Город посреди леса 26

(рукописи, найденные в развалинах)

 Аретейни

 Я торопливо шагала за Дэннером, не разбирая дороги, и свалилась бы, не тащи он меня за руку, а в нем будто бы маленький такой вечный двигатель завелся. Дыхание сбивалось, но это было неважно. В голове тревожным огоньком билась, вспыхивала, орала единственная мысль – не верю.
 Не верю, не верю, не верю!!..
 Быть того не может!
 И все из-за меня! Снова из-за меня!
 Меня охватило мучительное, непреодолимое желание упасть на землю, орать во всю глотку и биться в конвульсиях – одним словом, истерить самым вульгарным, отвратительным и пошлым образом. Правда, я сдерживалась из последних сил, но не очень-то получалось. Тогда я на ходу сунула руку в рот и что есть сил, сжала челюсти, закусывая собственный палец, приглушая рвущийся из груди стон. Тут Дэннер остановился и обернулся.
    — Ты чего? – тревожно осведомился он. А мне безумно хотелось броситься в ноги и просить прощения, но душившее меня чувство вины даже этого не позволяло. А Селиванов встряхнул меня за плечи, выдергивая мою руку из моих же зубов. Сильный, блин. – Очнись! В чем дело? Тебя ранили, что ли? Да не молчи ты!
 Я отрицательно мотнула головой, не осмеливаясь поднять взгляд. Черт, лучше бы меня уж вообще не было, что ли...
 А может, оборотнем быть не так уж плохо?..
 Ага. Рассказывай себе сказки, это твое единственное утешение.
    — Дэннер…
    — Я сам знаю, что я Дэннер. Что с тобой? Ну?
    — Дэннер, это… – Тут я ощутила, что ноги меня больше не держат, и плюхнулась-таки на колени. Дэннер кинулся меня поднимать, но я уперлась. – Прости!!
 Селиванов окончательно растерялся, похоже. Он даже перестал меня тащить и сам опустился на растресканный асфальт, правда, только на одно колено. От его куртки пахло пылью, лошадью, машинным маслом, дождем и чем там обрабатывают кожаные куртки. Я ощутила, как его руки сжали мои плечи. Голос прозвучал едва различимо.
    — Нет. Это я должен просить у тебя прощения.
    — Дэннер, нет…
    — Да. Из-за моего эгоизма ты едва не распрощалась с жизнью. Я должен был сразу тебе все объяснить. Не успел…
 Больше всего на свете хотелось уткнуться ему в плечо и разреветься, но я стиснула зубы и заставила себя смотреть ему в глаза. Взгляд у него ничуть не изменился. По-прежнему спокойный и теплый, будто бы это не ему предстоит застрелиться, чтобы не сделаться нечистью. Неужели я была такой дурой?! Как я могла не замечать этого огня в зеленых глазах, этого безграничного тепла в голосе – а ведь он все это время оберегал и защищал меня, рисковал жизнью. Всеми силами защищал. В конце концов, это он вытащил меня из леса, это он освободил меня от гаджета охотников, это он на руках вынес меня из штаба, стискивал зубы, выдерживая пытки – только чтобы палачи не принялись допрашивать нас с Лесли и Нэйси… И это он целовал меня, отчего-то именовал Ласточкой, признавался в любви. Он поверил мне, и у меня искал тепла, которого ему, наверное, так не доставало всю жизнь – чтобы в ответ получить грубость и оскорбления.
 А взгляд так и не изменился.
 Убить меня мало!..
 Вот так вот всегда и происходит. Как просто ранить человека. Не заметить, не оценить, пройти мимо, и даже не знать, что только что стал убийцей. Как же легко мы не замечаем тех, кто нас действительно любит, чаще всего гоняясь за миражами и глупыми домыслами. Истина всегда незаметна, хоть и лежит на поверхности. Человек слишком увлечен своими миражами для того, чтобы увидеть ее.
 Я, не выдержав, приподнялась на коленях, подалась вперед, притянула его к себе и прижала к груди. Дэннер вздрогнул от неожиданности, но сопротивляться не стал. Его рука скользнула по моему плечу, отвечая на объятие – сквозная рана от зубов оборотня затянулась. На ее месте светлел очередной шрам. Трансформация началась. И я всему виной.
