Я самый главный...

 Позвольте представиться. Я – Рикардо Гекторович, дитя  страстной любви великого Гектора, из знаменитого кошачьего семейства мейн-кунов, и не устоявшей перед его обаянием красавицы-персиянки.  Правда, люди, которые теперь живут со мной, предпочитают называть меня по-своему. Для них я – просто Кузя. Так им больше нравится. Пусть, я не в обиде. Хотя, знай они Гектора, никакое другое имя, кроме Рикардо, просто не пришло бы им в голову. Но они не знали его. Он был в моем детстве, теперь уже таком далеком-далеком.
 
Ах, это детство…

Там мне было тепло и уютно. Ни забот, ни тревог. В окружающий меня розово-голубой туман проникал только  запах, близкий и родной. Незабываемый. Он то растворялся в пространстве, то  сгущался, становясь вязким и сладким, и пробуждал желание прикоснуться к чему-то теплому, мягкому. Вкусному. И каким счастьем было найти нечто выступающее, целиком захватить его своим еще беззубым ртом, и, посасывая, втягивать в себя теплое, сладкое молоко. Чтобы  опять провалиться в сон. Хотелось только есть и спать.

Меня будило ласковое поглаживание. Это она, моя мама, вылизывала своим шершавым языком мою шерстку, хвостик и все, что под ним.  Удерживая меня своей широкой лапой, она мягко урчала. Это были и песни, и сказки, и добрые напутствия в предстоящую жизнь.
Постепенно розово-голубой туман рассеялся. Вокруг, оказывается, было много нового, заманчиво-интересного и необычного. Так хотелось со всем познакомиться.  Но мама, схватив за шиворот, волокла меня назад. «Рано,  ты еще маленький. Это может быть опасным».

Помню, как она приучала меня к чистоте. Это она показала, как пользоваться лотком. «Быть аккуратным – дело кошачьей чести и достоинства» - строго сказала мне. «И так во всем – честь и достоинство для кота – прежде всего. Ты не должен уронить себя. Не позорь мейн-кунов».

Мама много знала и умела и старалась все передать мне. Так я постепенно познавал мир. Обучение проходило интересно и весело, в игре.  Если я делал что не так, она слегка покусывала меня, совсем  не больно, но доходчиво.  Так я приучился лакать молоко из блюдца. Оно было не таким вкусным, как мамино. Я приставал  к ней, искал у нее мои любимые соски – и она чуть-чуть подкармливала своим вкусным, таким родным молоком.

Однажды, ползая, я наткнулся  на чьи-то большие  ноги. Их запах был мне не знаком. Сначала я их боялся. Но мама успокоила - это ноги человека. Не бойся его. Он живет с нами, дает нам кров и пищу. Добрый старый человек, он любит нас. А наш долг – заботиться о нем, охранять и защищать.

Доброту и любовь человека я ощущал, когда он брал меня на руки и ласково гладил. Он часто играл со мной. Не так, как мама, а по-своему, поманывая меня шуршащей бумажкой на  веревочке.  Мне это нравилось. Детская моя жизнь протекала беззаботно, будущее казалось безоблачным. К тому времени я уже стал есть кашу и мог обходиться без маминого молока.

И вдруг случилось что-то  непонятное, поначалу показавшееся даже страшным.  Чья-то незнакомая рука грубо оторвала меня от маминого животика, и засунула себе за пазуху. Я царапался, сопротивлялся. Ведь гордый мейн-кун не должен терпеть насилия. Но – без успеха. От горьких мыслей я заснул. Крепко прижимая к телу, меня куда-то повезли. Далеко.

Проснулся  от чужих голосов.

Меня извлекли из-за пазухи, и  долго рассматривали. Я оказался в нежных женских руках. Женщина с добрым лицом прижала меня к своей мягкой груди, ласково погладила. Запахи были  новыми, но приятными, вкусными.  Я взобрался к ней на плечо и мягко спрыгнул на пол, чтобы обследовать новую территорию. Мне  показали лоток с песком. Помня наказ матери, я сразу пометил его.

По разговорам, я понял, что меня подарили,  и теперь мне предстоит жить с этой  семьей.  Я посмотрел  на мужчину и женщину,–кто-то из них должен стать моей главной опорой.  Сомнений не было – только женщина.  Та, что ласково погладила меня. Полная, добрая, с мягкой и теплой грудью.

