Последний трофей

1

В полдень  на двух джипах «Land Cruizer» и «Subaru» они прибыли в лесное охотничье хозяйство «Дар». Автомобили уткнулись в сугроб, образовавшийся после ночного снегопада и пороши. Двое  водителей  и трое охотников в камуфляжной форме с оружием вылезли из джипов и два неказистые мужика кавказской  национальности принялись разминать затекшие ноги, поскрипывая снежным настом. Выбежавшие из-за деревянных построек охотничьего домика собаки облаяли незнакомцев.
— Фу, фу! Свои,  — отогнал  псов, вышедший на их лай шестидесятитрехлетний Ерофей Федотович Анохин, совмещавший должности егеря и сторожа кордона. На нем был старый армейский бушлат цвета хаки, шапка из овчины, утепленные  брюки, вправленные в сапоги. Он пристально оглядел гостей, среди которых трое ему не были известны.
— Ерошка, принимай знатных гостей для царской охоты, — велел ему  хозяин охотхозяйства  Лозяк, среднего роста, плотно сбитый с волевым лицом и тяжелым квадратным подбородком. Он занимал  пост в облгосадминистрации.
—Вы бы, Серафим Ильич, заранее предупредили, что нагрянете, я бы встретил, как полагается,— упрекнул  егерь. — К тому же сезон охоты закрыт?
— Это нас не касается. Решил ублажить, развлечь  высокого гостя из Киева Петра Семеновича Сохатого. Очень влиятельный  и полезный  политик, может и тебе посчастливится в скором времени стать главным егерем страны,— он указал на высокого роста плотного мужчину.
— Поэтому слушай, не перечь, строго соблюдай субординацию. Ты ведь не президент, чтобы  за месяц или неделю предупреждать. В любое время должен быть  в готовности номер один, — сурово изрек  хозяин.
—Охота — дело серьезное, — напомнил егерь. — Кавалерийский наскок здесь неуместен, есть риск наломать дров.
—Знаю, что серьезное, не с Луны свалился. Вот ты и постарайся, чтобы все прошло без сучка, без задоринки. Охотой займутся четверо, можешь  и ты присоединиться, а двоих опытных мясников-барыг я с рынка  прихватил для разделки туш, чтобы самим в крови и утробе не возиться.
—Серафим Ильич, так ведь сезон охоты на крупную дичь, на парнокопытных, закончился  в новогоднюю ночь, еще три недели назад, — вновь напомнил он Лозяку. — Получается, что  вне сезона и вне закона собираетесь промышлять? Одним словом, безнаказанное браконьерство.
—А на пушного зверя?
—Продолжается в ограниченных масштабах, лишь в выходные дни.
—Вот и прекрасно! Будем  охотиться за мехом и  пухом, — произнес хозяин, довольный своей смекалкой. — Постреляем птичек-невеличек, шустрых курочек, фазанов и куропаток… Может, и  редкая дрофа под прицел  подвернется.
—С такими стволами, с большим калибром, — Анохин кивнул на охотников. — Впору на медведя, лося, кабана  и другую крупную дичь ходить. А зайца или пернатую дичь, того же фазана или утку от выстрелов разнесет в пух и  в прах. Вам оленя или кабана-вепря подавай.
Поэтому, господа хорошие, паны, не гневите Бога. Я знаю, что для вас  закон  не писан, как дышло, куда повернул, так и вышло. Но все же не забывайте о запрете охоты на парнокопытных и ответственности, чтобы егерь не оказался стрелочником.
—Молчать, Ерошка!  Тебе бы, дед,  в компетентных органах служить. ты бы там при таком упрямом характере много дров наломал, — осадил его Лозяк, гневно сверкнув глазами. — Это не твоего ума  дело, когда, где и с кем я охочусь из карабина или рогатки. Если будешь умничать и проявлять свой гонор, то, несмотря на твои прежние заслуги перед Отечеством, уволю к чертовой матери и сдохнешь с голоду. Поэтому советую не рыпаться, каждый сверчок, знай свой шесток. Здесь ты, почитай, на государственном обеспечении, всегда  с мясом, свежиной, то с кабаньей ляжкой, то с птичьей тушкой. И на сей раз завалим кабана и тебе шмат отрежем,  только помалкивай и не огорчай меня.
