Восьмая война
Цифры в скобках после слов и выражений в тексте помещённой здесь статьи, помеченных звёздочкой*, означают отсылку к соответствующему примечанию под всем текстом. - Публикатор.
Н а с н и м к е: автор - учительница русской литературы - на уроке в классе. Харьковская вечерняя (сменная) школа рабочей молодёжи № 2 на заводе им. Малышева. 70-е годы ХХ века.
ВОСЬМАЯ ВОЙНА
Известно – больше всего страшит непонятное. Вот я иду по улице, а за мной увязалась группа симпатичных мальчуганов (старшему не больше девяти), похожих на детей дяди Тома и тётушки Хлои из знаменитой «Хижины…» Они дружно скандируют мне вслед по-русски: «Су-ка! Су-ка!» Сказать, что меня это не трогает совсем – значит покривить душой. Да, стоило 30 лет работать с ребятами, чтобы, приехав к себе домой, узнать наконец, кто ты такая… Но я не хватаюсь за палку и даже не грожу им пальцем. Понятно: дети передают привет от своих родителей.
Соседка, чтобы насолить мне, собирает мусор с лестницы перед своей дверью и подбрасывает его к дверям… «русских», живущих рядом: она убеждена, что все мы, из России, - члены одной семьи.
Я живу в городе развития* (1) уже два года и уже поняла, в каком направлении он развивается. Всё больше в городе магазинов – и всё труднее мне найти подходящий. Я ищу такой, где бы продавец не смотрел на меня волком. Причина его нелюбви ко мне тоже понятна: оле* (2) из Марокко до сих пор не забыл, как здесь встретили когла-то ашкенази* (3)Вапрчкм, на них – ткх, кто встретил – продавец смотрит иначе. Тоже понятно: ведь именно они, покупая овощи ящиками, «делают ему план», а не я своими «хе’ци ки’ло, хеци кило»* (4).
Как относятся ко мне выходцы из Польши и Румынии, понять проoе всего: они знают немного русский язык. Вот сегодня Эстер, хозяйка небольшого мако’лета* (5), проклинает нас, приехавших из России (и меня в том числе) особенно ожесточённо. Она получила письмо от «Амидара»*(6) с предложением одну из её трёх комнат сдать семье олим. Нет, никто не собирается Эстер экспроприировать, слава Богу, мы живём не в России семнадцатого года. В письме только вопрос: «Не согласится ли она…» Но Эстер негодует. Однако причём тут я, у которой, кстати, своя «амидаровская»? Как причём? Я что, забыла? «Если в кране нет воды, воду выпили… олим». Это мы уже прохлдили, это тоже понятно.
Но есть нечто, чего я забыть не в состоянии и чем больше пытаюсь разобраться, тем громче мне хочется крикнуть: «Господи, что же это такое делается!» Чтоб назвать это «нечто», я должна набрать в лёгкие побольше воздуху, так как уж очень велика амплитуда: от дверей моей соседки, которая расписывается, приложив палец к бумаге, до самого элитарного издания в русскоязычной прессе, носящего название «Знак времени».
А может, в этом названии и скрыта разгадка, может, я дожила до времени, когда «изменилась мера вещей» (Фейхтвангер, «Семья Опперман»). Вот, например, полемизирует один из авторов «Знака времени» с Александром Шапиро (автором «Новостей недели»). Был Шапиро прежде «совершенно нормальным человеком» - и вдруг выступил от имени десятка тысяч людей, оказавшихся в Израиле в положении рабов и изгоев. Журналист глубокомысленно исследует причины, побудившие Шапиро выйти из нормы: или Шапиро болен, или его «изуродовала чья-то жестокость» («чья-то»), а скорее всего, сталинский режим ещё в Союзе уничтожил в нём всё еврейское, и вот Шапиро теперь оплёвывает мечту евреев о возвращении к Сиону. Так и знайте: как только вы сказали, что вам негде жить, или нечего есть, или хозяин платит вам два с половиной шекеля в час – значит вы плюнули на вековую мечту евреев. Вы, а не те, кто вас обманул, ограбил и постоянно попирает ваше человеческое достоинство.
