Первые шаги повесть

Посвящается моим друзьям из группы Т-68
Орского нефтяного техникума

Александра  Чернышева


ПЕРВЫЕ  ШАГИ

(повесть)


ГЛАВА 1

ПРОЩАЛЬНЫЙ ВЕЧЕР

Всё во мне ликовало. Остались позади четыре года учёбы, защита диплома, распределение. Сегодня прощальный вечер. Я надела новое крепдешиновое платье, сшитое собственноручно. На запястье левой руки красовались новые часики. Мне подарила их старшая сестра Надя, в честь окончания техникума. По пути мне нужно было ещё забежать в общежитие за своими подругами Ниной Писаревой и Сашей Зорковой. Все мы были приезжими, сдружились с первого курса, везде и всюду появлялись только втроём. Нас в группе так и называли – «неразлучная троица».
Вбегая к ним в комнату, я весело закричала: «Девчонки, готовы?!». А сама закружилась, демонстрируя своё платье и часы, от радости ничего вокруг не замечая.
- Тише, ты!- сердито шикнула на меня Саша.
- А что случилось-то? Я думала,  вы уже собрались.
И только тут увидела, что Нина вся зарёванная сидит, забившись в угол.
- Ага, собрались, как же – сквозь всхлипы бормотала Нина, - мне же надеть совершенно нечего!
Перед ней на полу кучей валялись платья, юбки, блузки.
- Вот, посмотри сама, всё старое-престарое, ношенное-переношенное, - ныла Нина,- Разве можно в этом идти на вечер?
- Господи! – воскликнула я с облегчением, - а я то думала действительно что-то плохое произошло. Дурочка ты, Нинка, дурочка, нашла о чём плакать! Ты только подумай! Мы скоро начнём работать, накупим себе платьев, каких хочешь. Будет реветь-то.
Я выудила из кучи цветное ситцевое платье с круглым вырезом, широкой юбкой, по белому полю – красные розы.
- Вот, премиленькое платье, тебе оно очень идёт. Иди-ка умывайся быстренько, а я пока его поглажу.
Нина выбралась из угла и побежала к умывальнику.
- Ну, знаешь! – с ноткой зависти протянула Саша, - Я битый час её уговаривала и всё без толку, а ты пришла, раз-два и всё готово. Как это получилось?
Орудуя утюгом, я рассмеялась в ответ.
- Брось, Сашка, не бери в голову, получилось и получилось, какая разница – почему?
Нина лихорадочно носилась по комнате в поисках босоножек, пояса к платью, брошки. Наконец сборы закончились и мы поспешили в свой нефтяной техникум, катастрофически опаздывая.
Из раскрытых окон зала на втором этаже доносилась музыка, взрывы смеха, радостные выкрики. Вечер был в самом разгаре.
При нашем появлении поднялся невообразимый гвалт. Все хотели знать, почему мы опоздали. Отшутились, как могли. Не рассказывать же им, в самом деле, правду?
На небольшом возвышении играл оркестр. Среди музыкантов наш однокурсник – Володя Тарасенко. В ослепительно белой рубашке, в серых брюках со «стрелками», в начищенных штиблетах, да ещё с блестящим саксофоном в руках, он выглядел сногшибательно.
Играл он самозабвенно, но при этом не забывал стрелять глазами в сторону симпатичных девчонок. Этакий Дон Жуан!
Нина, забыв напрочь о своих недавних «горестях» с упоением кружилась в вальсе по залу на пару с Толей Карповым. Петя Мочаров мотался по залу и лез к девчонкам с объятиями и поцелуями, а они со смехом уворачивались от него.
Вообще все были в приподнятом настроении, и каждый веселился на свой лад.
Мы танцевали, пели песни, смеялись и плакали, осознав, наконец, что кончились наши студенческие деньки и мы расстаёмся, быть может, навсегда. И всё же вели себя как дети, совсем ещё не думая о том, что в скором времени нам предстоит окунуться в самостоятельную, взрослую жизнь. Было далеко за полночь, когда мы всей гурьбой отправились бродить по ночному городу. Город спал. Проспект Ленина пуст, ни людей, ни машин. Растянулись на всю ширину проезжей части и шли по ней, взявшись за руки. Смеялись, шутили, дурачились. Сумбурно клялись не забывать друг друга. А потом кто-то, уже и не помню, кто, предложил встретиться здесь, в нашем городе, у ДК Нефтянников, в 14 часов через 10 лет. Все с энтузиазмом встретили это предложение.
До самого рассвета мы не могли расстаться. В конце концов, устав от ходьбы, потихоньку стали разбредаться по домам.
До отъезда к месту своей работы у меня был месячный отпуск. На следующий день после выпускного вечера, я уехала в свою деревню.