— Слушаюсь, барин, — ухмыльнулся егерь.
—Не барин, а господин, — поправил его Серафим Ильич.
—Это одно  и тоже, что в лоб, что по лбу, — хмуро отозвался егерь и хозяин понял, что отбил первую атаку строптивца.
Анохин, будучи скорпионом по знаку Зодиака, и прежде проявлял строптивость и тот давно вынашивал мысль  избавиться от  его услуг. Но из-за своей патологической скупости достойную замену ему подыскать не смог. Опытные егеря и офицеры-отставники из спецслужб и армии напрочь отказывались нести вахту в лесу за нищенскую оплату, предпочитая сытое кормление за услуги коммерческим структурам. Ерофей Федорович об этом знал и поэтому спокойно и хладнокровно реагировал на угрозы и разносы ретивого хозяина.
—Мы должны взять солидные трофеи, стыдно, ни к лицу охотникам возвращаться с голыми руками, — произнес Серафим Ильич, оглядев своих спутников. — Итак, господа, каким арсеналом мы располагает и на что можем рассчитывать? Необходимо нарезное оружие, гладкоствольный дробовик с патронами, забитыми пыжами, не годится. Дробь для матерого  кабана, что горохом об стенку. У меня лично  самозарядный карабин итальянского производства «Бенелли Арго» калибра 7,62 миллиметра.
—А у меня полуавтомат-пистолет «Скорпион», — отозвался   Петр Сохатый и добавил. — Сказывают, что это любимое оружие киллеров при исполнении заказов на ликвидацию политиков, банкиров.
— У меня  отличная двустволка Иж шестнадцатого калибра, — сообщил водитель Василий  Шарагин.
— А у тебя? — Лозяк обратил свой взор на стоящего в стороне безоружного водителя джипа «Subaru» Николая Гайкина.
— Предпочитаю по примеру писателя и публициста Василия  Пескова,  охотиться с фотоаппаратом, — ответил Николай. — Запечатлею ваши кровавые забавы для истории.
—Я решил выбрать компактное оружие, чтобы не цеплялось за ветки и не сковывало движение, пистолет ТТ, отличающийся  высокой убойной силой. У него ведь тоже калибр, что и у карабина, — пояснил  третий охотник, худощавый, кряжистый  Дмитрий Божко.
— Пистолет? Ха-ха, не обижайся, Дима, но твой ТТ предназначен для другой, киллерской охоты, — усмехнулся хозяин. — Этот динозавр конструктора Токарева хорош для поражения цели на коротких дистанциях, а тебе предстоит завалить кабана или оленя. Возможно, и волка,  на дистанции  сто-сто пятьдесят метров. Причем, следует поражать наверняка, так как раненый кабан  очень опасен, прет  напролом торпедой.
—Правильно я говорю, Ерошка, подтверди, как полагается, — велел Серафим Ильич.
—Правильно, — подтвердил тот и усмехнулся. — Вооружение у вас, господа-паны,  как у повстанцев-партизан Ковпака. Не хватает еще винтовки Мосина со штыком, станкового пулемета  Максим и ППШ. Тогда можно отстреливаться и уходить в горы…
— Не паясничай, не нервируй меня, — осадил его хозяин. — Поди,  прочь  с моих глаз. Чтобы не шатался без дела, поможешь потом рабочим освежевать туши и расфасовывать по пакетам.
—Рано делите шкуру неубитого медведя, — усмехнулся Анохин и напомнил. — А как же инструктаж? Неровен час, перестреляете друг друга из-за нарушения правил безопасности.