 Горло перехватило, и я прошептала сквозь душившие слезы:
    — Прости меня… прости…
    — Я тебя не понимаю. – К моему величайшему удивлению, на этой трогательной ноте Дэннер отстранился и поймал мой взгляд. В глазах у него читалось самое искреннее недоумение. – Что с тобой происходит? Ладно, я понимаю, не поняли друг друга, поругались, – тут я виноват, не спорю, mea culpa! – но сейчас-то что?! И вообще, сейчас не самое время сидеть на дороге. Там нашим помощь нужна.
 Мне сделалось немного лучше.
    — Вот за это я тебя и люблю. – Я легко встала. Слезы высохли. Дэннер поднялся следом и обернулся.
    — Ну-ка, еще раз скажи, – выдал он совершенно будничным тоном, методично отряхивая штаны.
    — Что?.. – растерялась я.
    — Повтори свою последнюю реплику, – любезно разъяснил Дэннер, невозмутимо поправляя портупею.
    — Я люблю тебя…
 Селиванов смерил меня очень внимательным взглядом и все так же невозмутимо пообещал:
    — Я запомню.
 Вот, сволочь!

 Дэннер

 Откровенно говоря, я не понимал, как мы это все осуществим. Соваться ночью в лес – самое настоящее безумие, есть более гуманные методы суицида. Застрелиться, к примеру. Я невесело усмехнулся – застрелиться мне еще предстояло. Если выживу. Вот такой вот каламбур.
 Я остановился посреди дороги, не выпуская Ласточкиной руки. Не хотелось. Теперь, когда она со мной, а жить мне осталось не так уж и долго, я особенно остро ощущал потребность не отпускать ее от себя ни на шаг.
 И что теперь делать – убейте, а не скажу. Не знаю.
 Скорее всего, Обрез застрял на самой опушке – в лес ему сейчас не пройти. А как туда попали Нэйси и Алиса? У них что, какие-то свои методы?.. Здоровые мужики умирают на раз – а они прошли. Чудеса, да и только.
 Может, через мост пройти?.. Обойти с севера, через промзону, а дальше… Тьфу, ты. Промзона, ага. Включи, наконец, мозги, Селиванов.
 А время-то идет. Время – это тебе не лошадь, его не остановить.
    — Не знаю, – наконец, признал я. – Похоже, шансов у нас нет.
 Ласточка призадумалась. Она сосредоточенно сопела и грызла ногти, да чем ей это поможет. Я-то здесь всю жизнь живу, каждую трещину в асфальте знаю – да и то не сообразил.
    — Я могу защитить нас на какое-то время… – неуверенно сказала Аретейни. – Отвести глаза…
 Я усмехнулся.
    — Ты тем же занималась, когда мы впервые встретились?
 Она вздохнула.
    — Не поможет. Во-первых, не у всех есть глаза, чтобы их отводить.
    — Я могу скрыть ауру…
    — Надолго?
    — Нет, – сникла она.
    — То-то и оно. Да к тому же, от нас все равно разит за версту вкусненькой человечинкой. Думай, Ласточка, думай.
    — Не знаю.
    — Вот именно.
    — Должен же быть способ.
    — Дай-ка подумать… – издевательски произнес я. Ну, извините! – У тебя нет, случайно, самолета?
    — Дэннер!
    — Какая жалость. Может, в кармане завалялся? Ты погляди внимательно.
    — Если мы будем стоять тут и хамить друг другу, Обрезу это уж точно не поможет, – припечатала Аретейни. Логично, туман меня побери. Я же говорил, нужен отряд. Хотя… много бы нам он дал, отряд этот.
 Ладно. Кто не рискует – тот не алкоголик.
 Я вздохнул и продолжил путь, Ласточка поспешила следом.
    — Ты что удумал? – уточнила она. Я пожал плечами.
    — Ничего. Но, как ты успела крайне своевременно заметить, стоять посреди дороги и пялиться на тучки нам сейчас нерентабельно. По пути чего-нибудь решим.
    — Я подумаю, – серьезно пообещала Аретейни. Sancta simplicitas.

Нэйси

Шли мы довольно долго, если учесть, что ноги успели онеметь от холода, а свет фонарика изрядно потускнел, предупреждая нас о разрядке аккумулятора. Собственно, только по этому фонарику мы и могли судить о количестве прошедшего времени – часов у нас не было с собой. Вода расходилась волнами, а дыхание замерзало облачками пара, причудливо искажающимися в синеватом свете фонаря. Стены раздались далеко в стороны, и мы не могли представить размеров помещения, правда, гулкое эхо от плеска воды разносилось очень далеко.
