Геша

Конец восьмидесятых. В стране «Перестройка». Везде и повсюду только и разговоров о гласности, о демократии и прочих ее апологетах.
В стране товарный дефицит во всем - от продуктов питания до товаров первой необходимости. Непомерным грузом на экономике страны висит продолжающаяся война в Афганистане…

По всеобщему убеждению, продукты питания были тогда только в Москве. Все, кто ехал через Москву, старались запастись  там продуктами, выстояв при этом огромные очереди.
 
Как это часто бывало, мне нужно было по служебным делам срочно выехать в        кратковременную командировку.  Конечно, нужно было бы чем-то из продуктов запастись, но ни времени, ни желания стоять где-то в очереди у меня не было.

Купив в киоске у Ярославского вокзала «дорожный набор», состоящий из куска колбасы малопривлекательного вида, двух яиц и булочки,  я поспешил на поезд.

Нас было в купе двое. Моим попутчиком оказался молодой человек приятной внешности, выше среднего ростом, шатен с глубоко посаженными карими глазами. У него был тип лица, по которому трудно было определить, сколько ему лет. Мне казалось, что ему около тридцати. Возможно, я ошибался.
Мой попутчик представился первым:

- Геннадий. Можно просто Геша. Меня с детства так все называли.

Он обратил внимание на лежащий передо мной «дорожный пакет».

- Выбросьте это, если  не хотите отравиться.
 
С этими словами Геша достал из своей дорожной сумки аккуратно завернутый пакет.

- Вот, в буфете гостиницы купил. Угощайтесь. Сейчас чай закажем.

Разговорились.
 
- Вы знаете, просто удивительно, что такая страна, как наша, себя прокормить не может, - начал он разговор с очень болезненной для всех нас темы, – даже в Москве повсюду очереди.
 
Как-то считалось само собой разумеющимся, что в Столицу широким потоком со всех республик, краев и областей отправлялись  продукты питания, чтобы затем с помощью переполненных электричек, поездов,  самолетов и еще бог знает чего доставить хоть часть из них в обратном направлении.
Впрочем, так было всегда.

Геша задумался, глядя в окно. Поезд медленно набирал ход.

- Вот, закончу через год - полтора институт, организую ферму по выращиванию овощей или молочную, - как-то по-детски, мечтательно произнес Геша.

- Я ведь в сельхозинституте учусь. Вы знаете, если бы мне лет десять тому назад кто-то сказал, что я буду заниматься сельским хозяйством, я бы подумал, что этот кто-то, не в себе, - продолжил, улыбаясь, он.

- Что ж, так?
 
Геша молчал. Видимо на него нахлынули какие-то воспоминания.
Проводница, полная немолодая уже женщина, принесла чай и печенье.

- Пейте, мальчики. Вкусный чай. Свежий. Если надо, я еще чаю принесу.

Я чувствовал, что Геша хочет о чем-то рассказать, что-то вспомнить и пережить вновь, даже, если эти воспоминания не очень приятные.
Я терпеливо ждал.
                *   *   *
- Я учился в девятом классе, когда случайно где-то услышал, что в Москве есть школа военных переводчиков. Не знаю почему, но я потерял голову. Это стало целью моей жизни. И это несмотря на то, что я учился в математической школе и родители готовили меня к дальнейшей учебе в техническом ВУЗе.

Три года подряд, я поступал в Военный институт министерства обороны, больше известный как школа военных переводчиков.

 В первый раз – молодым шестнадцатилетним юнцом, сразу после окончания школы.
Вступительных экзаменов я не боялся. Школу закончил хорошо. Шел на медаль – немного не дотянул. Два года упорно занимался английским.
 
Не приняли. Слабая, дескать, физическая подготовка. А кто проверял эту самую физическую подготовку? Никто. Так, визуально определили.
 
Затаив глубокую обиду от несправедливого решения комиссии, чуть не плача, но, не подавая вида, возвратился я домой.
Прошел год.
 
Снова экзамены. И на этот раз – пролет. В сочинении на патриотическую тему допустил «серьезную» ошибку -  недостаточно  раскрыл «суть содержания» или что-то в этом роде.
 