—Инструктаж сам проведу, на тебе свет клином не сошелся
«Баба с воза —  кобыле, точнее, жеребцу  легче, — подумал егерь и отошел в сторонку, наблюдая за процессом.
Он  всегда чувствовал  себя не в своей тарелке, когда неожиданно, будь то в разгар охотничьего сезона или после его закрытия на крутых джипах прибывали  vip-персоны  с оруженосцами разного вида и калибра карабинами,  автоматами и ружьями, а по нему так разношерстная публика, возбужденная словно сексом, предвкушением царской охоты, увенчанной богатым застольем, пьянством до поросячьего визга и чревоугодием на поминках убитой дичи.  Раздражало егеря, охотника-профессионала, что гости отличались  чрезмерными амбициями, гонором, были  своенравны, капризны, обидчивы и поэтому неуправляемыми.
Ведь  депутаты и чиновники, привыкшие повелевать подчиненными, сами не приемлют не то, что  командного тона, но и просьб егеря о соблюдении мер безопасности. Строптивы и упрямы, как бараны.
— Становись! Равняйсь! — раздался скрипуче-задиристый голос Лозяка и  охотники, включая одного водителя джипа «Land Cruiser», изъявившего желание поучаствовать в этом сафари, выстроились в кривую, ломаную линию, а точнее, в круг.
— Мы находимся на огневой позиции загона по отстрелу кабанов, — сообщил Серафим Ильич. — Каждому из вас  будет отведен сектор с обзором, так называемый номер. Оружие в целях безопасности следует заряжать только на позиции. Оставлять ее только по команде после отбоя. Ведь были случаи, когда по неосторожности охотник пересекал линию огня и попадал под обстрел соседей или отходил в кусты, чтобы справить нужду. Такое самовольство часто заканчивается трагедией.
—На какой дистанции лучше всего валить кабана, чтобы наверняка? — подал голос Сохатый, ради которого и затевалась охота.
—Пятьдесят-сто метров и целиться надо в голову или под лопатку, чтобы наверняка. Раненый кабан очень опасен, его нельзя оставлять в таком виде, иначе, ошалев  от боли и злости, разорвет человека. Обязательно следует добить. Впрочем, у каждого охотника своя любимая дистанция. После того, как загонщики шуганут стадо кабанов, я дам отбой,  можно  будет  подойти к пораженной дичи, осмотреть трофеи.
—Если нет опыта, и меткости в стрельбе, то лучше и не выходить на огневой рубеж, чтобы не мучить животных,  — заметил Анохин.
—Довольно давить на психику и выжимать слезу, — оборвал его хозяин и с иронией взглянул на Божко. — Дмитрий Иванович, у нас хоть и большая шишка, замминистра, но в охоте новичок, еще не прошел боевое крещение. Дай-ка ему, Ерошка,  наш запасной карабин «Сайга», так  будет надежнее и проинструктируй, как грамотно обращаться.
—Его без подготовки нельзя допускать на огневой рубеж, ставить номером, — возразил егерь. — Следовало бы сначала поупражняться на стенде в тире из пневматической или малокалиберной винтовки ТОЗ.
—Не Боги горшки обжигают. Пусть в реальных лесных условиях, как говорится, приближенных к  боевым, набирается опыта, — заявил Лозяк. — В армии, поди, все служили, автомат Калашникова, гранатомет или пулемет в руках держали?
— Не служил, не довелось, — признался Дмитрий. — Но в университете была военная кафедра, поэтому с АКМ приходилось на стрельбище  огневой подготовкой заниматься. Стрелял по неподвижным  мишеням.
—Этих навыков вполне достаточно для того, чтобы завалит одним или двумя выстрелами кабана, — обнадежил Серафим Ильич, когда Анохин возвратился из охотничьего домика с карабином «Сайга» и передал его Дмитрию.
