Шаг назад отрывок 4

Владислав Черепов, в белоснежном халате, в шароварах салатного цвета и больничной шапочке, в модных туфлях, упрятанных в стерилизующие бахилы, которые он забыл снять по причине своего раздражения (он всегда раздражался, когда профессор, этот выскочка, отрывал его от серьезнейшей научной работы по всяким нелепым пустякам), ходко шел к кабинету последнего. Блестя модными, и потому очень дорогими очками, гордо неся белокурую, с аристократичными чертами   лица, голову, он от возмущения едва не всхрапывал, как норовистая лошадь.
Черепов, вне всякого сомнения, был гением современной медицины. Местные острословы утверждали, что с самого момента рождения, он не улыбался, а напрягал определенную группу мышц лица, не держался за материнскую грудь, а изучал строение молочной железы. Ходили слухи, что весь род его, по линии матери, изобиловал ясновидящими и знахарями, оттуда де у него феноменальные способности к медицине.
Владислав Львович всякое ясновидение и знахарство отрицал в резкой форме, хотя сам видел тело больного насквозь, не хуже рентгена. Скорее всего, это умение, помноженное на талант медика и постоянное, углубленное изучение медицины, как таковой и отдельных ее разделов, перемежаемое изнурительной разнообразной практикой, ставили его в ряд с лучшими светилами современной медицины.
Но не прост, ох, не прост был его путь к посту главного врача научной исследовательской лаборатории медицины при проекте «Ответ».
Всегда так получалось, что как будто в насмешку над его гениальностью, над ним неизменно шефствовали люди  посредственные, но амбициозные.
Он нервно постучал и, не дожидаясь ответа, нетерпеливо толкнул массивную дверь.
Профессор стоял в глубине кабинета, облокотившись о низкий, но довольно широкий новомодный сейф, и скорее напоминал просителя, чем хозяина роскошных апартаментов. Он был спокоен, хотя каждая встреча с гениальным доктором стоила ему немало загубленных нервных клеток. Но, между тем, его лицо оставалось бесстрастным, как будто он знал что-то такое важное, что все остальное было просто пустяками.
- Доброе утро, - прорычал доктор.
Профессор отклеился от сейфа, устало улыбнулся и подал   хлипкую ладошку.
- Здравствуйте, Владислав Львович! – Выдержав жим крепкой тренированной руки, он продолжал, - Жалко, что мы с вами, гениальные люди, никак не можем найти общий язык.
Доктор хмыкнул, явно намекая на то, кого из присутствующих здесь он считает действительно гениальным. Оставив его бестактность без комментариев, профессор продолжал:
- Я думаю, пришло время нам с вами определиться, с кем и против кого дружить.
- Если вы пригласили меня только за этим, то прошу меня простить, у меня идет очень важный эксперимент. Давайте отложим выяснения до лучших времен.
- Боюсь вас огорчать, но эти «лучшие времена» наступили не далее чем два часа назад, - лицо профессора уже не излучало дружелюбие.
- Что вы этим хотите сказать? – эта недосказанность всегда выбивала доктора из равновесия.
- Давайте присядем, нам предстоит серьезный разговор.
Доктор пожал плечами, с грохотом вытащил на середину стул и уселся. Профессор демократично выбрал ближний к доктору стул, и ненадолго задумался, как бы собираясь с мыслями:
- Мне следовало поговорить с вами раньше, но я надеялся, что вы, как умный человек поймете все сами. Я видел, как вы в штыки принимали все мои задания, считая их полнейшим бредом, ведь так?
- Хотите начистоту? Да, я считаю все ваши поставленные медицине задачи изощренной бредятиной. – Давно надо было высказать этому профессору все прямо в глаза. Доктор даже почувствовал некоторое облегчение.
- Вот видите, - ничуть не смущаясь, продолжал профессор, - так я и предполагал. Между тем, в свободное от моих заданий время, вы сумели провести ряд серьезнейших экспериментов, причем удачных и обещающих медицине мощный рывок вперед. Ведь так?
- Да, вы верно информированы, хотя документации я вам не представлял, считая, что с вашим знанием медицины это совершенно ни к чему. И сейчас, в эти минуты, тоже проводится эксперимент, и мне желательно быть там, но вы умеете заинтриговать.