ГЛАВА 2

ДОРОГА


Мы с Ниной, по распределению, уезжали в далёкое Приморье. На вокзал станции Орск нас пришли провожать однокурсники, те, кто ещё оставался в городе. Здесь были Саша Чуянов, наши молодожёны Саша и Алла Золотарёвы, Надя Филлипова, моя сестра Надя и наш классный наставник – Тимановский Евгений Андреевич.
Подошёл поезд. Объятья, поцелуи, последние напутствия и вот мы уже в вагоне.
Когда поезд тронулся, мы с Ниной прильнули к окну. Провожающие бежали за вагоном, махали руками, что-то кричали, уже неслышное нам.
Поезд набрал скорость и город нашей юности исчез из виду. Сердце невольно сжалось, на глаза навернулись слёзы. Я украдкой взглянула на Нину, не заметила ли она моей слабости? Но та сама, уткнувшись лбом в оконное стекло, молча плакала, по щекам сбегали прозрачные ручейки. Она тоже старалась скрыть от меня своё состояние. Мне, вдруг, стало смешно. Это надо же! Две «героини», решившие отправиться работать в далёкое Приморье, заливаются слезами, расставаясь с родными краями. Я расхохоталась. Нина, повернув ко мне заплаканное лицо, недоумённо смотрела на меня.
- Нинка! – воскликнула я, - что же мы ревём?! Вот увидишь, всё у нас будет хо-ро-шо!
- Да-а-а! У тебя может и будет, - сердито буркнула Нина, - ты всё время мечтала об этом, а я боюсь.
- Ну, что же ты боишься, глупенькая! Там ведь тоже люди живут. Зато сколько интересного увидим! Ты только представь! Уссурийская тайга! Тигры! Стада диких кабанов! Виноград! Представляешь? Ви-но-град! Мы с тобой даже не видели как он растёт.
- Да ну тебя, фантазёрка, - уже более спокойно сказала Нина и я поняла, что она на меня не сердится.
Надо сказать, что Нину ехать в Приморье уговорила я. Мы давно с ней решили ехать работать только вместе. Собиралась с нами и Саша Заркова. Но она, предательница, на предпоследнем курсе выскочила замуж и откололась от нашей троицы. Но я, в отличии от Нины, хотела попасть в Приморье. С детства начитавшись книг об Уссурийской тайге, я страшно мечтала побывать в тех краях. Когда перед распределением узнала, что есть два места в Приморье, то потеряла покой. Боялась, что туда пошлют кого- нибудь другого. А исподволь стала готовить Нину.
- Ты знаешь, Нина, - говорю ей однажды, - два места в Приморье есть. Представляешь? Вот бы нам с тобой туда попасть. А?
- Ты что, с ума сошла? Приморье, это же на краю света. Что мы там забыли?
Её ответ поначалу обескуражил меня, но я не отступала и каждый день всё говорила и говорила на эту тему. Нина упорно отмалчивалась. Но, когда настал день получать направление на работу, я ей прямо сказала:
- Как хочешь, но я буду проситься в Приморье, а ты сама смотри, как тебе поступить.
Из аудитории, где заседала комиссия по распределению, я вылетела совершенно счастливая, размахивая направлением на работу.
Нина подскочила ко мне «Куда?».
- Конечно в Приморье, куда же ещё?
Нина скрылась за дверью аудитории, я молча проводила её глазами. Вышла она оттуда притихшая, неуверенно улыбаясь. Я терпеливо ждала, что же она скажет, в душе переживая, боясь разочарования.
- Вот, всё, как ты хотела, - упавшим голосом проговорила она, - едем вместе в твоё Приморье.
А у самой такой растерянный вид, как будто она уже пожалела о своём решении и готова была отказаться от него.
Но я не дала ей такого шанса. Схватила за руку и потащила её на улицу, на ходу приговаривая:
- Нинка, как это здорово! Мы опять будем вместе, ура, ура!
В общем пошла Нина у меня на поводу, согласилась на это «безумство», как утверждали потом наши друзья.
И вот мы, с направлениями молодых специалистов, с тощими кошельками, с чемоданами и узлами с постелью, едем в загадочную страну – Приморье. Дорога предстояла такая долгая, что мы даже представить не могли.
Утром следующего дня прибыли в Челябинск. Здесь надеялись сесть на Владивостокский поезд. Но увы… Зря надеялись. Народу на вокзале – не протолкнёшься. Очередь в кассу растянулась зигзагообразно до самой входной двери. Полтора суток мы простояли на ногах, а в итоге смогли закомпостировать билеты только до Читы. В поезд сели совершенно измученные. Настроение было такое, хоть плачь. А тут ещё Нина подливала масла в огонь своими репликами «зря мы туда едем», «лучше бы со всеми в Омск», «и где ещё эта Чита? И что там будет – неизвестно», и многое другое в таком же духе.
Крайне недовольные друг другом, мы улеглись на верхних полках и моментально заснули.
Утром от нашего плохого настроения не осталось и следа. За окном вагона мелькали места, невиданной нами доселе красоты.
Ничего не знавшие раньше, кроме своих степей, мы с жадным любопытством глазели на высокие горы, поросшие хвойным лесом. Гладкоствольные сосны своими вершинами уходили, казалось, к самому небу. Мохнатые ели, касались друг друга ветвями и были похожи на девушек, взявшихся за руки в хороводе. Кое-где сквозь хвою мелькали белоствольные берёзки и серебристые осинки. В седловинах между гор, сверкали небесной голубизной озёра.
Целый день мы простояли у окна, забыв обо всём на свете. Мелькали станции и полустанки, маленькие деревушки в самой гуще леса, будки обходчиков и полосатые шлагбаумы на переездах. А поезд всё дальше и дальше мчал нас через необъятные просторы.
Только когда стемнело, мы, наконец, оторвались от окна и вспомнили, что за весь день крошки во рту не было. Взяли у проводника по паре стаканов чаю и с домашними кокурками (их нам напекла целое ведро сердобольная наша знакомая, тётя Паня) славно поужинали. Забрались на свои полки. Нина сразу уснула, а я лежала без сна. Вспомнила свою деревню, родных, свою последнюю поездку к ним.
Когда приехала, родные набросились на меня с расспросами, где и кем буду работать, сколько буду получать, дадут ли жильё? Младшие сёстры смотрели на меня с завистью.
К тому, где я буду работать, мои родители отнеслись по разному. Мать, чуть ли не за год до окончания учёбы, упорно вдалбливала мне в голову, чтобы я просилась на работу поближе к дому.
- Да, мама, конечно, я постараюсь, - соглашалась я, не смея перечить матери и огорчать её, а сама вынашивала свои замыслы.
Когда мать узнала, куда поедет её дочь, разволновалась, расплакалась.
- Господи, доченька! Куда же это ты в такую даль поедешь? Мыслимо ли это? Иль провинилась ты в своём техникуме и это тебе в наказание? А?
Как я могла признаться, что сама напросилась в те края? А мать не унималась:
- Как же ты там жить будешь?! Кто за тобой присмотрит? Ой, горюшко, горюшко! Такую даль! Ни ты к нам, ни мы к тебе приехать не сможем. Я теперь ночами спать не буду. Как же так, дочка, случилось?
,- Ну, что Вы, мама! Это же распределение. От меня ничего не зависело. Куда нашли нужным, туда и послали. А потом, я еду не одна, со мной едет моя подруга Нина Писарева. Не беспокойтесь обо мне, ведь я уже взрослая.
Мне стыдно было обманывать маму, но с нею иначе нельзя. Узнай она, что я по доброй воле еду в такую даль, быть буре. А что ещё хуже, схлопотала бы хворостиной по мягкому месту. Уж мать не посмотрела бы, что я взрослая, отстегала бы за милую душу.
С отцом было легче. Он воспринял мой отъезд в дальние края, как должное.
- Ну, что ты так убиваешься, - сказал он матери, - не на войну провожаем. Дочка у нас самостоятельная. Главное не где будет жить, а как. Чтоб человеком стала, не посрамила бы нашу фамилию.
И уже обращаясь ко мне:
- Правда, дочка?
Я согласно кивала головой, радуясь тому, что хоть отец меня поддержал.
Сейчас вспоминая об этом, я невольно улыбалась. А сердце сладко и вместе с тем тревожно замирало. С каждым часом я всё ближе и ближе приближалась к своей мечте…
