачок в самой эволюции при открывающихся научных и экспериментальных возможностях.
В принципе шермановская модель эволюции смыкается с умозрением Фрэнсиса Коллинза, генетика, который стоял за первым проектом по расшифровке человеческого генома и который усматривал за структурой ДНК личность Бога. Но если у Коллинза это ещё выглядит как чисто натурфилософская и даже чисто эмоциональная гипотеза, то у биохимика Шермана это естественнонаучный проект, подразумевающий экспериментальные доказательства. Модель его эволюции подразумевает возможность экспериментальной проверки вытекающих, следующих из теории предсказаний в окончательном заключающем или завершающем эту теорию результате. Соответствует модели результат – верна модель, верна модель – верен проект или идея разумного замысла, которою объясняется сама эволюция. Разногласия между Коллинзом и Шерманом, точнее, между теизмом Коллинза и вообще идеей разумного замысла носят в сущности частный, не такой уж и принципиальный характер (2.См.: «Глава 9. Теория разумного замысла» в кн.: Фрэнсис Коллинз. «Доказательство Бога: аргументы учёного». М., 2008. Дело в том, что как таковая идея разумного замысла возникла до Шермана и в ней имеются свои нюансы, по которым Коллинз противопоставляет её монотеизму, но которые на наш взгляд не особенно принципиальны). Со стороны квантовой физики эту модель подпирает учение о гиперкосмическом Боге старейшего и виднейшего физика и мыслителя современности д' Эспанья. «Феномен человека» Шардена с его финальной и феноменальной картиной будущего превращения человечества вкупе с Божественной фреской об этом будущем Павла Флоренского представляются венцом и вершиной настоящих исследований и учений, короной, подготовленной для них заранее…

4.
Делая поправку или уточнение, согласно Шерману, к теории о ноосфере Шардена, мы можем теперь вполне конкретизировать учение Шардена в плане точки альфа, как точке, за которой определённо скрывается разум. И это только добавляет достоверности шарденовской теории и его логике…
Исходя из всего вышесказанного, мы покамест не можем говорить обо всей Вселенной, как о творении разума, но с большой долей определённости мы уже в состоянии сказать о земле, как живом организме, и о человеке, которого признаем за вершину вселенской эволюции, как и именно о подобном творении, творении, за которым маячит неведомый и высший по отношению к нам разум…
Мы не знаем что он и как он есть… Но именно этому высшему разуму мы обязаны всем, что у нас есть…
По тому же, что, как мы полагаем, в мире и вообще нет ничего сложнее и совершеннее аппарата нашего человеческого разума, сам же он есть творение внеземное, мы можем с некоторой долей определенности допустить, что и вся Вселенная создана внеземным и высшим по отношению к нам трансцендентным разумом. Ибо, создав высшее, по нашему разумению, он тем более не мог не создать и прочее, всё остальное…
Из этого идут далеко простирающиеся выводы, подтверждающие так или иначе библейскую версию происхождения земли и человека при всех разностях в деталях и в частностях самого процесса творения…
Кембрийский период и явление генома – это полная неожиданность, случившаяся для материалистов на земле. Процесс возникновения сложных (многоклеточных) организмов вследствие генома, давшего сразу и вдруг все формы жизни, случился как бы в полном несоответствии с теорией дарвиновской эволюции, вопреки ей, ибо процесс этот предполагает не длительность во времени, а почти мгновенность происхождения видов, если иметь в виду геологические мерки…
Ясно, что понятие «мгновенность» мы употребляем в метафорическом значении этого слова. Но, кажется, что ныне эта метафора обретает свойства некой будничности и буквальности применительно к тем темпам развития человеческой цивилизации, которые уже вполне отчётливо вырисовываются в не столь отдалённом будущем, будущем, которое ещё могут вживе застать иные из нас…
Время уплотняется…
Эволюция человека начинает происходить с каким-то сумасшедшим и ужасающим наше воображение ускорением.
И это ускорение делает вполне видимыми и зримыми, вполне осуществимыми затаённые в человеческой психике, укоренённой в прабытии, исполненном имманентного духа, развёрнутые в мифе как в идеальном плане творения, данном свыше, грядущие формы человеческого бытия, в которых идеальное предстанет как сама реальность.