—Итак, господа-приятели, нутром, интуицией  чувствую, что при такой солидной экипировке и достатке боезарядов, боевом настроении без трофеев не останемся, — заверил хозяин.
—Серафим Ильич, я бы всем, кто решил заняться охотой на дичь, посоветовал  прочитать рассказ Эрнеста Хемингуэя «Недолгое счастье Фрэнсиса Макомбера». Очень поучительная вещь, чтобы знали, чем нередко заканчиваются подобные азартные забавы, — неожиданно предложил егерь  и с тоской подумал, что став политиками, депутатами и чиновниками, эти персоны не интересуются художественной литературой, предпочитая проводить досуг в казино, на охоте, рыбалке в сауне с красотками и  обильными застольями.
—Пошел ты, Ерошка, подальше со своим Хемингуэем, самоубийцей. Тоже мне, великий авторитет, — отмахнулся Лозяк. — Не умничай, не путайся под ногами. У меня и без тебя хватает советников, мы и сами с усами. На пустые занятия нет времени. Меньше слов, а больше дела. Расставляй ребят по номерам, а то застоялись, словно в стойле.
—Оружием все умеют пользоваться? — спросил егерь.
—Умеют, все в армии служили, лямку тянули, — ответил за приятелей хозяин. — Расставляй ребят по местам. Сначала на загон кабанов, а  потом и  за оленей примемся.
—Какие кабаны и олени?! Одумайтесь, вы же речь вели о пушных и пернатых? — напомнил Анохин.
— Пушных и пернатых  оставим на закуску в качестве деликатеса.
Серафим Ильич   сам расставил  стрелков на огневой линии, объяснив в  каком месте должны появиться  кабаны и подал загонщикам команду о готовности. Между тем  Ерофей  размышлял: «Наверное, с древних времен, когда ради физического выживания убивали мамонтов и других животных, в крови человека генетически закодировано стремление, а у некоторых даже жажда, убивать «братьев наших меньших» и часто не  ради  добычи, мяса, шкур, меха или пушнины, а для  удовлетворения низменных страстей и развлечения.
Одно дело, если человек выращивает корову, лошадь, быка, свинью, овцу и другую скотину или живность, затрачивая на это средства, корм, время и усилия на уход, то тем самым он обретает право лишить их жизни.  Но вправе ли он убивать или калечить диких животных, обитающих на свободе, не затратив на их содержание ни копейки?
Это было бы оправдано в тех случаях, когда хищный зверь представляет  опасность для человека, т.е. в случаях самообороны. Или, если для питания в экстремальных ситуациях при  угрозах голода, необходимо мясо. Но сами  звери в редких случаях нападают на человека, лишь, когда голодны или больны бешенством. Чаще  дикие животные  предпочитают ретироваться, потому, как в их представлении, человек главный  хищник.
 
2

Серафим Ильич занял позицию на своем секторе и  по мобильному телефону велел старшему загонщику:
 —Гони стадо!
В мелколесье, поросшем заснеженными соснами, елями  и дубами, кустарниками орешника боярышника, терновника, ветер дул в сторону засевшим в своих секторах охотников и кабаны, не подозревая об  опасности стадом бежали по взрыхленной копытами тропе к  кормушкам и водопою. Серебристой пылью, сверкая на солнце, осыпался снег. Впереди, хрюкая  и  треща обледеневшими после оттепели ветками, бежал вепрь с длинными клыками, за ним хвост в хвост его, обросшие, как и вожак, жесткой темно-серой щетиной,  соплеменники. Сохатый пристально до рези в глазах вглядывался в кустарник, где проходила кабанья тропа. Вскоре услышал воинственные крики и  нарастающий гул.