Пятые сутки поезд, громыхая  на стыках рельс, мчал нас на Восток. Вагон был общий. Пассажиры то и дело менялись, а мы с Ниной, как часовые на посту, проводили время у окна. Мы уже потеряли счёт городам и городишкам. Голова кружилась от обилия впечатлений. Красота природы повергала нас в восхищение, изумление и восторг. Мы забывали о еде и оторвать нас от окна невозможно было ни за какие коврижки. Даже чай мы пили, продолжая глядеть в окно.
Ближе к Байкалу поезд то и дело нырял в туннели. Некоторые из них были короткие, другим, казалось, не будет конца.
Но вот поезд нырнул в очередной туннель, а когда вырвался из него, мы не могли удержаться от восторженных воплей – перед нами простирался Байкал. Мы подъезжали к станции Слюдянка.
На перроне народу – тьма! Торговый люд и пассажиры, высыпавшиеся из вагонов, смешались в одну шумливую, пёструю толпу. Мы с Ниной тоже вышли из вагона. Нас тут же со всех сторон обступили торговки. Чего только здесь не предлагали: жареную, копчёную и солёную рыбу, грибы и ягоды, румяные горячие шаньги, пирожки с разнообразной начинкой и многое другое. У нас глаза разбежались. От такого изобилия слюнки потекли. Хотелось попробовать всё, но увы… Деньги надо было экономить.
Всё же не утерпели. Купили солёного омуля, о котором уже наслышались в поезде, а к нему раскошелились на отварную картошку с зеленью. Взяли у проводника по 3 стакана чаю и устроили себе настоящий пир. К этому времени засохшие домашние кокурки нам в горло уже не лезли…
Прибыли в Читу. Народу на вокзале не меньше, чем в Челябинске. Очередь в кассу огроменная. Нину оставила на перроне сторожить вещи.
С трудом достала билеты до Уссурийска, буквально за несколько минут до отхода поезда. Вылетела на перрон вся растрёпанная, красная, в поту, на бегу кричу Нине:
-Давай быстрее! Поезд сейчас отойдёт!
Ринулись со своими узлами вдоль состава. В спешке перепутали вагоны. Мы уже были в тамбуре, когда из дверей вагона выскочил проводник в какой-то чудной форме. Китель на нём с позолоченными пуговицами, по бокам штанов из дорогого сукна золотые нашивки. Он злобно уставился на нас, да как заорал:
- Куда прёте, деревня?! Глаза повылазили?! Это международный вагон!
Он бесцеремонно вытолкал нас на перрон, вслед полетели наши вещи. От растерянности и испуга мы застыли на месте, а поезд тем временем медленно тронулся. С площадки соседнего вагона какой-то мужчина закричал:
- Быстрее, девчата, кидайте вещи сюда и сами прыгайте!
Мы поспешно забросили свои узлы и чемоданы, уцепились с двух сторон за поручни, стараясь поймать ногами ступеньку, бежали рядом, потому что поезд всё убыстрял ход. За спиной мужчины что-то возмущённо орал проводник. Но тот, не обращая на него внимания, схватил нас за руки и отчаянным рывком втянул на площадку. Мы тяжело плюхнулись на неё животами, не в силах ни вздохнуть, ни выдохнуть.
Над нами гремел голос разъярённого проводника:
- Ишь, чего удумали, на ходу прыгать! Сумасшедшие! Вот высажу вас на первой же станции, будете знать!
Он весь трясся от возмущения. А мы, парализованные пережитым страхом, так и лежали, не в силах подняться. Мужчина, смеясь, стал поднимать нас.
- Всё, всё, девчонки, поднимайтесь.
Он заботливо отряхнул с нас пыль и повёл в вагон. Проводник кричал  вслед:
- А билеты? У вас есть билеты?
- Отцепись ты от них! – прикрикнул на проводника мужчина,- Не видишь? Девчонки и так перепуганы до смерти, а ты со своими билетами.
Продолжая ворчать, проводник, наконец, отстал. Мужчина осторожно вытащил из моей, судорожно сжатой руки, билеты, посмотрел и сказал:
- Вагон у вас этот, а поедете в нашем купе. Я тут с дочкой, из отпуска возвращаемся.
Зашли в купе. На нижней полке сидела девочка лет десяти и с любопытством смотрела на нас. Мы с Ниной примостились рядом с ней. Мужчина принёс наши вещи, затолкал их на самый верх, сел напротив и стал расспрашивать, кто мы, откуда и куда едем. Когда узнал, что мы с Урала и едем в Уссурийск, как молодые специалисты, он изумлённо присвистнул:
- Эка! Из какой дали вы едете! Не страшно?
- Нет, - отвечаю, - не страшно. Я давно мечтала об этом.
Нина отмалчивалась, в разговор не вступала, всё что-то хмурилась и недовольно на меня посматривала. Улучив минутку, она потянула меня в коридор и сердито зашептала:
- Ты зачем взяла купейные билеты? У нас ведь теперь, наверное, денег не осталось!
Общей Денежной кассой, как старшая, ведала я.
- Да! Взяла! А что было делать? – возмутилась я, - сидеть в Чите ещё целые сутки?! А? Недовольна? Стояла бы сама в очереди, посмотрела бы я, что тебе удалось бы взять.
Мы молча стояли, уставившись в тёмное, ночное окно. Потом я, не вечно же стоять, примирительно обняла Нину за плечи и повернула лицом к себе:
- Ну, не сердись, ладно? А деньги остались, - я широко и жизнерадостно улыбнулась, - целых два рубля с копейками. Доберёмся как-нибудь.
Из купе вышел мужчина, и мы замолчали.
- Вы чего не ложитесь спать? Берите постели и на боковую. После таких переживаний надо спать. А мы с дочкой утром выходим.
- Не, мы постели брать не будем, так поспим.
- Как это не будете? Вам ещё почти двое суток ехать. Разве можно без постели?
Мы с Ниной смущённо опустили глаза. Не скажешь же ему, что у нас нет денег на постели. Но он, по нашему виду, наверное, и так всё понял. Ни слова не говоря, прошёл к проводнику и через минуту вернулся с двумя комплектами белья.
- Немедленно стелите постели и спать. – Нарочито строго сказал он. – А я пойду пока покурю.
Не успели мы его поблагодарить, как он скрылся в тамбуре. Быстро постелив постели на верхних полках, мы блаженно растянулись на чистых простынях, пахнущих хлоркой. Сон сморил нас мгновенно.
Мы не слышали, как наш попутчик вернулся в купе, не слышали, как он с дочкой рано утром выходил на своей станции. Даже не догадались спросить потом у проводника, как называлась станция, где они вышли.
Проснулись очень поздно, в купе мы были одни. На столике, наполовину выглядывая из-под подстаканника, лежали пять рублей и записка. «Милые, славные, девочки, от всего сердца желаю вам счастья и удачи, Храни вас Бог на вашем жизненном пути. Ваш попутчик, Владимир».
Мы с Ниной обнялись и разревелись. Я, свято верящая во все приметы, такое проявление доброты и участия, посчитала хорошим предзнаменованием.
- Это к добру, - сказала я, - значит там, куда мы едем, всё будет хорошо.
Где-то он теперь наш попутчик? Помнит ли глупых девчонок с далёкого Урала? Жив ли? А мы с Ниной будем помнить его до конца нашей жизни.
Перед самым Хабаровском к нам в купе заглянул проводник. Оказалось он совсем не злой, а скорее наоборот.
- Ну, девчонки, - совсем не сердито заговорил он с нами, - натерпелся я вчера из-за вас страху. Всю ночь корвалол пил.
Обрадованные, что он на нас уже не сердится, мы с Ниной наперебой стали извиняться перед ним.
В Хабаровске поезд стоял целых сорок минут. Можно было пойти на привокзальную площадь, поглазеть на город и на людей вблизи. Но мы так боялись, как бы поезд не ушёл без нас, что простояли у своего вагона всё это время.
От Хабаровска поезд повернул строго на юг. Через пару часов местность за окном резко поменялась. Куда подевалась дремучая тайга, высокие горы, туннели? Перед нами замелькали невысокие холмы, которые здесь называют сопками. Густо поросшие дубняком и кустарником. Они смотрелись, как стога свежескошенного сена. Мы въезжали в Приморский край. Я разочарованно смотрела по сторонам. А где же Уссурийская тайга? До самого горизонта только сопки, сопки, сопки, перемежающиеся ровными пространствами, похожими на наши Уральские степи.
Стоило ли ехать в такую даль, чтобы увидеть то, от чего мы уехали. Моё настроение сразу упало.