Вот другой журналист в статье «Мне хорошо – я сирота» половину текста уделяет ласковому увещеванию Виктора Бухмана. Посудите сами: этот Бухман, в совершенстве владеющий английским (неужели из России и такие прибыли?!), опубликовавший несколько монографий в Англии, путается в счёте до трёх, не сумев найти своё место в одной из трёх категорий, на которые разделили нас, олим, авторы «Знака времени». Угораздило же его говорить от имени «общей средней массы» олим. А ведь он, Бухман, имеет полное право отнести себя к «международной элите». Ну, допустим, бывший литературовед слишком скромен, так есть же ещё вторая группа «приезжих», которые «категорически выпадают» из ряда всех этих «чучел». Спрашивается, как этого Бухмана в их компанию занесло? Да, бывают же чудаки на свете… Вот, например, некто Рабинович, из книги которог лихой журналист взял строчку для написания своей статьи. Жил бы этот Рабинович спокойно в окружении своей буржуазной семьи и горя б не знал, - так нет,
захотелось ему стать Шолом-Алейхемом, вступиться за какого-то голодранца Мотла из «общей массы»… И подставить себя под удар всей полицейской России.
Это ещё что… У иного не только могографии – 90 томов полного собрания сочинений! Не то что собственная квартира, – Ясная Поляна. А он орёт на всю страну: «Не могу молчать!» Эх, Бухман, Бухман, сколько раз в России было говорено таким: «Тебе что, больше всех надо?». Нет, не учли уроков, а ещё английским владеете… Эх, вы!..
А ведь «Знак времени» отнюдь не одинок в своём внимании к репатриантам. Есть у «Знака…» верные спутники. Вот если бы статьи хотя бы одного из них отправить в Россию, убеждена – грянула бы новая волна алии*(9).
Сидят там сейчас на чемоданах обладатели советских дипломов, перечитывают письма из Израиля и гадают: ехать – не ехать. А я говорю вам, господа: «Ехать!» Бросьте письма, возьмите в руки «Спутник». В нём чёрным по белому написано, что из репатриантов с высшим образованием каждый шестой работает по специальности, а остальные уже успешно переквалифицировались на частных предпринимателей, коммивояжеров, агентов по рекламе и страхованию. Остался там, правда, небольшой процент «метущих улицы». Какой именно процент - автор статьи не стал выяснять, «чтоб не усложнять». И я ему очень благодарна: и без того у нас с этой проблемой сложности. Хорошо тель-авивцам: там в два счёта уволили всех арабов-дворников, и – добро пожаловать, русские профессора! У нас, в городе развития, сложнее: у нас в дворниках только жители окрестных арабских деревень, так что к проценту «метущих улицы» мы никакого отношения не имеем. К сожалению!
Кстати, лля справки. Олим, живущие в центре страны и переселяющиеся в города развития, будьте готовы у тому, что вас ждёт как бы вторая эмиграция. Вы кем сейчас – уборщиком? посудомойкой? нянькой? Имейте в виду: здесь найти такую работу ничуть не легче, чем место инженера, врача, музыканта. Передайте там знатокам израильской жизни - журналистам «Знака времени» и «Спутника»: они к вам поближе, а от нас, соответственно, подальше.
…Я отвлекаюсь, а сидящие на чемоданах всё никак решиться не могут: начитались писем от всяких нытиков, которым всегда всего мало – чужие виллы им покоя не дают. Успокойтесь, господа, «Спутник» чётко объясняет, кому на самом деле в Израиле плохо. Советским начальникам (евреям), освобождённым парторгам и профоргам (евреям) и юристам (евреям же). Успокоились? А теперь поднимите руку, кто из вас видел в жизни живого освобождённого парторга-еврея, а кто за последние 10 – 15 лет читал характеристику-рекомендацию, выданную в обкоме партии какому-нибудь Кацу или Когану для поступления в юридический институт. Как видите, мы имеем дело в «Спутнике» со знатоками не только израильской жизни, но и советской… Так, может быть, они мне напомнят, был ли в Советском Союзе государственный антисемитизм, или это я, окончив школу с золотой медалью, вспомнила гоголевскую унтер-офицершу и сама себя не приняла в университет?*(10)
Ладно, оставим ещё не приехавших. У меня серьёзные подозрения по поводу тех, кто уже здесь. Боюсь, что, пользуясь чьим-то ротозейством, в редакции некоторых русскоязычных газет пробрались неевреи. Там, в Союзе, задумав убежать в Израиль, они притворялись, стараясь быть на нас похожими. Но стоило их цели осуществиться, как эти гои*(7) сразу провели границу: по одну сторону они, – такие, по другую мы, – не такие, и даже запах от нас не такой. Я вам больше скажу: всё чаще мне кажется, что в «Знаке времени» и «»Спутнике» прочно засели антисемиты. Узнаю даже голоса: всю жизнь я слышала, что евреи гнушаются чёрной работы, не любят физического труда, не идут в рабочие и т.д. Точь-в-точь то же самое считают и господа журналисты из названных изданий. Всё время они пишут только про академаим* (8), как будто не осаждают в каждом городе биржу труда толпы репатриантов без высшего образования в поисках хоть какого-то дела для своих золотых рабочих рук. И все это видят, а ОНИ – нет! Почему? А может быть… Кажется, я поняла!