Трамбуя  снег копытами, мчалось стадо кабанов. Заранее заславший  заряд в патронник «Скорпиона»,  Петр снял  полуавтомат с предохранителя и нацелил его на предполагаемый сектор зоны поражения. В  тот же миг увидел плотно сбитую стаю во главе с вожаком. Прицелился, нажал на спусковой крючок, прозвучал выстрел. Стрелок увидел, как следующий за вожаком кабан, ткнулся длинной вытянутой мордой в снег и засучил ногами в конвульсиях. Сохатый поднес к глазам бинокль и увидел, как  кабан  пытается подняться на ноги, но завалился на бок и забился в предсмертных  конвульсиях, а стадо промчалось дальше.
—Есть! Завалил! — крик радости вырвались из груди охотника, ощутившего инстинкт древних предков с помощью камней, палок, копий, луков  или рогатин  добывавших себе пропитание, шкуры и мех для защиты от холода. Он посетовал, что надо  было стрелять на упреждение  с  учетом  расстояния и скорости животного и тогда его первым трофеем мог бы стать вожак-вепрь. Петру Семеновичу не терпелось подбежать к пораженному кабану, но помня предупреждение о правилах поведения, он маялся на месте.
Один за другим, сливаясь в залп,  прозвучали выстрелы из ружья и карабинов «Сайга» и «Бенелли Арго».
Затем раздались очереди и пули, срезая отяжеленные снегом лапы сосен и елей с зелеными заиндевевшими иглами, обрушившиеся вниз. Выстрелы и залпы распугали белок и других мелких зверьков.
До того старательно долбивший кору дятел в поиске древоточца, прервал свое занятие. Гонимые инстинктом самосохранения зверьки и птицы перебрались подальше от  опасности.
—Серафим Ильич, трубите «отбой», — подошел к хозяину  Анохин. — Вспрыснули себе  адреналин в кровь и будя. Это уже не охота, а беспредел и расстрел. Слышу, палите не одиночными, а очередями.
—Толку от очередей, все мимо, кабаны пронеслись, как вихрь. Только одного, наверное, слегка зацепил, — ответил Лозяк. — Напрасно я Петра первым номером поставил, он  все стадо распугал. Надо было самому стать и сделать почин. Умыл Сохатый опытного профессионала. Ты  постоянным  нытьем и глупыми нотациями настроение испортил,  с понталыку сбил.
—Бог шельму метит, охота на парнокопытных запрещена.
—Не тебе, об этом судить и заботиться, — грубо оборвал его Серафим Ильич. — Не забывай, что охотничье хозяйство «Дар» — моя частная собственность, что хочу, то и ворочу.
—Необходимо соблюдать правила охоты, которые для всех одинаковы, будь то президент, премьер, министр или рядовой гражданин.
—Мелкая сошка. Твоя судьба, материальное положение  зависят от моего настроения, поэтому не отравляй его своими глупыми нотациями и придирками, помалкивай...
— Генсеки в бытность Советского Союза были всесильны, однако закон не нарушали, щадили животных, — заметил Ерофей Федотович. — Отстрел был небольшой. Мне самому приходилось в ту пору, работая в одном из крымских лесничеств, обслуживать секретарей обкомов, горкомов и представителей из ЦК, но до такого сраму не доходило. Они вели себя благородно, с достоинством, чувствовались  боевая закалка и хорошее воспитание. Не страдали алчностью и крохоборством.
— Ага, колись, Ерошка! Вот я тебя и поймал на слове, значит,  сам кабанов и оленей к деревьям  привязывал, — ошарашил его  своей версией хозяин. — Признавайся, как на духу.
—Не было такого. Сплетни, анекдоты,— с досадой произнес егерь. — Какая-нибудь глупая баба на базаре сказала и пошла байка гулять по стране. Охотники были отменные и не кровожадные. Умели сдерживать свой азарт, не впадали в экстаз при виде свежей крови.
— Мы тоже в обморок  не падаем. Твердо стоим на ногах, — заверил Лозяк. «Дай Бог нашему теляти волка забодать», — подумал егерь, но озвучить не осмелился.
— Хилыми, немощными старцами  были генсеки и секретари. Поэтому быстро уставали, руки тряслись и оружие в руках дрожало, ноги подкашивались, а я в расцвете сил, крепок, энергичен и азартен.