И только на третий раз, сбылась, наконец-то, моя мечта.
Я верил и не верил. Наверное, если бы не война в Афганистане, я бы до сих пор сдавал вступительные экзамены.
 
Собрали нас, теперь уже бывших абитуриентов.

- Вы знаете, что в Афганистане сейчас ведутся боевые действия. Переводчиков там не хватает. На институт возложена задача как можно скорее подготовить квалифицированных переводчиков. В течение года вы по программе интенсивного обучения будете изучать язык фарси и, как второй язык, – английский. Затем получаете звание младшего лейтенанта и  в течение года проходите службу в Афганистане. После возвращения завершаете учебу с английским профилирующим языком.
 
Итак, через год учебы, получив новенькие погоны младшего лейтенанта, я отправился выполнять свой интернациональный долг в составе ограниченного контингента советских войск в Афганистане.

                *   *   *

Самолет Москва – Ташкент был забит, что называется, под завязку.
Полет продолжался уже, наверное, часа два. Я силился, если не уснуть, то хотя бы задремать, но, в конце концов, оставил эту затею.
Сидевший рядом со мной офицер в чине капитана,  спавший все время с момента вылета, открыл глаза:

- Слушай, выпить есть что-нибудь? После вчерашних проводов я немного не в себе.

- К сожалению, нет. Да я, в общем-то, не пью…

- Ладно. Нет, так нет. Тебя как звать-то?

- Геннадий.

Геша даже сам удивился, что впервые представился полным именем. Как-то привык уже: Геша и Геша.
 
- Тезка, значит. А я, вот, после отпуска возвращаюсь. Страшно, небось? Ты, я вижу, только призван?
 
- Я переводчик, - и этим  как-то ушел от ответа на остальные вопросы.

- Так там туркменов полно. Да, ладно, не мое это дело. А я второй срок интернациональный  долг выполняю. Да какой он интернациональный? Да и с «долгом» не все ясно. Кому из афганцев, что и за что мы должны? Никто не знает. Мы просто честно воюем, выполняя свой воинский долг. Да, это мой долг. Я уже привык воевать.  Меня же столько лет этому учили! Только одного жаль. Столько ребят хороших полегло…  Вот побыл полтора месяца дома и снова потянуло в часть, к «своим».
 
За разговором время летело быстро. Наконец, объявили об ожидаемой посадке в аэропорту Ташкента. Мы пожали друг другу руки.

- Ну, пока, тезка! Может быть, свидимся, - сказал на прощанье капитан.

- И вам быть здоровым.

Никто тогда не мог предположить, что спустя несколько месяцев снова встречусь со своим тезкой, но в совершенно других условиях.

Я возвращался из части, куда  был временно откомандирован, в Кабул. В вертолете, перевозившем тяжелораненых, едва хватило места для двух внезапно заболевших легкораненых.  Я насилу уговорил командира взять меня без места. Вначале я уселся прямо на  металлический настил у двери, но увидев, как мечется от одного раненого к другому сопровождающий их фельдшер, вызвался помогать ему.

У меня перехватило дыхание, когда в одном из раненых я узнал «своего» капитана.  Бледное осунувшееся лицо. Глаза закрыты. Он был без сознания.
 
- Что знакомый? – поинтересовался фельдшер.
 
И не дожидаясь ответа, тихо прошептал:

- Очень плох он.  Не знаю, дотянет ли до завтра.

У меня застрял комок в горле.
 
- Вот и свиделись снова, капитан…

После посадки, я помог выгрузить всех раненых. Через час должен быть самолет на Ташкент. Я мысленно попрощался с капитаном.

                *   *   *

Назначение я получил в разведотдел.
После беседы и инструктажа в политотделе, я направился к своему непосредственному начальству. Беседа оказалась довольно продолжительной. Наконец, в общих чертах было сформулированы основные  задания и первостепенные задачи.