Говорить так нам позволяет открытие, сделанное Рэймондом Курцвейлом. Та самая теория технологической сингулярности, о которой мы уже упоминали, но, опять же, бегло, и которая представляется не более чем общим местом, если при этом говорится только об общем её смысле, означающем немыслимое прежде ускоренное развитие информационных технологий, которые станут локомотивом и для всех прочих областей человеческого знания. Само по себе заявление это в его назывной форме мало что даёт нашему воображению… Стоит оконкретить курцвейловские положения, – только при этом и тогда наглядно нам представится весь сумасшедший смысл следствий и свершений, истекающих из действия этой теории.
Нужно сказать, что речь прежде всего идёт именно об информационных технологиях, но поскольку они начинают довлеть и доминировать в нашем мире, то меняется с тем же ускорением и сам мир.

Не мудрствуя лукаво, просто напомню, как это делает сам Курцвейл: «Если я сделаю 30 шагов линейно (это наша интуиция о будущем) – 1, 2, 3, 4 – на 30-м шаге я на шаге номер 30. Если я сделаю 30 шагов экспоненциально – 2, 4, 8, 16 (это реальность информационных технологий), я дойду до миллиарда» . Но именно так, – экспоненциально, – развиваются информационные технологии.
В 1960 году, рассказывает Курцвейл, один транзистор (базовый элемент, на котором строится электроника) стоил в де-нежном исчислении 1 доллар. Сейчас, в виду миниатюризации транзисторов, можно приобрести несколько миллиардов транзисторов за тот же доллар. Новый компьютер в миллиарды же раз мощнее. И в сотни тысяч раз меньше. Через 25 лет он снова будет в миллиард раз меньше и в сотню тысяч раз мощнее в пересчете на доллар, переходя на уровень нанотехнологий. Это будет компьютер, способный входить в кровяную клетку и со-вмещаться с человеком. Это будет компьютер – наноробот, способный перестраивать наши программы на клеточном, молекулярном и генном уровне, лечить и совершенствовать нас.
Согласно Курцвейлу количество информации (в битах), пропускаемой во Всемирной сети, в течение только одного нашего века увеличится в триллион раз.
Подобный экспоненциальный рост, который наличествует как реальность, во всем, что касается информационных технологий, делает возможным переход от линейного и пошагового развития к развитию экспоненциальному и вообще в любых технологиях, связанных с информационными или тем более прямо базирующимися на них.
Это, к примеру, напрямую относится к биологии, которая с открытием ДНК, заключающей в себе генную программу развития и обеспечения жизнедеятельности организмов, определяется как информационная технология, то есть в виду того, что биология также, как и информационные технологии, работает согласно программам, заключённым в живых организмах. Вариативность гипотетических программ развития в одной человеческой клетке чудовищна и может достигать 10 в 130 степени. Работа по распознаванию того же человеческого генома под силу только такой же мощи компьютеру. Баш на баш – мы полу-чаем чудовищное ускорение в биологической науке. Это и есть то, что мы называем информационным технологическим прорывом в современных технологиях – технологической информационной сингулярностью, закономерностью, открытой Курцвейлом.
Каждую четверть века по существу мы будем жить как бы в совершенно другом и новом мире. Вот почему мы в состоянии угадать близкое будущее, исчисляемое десятками лет, но сколь-нибудь отдалённое даже в полсотни и тем более в сотни лет уже не под силу нашему сознанию. Это будущее будет в корне отличаться от нынешнего нашего состояния.
Вот отчего, не исключено, что всё человеку и в действительности окажется под силу, то есть с приходом эпохи сингулярности… Ибо мы уже близки к ощущению того, что не только и не за одной жизнью, но и за целой Вселенной, за всем веществом стоит та же – разумная – сила… И эта сила определён-ной частью своей уже выражает как бы самое себя через про-граммы, – в живых организмах через геном, в целом континууме и веществе – через законы квантовой механики, выраженные ныне в так называемой Стандартной модели Вселенной… Про-граммы же эти в сущности позволяет просчитывать и нам и последние глубины как живых организмов, так и самое вещества и последние структуры самой Вселенной…
В то время, как мы ищем сигналов и знаков от разума в глубинах космоса, знаки эти, в качестве тех же кодов жизни, заключены в самое нас.
Разум действует с одной стороны, изнутри нас, с другой – дается нам извне, трансцендентно, через то, что мы определяем как дух, и Что разлито в целой Вселенной.