Вы знаете, где работает Яков Шаус? Да-да, тот самый, который вслед за Н. Некрасовым и М.Исаковским воспел женщину (русско-еврейскую)? Есть в Тель-Авиве такое здание – высокое-высокое, до неба рукой подать можно, средним пальцем облаков дотронуться. Ну, как же я раньше не догадалась:
разве с такой высоты видно, как выглядит, например, ола хадаша*(11), зарабатывающая мытьём полов?
Справка для несведущих: такая работа – просто «мытьё полов» - редкое везение. Как правило, это мытьё – так сказать, заключительный аккорд. Ведь перед ним нужно сначала поднять ковры, сдвинуть с места всю мебель, горшки с цветами-деревьями, очень принятыми в этих домах, где убирает приходящая прислуга. Работа эта представляет собой сплав физических и умственных усилий, поскольку совершенно необходима ясная голова: вы должны не перепутать, не забыть, что всё пластмассовое, керамическое, хромированное, кафельное требует специфических средств (составов и мочалок). Это вам не Россия, где одной тряпкой моют стол и полы (верно, потому-то от нас и «Русью пахнет»!) Впрочем, не беспокойтесь: геверет* (12) (хозяйка дома) поможет вам разобраться в моющих средствах и научит чистоплотности. «Ниночка, - скажет она, - тут на дверце осталось пятнышко, так уж вымойте на всякий случай холодильник ещё разок». И всё же – не надо вешать носа, русско-еврейские женщины! Знайте, что когда вы плетётесь домой, отпахав такую смену, мужчины, от имени которых любуется вами Шаус, видят вас «подтянутыми» и «элегантеыми» и не затрагивают только потому, что знают: сейчас вы мысленно проводите точные математические подсчёты, чтобы дома «мужественно» потребовать от супруга таки-да «взять машканту»* (13).
Вот теперь, кажется, я наконец поняла: там, в поднебесной выси, пишут свои статьи они все: Михаил Гробман, Амос Саги, Дмитрий Сливняк и – по совместительству – Александр Бреннер. Последний бывает иногда на земле, чтобы встретиться с каким-нибудь «голым» художником или поэтом из России, а потом опять взмывает к облавам – творить в своей компании.
И только я задрала голову кверху, чтобы крикнуть: «Да спуститесь вы, господа небожители, вниз, посмотрите, что на земле обетованной делается!», как вдруг появляется статья г-жи Ривки Рабинович «О тех, кто по ту сторону баррикад» («Наша страна», 25.10.1991 г). Автор статьи и без моего призыва «спустилась на землю и провела несколько часов в самом нашем олимовском аду - - в «лишкат авода»* (14)!.. И написала обо всём, что там
увидела, на целый газетный разворот. И сделала вывод: «Чёрт не так страшен, как его малюют». И я ей верю. Ведь единственный недостаток этого славного учреждения – «отсутствие двухцветных номерков у входа». Всё!