Мы, наверное, слишком устали для того, чтобы не только разговаривать, а вообще, о чем-либо думать, и поэтому просто шли вперед. Просто вперед.
И когда впереди забрезжила неровная клякса тусклого желтого света, мы даже не испугались. Какой там бояться – тут бы сделать следующий шаг – уже подвиг. Дэннер бы не испугался. И я не испугаюсь. Не испугаюсь...
   — Нэйси!..
Хриплый шепот Алисы вырвал меня из монотонности движения – шаг-шаг-еще-шаг. И еще один шажок. Вперед...
Да я и сама вижу.
   — Поглядим, что там такое.
Алиса кивнула.
   — Поглядим.
Шагов через двадцать клякса смутно оформилась в светящийся человеческий силуэт. Но мы не остановились, а продолжали идти вперед. А потом силуэт шевельнулся, сделалось видно черты лица. Перед нами стоял Джонни Обрез.
   — Вы знаете, как отключить установку? – спросил он, щуря желтые глаза и затягиваясь желтой сигаретой.
Мы с Алисой дружно замотали головами.
   — Я вам покажу, – пообещал Джонни, выпуская вместе со словами желтый дым.
   — Благодарю, – брякнула Алиса. Я хотела дернуть ее за руку, но не было сил. А Веррет исчез. Просто растаял в сыром холодном воздухе. Алиса спросила:
   — Как он нам покажет, если его нет?
   — Не знаю. Ты веришь, что он – это он?
   — Нет.
   — Кто тогда?
Алиса прищурилась.
   — Он не наш, – наконец, тихо произнесла она. – Не из Города.
   — Из тумана?
   — Нет. Он издалека. Очень издалека.
   — Я говорю, из тумана.
Алиса мотнула головой. Волосы у нее отсырели и покрылись легким серебристым налетом инея.
   — Нет. Туман – он здесь. Вокруг нас. А он – он дальше.
   — Это как так?
   — Не знаю.
Я вздохнула.
   — Где – дальше?
   — Его здесь нет.
   — Ясен лес. Ты его видишь? Вот и я не вижу.
   — Его и не было.
   — А кто же он? Галлюцинация?
   — Нет.
Черт их всех разберет...
Ну и ладно.
   — Идем дальше.
   — Идем.
Мы шли еще некоторое время, и все так же было темно, и никаких желтых призраков не появлялось. Зато вскоре начали встречаться огоньки – с каждым пройденным десятком метров все чаще и чаще.
Я обогнула огонек, но он почему-то не отстал. Я обернулась. Рядом шла Аретейни.
   — Вам туда, – протянула она желтую руку в темноту. И исчезла.
Впереди заскрежетало, задвигалось, по воде побежали волны. Вскоре в глаза ударил яркий свет. Не желтый, а обычный, электрический. Мы с Алисой не сговариваясь кинулись вперед, в открывшийся проход, выбрались из воды и, по инерции пробежав еще несколько шагов, резко остановились.
Да, это была она.
Установка.
Я поняла, что ноги меня не держат, и опустилась на каменный пол.


Аретейни

Лес встал перед нами мрачной, угрожающе шелестящей стеной.
Дэннер молча разглядывал шипастые деревья. Я ждала, когда он, наконец, соизволит перестать строить из себя пограничный столб и начнет действовать. Было тихо, и мысль, что совсем недалеко от нас кто-то отчаянно сражается за свою жизнь, казалась странной и ирреально-пугающей.
   — Тебя ничто не настораживает? – неожиданно прозвучал тихий голос Дэннера – я, наверное, успела привыкнуть к его молчанию, и потому невольно вздрогнула.
   — Что? – Я и сама знала ответ. Но отчего-то не рискнула произносить его вслух. Дэннер усмехнулся, поправил кобуру на поясе.
   — Тихо. Слишком тихо.
Я непроизвольно ухватила его за руку, и он сжал мои пальцы. Этот нехитрый жест придал уверенности – такая теплая надежность человека: все будет хорошо. Я рядом. Жест, единый для всех языков, национальностей и стран. И сделалось значительно легче.
   — Почему так?
Зеленые глаза сузились, внимательно изучая деревья.
   — Я не знаю. Надо идти.
   — Надо, – согласилась я, делая шаг вперед, но Дэннер удержал меня за руку.
   — Нет. Ты беги в участок, предупреди наших. А я найду Обреза. Приведешь помощь.
   — Опять геройство?! – взъярилась я, разворачиваясь к нему лицом. – Может, хватит?! Будет с тебя, нагеройствовался на всю оставшуюся жизнь!