- Ты должен быть только в гражданской одежде. Больше общайся с людьми, изучай нравы и обычаи. Нам нужно знать настроение людей, где собираются, имеется ли у них оружие. Иногда будем тебя привлекать как переводчика. Нужно, чтобы тебя поменьше видели в районе воинских частей  и старайся менять маршруты. Постарайся завоевать доверие. Без этого не сможешь внедриться в их среду. И учти, любая твоя ошибка, вызвавшая малейшее подозрение – и тебе уже никто не сможет помочь.
 
В общем, прослужил я в Афганистане  ровно год. Дважды побывал в зоне боевых действий.
 
В первый раз, месяца через три после прибытия. На одном из участков готовилась операция, а на три роты остался только один переводчик. Мой предшественник, как рассказывали, погиб по чистой случайности, хотя, на войне случайности не всегда случайны. А вот его предшественник «наделал шуму».
Рассказали такую историю.

Переводчиком  во второй  роте был один туркмен, солдат срочной службы. Неказистый такой, но добрый парень. По-русски он говорил плохо, постоянно путая падежи, предлоги и, вообще, все части речи. Его разговор вызывал зачастую дружный смех окружающих. Сам же виновник нисколько, не смущаясь, смеялся над своей речью вместе со всеми.

Что там дальше произошло никто точно передать так и не смог. Только говорили, что туркмен этот каким-то не таким стал. Ходил, как бы озираясь, как будто боялся кого-то. Да и было за что. То «чуркой нерусской» его называли, то другие оскорбительные слова придумывали. Заставляли делать всю «грязную» работу, проверка выполнения которой зачастую заканчивалась его избиением. Его иногда видели даже плачущим.
 
Это же до чего нужно было довести парня, чтобы взрослый человек, пусть даже девятнадцатилетний, плакал от обид и унижений!

Кто в этом переусердствовал, то ли такие же, как он,  срочники, чувствуя полную безнаказанность, то ли дембеля перестарались. Как бы там ни было, в один прекрасный день туркмен-переводчик исчез. Он просто сбежал. Это было ЧП!
 
Разбиралась специальная комиссия. Кто-то понес дисциплинарные наказания. Двух офицеров то ли разжаловали, то ли перевели куда-то. Что стало с  непосредственными участниками неуставных отношений,  никто не знал или, может быть, не хотел рассказывать, или вспоминать об этом. Но то, что не сошло с рук – это точно.
Меня эта история просто потрясла. Разве этот туркмен виноват, что не русским родился? И почему нужно за это его бить и всячески унижать?

                *   *   *

Можно сказать, что с жильем мне «повезло». Я жил один в маленькой комнате  небольшой трехкомнатной квартиры на первом этаже одного из домов - «хрущевок», построенных  в былые времена для советских специалистов. В двух других комнатах жили три офицера то ли из каких-то штабных, то ли каких-то хозяйственных служб.

 Иногда на один-два дня к ним подселяли кого-нибудь, вероятно, командированных. В моей комнате тоже стояла «резервная» кровать, но ко мне, ни разу не подселяли.
На кухне было всегда «весело». По-моему, водку там пили ведрами.
Поначалу соседи приглашали меня поучаствовать:
 
- Садись, выпей с нами.

- Спасибо, не хочется, - и закрывался в своей комнате.

После нескольких таких отказов они отстали.

Часто забегали «на огонек» друзья или сослуживцы и на кухне становилось совсем тесно. Однако это меня особенно не смущало, хотя посиделки иной раз затягивались до утра.

Я рано вставал и старался уйти незамеченным. Соседи вопросами не докучали, что меня вполне устраивало.
 
Я свободно перемещался по городу, бродил по узким, запутанным улочкам, но, удивительное дело, мне все никак не удавалось с кем-то познакомиться или, даже, завести  разговор.
 
Люди, в отличие от «наших» были более замкнуты и менее разговорчивы. Я старался не привлекать внимания, не ходить по одним и тем же улицам. Исключением были, конечно, базары. Там я проводил довольно много времени, толкаясь, как все, между продавцами и покупателями, торговался и иногда даже что-то из мелочи покупал, стараясь при этом особенно громко и эмоционально торговаться, как принято на восточных базарах.
 