5.
Метод «тыка» в науке, о котором я говорил в предыдущих главах и который меня убивал несовершенством своим, то есть метод того же элементарного перебора материалов для нахождения, скажем, единственно возможного (напомню о Тесла и Эдисоне и анекдоте по поводу поиска иголки в стоге сена), так вот, перебор этот, во всяком случае, по мнению Курцвейла, теперь заменяется осознанным и целенаправленным поиском результатов согласно параметрам материалов, явлений и целей, заданных тому же компьютеру. Колоссальная разница. Причём со временем при развитии нанотехнологий, возможно и вообще получение и создание любых искусственных необходимых в той же медицине (и вообще в промышленности) элементов и материалов, то есть по характеристикам, заданным им изначально. Заметим, в данном случае нами указывается лишь на одну из областей применения информационных технологий, которые несомненно всё более будут разветвляться и проникать в любые из областей человеческого познания. Речь же идёт о возможности применения информационных технологий и во-обще во всех без исключения областях человеческого познания.
Не исключена возможность познания и самой мысли и аппарата мысли, как некоего материального континуума, по нашему определению, данному выше.
Наше познание безусловно включает познание и самой мысли…
Но только с конвергенцией или превращением человека в чистый дух, только тогда нам откроется и механизм самого духа…
До тех же пор мы всё будем стоять перед ним всё в тех же вопросах, всё в том же недоумении…
Ибо что бы там ни было самое это превращение может явиться лишь как следствие полного преобладания духа над мыслью, то есть как следствие последнего этического само-усовершенствования человека, при котором мысль как таковая отпадёт, сделавшись ненужной, и целиком перейдёт в дух, собственно растворившись в нём как материальный и временный элемент, данный нам на каком-то этапе в качестве вспомогательного и примитивного момента для своего восхождения к духу.
Здесь и вся разница между шарденовским и моим, таким, как я вывел его, умозрениями.
Ибо мысль, сама по себе, по моему убеждению, есть ни зло, ни добро. Я её исключаю из момента психического и личностного, то есть духовного, компонентов, как систему саму по себе сугубо инертную и подчинённую, автоматическую, как власть исполнительную и саму по себе ничего не значащую пред властью и законом духовным.
Зло в отсутствии духа (прежде всего как этической категории), отсутствии, чреватом злоупотреблением мыслью…
Божие, собственно Дух, как я это понимаю, войдя в нас и захватив целиком все области сознания нашего, сделает проблему собственно злоумышления неактуальной, она исчезнет в силу полноты Духа…
Всё это не означает на каком-то последнем этапе человеческой эволюции отсутствие мышления как такового вообще, – просто это будет иное мышление, которому не нужен будет в сущности своей громоздкий нынешний его аппарат, как не нужно будет и вообще физическое тело человеку… Мышление это будет означать мгновенное схватывание самое сути вещей (мы говорим условно) без всяких вычислительных моментов или чего-то, подобного им…
Так мы знаем, что нас любят… Не вычисляя сего в уме…
Нам просто трудно и, пожалуй, невозможно представить, как это будет на деле в тех областях, которые ныне непредставимы без вычисления для постижения своего… Но так будет по закону всё расширяющейся и углубляющейся полноты духа…
И мышление это, иное, духовное, по моему разумению, ни-когда не окончится и не завершится, в некой точке, как об этом говорит Шарден, всерасширяющегося и вне размеров – экстаза, подразумевающего слияние одной части человечества, и отделение от этой блаженной части и отдельное существование – другой его половины, остановившей свой выбор на любви к мысли…
Я за духовное мышление, протекающее в экстазе – всего и целого – нераздельного, хотя и неслиянного, по Евангелию, единого человечества…