Дэннер чуть улыбнулся.
   — Звучит как хорошая шутка.
Я осеклась. И правда, лучше и не могла сказать в свете сложившейся ситуации. Нечисть на месте пристреливают?.. Как бы ни так. Оборотень там, или не оборотень – я не позволю ему покончить с собой.
Не позволю.
   — Возвращайся, – спокойно продолжил Дэннер. – Я для них свой, я не еда. Меня не тронут. То есть, тронут, разумеется, но шансов у меня больше. А ты живая не в пример полезнее, чем убитая.
Я стиснула зубы. И ведь прав, сволочь. Прав!
Где-то в груди поднялась волна отчаянного, яростного упрямства – ну уж нет! Не отпущу! Только не одного в лес, на ночь глядя! любой ценой!
Дэннер даже отшатнулся – настолько, видимо, шибанула моя аура – но тут же ухватил меня за обе руки.
   — Аретейни...
   — Заткнись! – взвизгнула я, стискивая его пальцы. – Никуда ты один не пойдешь, слышишь! Не пойдешь! – Последнее я орала не надеясь, разумеется, его убедить, скорее, просто от отчаяния, потому что знала: пойдет. Пойдет, и еще как. – И даже думать не смей, понял?! Я не...
   — Ласточка!.. Ласточка, послушай меня! Послушай... Это единственный шанс. Пойдем вместе – погибнем оба. Ласточка... я ведь не просто тварь. Я тварь с оружием. Мне практически ничего не грозит. Но защищая тебя, я рискую сам...
Не выдержав, я шагнула вперед и прижалась к нему, изо всех сил вцепившись в воротник форменной косоворотки. Я все это понимала. Разумеется, понимала... Но разве можно вот так вот отпустить его в хищно шелестящую тьму, к опасным монстрам? Можно – развернуться и уйти, зная, что ему грозит смертельная опасность?..
Я не смогу.
Наверное, я слишком слабая просто. Характера у меня нет, вот что...
Дэннер обнял меня – и вдруг принялся целовать мои руки, – сами собой расцепились судорожно сжатые пальцы, – гладить по волосам. Всегда сильный, полный спокойной уверенности, голос его вдруг зазвучал совсем тихо и как-то потерянно.
   — Не надо... Ласточка, не стоит... я вернусь, правда, вернусь... я обещаю... не нужно... ты не переживай за меня, я же патрульный, я справлюсь... в конце концов, это моя работа... ты же у меня сильная, Ласточка, зачем ты так?..
У меня.
«У меня»... Вот так вот. А я еще сомневалась... дура!
   — Дэннер... – Слезы предательски подступили к горлу, но я изо всех сил стиснула зубы, так, что заныло в висках. Извечная женская пытка, устоявшаяся в веках – отпускать любимого на верную смерть и при этом еще и улыбаться, когда сердце выжигает каленым железом самое мучительное в мире чувство – страх за родного человека. И ждать. Ждать... Шагов на пороге, письма, похоронки. Только ждать, самой превращаться в чистое ожидание, нервы – туго натянутые струны, вот-вот лопнут, и знаешь, что когда-нибудь придет – не смирение, нет – спокойствие. И остается только одно – верить. Смотреть на фотографию, прижимать к сердцу, сдерживая слезы, вопреки всему улыбаться – и верить. Так было всегда, и так будет, пока существует человечество. А ведь оно существует. До сих пор существует. Может, только эта женская вера его и спасает?.. Ведь каждая женщина немного ведьма.
Нет, я этого просто не выдержу. Сейчас или никогда.
Отчаянное движение, боль в висках, соленые слезы, быстрое прикосновение к губам – теплое дыхание... Все.
Я развернулась и как можно быстрее, чтобы не успеть ни оглянуться, ни вернуться, не разбирая дороги, помчалась в участок.

Дэннер

 Сколько раненых в битве крутой,
Сколько их в тесноте медсанбатов
Отнимали у смерти слепой
Люди в белых халатах.
Люди в белых халатах
Отнимали у смерти слепой...

Голос мой слегка прерывался, но это скорее не от волнения, а от нежелания пропустить возможную опасность. Пока что, никто на меня не нападал, но я ведь знаю что наш лес – далеко не самое подходящее место для прогулок. Твари попрятались по кустам – чуяли, сволочи, оборотня. И сидели тихо.