У меня есть предложение. Олим! Забудьте всё, что вы пережили после окончания ульпана* (15). Это был страшный сон, и, как все сны, он уже улетучился. Начинайте всё сначала, следуя инструкции госпожи Рабинович. Нет работы по вашей специальности? Посмотрите, сколько курсов для вас – и по вашему карману. Почему не хотите учиться – вы что, уже не евреи? Не обращайте внимания на тех, кто смеётся над вашей радостью, когда вы получили наконец направление на работу: это смеются те, кого хозяин, несмотря на направление из «лишкат авода», отправил назад, потому что они специально вели себя так, чтобы ему не понравиться! Женщина, отчего вы изменились в лице? Вы забыли, что уже не спите? Это вам приснилось, что чиновники в Израиле мордуют нас так, будто проходили стажировку в советских отделах кадров. Между прочим, мы в этом сами виноваты: «взвинчиваем им нервы, а ведь «сотрудник биржи – тоже человек», и какой человек! Удивительно, как ещё «РЭКА»* (16) в свлей передаче «Творить добро» не познакомила нас с этими людьми. Один из них – «симпатичный и любезный», другая – «приветливая и улыбчивая», и все эти сотрудники вообще – «милейшие», «юбезнейшие», «почтеннейшие»… Тьфу! Это не Ривка Рабинович – это уже Гоголь. Опять он. Вот привязался. Я прошу прощения у читателей за то, что никак не могу отделаться от гениального классика. И причина не только в том, что я с присущим нам «идиотизмом», конечно же, г-н Гробман, привезла его с собой. Главная причина в том, что долгие годы не менялась школьная программа. Я вообще-то запретила себе воспоминания – это Ривка Рабинович, вкупе с г-ном Амосом Саги, вынудили меня оглянуться назад.
Когда в статье АК. Саги «Обезличка абсорбции» («Спутник», 21.10.1991 г.) я читала о том, что «израильская юриспруденция строится на четырёх основах: законы Османской империи, законы Британской империи времён мандата» и т.д., мне вспомнились некоторые из моих учеников (чаще это бывали мальчики), страдавшие словесным расстройством. Одноклассники полувосторженно – полупрезрительно о таких говорили: «Заливают!» Я, допустим, спрашиваю, по каким вопросам расходятся мнения Базарова и Кирсанова в романе Тургенева? А он мне – про то, каким Тургенев был реалистом, как описывал русскую природу, как показывал русскую женщину, как… У меня было проверенное средство от болезни любящих «заливать», и обычно мы вскоре становились друзьями.
Но Амос Саги дружелюбных чувств у меня не вызывает. И если говорить честно, и руки мне не хочется подать ни ему, ни всем этим небожителям.Потому что за их словесным водопадом – не наивное желание как-нибудь красивее обойти незнание вопроса, а элементарная ложь, – обычное оружие в споре, когда нет стремления, а может, и умения быть честным.
С какой страстью, с какой убийственной иронией вонзает в читателя стрелы своей эрудиции г-н Саги, «открывая Америку», т. е. Израиль: страну, в которой не диплом, не стаж, не, упаси Боже, протекция обеспечивают рабочее место: только знание дела, только умение что-то делать лучше других!
Будто невдомёк журналисту, что это самое «умение» именно и отпугивает больше всего этих наших потенциальных кормильцев. И как же Амос Саги не может догадаться: чтоб токарю своё умение показать, ему как минимум ну3жно быть допущенным к станку.
Не хочу, чтобы создалось впечатление, будто я пытаюсь некоторых господ смутить. Во-первых, не так уж я самоуверенна. Кроме того, мне всегда непонятно, когда взрослых людей спрашивают: «Вам не сиыдно?» Конечно, нет. Было б стыдно – не делали б гадостей, не называли бы чёрное белым. Или пошли бы к врачу лечить дальтонизм.
Одна из причин, по которым я всё же пишу,это надежда, может быть, и смешная: а вдруг небожители всё-таки спустятся на землю и увидят «чёрта», так умилившего госпожу Р.Рабинович. Увидят, что он намного страшней, чем его малюют!
…А в России на чемоданах – друзья. Прочитав присланные мною опусы интеллектуалов, оставивших в Шереметьево не только «проклятый советский короб», но и элементарную порядочность, они в изумлении спрашивают: «Господи, да что же это делается?» Так ведЬ это и мой вопрос. И я задаю его снова и снова, хотя давно уже начала догадываться. А сегодня догадка превратилась в уверенность. И, отвечая своим друзьям, я перепишу строчки из статьи З.Яновского «Апокалипсис в колбочке». Перепишу, потому что лучше и определённее, чем он, я сказать не смогу.
«ЧЕтырехсоттысячной русской алие объявлена война», в которой самое активное участие принимает «творческая интеллигенция… потому что шквал советских евреев для неё – это прежде всего тот самый грядуший ашкеназийский истеблишмент, кот орый может выдавить её с уже обжитых позиций».
А это неожиданно. Мы знали, что едем в страну, пережившую шесть войн, а седьмая уже стала нашей. Но такая война – восьмая. Это нам и не снилось!