Я неоднократно встречал на базарах моих соотечественников. Их можно было безошибочно узнать и по внешнему виду, и по манере поведения, и по неумению что-то купить. Подтверждением тому был и ужасный русско-английский суржик, на котором они пытались объясняться с местными продавцами. Но не это удивляло меня.
Они покупали, почти не торгуясь, электронику, кожаные изделия, ткани, что стоило, как мне казалось, не малых денег.
Я только подумал:

- Откуда у них могло быть столько денег? Не иначе, как чем-то приторговывают…

Это так, к слову. У меня были совсем другие задачи.
Прошло, наверное, месяца два или три. Я был откомандирован в часть, находящуюся в зоне боевых действий. Меня вызвали к начальству.

- Собирайся. Полетишь в район Гардеза. Там часть совсем без переводчиков осталась. Попросили помочь. Поработаешь там, пока нового не пришлют. Потом возвратишься.
 
Помолчал немного.

- Все распоряжения уже отданы. Вылет завтра. Расписаний никаких нет, поэтому узнавай все сам.

Я думаю, это было не только «оказание помощи», но и, наверное, необходимость убрать меня на какое-то время с «поля деятельности».

Около шести утра я был уже на аэродроме. Исчерпывающую информацию о том, как добираться до аэропорта и далее, до нужного места, я получил от офицеров – соседей по квартире. Кажется, они знали все и вся.
Казалось, что не существует такого, чего бы они не знали. Они вполне комфортно были устроены на тыловых должностях во втором, а может быть и в третьем эшелонах.
Я нисколько не завидовал им. Только не переставал удивляться способностям этих ребят приспосабливаться к любой обстановке.

 Эвакопункт Кабула. Сюда прибывали из Союза солдаты и офицеры для выполнения интернационального долга в составе «Ограниченного контингента». Сюда же добирались, как придется, военнослужащие после излечения или на подмену, как и я. Сюда привозили раненых и погибших. Отсюда отбывали на Родину отслужившие свой срок, теперь уже ветераны афганской войны…
Следуя рекомендациям  моих соседей и проявив определенную настойчивость, я без особых задержек прибыл на место.
      
Готовилась какая-то операция и, поначалу, моя задача состояла в том, чтобы на вертолете облететь подходы к будущим позициям и со слов, взятого в плен духа отметить на карте их огневые точки. Данные на карту наносил, конечно, не я. Я должен был обеспечить точный перевод. За правдивую информацию этому духу было обещано сохранить жизнь. Думаю, в той ситуации, он тогда не врал.

На саму операцию, по распоряжению комроты, меня не взяли. Сказали, обойдутся без переводчика. Пока ребята готовились, я старался им не мешать, наблюдая за ними и вслушиваясь в разговоры.

Путь к перевалу лежал через небольшой кишлак, что вызывало у участников похода нескрываемый интерес. Во-первых, не стесняясь можно было крушить все без разбора. Во-вторых, нет-нет, да что-то может и перепасть. Не будем это называть громким словом «мародерство», хотя иначе назвать никак нельзя. Война эти мелочи спишет.
Как рассказывали, брать в плен духов особенно не стремились.  Если кто-то случайно попадался, обычно не церемонились. Мороки в пути много, а толку – никакого.
Многие даже не мучились проблемой, насколько это все морально или аморально. Война есть война.

Меня поразило другое.
Я увидел плохо одетых, обутых кто во что, завшивевших  участников выполнения интернационального долга, готовых, тем не менее, в любую минуту к выполнению приказа.
Неужели наша страна не способна обеспечить свои вооруженные силы добротной и удобной экипировкой? Проблему вшей тоже нельзя было решить? Просто ни  у кого, ни до чего не было дела.

О нормальном питании вообще говорить не приходится.
Все жаловались только на одно – всем осточертела каша  из пшеничной   сечки с кусками отварного сала. Я попробовал, пару ложек съел. К салу не притронулся. Правда, бывала и тушенка, и сгущенка, но далеко не каждый день. А вот каша – всегда. После нее почему-то страшно хотелось пить. И это при почти хронической нехватке питьевой воды.