Как-то непривычно это было – сознавать себя самой хищной тварью на свете. Я то и дело непроизвольно оглядывал свои руки, которые, разумеется, ничуть не изменились, прислушивался к собственным ощущениям. Нет, еще не превращаюсь. То есть, превращаюсь, но жажда крови пока что не пробудилась, и это было хорошо. Вот, верну домой Нэйси с Алисой – тогда пусть пробуждается сколько ей угодно. Надо же мне, в конце концов, прикончить Волейнара, или как его там...
Так я и шел по лесу, периодически отстреливаясь от самых отчаянных и мурлыкая песенки. Пристрелил нескольких упырей, пару раз едва не угодил в ловушки и, наконец, вышел к реке.
Здесь деревья подступали к самой воде, полоща длинные черные ветви в бирюзовых волнах. Вода лениво накатывала на берег, тут же отступая обратно, чтобы затем вернуться вновь. Этот вечный танец можно было наблюдать долго, но времени любоваться на красоты постъядерной природы у меня не было. Завод возвышался впереди, за излучиной реки, темной громадой поднимаясь из леса. Можно было пройти вдоль берега, можно – под сенью деревьев: я знал, что сейчас я в относительной безопасности. Что ж, у оборотней есть свои преимущества, и этого я не мог не признать.
Под сапогами зачавкала раскисшая почва, покрытая бирюзовыми лужицами. Я присел на корточки, черпнул ладонью воды и пригляделся внимательно.
Они были маленькие, очень маленькие. И шустрые. Они носились, словно заведенные, туда-сюда в непрерывном и беспорядочном движении, периодически выпуская в воду бирюзовые облачка. Интересно как... Вода стекала сквозь пальцы и капала на мокрую землю, а маленькие существа оставались на ладони. Мне вдруг сделалось жалко их, и тогда я хорошенько прополоскал руку в луже, но это было бессмысленно – их было слишком много. Откуда они появились? Я не знал. Только понял, что появились они совсем недавно. Может быть, именно им я обязан жизнью – тогда, когда спасал Алису. И Алиса, точно так же как и я, у них в долгу. С тех пор как они появились, в реке больше нет тварей, и вода не растворяет человеческую плоть, словно бумагу. Какие еще тут могут быть версии?
Может быть, права Аретейни. Да скорее всего, именно так и есть. Она права. Мы – дети мертвого мира, убитого нашими предками. Мы – болезнь планеты, паразиты в ее совершенной, гармоничной системе. Мы – как вирус в крови, разрушающий здоровый организм.
Откуда же мы взялись?.. Почему мы так сильно отличаемся от тварей и живших когда-то давно на этой планете животных? Мы похожи на ошибку природы, мы ущербны по сути своей. У нас нет шерсти для того, чтобы защищаться от непогоды. Нет и хитиновой брони, охранявшей бы хрупкую плоть от механических повреждений. Мы не имеем ни ночного зрения, ни ушей-локаторов чтобы охотиться, не имеем когтей и клыков чтобы обороняться и добывать себе пищу, наконец, нет у нас и хвостов для поддержания равновесия.
Впрочем, у нас ведь есть разум. Но не он ли привел нас к собственной гибели много лет назад? Логично ли называть разумом то, что разрушает?..
И мы вынуждены шить себе одежду, готовить еду, чтобы не заболеть чем-нибудь, строить города и делать оружие. Может быть, это не твари – а именно мы и есть настоящие мутанты?..
Я читал что люди – это самая молодая форма жизни на планете, они появились много позже всех остальных животных, и версий их появлению очень много. В одной книге говорилось, что мы эволюционировали из отдельного подвида южных зверюшек, в другой – что нас создали боги, в третьей – что мы явились с другой планеты... Не знаю уж, чему верить. Но ясно вижу: мы чужие здесь. Мы только все портим...
Я старательно обошел крупный желтый огонек – и вдруг в который раз услышал за спиной едва заметный быстрый шорох. Интересно, кто это за мной идет от самого города. Был бы это враг – давно бы напал, для этого у него было много оказий. Следовательно – вовсе и не враг даже, а друг. Зачем идет?.. Может, охраняет?..
Ладно, пусть себе идет. У него свое дело, у меня – свое. Захочет – покажется.
...Я, наверное, не заметил, как свернул с дороги. Может быть, случайно, может – по наитию, но, так или иначе, река оказалась далеко слева – пришлось обходить болотце с химерками – а чаща сгустилась, и, заметив, наконец, что иду не туда, я остановился.