ГЛАВА 3

УССУРИЙСК

В Уссурийск прибыли рано утром. Вышли из вагона и сразу попали под моросящий дождь. Он был так мелок, как будто кто-то на небесах просеивал его через частое сито. Воздух неподвижный, тёплый, влажный, напоённый незнакомыми нам ароматами, не то цветов, не то пряностей.
Справившись на вокзале, как добраться до нужной нам улицы, мы сели в автобус и покатили по спящему ещё городу. По обеим сторонам улицы, где мы проезжали, стояли старые, в большинстве своём, деревянные дома. Наличники окон, ставни, карнизы украшала затейливая резьба. Ближе к центру стали появляться каменные старинные особняки со стрельчатыми окнами и дома современной постройки. Кроны деревьев, посаженных вдоль улицы, почти сплетались друг с другом, образуя зеленый туннель. На газонах бесконечная цепочка клумб с яркими цветами. А над всем этим плыл пряный, круживший голову, аромат.
Управление располагалось недалеко от автобусной остановки. Но до начала рабочего дня оставалось почти два часа. Мы робко постучались в дверь. Дверь открыл ночной дежурный. Выяснив, кто мы такие, впустил нас в помещение и стал радушно угощать горячим чаем с печеньем. А когда узнал, что мы приехали с Урала, он, как и все наши попутчики в поезде, изумлённо посмотрел на нас:
- Ой, ой, ой, девоньки! Далеко же вас занесло! Поди устали в дороге? Шутка ли , тысячи  вёрст отмахать!
И он ещё усиленней стал потчивать нас. А мы и рады, потому что были ужасно голодны. Вскоре стали прибывать работники Управления. Проходя мимо, окидывали любопытными взглядами нас и наши узлы.
Потом появился начальник. Сторож остановил его и, указывая на нас, со смешком сказал:
- Вот, Павел Кондратьевич, полюбуйтесь, молодые специалисты, аж с самого Урала.
По тому, как глянул на нас начальник, я поняла, что он не в восторге от таких специалистов.
- Ну, что ж, пойдёмте со мной.
Мы было ухватились за свои узлы, не оставлять же их без присмотра, но начальник , смеясь, сказал:
- Оставьте здесь. У нас охрана строгая. Никуда ваши вещи не денутся.
Мы поспешили за ним на второй этаж по широкой мраморной лестнице, застланной посередине красной ковровой дорожкой. В приёмной за столом сидела молодая симпатичная женщина, видимо секретарь. Павел Кондратьевич, поздоровавшись с ней, пропустил нас в кабинет, кинул на ходу:
- Меня ни с кем не соединять и ко мне никого не пускать, пока я не разберусь с молодыми специалистами.
В последних словах прозвучал явный смешок. Я разозлилась. Было видно, что нас здесь серьёзно не воспринимают.
«Ладно, - думаю, - посмотрим, что будет дальше, а пока, Сашка, терпи».
Мы вошли в кабинет. Вот это кабинет! Огромная квадратная комната с высоченными потолками. Широкая зелёная ковровая дорожка стелилась от порога до противоположной стены. Полированные столы буквой «П», вокруг них мягкие, с зелённой обивкой, стулья. Паркетный пол отливал глянцем. В него можно смотреться, как в зеркало. На стрельчатых, открытых окнах от лёгкого ветерка, слегка вздувались прозрачные занавески салатного цвета. Всё в этом кабинете было добротно, солидно, с размахом.
Нинка, как переступила порог, оробела до того, что встала, как вкопанная. Пришлось мне, не очень вежливо, толкнуть её в спину, чтобы она стронулась с места.
Павел Кондратьевич сел за свой стол в резное деревянное кресло, мы на стулья, поближе к нему. Передали свои направления и ждём. После непродолжительной паузы он произнёс:
- Да-а-а, вот какие дела, девчата, не знаю, что мне с вами делать? Я ждал, что мне пришлют ребят, а для вас работы пока нет. Объект наш в стадии строительства, лаборатории, как таковой, ещё нет.
Смотрю, у моей Нины глаза на мокром месте, вот, вот заплачет. Я совсем разозлилась.
- Как хотите, так и устраивайте нас. Мы назад не поедем, - довольно резко сказала я.
Павел Кондратьевич с любопытством уставился на меня,
- О! Да вы девушка с характером, как я погляжу! Любопытно!
- Да, с характером, а что?
Нина меня под стулом толкает ногой, но меня уже понесло. Господи! Чего только я ему тогда не наговорила! Он слушал, слушал, а потом как расхохотался.
- Молодец! Люблю таких боевых! Что ж, поедете в Липовцы. Там найдут вам какое-нибудь дело. Мой шофёр довезёт вас до автовокзала. Начальнику объекта я позвоню, чтобы встретил .
- А далеко эти Липовцы? – спросила я.
- 60 километров от Уссурийска.
- Дело в том, что у нас нет денег, - говорю, - на последние копейки приехали сюда с вокзала.
Павел Кондратьевич тут же вызвал бухгалтера и приказал выдать нам аванс, аж по 25 рублей.
- Удачи вам на новом месте, - пожелал он нам на прощанье.
Шофёр довёз нас до автовокзала, сам купил билеты, посадил в автобус и наказал водителю высадить у п/я 101 (так называлось предприятие, куда мы должны были прибыть).
Когда автобус выехал из города, нам показалось, что мы едем по своим Оренбургским степям. На сколько хватало глаз, перед нами расстилалась равнина. Только далеко на горизонте, в лёгкой дымке душного августовского дня, проглядывали лесные сопки. И опять я почувствовала острое разочарование. «Ну, где же, где же она, тайга Уссурийская?!».
Всю дорогу мы с Ниной почти не разговаривали, погружённые в свои мысли и переживания. Очнулись, когда водитель автобуса, видно уже не первый раз, окликал нас.
- Девчата, заснули что ли? Выгружайтесь, ваша остановка. Вылезли – на остановке никого.