Две армии. На знамени одной - НЕСЛЫХАННЫЕ ПО НАГЛОСТИ требования: «Работы! Крыши над головой!» На знамени другой: «Не достоин». «Отмечайся – и помалкивай!» Или: «Пропадай, но помалкивай!»
Это – сильный противник. В его рядах – близорукие противники, мародёры-квартировладельцы, грабители-работодатели, бездушный и бесчеловечный чиновничий аппарат. Но у всего этого войска есть одно слабое место: незнание языка нагрянувшей алии. И тут им на помощь услужливо пришли наши совсем недавние земляки-интеллектуалы.
А всё-таки уже не так страшно. Может, потому, что непонятное «нечто» стало явным. Может, потому, что память подсказывает: бесстыдная демагогия, ложь и клевета - факторы в войне сильные, но временные. Особенно, когда каждым из них закамуфлирован страх.
…Один вопрос не даёт мне покоя. Я знаю, что обычно в «юденрат» шли евреи, избравшие для себя девиз любого концлагеря: «Умри ты сегодня, а я завтра». Интересно, много ли времени осталось до этого «завтра»?
(Опубликовано в газете «Новости недели», Тель-Авив, 29.11.1991 года).
ПРИМЕЧАНИЯ ПУБЛИКАТОРА:
1.Города развития в Израиле - термин, используемый для обозначения новых поселений, которые были построены в Израиле (или ещё во времена британского мандата в Палестине) с целью обеспечения жильем новых еврейских репатриантов. Статус города развития присваивается правительством страны.
2. Оли’м (ивр., мн. ч.) – так в Израиле с древнейших времён называют евреев, вернувшихся в эту страну, т. е. репатриантов (буквально – «восшедших, поднявшихся вверх» – в Иерусалим, к горе Сион). Ж.р. ед. ч. – ола’, муж. р. – оле’.Алия – восхождение, подъём.
3. Ашкенази (ед. ч.), ивр., - ашкенази’м (мн. ч.) – название евреев большей части Европы, в отличие от сефардов, которых связывают с происхождением их общин из Испании, стран Северной Африки и некоторых других.
4. Хе’ци ки’ло (ивр.)– пол-кило.
5. МакО’лет (ивр.) – бакалейная лавка, магазинчик.
6. «Амидар» - название одной из жилищно-эксплуатационных фирм по эксплуатации социального (дешёвого) жилья, в числе арендаторов которого нередко бывают новые репатрианты.
7. Гой (м.р. ед. ч.), гоя (ж.р.) гоИ’м (мн. ч.) в переводе с иврита - представители или представительницы какого-либо народа, в быту чаще всего подразумевается: не еврейского. (По эмоциональному значению в иврите и идише сравнимо с тем, как в русском употребляют слово «басурман»).
8. Академаим – так в Израиле называют лиц с высшим образованием.
9. См. примечание 2.
10. Факт, действительно, имевший место в биографии автора: в приёмной комиссии Харьковского госуниверситета ей «объяснили», что её золотая медаль –якобы семнадцатая, а одних медалистов набрать на филологический факультет «нельзя». И девушка, поверив государственным лгунам, понесла свою медаль на филфак педагогического института. Здесь была принята, как ей казалось, без осложнений, и лишь много лет спустя от бывшей своей школьной учительницы географии узнала, что та, случайно увидав в приёмной комиссии пединститута, где работала по совместительству, её отложенный в сторонку золотой аттестат, узнала, что абитуриентке собираются навесить на уши ту же лапшу, что и в университете, и уговорила их не делать этого, дав владелице золотого аттестата блестящую характеристику.
Интересно, что примерно такая же история произошла с живущей ныне в Лондоне писательницей Сильвой Даррел-Рубашовой в Леннинграде (см. мой очерк о ней «Кто сложит оду воробьям?» на моей странице данного прортала).= Феликс Рахлин.
11. Ола’ хадашa’ (ивр.) – новая репатриантка.
12. Гве’рет, геве’рет – госпожа.
13. Машканта – название ипотечной ссуды в Израиле.
14. Лишкат авода (ивр.) – биржа труда.
15. Ульпан (ивр.) – буквально: студия. Здесь – курсы иврита для новых репатриантов.
16. РЭКА – название радиостанции, вещающей на нескольких негосударственных языках для новых репатриантов
= Ф.Р.
Свидетельство о публикации №215051602140