Сделалось совсем тихо, даже мой таинственный провожатый замер, а может, отстал. Завод урчал далекими грозовыми раскатами, деревья нависли сверху, простирая, точно из любопытства, извивающиеся черные ветви, кое-где покрытые густой паутиной разнообразных ядовитых расцветок. Заморосил дождь, оседая на паутине свинцовыми бусинами переливчато-серых капелек. Под ногами лежала мертвая мокрица – небольшая, метра два в длину. По грязному хитину деловито сновали насекомые поменьше – еще бы, это ж настоящий пир.
   — Да не суетитесь, ребята, на всех хватит, – сказал я, сапогом раскидывая в стороны сцепившихся в отчаянной битве муравьев. Муравьи с шипением раскатились и принялись за трапезу, будто поняли мои слова. Ну и воняет же эта мокрица!..
Я обошел труп кругом, стараясь отыскать направление, прошел немного вперед. Дождь припустил сильнее, грозя превратиться в настоящий ливень – и вдруг сквозь его пелену мелькнул огонек. Впереди, за деревьями. Ловушка, наверное, решил я, отводя от лица нахально чавкающую ветку. Ветка, изогнувшись, обиженно хлестнула меня по руке и послушно вытянулась кверху, сделав вид, что ее тут не было. Даже деревья не рисковали связываться с оборотнем.
Я остановился на краю небольшого овражка, на дне которого притаилось колесо, при виде меня с утробным бульканьем и пронзительным визгом припустившее наутек. Бедняга. Я отчетливо видел багрово-красные хищные ленты, буквально на глазах вырастающие, словно плесень на моей ауре. Я бы тоже испугался. Отвратительно.
Из-под сапог метнулся волглый морок, в разные стороны прыснули тараканы. Впрочем, захоти я их догнать, особенно не пришлось бы стараться – уж очень яркая у них окраска. Один таракан сорвался в овраг и покатился кубарем, с треском ломая ветки, грузно шлепнулся на дно, беспомощно молотя лапами в воздухе. Я спрыгнул следом, приземлился в ручей, взметнув красные брызги – как кровь. Таракана было жалко, но переворачивать его я не стал. Сам перевернется. Тем более, при виде меня бедолага замер, оперативно поджав все шесть лапок и старательно прикинулся дохлым.
Тьфу ты. Я вылез из оврага по ту сторону, отряхнул руки, огляделся.
Ну, точно. Ловушка.
Впереди, в паре десятков шагов всего, стоял домик. Маленький, одноэтажный, деревянный. В нем светилось единственное окошко. Словно в сказке.
Я бы развернулся и ушел оттуда, но тут случилось непредвиденное.
Раздался треск, грохот, звон, и сразу же, следом:
   — Твою мать!! Отвали, сука! Убью, паскуда!! А-а, мразь!!
   — Обрез!.. – в полнейшем недоумении выдохнул я, опрометью кидаясь к двери.

Аретейни

Дыхание сбивалось, в боку нещадно кололо – я вам, кажется, уже говорила, что я кто угодно, только не спортсмен?.. Ну да это и неважно. Я бегом неслась по темным городским улицам и жалела, что дома не участвовала в физкультпарадах. Наконец, споткнулась и полетела на землю, в кровь ободрав ладони об асфальт и разорвав джинсы на коленях. Закашлялась – и только тут поняла, что сырой воздух заволок горький черный дым.
Я вскочила. Пожар?.. Где?..
Левая нога тут же взорвалась болью, и я невольно ухватилась за подвернувшийся под руку фонарный столб. Фонарь не горел, однако ночная темень вокруг неровно вспыхивала рыжими огнями пожара. Я огляделась – горели несколько домов. Да что там горели! Они полыхали как спички. Откуда-то доносились крики, выстрелы, звон холодного оружия.
Что творится в Городе, я не знала, да и не было времени выяснять. Мыслей, казалось, не осталось вовсе, так я устала – только мелькало тревожным огоньком: участок. Участок, участок, участок – вот моя цель. Вначале доберемся – а там поглядим.
Я свернула вправо, прочь от пожара, каблуки стучали по гулкому асфальту проспекта, нога болела, досадливо ныли ободранные руки. Скорее...
Вот и полянка, знакомая дорога, большое красивое здание патрульного участка.
Дом горел. Упругая волна жара ударила в грудь, раскаляя одежду, оплавила растрепавшиеся волосы, не позволяя бежать дальше. Жаркие языки вырывались из окон, жадно лизали стены, чадили прогорающей краской, дым жег глаза. Да что случилось?!