ГЛАВА 4

ЛИПОВЦЫ

Стоим мы, осматриваемся. Слева от главного шоссе виднелись одно и двухэтажные дома, справа, куда ушёл автобус, километрах в трёх – большой посёлок.
Не успели мы как следует оглядеться, как к нам подкатила машина «Газик». Водитель высунулся из неё, оглядел нас с ног до головы:
- Вы что ли к нам на почтовый?
- Мы, мы! – закричали в один голос. Он погрузил наши вещи, самих усадил и через пару минут подкатил к подъезду одного из домов.
- Вот вам ключи,- сказал шофёр, - квартира 9 на втором этаже. Дрова вам сейчас подвезут.
«Какие ещё дрова?» – подумала я.
У подъезда толпились человек семь и все с любопытством нас разглядывали. Двое мужчин с готовностью предложили помочь внести наши вещи наверх. Очень даже кстати, надо сказать, а то эти баулы уже порядком оттянули нам руки за дорогу.
Квартира, как мы выяснили позже, предназначалась для приезжих. Нас в неё поселили временно. Две смежные комнаты, В одной – три железных кровати, аккуратно застеленные, в другой – квадратный стол, 4 стула, шкаф с какими-то книгами. Маленькая кухня, ванна с туалетом. Когда осматривали ванну, стало понятно, зачем нам дрова понадобятся. В углу её стоял высокий, цилиндрический титан с топкой внизу.
В дверь резко постучали. Мы с Ниной аж подпрыгнули от неожиданности. За дверью мальчишеский голос крикнул: «Эй, вы, дрова привезли, забирайте!».
За дверью послышался топот ног сбегающего по ступенькам пацана. Вышли мы с Ниной из подъезда, смотрим то на дрова, то друг на друга. Перед нами лежали несколько длинных горбылей и обрезки досок. Прямо как в насмешку. Чем их рубить? Я решительно вошла в подъезд и постучала в первую попавшуюся дверь. Мне открыла женщина средних лет с приветливым лицом.
- Пожалуйста, дайте топор, дрова нарубить, - обратилась я к ней.
- Конечно, конечно, - она с готовностью подала мне топор, как будто заранее его приготовила. – Вот, берите.
Что, что, а рубить  дрова мне было не впервой. В своей деревне я этим столько занималась, что науку эту прошла от и до. И теперь, глядя на любопытные физиономии, появившиеся во всех окнах дома, я злорадно думала: «Ага, вы думаете, что приехали городские, ни к чему не приспособленные фифы? Так вот вам, смотрите!».
Я споро орудовала топором, щепки разлетались в разные стороны. Нина всё собирала и таскала на верх. Не прошло и часа, как горбыли и доски все были расколоты. Я с благодарностью вернула женщине топор.
- А вы, оказывается, ничего девчата, - сказала она с улыбкой.
- Спасибо на добром слове, - вежливо поблагодарила я  и ещё на русский манер поклонилась ей, прижав руку к сердцу. «Знай, мол, наших».
Накупались мы с Ниной, сидим на кроватях, мечтаем: «Хоть бы кусочек хлеба сейчас». В Уссурийске не успели что-нибудь купить, а здесь, если и есть магазин, то по времени, давно закрыт. Слышим в дверь: «Тук, тук». Я пошла открывать.
На пороге, улыбаясь, стояла полная, белолицая женщина. Совсем ещё молодая. Чёрные, как смоль, волосы заплетены в косы и короной уложены на голове. В руках кастрюлька, на крышке несколько кусков хлеба.
- Ото ж, дивчатки, поснидайте трошки, мабуть у вас нема ничого, - мягким, певучим голосом проговорила она, проходя на кухню и ставя кастрюльку на стол.
- Мени зовуть Оксана, а як вас кличут?
Мы с Ниной назвались.
- Добре, добре. Ну, я пийшла. Мабуть, шо треба, так я туточки, рядом живу.
Женщина ушла, а мы кинулись к столу. Открыли крышку, а там – рыбный суп! Аромат! Голову кружит. С нетерпением достали ложки из стола и стукаясь головами, стали хлебать суп прямо из кастрюльки. Осоловевшие от еды, мы заснули, едва добравшись до кроватей.
Утром следующего дня мы встали очень рано. Хотелось, до того, как пойдём представляться начальству, оглядеться немного. Накануне, в день приезда, считай, ничего не видели. Вышли на улицу и пошли бродить по посёлку, который в этот ранний час ещё спал.
Посёлок был крохотный. Разделён пополам асфальтированной дорогой. По одну сторону её четыре одноэтажных дома с обширными огородами и цветущими палисадниками, по другую – пять двухэтажных домов, построенных в виде буквы «Г» и одноэтажное строение, над входом в которое висела вывеска «Клуб». Потом дорога полого спускалась в низину. По правой стороне, прямо за домами – магазин. Дальше видна была труба котельной, длинное одноэтажное строение со множеством окон, а ещё дальше – лесистые сопки. В километре от посёлка большая строительная площадка, огороженная колючей проволокой, у входных ворот которой стоял вооружённый охранник.
В одноэтажном строении находилась контора предприятия, куда нам предстояло явиться к началу рабочего дня. На самом дне низины – огороды. А вокруг них, до самых сопок, всё синё от диких ирисов. ,Цветы на них крупные, упругие, как восковые. Наклонились понюхать – запаха никакого. Мы привыкли, что наши степные цветы источают терпкий аромат, поэтому очень удивились, что здесь такие красивые цветы и ничем не пахнут.