Поэтому и не будет, на мой взгляд, разделения универсума на людей мысли и на людей духа, как говорит Шарден, на тех, кто останется мыслить и познавать, и на тех, кто предпочтёт собственно как таковое слияние в экстазе… Ибо мысль просто обретёт иное качество… Качество всепонимающего и все схватывающего духа… И это новое качество не потребует разделения и не будет нуждаться в таком разделении… И в то же время оно вовсе не будет означать некоего совершенного и завершённого в себе процесса, некой последней самодостаточности духа… Такая самодостаточность смерти подобна…
Так Бог, будучи будто бы самодостаточным, в то же время и тем не менее занялся творением человечества… По тому же принципу и наш дух найдёт, чем ему заниматься…
И вот даже почему мы никак не остановимся в неком своём развитии, ибо развитие духовное не знает подобного рода определений, они попросту не приложимы к нему…
И к этому ещё несколько соображений…
Для акцентирования нашей мысли чуть вернёмся назад, и далее развернём её снова…

6.
Наше сознание, и насколько я смог понять, не только обычное, обыденное и обывательское, но и сознание собственно научное, если можно так выразиться, уже не поспевает за осмыслением всех научных открытий, совершенных тем же сознанием. События и факты из научного мира, поражающие нас, проносятся какой-то бесконечной чередой перед нашими глазами и, не дав сколь-нибудь осознать себя, тут же и безнадёжно устаревают перед явлением новых и ещё более потрясающих.
Наука мчится вперёд, омолаживается и тут же стареет в своих свершениях, подбираясь к новым.
Мир будто бы каждый день умирает и тут же возрождается в ином неком и новом качестве.
На те же компьютеры, восхищавшие нас ещё какой-то десяток лет назад, ныне мы смотрим, как на некую рухлядь, громоздкую и неуклюжую, перед поколением новых, изящных и миниатюрных, которые мы носим в кармане.

Тем удивительней, во всяком случае, в моих глазах некая неизменная и не меняющаяся константа и высота духовных творений (в литературе, музыке, живописи, архитектуре), как созданных ныне, так и тысячи лет назад, которые не устают восхищать нас и не теряют ни грана в наших глазах ни в совершенстве формы, ни в качестве и глубине мысли.
Поразительно: мы не в состоянии привыкнуть к ним. Эти духовные формы и смыслы не устаревают. Не дают и не позволяют наскучить нам. Вот в чём и где загадка этого мира и самое нас.
Как если бы было однажды дано нам нечто столь высокое и совершенное, что по совершенству своему и своей высоте по определению и по существу своему не подлежит ни тлению, ни устареванию, ни привыканию к нему, заключая в себе некое бесконечное разнообразие и будто бы невозможную и однако бесконечно длящуюся самораскрывающуюся в самое себе глубину, которые не знают и не ведают о границах этого самого совершенства и глубины, вообще не знают ни границ, ни пределов.
Это то и заставляет относиться к духовным явлениям, как наивысшим, которыми начинается творение, и в чистых формах которых, как в формах существования нашего, и завершится же наше человеческое преобразование, претворение и преображение как вида. Но это такое преобразование, в котором нет, не будет и не может быть пределов и границ для самоосуществляющего себя разума.
Так точно разом, безнадёжно и вдруг устареют и научные факты, которыми я оперирую в настоящей книге. Но духовные смыслы останутся.
Они не уйдут. Они просто обретут иную, ещё неведомую нам глубину.
И с нами же останутся все наши вопросы. Разрешённые в тех или в иных смыслах, они откроются в новых…
Тайна, проявленная в одних гранях, засверкает другими, соблазняя нас неизбывной своей непостижимостью и заставляя подвигаться вперёд, всё далее и далее…
Мы это и сейчас знаем. И когда-нибудь поймём окончательно: совершенство технологий и даже самого разума – это всегда относительно…
Проблемы любви, благодати, блаженства, покоя или движения нашего духа – постоянны…
Они пребудут и воссияют в новых сладостных, в невыразимых ныне прекрасных формах, как, впрочем, при своих транс-формациях столь же для нас болезненных, и даже до острых и режущих болей, сколь и прекрасных по преодолению их…
Существо движения не в бесконечном прогрессе, как он понимается ныне… Дух на каком-то этапе вполне и совсем овладеет материей. И в этом смысле прогресс как бы лишается самое себя, выпадая из самого бытия как некая земная его категория. Само понятие прогресса как бы одухотворяется, то есть в одно время с переходом или метаморфозом человека в чистое идеальное бытие. Но это такое бытие, как мы можем догадываться и как мы частью показали выше, которое не знает пределов и границ для своего самосовершенствования и самореализации в бесчисленных и бесконечных своих выражениях, нюансах и переходах,– и тут важно понять и достичь всей глубины и непостижимости этой мысли – такова сама реальность духа и духовных дефиниций… За этой мыслью стоит и на ней покоится по существу весь человеческий опыт и в ней же заключается и по ней идёт и всё движение человеческого духа… И это такое движение, мнится, которое ни на миг не даст нам расслабиться и остановиться в свершениях нашего духа…
Несть и не будет числа всем глубинам и всем его горизонтам…
Ибо, повторюсь, такова сама реальность духа и его бытия…