Пока я лихорадочно соображала, что делать дальше, шум со стороны улицы быстро нарастал, и вскоре я уже различала быстрый топот множества ног, голоса, на которые он начал распадаться. Из-за угла здания участка прямо на меня неслась толпа.
Мне показалось, что я или сплю или схожу с ума – в толпе были не только люди. Я отчетливо видела маленьких кирси и длинных гомвелей из подземного города – они возвышались, будто деревья из поросли кустарника – и вся эта свора стремительно неслась мне навстречу, стреляя и размахивая кто факелами, кто оружием, но бежать больше не было сил. Меня будто бы охватило какое-то странное оцепенение – я знала, что нужно развернуться и бежать, что толпа просто-напросто сметет меня и растопчет, знала, но отчего-то не могла пошевелиться.
И вдруг чья-то рука обвила за пояс, дернула, заставив нырнуть за угол сарайчика, возле которого я остановилась, под прикрытие карниза над его дверью. А в следующее мгновение я уже сидела на мокрых ступенях за невысоким парапетом лестницы, и толпа неслась мимо, не замечая ни меня, ни моего нежданного спасителя. Негромкий голос отчетливо произнес на ухо:
   — Тише. Не двигайся.
Я послушно замерла, наблюдая, как чья-то рука с воплем швырнула гранату в окно второго этажа. Спустя секунду рвануло. Я пригнулась, прикрывая руками голову, брызнули стекла, бетонная пыль, кирпичная крошка, впиваясь мелкой картечью. Толпа торжествующе взревела и понеслась дальше, похожая на жуткое огромное многорукое насекомое. Я обернулась.
Слева, крепко держа меня за плечо, сидел человек. Худощавый и статный, одетый в простую льняную рубаху с нашитыми красной нитью оберегами; густые седые волосы рассыпались по плечам, посверкивая вплетенными в них бусинами – он замер, внимательно глядя на удаляющуюся толпу, и больше всего ему подходило определение «старец». Именно – старец – столько спокойного достоинства было во всей его фигуре.
   — Обожди, дочка.
Я вытерла нос рукавом, с удивлением разглядывая старца. Он повернулся ко мне – серые глаза, казалось, смотрели в самую душу. Взгляд был проницательный и цепкий, но не страшный. Напротив, он вызывал необъяснимое доверие.
   — Зови меня Горислав, – ответил он на невысказанный вопрос и осторожно приподнялся, глядя на опустевшую дорогу. В горящем здании что-то треснуло – наверное, прогорали перекрытия.
   — А я...
   — Аретейни. Знаю.
   — Откуда? – удивилась я. Глаза слезились от дыма, и лицо Горислава двоилось и расплывалось. Ему, казалось, ни дым, ни огонь были нипочем.
Вдруг ударило окованными сапогами по ступеням – над нами стоял человек в маске.
   — Вот вы где! – взревел новоприбывший, замахиваясь внушительных размеров топором – брызнула черная в неверном пляшущем свете огня кровь. Чья же?.. – Так, кто у нас тут?.. Ага. – Я не видела, но по голосу поняла, что губы растянулись в хищной улыбке под маской. – Отойди-ка, дедуля!
   — Пусти! – взъярилась я, отчаянно вырываясь, когда обладатель топора выволок меня наружу, больно выворачивая руку.
   — Ай, да ну-у?.. – сладенько протянул ночной рубака, отбросив окровавленный топор и грубо засовывая освободившуюся руку мне в джинсы.
Треснула старенькая ткань. Я рванулась – получила в зубы, брызнула кровь – на сей раз моя, в участке с грохотом обрушилось перекрытие, брызнуло с жалобным звоном стекло, взревело жарким гулом пламя, Горислав неожиданно вскочил, вскинул руки над головой моего противника – и тот вдруг закатил глаза и рухнул навзничь.
Я отскочила на шаг назад, меня трясло от злости и от удара, передние зубы шатались – я невольно прижала ладонь ко рту, ухватившись за больное место. Горислав переступил тело и шагнул ко мне, ухватил мою руку, с силой дернул, открывая лицо.
   — Потерпи, – сказал он. От жилистой старческой руки исходило упругое мягкое тепло. Горислав провел пальцами по моему лицу, будто гладил, губы шептали что-то непонятное. А боль вдруг погасла. Исчезла, будто ее и не было вовсе. – Легче?