Возвращались мы в посёлок, когда работники предприятия потянулись на работу. Все с удивлением взирали на нас – откуда это мы идём с утра пораньше. Захватив документы, мы направились в контору.
Начальник объекта, Гребеньков Николай Григорьевич, встретил нас без особого восторга, но довольно радушно. По идее, здесь мы, согласно нашим направлениям, должны были работать лаборантами химанализа нефтепродуктов. Но на самом деле лаборатории, как таковой, не было. Начальник показал нам ряд совершенно пустых помещений, предназначенных под лабораторию, и спросил:
- Как, девчата, сможете вы всё здесь оборудовать и довести до рабочего состояния?
- Конечно, сможем, - самонадеянно заявила я, совсем не подумав о том, что работать в готовой лаборатории на заводе, где мы проходили практику, и оборудовать лабораторию самостоятельно – не одно и то же. Но, что поделаешь, слово – не воробей. Когда мы с Ниной остались одни, она возмутилась:
- Сашка, ты что, совсем уже? – и выразительно покрутила пальцем у виска. – Как мы будем её оборудовать? Мы же в этом совсем не разбираемся!
- Подожди паниковать. Сказал же Николай Григорьевич, что на складе много ящиков для лаборатории. Может там есть руководство какое.
Говорю, а у самой на душе кошки скребут. «Вот будет сраму, - думаю, - если не найдём нужной литературы и ничего не сможем сделать. И кто только меня за язык тянул? Расхвасталась дура!».
На складе спросили у заведующего, что там в ящиках?
- А кто его знает? Стоят и стоят, а что в них не ведаю.
Оставляя нас одних, Николай Григорьевич сказал:
- Через неделю план мне на стол, как вы думаете всё здесь обустроить. А сегодня отдыхайте, осмотритесь, сходите в Липовцы. Это ближайший от нас посёлок шахтёров, уголь там добывают.
Какие там Липовцы?! Нам не терпелось заглянуть в заветные ящики. Рабочие перетащили их нам в помещение будущей лаборатории, распаковали и мы стали лихорадочно вытаскивать  на свет божий всё содержимое прямо на пол. Здесь были стеклянные холодильники, колбы, термостаты, муфельная печь, сушильные шкафы и многое другое. Никакого руководства не было. Я уже совсем упала духом, когда в очередном ящике нашлось то, что я так упорно искала.
- Нинка! Вот они! – радостно закричала я.
Когда через неделю мы пришли к начальнику и я положила ему на стол наш план – у него на лоб глаза полезли.
- Не ожидал, не ожидал, - растерянно повторял он. А мы с Ниной чуть не лопались от гордости и самодовольно улыбались.
Соответствующие заявки ушли в Москву, чертежи лабораторных столов и шкафов передали местным умельцам. И мы опять остались не у дел.
Теперь можно и в Липовцы сходить. Кстати сказать, почему посёлок получил такое название, я не смогла выяснить за то время, что там жила. Но, что липами там и не пахло – это точно.
Солнечным днём, принарядившись, мы отправились в Липовцы. Пройтись три километра – одно удовольствие. Мы пошли не по дороге, а по тропинке через луга. Вокруг сочная трава вся пестрела цветами – колокольчики синие и белые, фиолетовые ирисы, жаркие саранки, огромные кусты дикорастущих пеонов. Тропинка спускалась в глубокую низину, по дну которой протекала речушка. Через неё перекинут небольшой мостик. Пересекли железную дорогу (ветка от Уссурийска до Гродеково), после чего начался подъём и на самом взгорке раскинулись дома посёлка.
По окраинам его частные дома с огородами, сараями и сараюшками. Со стороны улицы палисадники со множеством ярких цветов. Центральная улица асфальтирована. По обеим её сторонам протянулись зелёные аллеи, одна из которых вела прямо ко Дворцу Культуры шахтёров. Здание Дворца солидное, красивое, можно даже сказать – фундаментальное.
Мы вошли в прохладное фойе. Кроме дежурной в здании никого не было.
- Приходите вечером, - сказала она. – Тут у нас танцы по вечерам, кино, кружок художественной самодеятельности. Приходите обязательно.
Мы поблагодарили её и вышли на улицу. Потолкались по центру, заглянули в магазин. Больше тут смотреть было нечего.
Решили вернуться сюда вечером, зайти в кружок художественной самодеятельности, потому что обе, особенно я, любили участвовать во всяких представлениях. Но вернуться сюда нам не довелось. Не успели мы придти домой, как за нами прислали посыльного   - срочно явиться к начальнику. Мы с Ниной обрадовались, подумали, что он нам работу подыскал. Ага, подыскал! Так подыскал, что слов нет!
Только мы на порог – Николай Григорьевич, довольно потирая руки, бодро заявил:
- Завтра, девчата, едете в командировку, в Халкидон. Там есть база по хранению нефтепродуктов. Поработаете в лаборатории, наберётесь опыта. База старая. Её в скором времени ликвидируют. Заодно присматривайтесь, что оттуда можно забрать к нам.
Мы с Ниной, разинув рты, смотрели на него.
- А где это, Халкидон? – спросила я, как только начальник замолчал.
- Доедете до Уссурийска, пересядете на другой автобус и к вечеру будете на месте.
«Ничего себе, - думаю, - Целый день придётся трястись в автобусе до этого неведомого Халкидона». Возражать, конечно, мы не стали. Ехать, так ехать.