Наконец, как бы мы ни судили и ни рядили о нашем будущем, мы в состоянии набросать только весьма и весьма смутный абрис и очерк этого самого будущего. Рационально оно непостижимо. Ибо течение его будет осуществляться в иных измерениях пространства и времени, где всё будет не так, как у нас, а иначе… И это иное, как знать, – опять же, – не исключено, ещё и не однажды повторится, то есть впадёт в очередной метаморфоз, и придёт к некоему новому своему качеству, когда очередной финал станет очередным началом нашего бытия, и когда снова нужно будет начинать как бы опять и всё сначала, с чистого листа … Если и может что-то открыться нам, то лишь в ощущении, только в ви;дении, не имеющем мысли и не имеющем в себе ничего рационального…

7.
Вселенная в сознании нашем не имеет начала, оно может быть названо и принято только условно, по негласному договору, как нечто вероятностное, но не определённое, отодвигаемое сколь угодно далеко…
Вот только два из таких начал из целой обоймы подобного и разного рода версий.
До нашей Вселенной была другая Вселенная, которая схлопнулась в ничтожно малую точку, и уже только эта точка, как следствие предыдущей Вселенной, породила Большой взрыв, давший начало нашему миру. Потом наша Вселенная схлопнется и в свою очередь породит другую. И так далее. Мироздание циклично. Это последнее из допущений современной физики, которое принадлежит неистощимому уму сэра Ричарда Пенроуза , уже упоминаемому нами в сочинении (3.См.:С. Кузина. Вселенная – это компьютерная игра сверхцивилизации. «Комсомольская правда» от 02.02.2013).
Сколько блюд в нашем меню, столько же может быть и на-чал. Столько же может быть и моделей Вселенной. Наш ум свободен. Одна из моделей представлена в названии самой указанной выше статьи: наш мир – есть матрица. Другая, скажем, определяется как некая голограмма  всего лишь двухмерного пространства, то есть как некая виртуальная проекция в общем-то плоского мира (4.См.:В. Лаговской. Внутри Вселенной Бога нет… «Комсомольская правда» от 31.03.2009). Только таким образом якобы можно хоть как-то объяснить возможность мгновенного сообщения между собой элементарных частиц, разбросанных между собой на миллионы световых лет.
Приплюсуем сюда модели Карла Юнга, Николая Козырева, Павла Флоренского…
Мы не можем сказать, где и когда мы сможем остановится на истине.
Как непостижимы начала, так непостижим и финал нашей истории, если, конечно, таковой вообще существует.
Чем более разворачивается перед нами картина мироздания, тем в одно время всё больше и больше ускользает от нас, как это ни парадоксально. И до сих пор всё, чего мы можем достичь, так это только знающего незнания, по определению Николая Кузанского, – мысль, высказанная ещё восемьсот лет назад … Точная истина непостижима, как это было встарь, так даже и сейчас…
Мы всё более проникаем в глубины Вселенной, но они ото-двигаются от нас… Глубины неисчерпаемы… Тайны всегда будут мучить и дразнить нас… Нам никогда совсем не удовлетворить своего любопытства… И в этом смысле не остановиться в движении своём… Нам не дано умереть от скуки…