Я ошалело кивнула, осторожно вытирая кровь. Зубы больше не шатались.
   — Идем. – Старец потянул меня за руку, и мы побежали туда, откуда явилась толпа. Я отметила, что нога тоже больше не болит.
   — Что здесь происходит? – на бегу выдохнула я, следом за нежданным попутчиком заворачивая за угол заборчика, за которым узнала дом Нэйси и Лесли. – Кто вы такой?
   — Я – Настоятель, – коротко ответил Горислав. Бежал он с нестарческой скоростью, и я с трудом за ним поспевала. – Они пришли из-под земли.
   — Из подземного города?! – Глаза мои распахнулись, невзирая на дым. – Как... как они нашли дорогу?!
Горислав, не снижая скорости, проницательно покосился на меня.
   — Может, они шли по вашим следам?
В груди будто бы обожгло холодом. Мамочки... Это ведь мы привели их сюда.
Правильно. Все сходится. Выследили...
   — А как же... мы им ничем не помешаем? Они же весь город разнесут!
   — Чем мы можем им помешать?.. – Горислав неожиданно остановился. Огляделся. Вокруг было темно, и только через улицу из распахнутой настежь двери лился яркий свет. Не огненный, а обычный, электрический. И никого вокруг не было.
   — Можем! – вскинулась я. – Я видела, что ты умеешь. И я кое-что могу...
   — Куда – против вооруженной толпы! – Горислав встряхнул меня за плечо. – Осади. Я могу усмирить одного подонка – но не сотни разъяренных подонков одновременно, – продолжал он спокойнее. Я притихла.
   — Он мертв?
   — Нет. Он скоро очнется. Я не убиваю живое.
Я обессиленно сползла по стене дома, у которого мы стояли.
   — А тварей?
   — Те, кого вы называете тварями, тоже часть Природы. Искалеченная, изуродованная – но часть. – Горислав опустился рядом. – Отдохни, дочка. Ты устала.
   — Некогда отдыхать... – Я возражала – и знала, что в ближайшее время не поднимусь. Просто-напросто не смогу. В висках стучало отбойным молотком, в глазах темнело. Больно резало загнанное сердце. Как бы приступ не схватить... – А если... если они нападают – тогда что?
   — Существуют другие методы. Ты видела.
Я сделала попытку подняться, но тело будто налилось свинцом.
   — Горислав... ты знаешь Дэннера?.. Он говорил, ты его знаешь...
   — Знаю.
   — Ему помощь нужна. Понимаешь, Нэйси с Алисой ушли на завод, Обрез пошел за ними и сам попался, а Дэннер пошел выручать Обреза... – Каждое слово приходилось буквально выталкивать, но я не сдавалась. – Их всех надо спасать... Дэннера оборотень укусил...
   — Я видел, – сказал Горислав и протянул руку. – Прости... – Ладонь легла мне на грудь – сердце успокоилось. – Так-то лучше.
   — Благодарю, – сказала я, с облегчением распрямляясь. – Он не справится один.
   — Ты права. – Горислав поднялся. – Идем.
   — Куда? – вскочила я.
   — В Храм. Через лес нам не пройти.
   — А зачем...
   — Увидишь.
Я кинулась следом за ним, и тут увидела на обочине дороги женскую фигурку. Жива?..
   — Горислав, погоди!
   — Идем! Да куда тебя...
Но я свернула с дороги, перебежала проезжую часть, склонилась над женщиной. Она лежала лицом вниз и, кажется, еще дышала. Я осторожно перевернула ее на спину и узнала пианистку из бара. Женщина приоткрыла глаза, губы шевельнулись.
   — Что?.. – Я наклонилась к самому ее лицу, изо всех сил стараясь разобрать тихий невнятный шепот.
   — Она... она сбежала... – услышала я. – Ее надо найти...
   — Кто сбежал? – Руки мои привычно исследовали тело на предмет повреждений. А вот и рана – огнестрельное в брюшную полость. Здесь так просто не поможешь.
   — Найдите ее...
   — Горислав, ее надо в госпиталь отнести. Здесь недалеко – вон он, за ротондой, видишь?
   — Я знаю. Отойди. – Старец присел рядом, провел руками по животу раненой. Подхватил на руки, поднялся.
   — Я думала, ты лечить можешь.
Горислав покачал головой.
   — Такое мне не вылечить. Я только остановил кровотечение.
   — Тогда идем скорее.
И мы снова побежали, на этот раз в сторону госпиталя.