ГЛАВА 5
ХАЛКИДОН

От Уссурийска мы ехали не строго на север, как проходила железная дорога, а стали забирать восточнее и через каких- то пару часов я, наконец то, увидела Уссурийскую тайгу.
Она началась как-то внезапно. Только что ехали по открытому пространству и вот уже въезжаем в тайгу. Она подступала к шоссе вплотную. Высокие могучие кедры с гладкими стволами, перемежались с не менее величественными соснами и лиственницами. Под ними поднимался густой подлесок, заросли огромных папоротников и хвощей. Изредка мелькали прогалы между деревьев и тогда, на открывшихся взору таёжных полянах можно было видеть буйноцветущие саранки, оранжевые, в чёрную крапинку, синие и белые колокольчики и другие цветы .
До самого Халкидона я не отрывалась от окна, с восторгом любуясь пейзажем. То и дело хватала Нину за руку и восторженно шептала:
- Смотри, смотри! Нинка! Красота-то какая!
Но она почему-то не разделяла моих восторгов.
Халкидон располагался в глубоком распадке, окружённом высокими сопками, в глуши Уссурийской тайги. Справа от остановки, где мы вышли из автобуса, высились железные зелёные ворота с красной звездой посередине. В обе стороны от ворот тянулся высокий забор. «Какая-то военная часть,» - подумала я. Слева небольшая деревянная арка. Наверху её надпись «База». Наверное нам сюда. С сумками в руках мы вошли в эту арку и попали в маленький, утопающий в зелени, посёлок. Между одноэтажными домиками густо росли сосны, лиственницы, дубы, разнообразный кустарник, цветы. Мы в нерешительности остановились. Куда идти? Где эта база?
Проходивший мимо мужчина на наш вопрос, как пройти на базу, махнул рукой в сторону:
- А чего на неё проходить? Вон она, база. А вот тот домик – их контора.
В конторе, казалось, было пусто. Внутри, после улицы, прохладно и сумеречно. Пошли по коридору, заглядывая в двери направо и налево – никого. В самом конце дверь с табличкой «Лаборатория». Громко постучали. Дверь резко распахнулась, Перед нами стоял высокий, худой, с измождённым лицом, мужчина. Седая, пышная, красивая шевелюра на его голове смотрелась инородным телом. Он улыбнулся нам, и лицо его сразу преобразилось, просветлело, глаза озорно блеснули.
- А, молодые специалисты пожаловали? Как же, как же, звонил ваш начальник, беспокоился. Присаживайтесь вот сюда, - он показал на скамью у стены, - а я сейчас ему позвоню.
Пока он связывался с Николаем Григорьевичем и говорил с ним, мы с любопытством оглядывались по сторонам. Всё здесь было старым и ветхим. Остро пахло химреактивами, бензином, йодом.
- Теперь давайте знакомиться, - закончив разговор, сказал мужчина. – Меня зовут Семёном Трофимовичем. На базе остался один. Занимаю должность старшего лаборанта. Пока все нефтепродукты не вывезли, базу не ликвидируют. И нам предстоит работать вместе. А как вас звать – величать?
Мы с Ниной представились.
- Я сейчас провожу вас на квартиру для приезжих, а завтра покажу всё наше хозяйство.
Мы все вместе вышли из помещения. На улице уже было темно. Стояла такая тишина, что в ушах звенело.
А здесь в тайге не страшно? – робко спросила Нина.
Семён Трофимович замогильным голосом сказал:
- У-у-у, страшно не то слово. Просто ужас какой-то. Чуть ли не каждую ночь то медведь наведывается, а то и тигр.
Увидев, как мы невольно прижались друг к другу с испуганными лицами, он весело расхохотался:
- Шучу я, шучу! Но всё же в тайгу одни ни шагу. Запомните это хорошенько. Пришлому человеку, не знающему тайгу, заблудиться в ней  можно в два счёта.
Квартира была чистая, уютная, с маленькой кухонькой, где стоял стол, табуретки, электроплитка, на полках разная посуда. Семён Трофимович распрощался с нами, пожелав нам спокойной ночи, и ушёл.
Мы вскипятили чай, попили его с сухариками, привезёнными с собой, и рухнули на кровати. От долгой дороги и обилия впечатлений так устали, что почти мгновенно заснули. Ночь прошла спокойно. Ни медведь, ни тигр к нам не явились даже во сне.
Утром, бодрые, хорошо отдохнувшие, пришли на базу. Семён Трофимович повёл нас по территории. Асфальтовая дорожка вела вдоль пологого склона, заросшего травой и могучими кедрами.
- А где же резервуары? – оглядываясь по сторонам, спросила я.
- Да вот же они! – он указал на заросшие зелёной травой холмики, из которых торчали металлические трубки. Мы удивлённо уставились на них.
- Под землёй они, под землёй, - рассмеялся нашему удивлению Семён Трофимович. – А трубы выведены специально для отбора проб.
Мы углубились в самый настоящий лес. И тут я с изумлением увидела такое!!!
- Ой, сколько грибов! – радостно закричала я.
- Грибов здесь много. Мы ведь посторонних сюда не пускаем. Местные ходят по грибы в тайгу.
- А их можно собирать?
- Собирайте сколько хотите, но… - он многозначительно поднял палец, помолчал, - только после работы.
- А это что?!
Мы с Ниной, как вкопанные, остановились перед плетущимися кустами, унизанными кистями ягод, похожих на смородину, только крупнее.
- Это наш таёжный фрукт. Виноград.
До этого момента мы никогда не видели, как он растёт
 -У  нас этого добра в тайге видимо-невидимо.
- Можно попробовать?
- Конечно, можно. Он уже созрел.
Мы оторвали по нескольку гроздей и с наслаждением стали обрывать губами ягодку за ягодкой. От сладкого, терпкого, чуть вяжущего вкуса можно было захлебнуться.
- А почему его никто не рвёт?
- Кому здесь рвать? Как я уже говорил, местные за ним в тайгу ходят.
Я-то считала, что мы и так в самой тайге, а оказывается у местных совсем другие понятия о ней.
Семён Трофимович показал нам, где обозначены номера резервуаров и разъяснил, какие нефтепродукты в них хранятся.
- Запоминайте, девчата, завтра самостоятельно будете отбирать пробы и делать анализы. А теперь набирайте грибов, винограда и идите домой отдыхать.
Вечером мы устроили себе царский ужин. Нажарили огромную сковороду грибов, наварили картошки (Семён Трофимович принёс). Всё смели подчистую. И закончили ужин виноградом.
- Во, Нинка, житуха! А ты ещё ехать не хотела. Где бы ты ещё такое увидела? Когда состаримся с тобой, будет что вспомнить.