После сытых, обутых и одетых   военных чиновников всех рангов и служб, увиденное  было для меня потрясением.
Пройдет немного времени и я еще вспомню об этой каше.

                *    *    *

Время шло. До завершения службы в Афганистане оставалось совсем немного, месяца полтора, не более.
Во все времена дембели последние месяцы, а точнее за 100 дней до «Приказа», практически службу не несут. Ведь «Дембель» – это ощущение праздника в преддверии скорой демобилизации.

У меня – другое дело. После положенного отпуска, я должен снова приступить к учебе, то есть делать то, к чему я многие годы стремился.
Но вот что-то за время службы в Афганистане изменилось во мне. Не было у меня какого-то такого желания – скорее в Москву и – за учебу. Это было какое-то труднообъяснимое состояние. Может быть, именно сейчас впервые закралась мысль, а нужно ли  возвращаться в школу военных переводчиков.

Время шло.
Мои ежедневные « прогулки» по городу прекратились как-то совсем неожиданно.  В тот день я оказался в районе продуктового рынка. Как обычно, стараясь не привлекать к себе внимания, я купил "Баунти". Просто так. Чтобы, что-то купить.

Я давно присматривал за  одним рослым афганцем, поведение которого мне казалось почему-то подозрительным. Он часто подходил к одному им тому же продавцу. Иногда они обменивались какими-то пакетами. Это не было похоже на покупку. Об этом я сообщал в своих донесениях.
 
Прошла неделя.  Я  крутился уже более часа, а «моего подопечного» все не было.
Неожиданно я услышал негромкий оклик. Пожилой сгорбленный афганец, указывая рукой на стоящий на земле мешок, подавал мне недвусмысленные знаки, чтобы я подошел. Он стоял опершись о короткую кривую палку и от того казался еще более сгорбленным.
Кто же откажется от дополнительного заработка – поднести, например,  что-нибудь?
Мне показалось, что этого афганца я здесь уже встречал. Но тогда он был с девочкой, лет тринадцати, очевидно, его внучкой.

- Помоги старому человеку поднести мешок с рисом. Это недалеко.  Я заплачу.
 
Я кивнул и взвалил мешок на плечи.

- Иди вперед.

Я удивился, но сделал так, как он просил.
Так мы дошли до угла. Я шел, наверное, очень быстро. За спиной я слышал тяжелое дыхание старика.
 
- Стой, - тихо попросил он.

Вдруг он начал что-то выкрикивать, пытаясь замахнуться на меня палкой. Между нечленораздельными выкриками, я вдруг услышал:

- Брось мешок и беги. За тобой, кажется, охотятся. За третьим домом – проходной двор. Сюда больше не ходи.

Я бросил на землю мешок и припустил, что есть силы.
Позади было слышно, как старик продолжал кричать. Не знаю, чем там закончилась эта сцена, но я больше в том районе не появлялся.
О случившемся я изложил подробно в донесении, после чего все мои «прогулки» по Кабулу были прекращены.
До отъезда в Союз оставалось чуть более двух недель.

                *   *   *

Я летел в самолете Ташкент – Екатеринбург. Почему Екатеринбург – сам не знаю. Еще за неделю до отлета из Кабула мои соседи меня предупредили о существующих в Ташкентском аэропорту «порядках». Хочешь улететь на Москву, нужно «приложить» дополнительно к твоему бесплатному билету – столько-то чеков. Хочешь быстро – еще несколько…

И платили.
Поэтому посоветовали они лететь рейсом куда-нибудь поближе, а там всегда на Москву выбраться можно – то ли самолетом, то ли, на худой конец, поездом.
Вначале я подумал, да черт с ними, с чеками. С другой стороны, за что отдавать-то? Уж лучше я на эти чеки куплю что-нибудь домашним. Сидя в аэропорту, я еще не знал, что значительную часть чеков придется потратить на продукты.

Несмотря на усталость, сон не шел.
Я снова и снова обдумывал свое решение  не продолжать дальше учебу в школе военных переводчиков. Не потому, что мне не нравилась специальность переводчика. Я просто не хотел больше служить в армии. По крайней мере, в той, которую я увидел.