Она  снова взяла меня на руки. Ее запах, улыбка, смех – все казалось приятным и чем-то напомнило мне  мою маму. Я нашел на ее груди бантик и принялся его сосать. Ей это не очень нравилось, но она терпела. Я лизнул ее в шею, - она, довольная, засмеялась.

Мужчина заметил: «Смотри, кот выбрал тебя».  Я почувствовал ревность в его интонациях. Что ж, пусть терпит – это мой выбор, и я не  собирался его менять. Я чувствовал, что мы подружимся с ней.

Потом они долго препирались, решая , как назвать меня.  Чуть не поссорились. Остановились на Кузе – так захотела моя новая мама Раз так – почему бы и не Кузя? А что?- нормальное имя. Мне нравится. Отзываться можно и на него. Хотя в душе я попрежнему ощущал себя Рикардо Гекторовичем, сыном великого Гектора из славного и гордого рода мейн-кунов.

Мне выделили место, но почему-то в корзине, в темном углу. Согласиться с этим было нельзя. Мне было больше по душе место на столе в гостиной. Оттуда,  с  высоты, я мог контролировать все, что происходит в доме.
 
Питание, казалось бы, хорошее - творог, сметана, вареное мясо. Но я потребовал сырое мясо, очень  вкусное и полезное. А получив его, ничего другого уже не ел.  Этому меня научила мама - есть только полезное.   

Так у меня появился новый дом. Мой дом. Теперь я здесь главный. Я за все в ответе. Ко всему у меня дело. Смешые люди, они никак не могут это понять.
Жизнь моя в новом доме оказалась не так беззаботна, как мне это показалось сначала. Я внимательно наблюдал за окружающим. Все видел, все чувствовал, многое  знал. Ничто не ускользало от моего внимания.

Моя новая  мама во мне души не чаяла. Мне это, конечно, нравилось. И все же я контролировал и контролирую ее во всем. Хожу по пятам. Она смеется: «Ну прелесть какая, как хвостик: куда я, туда и он».

 Я очень люблю спать. Но когда в дом приходят чужие люди, не усну. Буду настороже.  Внимательно слежу – они же чужие. С чужими не играю. А пристают - царапаюсь. Мало ли что может случиться с такой доброй легкомысленной женщиной, которая без разбору принимает всяких, не всегда проверенных людей. Угрозу  от плохого человека почувствую сразу. Это трудно и очень ответственно. Зато после  ухода гостей сплю долго и сладко. Я выполнил свой долг.

Я боюсь воды, а она любит то умыться, то принять душ. А мне неспокойно. Мало ли что может случиться? Вот и приходится - она в ванную, и я следом. Успеваю прошмыгнуть, приходится. Усядусь в раковине и наблюдаю. Раздевается. Как же она хороша! Рыжая. Как я! Тело белое, груди с розовыми сосочками, побольше, и, пожалуй, покрасивее, чем были у мамы. Так и хочется присосаться! Она  замечает мой пристальный и очень откровенный взгляд. «Отвернись!», - смеется, брызжет на меня водой и становится под душ. Приходится убегать, но недалеко, так, чтобы остаться рядом – мало ли что!

А после ванны, в розовом махровом коротком халатике, она идет на кухню. Я смотрю на ее аппетитные ноги. Вьюсь, трусь о них – хочу   оставить на них свой запах. Чтоб другого отпугнуть, и самому всегда найти ее. А что, вдруг задумает спрятаться от меня. Я вот однажды  спрятался в шкаф, да и уснул на белье. Долго меня искали, и как она радовалась, когда нашли. Сказал себе, что больше не потеряюсь, не  уйду, не хочу ее огорчать.

 В моей квартире самое приятное место – кухня.  Там холодильник, и мама всегда постарается достать из него что-нибудь вкусненькое. Ох, и изобретательна она у меня! Знает мой интерес.  Может угостить то сырой курочкой, то мясом, то печенкой  или сердцем. Но я хитер. Мне надо знать про все припасы. Поэтому всегда при случае стараюсь в него влезть. Внимательно слежу, когда открывается его дверь, чтоб незаметно проникнуть в него. И ,вообще,я должен  уметь это делать. Мало ли что в жизни случится. Вдруг останусь голодным. А хитрость и  ум украшают  кота. Это еще  моя мама говорила.

 Мы вместе завтракаем. Я наблюдаю, как она борется с полнотой,  то вытаскивает, то отставляет сыр и колбасу, которые любит. И которые есть нельзя.  Потом машет рукой и с аппетитом уплетает  все, да еще и булочку.
 Глупая, если бы она знала, что полнота только красит ее. Даже муж говорит, что полнота ей к лицу.