ГЛАВА 6

ПЕРВЫЙ РАБОЧИЙ ДЕНЬ

Утро выдалось ясное, тёплое. Но в самом посёлке было сумеречно. Солнце едва пробивалось сквозь густые кроны деревьев. По дороге на базу мы не встретили ни одного человека.
- Нин, а как ты думаешь, где весь народ? Вчера ладно, вечер был, ну а сегодня то куда все подевались?
-Это ты у меня спрашиваешь? А я почём знаю? Спроси у Семёна Трофимовича.
Семён Трофимович уже нас дожидался. Сидел на лавочке у входной двери и курил папиросу.
- Здравствуйте, Семён Трофимович, - Хором поздоровались мы, - А почему в посёлке людей не видать? - обратилась я к нему.
- Кто куда разбрёлся на заготовки. Сейчас в тайге семьями живут. Заготавливают кедровые орехи, виноград, лимонник и другие ягоды. У нас здесь по берегам речушек отменная чёрная смородина растёт. Ягоды крупные, мало чем уступают винограду.
- Что будет с посёлком, когда базу ликвидируют? – спрашиваю.
- А ничего. Как жили, так и будут жить. Не все, конечно, но большинство останутся здесь. Народ весь таёжный, привычный. Многие охотой займутся.
- А где будете вы, Семён Трофимович?
- Вот егоза любопытная. Тебе не всё равно, кто где будет жить? Хватит, заболтались мы, пора работать.
Семён Трофимович выдал нам халаты, белые и чёрные. Чёрные – для работы на территории, белые – в лаборатории. Ещё вручил, приготовленные заранее деревянные ящики с пробоотборником и бутылками для проб. На бумажке, вложенной в один из ящиков – номера резервуаров и названия хранящихся в них нефтепродуктов.
Взяв в руки по ящику, мы отправились на территорию, Но до резервуаров так и не дошли. Поравнявшись с виноградником, не сговариваясь, побросали на дорожку свою ношу и принялись поедать виноград, забыв обо всём на свете.
Громовой голос Семёна Трофимовича над нашими головами заставил нас испуганно вздрогнуть. Гроздья винограда посыпались из рук.
- Так и знал! Где ещё можно было застрять на два часа?! Ай, яй, яй, вот так молодые специалисты! Никакой ответственности. Так дальше не пойдёт, Я человек военный и люблю дисциплину. Пока вы здесь, будьте добры ей подчиняться.
Мы стояли перед ним совершенно сконфуженные как нашкодившие школьники.
- Семён Трофимович, ну, пожалуйста, простите нас, - наперебой заговорили мы, - ей Богу! Мы больше не будем.
- Ну, ровно дети. Идите уже, что с вами поделаешь, - смягчаясь сказал Семён Трофимович.
Подхватив ящики, мы поспешили к резервуарам.




ГЛАВА 7

ПОЛЕЗНАЯ ПРАКТИКА


После того случая, когда так оконфузились перед Семёном Трофимовичем, мы работали не покладая рук. С готовностью выполняли всё, что он нам поручал. Порой допоздна задерживались в лаборатории вымывая и вычищая её до блеска.
Мне очень понравилось жить в Халкидоне. Такая тишина кругом, леса, воздух! – пьёшь, не напьёшься. Иногда я сожалела о том, что базу в скором времени ликвидируют. Я с удовольствием осталась бы здесь работать. Ну и что, если здесь нет никаких развлечений, кроме как сходить в кино к военным в клуб? Зато всё остальное мне пришлось по душе.
В выходные мы с Ниной подолгу бродили в лесу, неподалёку от базы. Под ногами хрустел и пружинил толстый ковёр хвои, голову кружил смолистый запах тайги. То тут, то там попадались семейки груздей или маслят и мы собирали их в припасённые сумки.
Однажды забрались на сопку, оголённая вершина которой давно привлекала наше внимание. Интересно было посмотреть, почему именно на этой сопке, на самой её верхушке, не растут деревья? Нам казалось, что это очень близко, но пока мы взобрались на неё, сто потов пролили. Вершина сопки только издалека казалась голой. На самом деле она вся густо поросла высокой травой, среди которой жарко мелькали саранки, и молодым подлеском не то кедра, не то сосны. С вершины сопки перед нами открылся широкий обзор всей таёжной впадины. Во все стороны, на сколько хватало глаз, тайга, тайга и только тайга. Внизу кое-где просматривалось шоссе, уходящее на запад, в неизвестные нам места. Видны были высокие антенны и локаторы военной части и больше ничего. Даже нашего базовского посёлка  не было видно.
Семён Трофимович рассказывал нам, что в трёх километрах от базы стоял посёлок староверов, но они не очень-то привечали у себя чужих людей. Как мы не всматривались, в надежде увидеть этот посёлок, но так ничего и не увидели. Нарвали целую охапку саранок и начали спускаться. Оказалось, что спускаться с крутой сопки ничуть не легче, чем подниматься.
Я не переставала восторгаться красотой окружающей нас природы. Нине, казалось, тоже всё здесь нравится. Но я нет, нет да и ловила на её лице тень не то грусти, не то печали. Она ничего мне не говорила, но я подумала, что она, наверное, по дому, по родным скучает. Что говорить! Я сама порой по ночам мысленно переносилась в свою деревню. Как наяву видела мать, растапливающую печь или снующую из избы во двор и обратно, как отец машет метлой, подметая двор, или как сестрёнки плещутся в нашей речке. В такие моменты всё моё существо наполнялось щемящей грустью, а на глаза набегали слёзы. Но я понимала, что прежняя жизнь осталась далеко позади. Понимала, что я теперь в самостоятельном плавании и хотела, чтобы течение несло меня в правильном направлении.
Скорее всего с Ниной происходило то же самое, что и со мной. Но мы ни в жизнь не признались бы друг другу в этом. Я из гордости, потому что Нина всегда считала меня сильной и во всём полагалась на меня, а я не хотела её разочаровывать, проявляя открыто свою слабость. А она, в свою очередь, видимо не хотела показаться передо мной такой сентиментальной.
Исключая такие грустные моменты, мы всё больше увлекались самостоятельной работой и были несказанно рады слышать от Семёна Трофимовича похвалу. У него мы многому научились и не только тому, что касалось работы.
Он прошёл всю войну. Обладал большим жизненным опытом и житейской мудростью. Ненавязчиво, исподволь он прививал нам чувство долга, ответственности и самостоятельности. И всё это не голыми словами, а всякими житейскими примерами не только из своей жизни, но и из жизни других людей, рядом с которыми он прошагал свой нелёгкий путь. К концу нашего пребывания в Халкидоне он проникся к нам искренней симпатией и во всём отечески опекал нас.

ЭПИЛОГ

Проработали мы на базе Халкидона до конца сентября. Пришла пора расставаться. Семён Трофимович, провожая нас на автобус, давал последние напутствия. Мы лезли к нему с прощальными поцелуями, а он смущенно и растерянно уклонялся от них. У нас было такое предчувствие, что больше сюда не вернёмся  и что видим Семёна Трофимовича в последний раз. Так оно и случилось.
Возвращались в Липовцы, как будто враз повзрослевшие.
Так начинались наши первые самостоятельные трудовые шаги. Сколько потом их было – не счесть.
Но эти, самые первые, были и самыми важными для меня. Именно они заложили во мне хорошее начало, что помогло мне в будущем «не посрамить своей фамилии», как наказывал отец, провожая меня в дальний путь.

Уссурийск – Орск,
2010г.