В Москве я надеялся пробыть недолго. Да и что там было делать? За неделю оформить увольнение и… домой, в отпуск.
 
Описывать подробности моей встречи с Начальством института нет необходимости. Здесь было все – и крики, и топанье ногами, и, в конце концов, угрозы. Но я твердо стоял на своем:

- Я свой гражданский долг перед страной выполнил. Служить в армии более  не желаю.

С немалым трудом, но я все-таки добился увольнения. При этом потерял многое, в том числе воинское звание, о чем я и по сей день не жалею.
Я не успел даже положенный отпуск отгулять, как получаю повестку из военкомата.

 Похоже, генерал выполнил одну из своих угроз.
Военком объявил мне, что время учебы в институте не полностью засчитывается в срок службы в вооруженных силах и мне еще придется отслужить шесть месяцев. Мои возражения и ссылка на участие в войне в Афганистане, во внимание не были приняты.
Так я попал в одну из частей Уральского военного округа. Рядовым.
Наша часть располагалась на окраине небольшого городка, в котором за время службы я побывал всего дважды.

В части за меня сразу пытались «взяться».
С одной стороны – моим «воспитанием» занялся командир взвода, лейтенант. Видимо, он в какой-то мере был знаком с моим прошлым послужным списком. Оттого, наверное, или, по приказу свыше, придирался ко мне по всякой мелочи.
С другой – «деды». Я сразу понял, что  этот вопрос здесь на высоте.
Их возмущало то, что  я только- только начал служить и через полгода, то есть вместе с ними буду уже увольняться в запас. А им, дескать, пришлось – «по полной».
        Подняли меня как-то среди ночи «на разговор». Их было трое.

- Это как же ты сумел  всего на полгода служить устроиться?  «Откосил», значит.  Даже, выходит, и послужить не успеешь? Вот сейчас мы тебя учить начнем, с чего служба начинается, - начал один из них, скаля зубы и медленно приближаясь.

- А с чего ты взял, что я «откосил»? Я, может, больше твоего послужил, -  решил я потянуть время и, думая, как от них отбиваться буду.

Он остановился. Это был на вид не очень крепкий парень, с которым я мог легко справиться. Но те двое… На вид настоящие бандиты, которых ничто не остановит.

- Ты,  это, нас на понт не бери, - угрожающе прошипел один из них.

- А чего мне врать-то? Я год в Афганистане прослужил. Если не верите, поинтересуйтесь у взводного.

- Ладно. Проверим. Но, если фуфло заливаешь…

Он помолчал немного.

- … тогда завтра мало не будет. За все.

Не знаю, проверяли они  что-то или нет, но от меня отстали.
Все-таки «афганцы» пользовались определенным уважением.
Постепенно лейтенант тоже отстал. Несомненно, он был с «дедами» заодно и их покрывал.

Если сказать, что в части кормили плохо, значит – не сказать ничего. Я не раз с сожалением вспоминал «афганскую» кашу из сечки с кусками вареного сала, от которого тогда воротил нос.
Прошла зима, с ее холодами и метелями. В ожидании приказа, я обдумывал свои дальнейшие планы.
Будущее направление работы я выбрал для себя самое миролюбивое. Пойду учиться в сельхозинститут и буду заниматься сельским хозяйством.
 
                *   *   *

Поступил я в Ярославский филиал знаменитой Тимирязевки.
Дальнейшая моя история не представляла бы особого интереса, если бы не одно событие.
Я учился уже на третьем курсе. Однажды меня пригласили в деканат и предложили поехать в Москву, для участия  в какой-то конференции по поводу развития в стране фермерства. Говорили, что на конференцию приглашен какой-то американский фермер.
Мне, скорей всего, отводилась скромная роль переводчика. Так получилось, что мне постоянно нужно было находиться рядом с этим фермером и, конечно, мы говорили не только по теме конференции.
 
Наверное, он почувствовал, что я проявляю повышенный интерес к фермерскому делу.
На фуршете по поводу завершения конференции я получил неожиданное приглашение от американца приехать к нему в гости.
 