Любимое мое место - подоконник. Оттуда я наблюдаю за воробьями. Их много на ветках деревьев. Порхают, беззаботно чирикают, на меня – ноль внимания. Манят меня. Я встаю на задние лапы, царапаю стекло и клацаю зубами, даже подвываю, но им все равно. Не замечают. Жаль, что на балкон меня не пускают. Эх, если бы не стекло, поймал бы и подарил новой маме.

Был случай, когда она забыла закрыть дверь балкона. Я, конечно, это заметил сразу. Дождался, когда  ушла в магазин, открыл лапой дверь, вскочил на перила.  Высоты я не боюсь. Воробьи, мои враги, совсем обнаглели. Щебечут    совсем близко от меня, чуть ли не перед моим носом.   Я притаился. Выждал. Резкий выпад, и я уже с добычей. С довольным рыком потащил ее в спальню,  на  кровать. В подарок.

 Я так был рад, что охота удалась. Но меня не поняли. Когда обнаружили придушенного  воробья, мама чуть не расплакалась от жалости к птенчику. Нашла, кого жалеть. С тех пор, на балкон одного меня не пускают. Так обидно.
 Опять куда-то собирается. Нет, чтобы поспать. Полезно же! Так вместо этого красится, расчесывает свои рыжие волосы. Одевает мое любимое платье. Надо сказать, оно хорошо ложится на ее фигуру. Догадываюсь, конечно, не в магазин идет. А мясо бы мне не помешало. Но я подожду, пусть идет.

 В доме никого нет, можно поспать.Сон продлевает жизнь. Я спокойно засыпаю на столе в гостиной. Но – и во сне остаюсь настороже. Входная дверь видна. Приход мамы не пропущу. И как только в замке провернулись  ключи - я у  двери. Провожу ревизию  пакетов, и в одном слышу  знакомый запах. Я дрожу от нетерпения, вцепляюсь в пакет зубами. Молодец, мама. Не забыла Кузю, купила все-таки мясо!
Я бегу на кухню. Внимательно слежу за приготовлением котлет,  их любит ее муж. Но я их не ем.  Мне перепадает сырое мясо.

Мамин муж доволен. А мне он не нравится. Скучный. После ужина даже не поцелует ее, не лизнет, как я, в благодарность за котлеты . А съест штук пять,   не меньше. Поесть он любит, а спасибо сказать – коту? Неправильно это. Сидит молча в кресле, что-то читает. А я – к маме, уютно устраиваюсь на ее коленях, пою ей свои песни. Она гладит меня.

Замечаю, что ей так хочется поговорить с ним. Она его ждет весь день, готовит. Перед его приходом прихорашивается. А он – скорее в кресло, за газеты или в телевизор.

 Я думаю, что он  недостоин  ее внимания. Она безусловно заслуживает другого, более чуткого отношения к себе.  Но она любит его. И мне приходится терпеть это безобразие. Уважаю ее выбор. С трудом удерживаю себя, чтобы не прыснуть мочой в его новые туфли.

Хотя хочется. Я не мешаю им. Не должен быть третьим лишним. И вообще я уважаю ее чувства.

И вдруг что-то пробуждается в этом мужчине. Он обнимает маму, Они вместе смотрят телевизор, я дремлю, но одним глазом контролирую ситуацию. Когда они целуются – отворачиваюсь. Я воспитанный кот. Зато ночью я лежу в их ногах и пою ей серенады. Громко, от всего сердца., Так в далекие времена объяснялись в любви. Мне об этом в детстве рассказывала моя мама.

 Под утро я ухожу спать на стол в гостиной, на свое место.  Остаюсь настороже. Когда мама просыпается и идет в туалет,  я радостно приветствую. Мур…мур…! и провожаю до двери и обратно  - мало ли что может случится  в темной прихожей.

Теперь я спокоен. Я воспитан в ответственности за тех, кто живет в моем доме, кого приручил, кого охраняю. И мне это нравится.

Я знаю, что есть специалисты по охране. Их так и называют – охранники. Настоящие собаки! В том смысле, что именно собачий род  издревле приспособлен к охране. Есть даже специально обученные породы. Конечно, нам, котам, с ними не тягаться. Они – профессионалы. Но по охране имущества. А вот в охране морали и нравственности котам нет равных.
 
Ах, если бы люди были такими же ответственными, такими же чуткими друг к другу, такими же добрыми, как мы, коты! Как мэйн-куны! Насколько бы мир стал богаче, добрее и интереснее!