- Все по порядку. Во-первых, я хочу помочь вам правильно разобраться в ситуации, сложившейся в проекте. Таких лабораторий, как ваша, в моем подчинении десять, и все они ведут двойную работу – выполняют мои   задания и параллельно ведут фундаментальные исследования в своей области. Но не следует заблуждаться в том, что я упрощаю им жизнь, давая нелепые задания, с тем, чтобы оправдать их существование, позволяющее вести серьезную самостоятельную работу. Наоборот – вся серьезная научная работа может оказаться мышиной возней по сравнению с эффектом, который мы получим, доведя все мои, как вы считаете, бредовые задания до решения.
- Очень сомневаюсь!
- А зря! Я ведь помню, с каким скепсисом вы пришли на проект, и сколько раз ваше категорическое «невозможно» вы меняли на «может быть». И даже если мне не удастся все до конца (а мне удастся, будьте уверены), то и в том случае вам не следует забывать, что я, и есть тот сук, на котором сидят ваши лаборатории. Насколько бы я не был некомпетентным в ваших глазах, но я единственный, благодаря кому вы можете существовать.
Доктор вскинул глаза.
- Да, - подтвердил профессор,- я видел вашу докладную в особый отдел, и вы справедливо настаиваете на том, что я ноль в медицине, но выполнять мои задания вам все же придется. Просто потому, что я, не зная медицины, знаю, что в ней искать, и еще потому, что от моего благополучия зависит успех ваших научных изысканий.
Доктор закусил губу,  все его существо боролось с внутренним протестом.
- Поймите, Владислав Львович, - уже дружелюбно продолжал профессор, - я нисколько не хочу противопоставить себя вам, наоборот я надеюсь на полное взаимопонимание. Мне сейчас, как никогда нужна ваша помощь, – он помолчал, - лично ваша помощь, как специалиста.
Забыв о клокотавших внутри, возражениях доктор вопросительно посмотрел на профессора. Это было что-то новенькое, раньше тот никогда к нему не обращался так доверительно.
- Чем же я могу помочь?
- А это и есть то самое во вторых. Два часа назад в третьей лаборатории умер охранник.
- Кириллыч?
- Да он. А вы откуда знаете, что он дежурил?
- Он ночью заходил к нашему охраннику чаю попить. Я же говорю, у нас там эксперимент, поэтому мы уже сутки безвылазно в лаборатории, вот я его и видел, еще и перекинулись парой слов. Надо же.…  А причина?
- Вот я и хочу, чтобы вы   установили эту причину. Надеюсь, вы понимаете мою заинтересованность?
- Его что, тоже «откатывали» в машине?
- Да, последняя стадия рака. Зять майора Сережина. Хорошо еще, что не мы его откатывали, особисты сами постарались. Если что,  можно будет свалить на машину, но вы, пожалуйста, эту версию не рассматривайте, в машине, я уверен, все было в порядке. Дело в том, что после того, как они решили сами, втайне от меня использовать машину, я очень пристально следил из кабинета за их работой, и при малейшем намеке на отклонения в работе, включал на машине табло «ошибка в параметрах», и они благоразумно прекращали свои опыты.
- А что с вариантом насильственной смерти?
- Исключается. Мы просмотрели видеозапись его дежурства. Кроме его отлучки на пятнадцать минут, около двух часов ночи, все остальное время он был на дежурстве один, к нему никто не заходил, пищу он не принимал, и, даже, не пил ничего. В пять тридцать две браслет на запястье зарегистрировал отсутствие пульса и подал сигнал тревоги. Никаких признаков агонии, даже возбуждения на пленке не отражено. Просто он, сидя за столом, вдруг уронил голову на руки и замер. Пленку вам покажут, а сейчас нам надо пройти в морг. Все начальство, наверняка уже собралось, а Сережин просто в бешенстве. Этому везде чудятся происки диверсантов и шпионов.
«Еще этот Сережин»,- подумал Владислав. Может тот и хороший разведчик, но ни физикой, ни медициной особо не блеснул, поэтому автоматически был отнесен доктором в разряд тупых прапорщиков. И, по иронии, эти «прапорщики» постоянно умудрялись быть его начальниками.