8.
Тейяр де Шарден, исходя из положения, по которому на творение человека работает весь вселенский универсум, полагает, что уже постольку и поэтому жизнь человеческая (то есть в данном случае как рода) вечна, она не может быть как-то и каким-то образом уничтожена, – это бы входило в противоречие с самое принципом и механизмом вселенской эволюции…
Это ответ на один из центральных моих вопросов и ответ на вопрос о возможности выживания всего и целого человеческого рода, вопрос, который в эпоху глобальных перемен делается особенно актуальным для всего человечества. Собственно этот вопрос движет и всей моей книгой.
Мыслитель ни на йоту даже не сомневается в положительном разрешении настоящей дилеммы. Логика его как будто бы неоспорима.
Меня же, напротив, раздирают сомнения… Они звучат даже некой доминантой всего хода моей книги…
Ещё одно и будто бы весьма весомое доказательство необратимости эволюции даёт Курцвейл, – на том же конгрессе «GF2045». Это лишний раз убеждает меня в значимости вопроса. Мыслители никак не обходят его стороной, то есть именно этот вопрос, сущность которого заключается в этической составляющей человечества, – достаточно ли она надёжна и вы-сока, чтобы человечество не угробило самое же себя в ходе наращивания своей мощи, своего военного, промышленного и технологического потенциала.
По тому же принципу, как он выводил теорию сингулярности, обращаясь собственно к фактам в их последовательности во времени и в сравнении друг с другом, точно так же Курцвейл составляет разного рода графики, отображающие число конфликтов и войн в истории человечества по мере развития последнего, богатство и бедность, тот же ВВП на душу населения, продолжительность жизни и так далее. И приходит к выводу, что число конфликтов неизмеримо уменьшается, богатство рас-тет, продолжительность жизни увеличивается… «Мир на самом деле становится лучше, – устанавливает Курцвейл. – Мир становится здоровее». Почти по сталински: жить становится лучше, жить становится веселее.
Да, в принципе будто бы все это так. Как будто бы так.
Но Курцвейл упускает из вида, если не сказать, что игнорирует, как минимум ещё два необходимых в этой картине графика, которые, уверен, размазали бы эту картину, окрасив её в зловещие, в отнюдь не обнадеживающие тона…
Это, во-первых, экспоненциально же возрастающее количество рисков гипотетической гибели цивилизации, связанное с неудержимым расширением, ростом мощи технологий и соответствующих этому расширению и мощи масштабу техногенных или, скажем, биоинженерных или вирусных катастроф…
Во-вторых, с уменьшением числа конфликтов в то же время неизмеримо возрастает и также по экспоненте число жертв этих конфликтов, приближаясь к чудовищны цифрам… Мы об этом уже говорили.
Просто напомним… Поименно… Освенцим и Дахау. Дрезден. Хиросима и Нагасаки. Чернобыль. Фукусима.
И даже тот же Карибский кризис, поставивший человечество на грань глобальной ядерной катастрофы…
Полагаю, что этого достаточно…
Вообще, научные факты всё более концентрируются вокруг идеи, по которой история человеческой цивилизации начинается уже не в первый раз.
Что до гипотезы Шардена, то покамест она остаётся не более чем гипотезой. Далеко не факт, будто бы мы явились вследствие некоего имманентного развития и усложнения материи под воз-действием панпсихических энергий целого универсума…
Иначе говоря, все тревоги человечества и, в частности, выраженные в настоящей книге, остаются в силе…
Сказочная картина преображения человеческого, набросанная в данной главе, да, возможна, но лишь при условии соблюдения евангельской этики.
И, не исключено, при некой попытке ренессанса Христа, Божьего образа, приведённого по необходимости человеческой мыслью к современной его и согласующейся с современностью ипостаси.