Я воспринял сначала это предложение как жест вежливости и очень удивился, когда через месяц пришло официальное приглашение.
Он пригласил меня приехать и поработать у него на ферме. К приглашению были приложены условия работы.
 
Чтобы ни у кого не возникало никаких вопросов, а завистников разного рода хватало всегда, я оформил на год академический отпуск.

Хозяйство «моего» фермера было разноплановым. Были и угодья и ферма. Работала вся семья и, кроме того, наемные рабочие, к которым относился и я.
 
Я работал за очень скромную плату, но был обеспечен жильем и питанием.
Работал я на молочной ферме. Большинство операций по уходу за животными – подача кормов и питья, уборка, подготовка к дойке и дойка, механизированы. Везде конвейеры. Это не значит, что совсем отсутствуют люди. Просто их участие сведено до минимума.
В мои обязанности входило подготовка кормов по составу и дозировке в зависимости от требуемой жирности и количества молока. Эта много операционная работа полностью выполняется с помощью компьютера.
На ферме я проработал почти год. Многое посмотрел, многому научился.
 
- Так ты только из Америки? – переходя неожиданно на «ТЫ», спросил я.

- Да. Задержался немного в Москве.

- И какие же планы теперь?

- Ничего не изменилось в моих планах. Продолжу учебу. Затем …

Геша помолчал немного.

- Конечно, хорошо было бы организовать фермерское хозяйство где-то в средней полосе России. Но до осуществления этой мечты еще очень далеко. Столько еще нужно преодолеть! Я понимаю это. Да и где деньги взять? В теперешней ситуации кредит, наверное, сложно получить. Скорей бы война закончилась, может быть легче будет, - мечтательно произнес он.

Геша как-то встрепенулся, тряхнул головой и произнес:

- Посмотрим! Все равно нужно начинать, - он улыбнулся.
 
- Романтик ты все-таки, Геша.

- Есть немного.

Мы оба засмеялись.
 
Неожиданно лицо Геши вновь стало серьезным.

- Я вот еще о чем часто думаю. Когда-нибудь закончится эта никому не нужная война. Возвратятся домой ее участники, выполнившие свой «интернациональный» долг. Большинство вернется к мирной жизни. Среди них я надеюсь найти единомышленников, очень надеюсь. Солдаты войны, боевые  побратимы – люди надежные. Но будут и другие.
К тем, кто уже участвовал в военных конфликтах в разных  горячих точках планеты, добавятся еще тысячи и тысячи людей «почувствовавших запах крови и пороха», обученные и наученные воевать.
Для многих из них воевать - это единственное, что они воспринимают, как   трудное, но вполне достойное для настоящего мужчины,  занятие.
Я вспоминаю «моего» капитана, вечная Память ему.
Если таким людям  не найти должного применения, они сами его будут искать. Им, по большому счету, все равно, где воевать. В ближнем зарубежье или в рядах французского иностранного легиона. У них своя мораль. Я их не осуждаю. Если, конечно, в их действия не вмешивается политика.
Он неожиданно прервался.

- Да что это я все время о войне, да о войне… Я уже, наверное, надоел вам, - и он снова улыбнулся своей очаровательной улыбкой, - давайте собираться. Скоро выходить.

                *   *   *

- Ярославль Главный. Готовьтесь к выходу, - громко, чтобы всем было слышно, объявила проводница, проходя не спеша по коридору и заглядывая в каждое купе.

За окном медленно проплывали корпуса станционных построек.

Я с восхищением наблюдал, как он ловко подхватил огромный чемодан и, повесив через плечо, тоже не малых размеров дорожную сумку, протиснулся в коридор через узкую дверь купе.

- Может помочь надо? - задал я запоздалый вопрос, - тебе далеко ехать?

- Да, нет, спасибо! Я на площади машину перехвачу. Водила за палку колбасы довезет меня прямо к дому. Вот такая жизнь теперь.

Мы тепло распрощались. Я от всей души пожелал Геше успехов.
У него все должно получиться.
Обязательно.