9.
Как человеку двадцатого века, вышедшему из недр советской сугубо материалистической системы, мне трудно войти в церковь так, как она есть.
Но я верю в Христа. Как посланника от иной и высшей реальности. И да, вера моя, она от ума и поверена логикой, – но чем сознательней, тем, может, крепче она. И – что бы там ни было теперь – Христос в сердце моем. Как высший – мета-физический и – мета-исторический образ. Я пропустил этот об-раз через себя.
Я не могу быть человеком молитвы и не являюсь им. Но я сверяю, поелику возможно, свои поступки, свой образ мышления, свою этику с христовой и пытаюсь следовать ей. И это, может быть, и уже не мало…

Я полагаю, что Христос при своём воплощении говорил с людьми на том языке и тем языком, который был обусловлен временем его воплощения. При любых обстоятельствах он должен был быть современником… Иначе бы его не поняли… Отсюда же для нас, людей нового времени, те или иные странности, которые мы усматриваем в богоявлении Христа, – эти странности покоятся в области собственного нашего сознания, и только….

Я не исключаю второго пришествия Христа. Но только в том случае, если человечество не сумеет справиться с вызовами собственного разума и окажется на той грани, при которой речь пойдёт о его выживании…

Но Христос, если он явится, то уж явится в ином обличье и обетовании, может быть, в качестве мета-физика… Во всяком случае, уже во всем блеске своего разума и ума, не прикрытого иносказаниями или притчами.

Я не верю ни в ад, ни в чистилище, ни само собою, в дьявола. Для меня это просто метафоры, олицетворяющие зло в этом мире, зло, являющееся следствием и порождением несовершенства среды и самой эволюции вещества и мира, которые слишком вариативны, чтобы избежать ошибок в своем саморазвитии. Саморазвитие же это задано высшим разумом. И не более и не менее того.

Испытание Христа дьяволом – это борение в самом Христе высшего и божьего с низменным и человеческим, ставшим в Нём вместе с плотью. Это та же метафора.

Суда в конце времён не будет. Ибо судить будет некого. Ибо к тому времени, когда начнется процесс отделения сознания от плоти человеческой, сознание человеческое уже станет совершенным.
Зло будет побеждено в мире.
Ибо зло – не есть происки дьявола, зло это не в дьяволе, но в самом несовершенстве природы человеческой, коя была тлен-ной, но станет безусловно и предопределённо бессмертной…

Что до изобилия, то и уже на подходе овладение человеком такими энергиями, с помощью которых можно будет насытить не только и не одну землю и человеков на ней, но и всё живое, что есть во Вселенной…
Заселение и оживление целых планет, по Николаю Фёдорову, – безусловно. И это заселение, скорее всего, произойдёт ещё до преображения человеческого в духе…
Планет же, подходящих для человеческого обитания, во Вселенной много, – об этом уже говорит и наука. Вопрос в том, чтобы достичь их и приспособить к человеческим нуждам. Но и этот вопрос отпадёт при технологиях, которыми чревато будущее. И, как знать, может быть, такие планеты будут искусственно созданы.

10.
Евангелие не говорит, какими мы будем. Но оно говорит, что мы изменимся, словами апостола Павла…
Священнописание мудро… Оно не рассказывает, как был устроен рай. Доподлинно рассказчикам было неизвестно это. Место вещей, деталей и даже явлений в нём занимают символы и метафоры. Тайна окутывает самое явление Сада. Тем более даже Евангелие не даёт картины ещё предстоящей миру и совершенной жизни… Уже по одному тому, что это есть другой мир… И там всё будет не так, как в этом…
Священнописание ни в чём и никогда не лжёт…
Но если мы говорим о будущем рае, подразумеваем, что это будет такой рай, в котором найдётся всякому место, ибо обителей у Господа много. Это будет такой рай, в котором все злодеи будут обращены к свету, по молитве Божией матери. И в этом раю найдётся место всякому занятию, если оно Божье, – умному, творческому или художественному, или духовному деланию. И всякий удовлетворит там свой дух и свой ум, но, как и встарь, не найдёт последнего и конечного успокоения, ибо тогда чем же и заниматься духу…
Занялся же Господь, повторим, творением человеков…

Для боязливых же и сомневающихся скажем так: отсутствие плоти и житие в духе означает лишь совершенство и – утончение – всяческой мудрости и всяческой сладости и даже самое боли – в означенном, отнюдь не лишённом метаний, – духе…

2010 – 2012 гг.