—Серафим Ильич, вы так рассуждаете, потому, что не знаете, как страдают несчастные животные, — посетовал егерь. — Уминаете их за столом в приготовленном виде под коньяк и водку. А ведь животные, подобно людям и всему живому,  испытывают боль и плачут.
—Ты, ни меня, ни моих друзей, как ни старайся, не расжалобишь, даже скупую мужскую слезу не выжмешь, — сурово изрек  Лозяк. — Дичь для того и существует, чтобы мы от охоты получали истинное удовольствие и наслаждение. Ради этого некоторые экстремалы стремятся попасть в «горячие точки» локальных войн и конфликтов. Но мы не придурки, чтобы рисковать жизнью и здоровьем. Достаточно было Афгана, от  которого я, к  счастью, отмазался, иначе бы лежал где-нибудь в горах Кандагара или Баграма. Дураков и глупых баранов нет. Оставь свои причитания по поводу бедных и несчастных кабанов, оленей, зайцев, дроф, уток, фазанов и прочих пташек.
Они не обладают разумом и не осознают сути происходящего. А на меня твои слезы и стоны не воздействуют. Читай свои лекции о любви к природе и животным сопливым, желторотым пацанам, а мы люди мужественные и хладнокровные с нордическим, как говорил Штирлиц, характером. В обморок при виде крови, не падаем. Если еще раз будешь меня на огневой позиции доставать своими  жалобами, то уволю к чертовой матери.
Анохин отвел взгляд  в сторону и опустил голову.
—Лучше вели загонщикам гнать очередное стадо кабанов. Я не должен остаться без трофея.
—Где же их взять для второго загона? Разбежались на десятки верст,— посетовал Ерофей Федорович. — После вашей  беспорядочной канонады затаились в  глухих, непролазных местах, а оленей, тем паче, не сыскать. К тому же вы  ранили  кабана. Животные чуют запах крови и опасности.
—Его еще надо найти и добить. Вот и займись этим полезным делом. Для этого я тебя и держу на кордоне. А команду «отбой» я дам только для того, чтобы ребята могли подобрать пораженную дичь.
Егерь  промолчав, решив лишний раз не раздражать хозяина.               
 
 3

Сохатый дождался переданной по мобильнику  команды  «Отбой!» и устремился  к  темневшей на снегу туше кабана. Снег вокруг был запятнан кровью, от которой струился пар. Жесткая щетина взъерошена, длиннорылая морда была оскалена, виднелись клыки и желтые зубы. На Петра  взирали  маленькие и злые остекленевшие  глаза и ему стало вдруг не по себе.
«Хорош трофей, килограммов на сто двадцать-тридцать потянет», — все же с удовлетворением подумал он. Туши троих кабанов, а четвертого  раненного Лозяком, так и не удалось отыскать, доставили к охотничьему дому. Сохатый, Божко и  Шарагин с гордостью встали возле своих трофеев, а расстроенный неудачей  хозяин,  чуть в стороне.
— Серафим Ильич,  вы что же, как казанская сирота? Давайте в кадр по центру, — пригласил  водитель Николай, стремясь запечатлеть охотников на камеру мобильного телефона.
— Сегодня не мой день,  магнитные бури, завихрения,— хмуро отозвался  Лозяк. — Моего подранка,  где-то  черт носит.
— На правах хозяина, так сказать, приглашающей стороны, — настоял  Гайкин  и  Серафим Ильич встал рядом с удачливым Сохатым. Мясники Сурен и Ашот живо настроили, выгруженный из джипа  баллон и газовые горелки.
Пятная кровью белый снег, положили кабана, заваленного Сохатым на дощатый настил и включили горелки. Голубое пламя с шумом вырвалось из отверстия и опалило свернувшуюся в колечки и вмиг испепелившуюся  шерсть кабана. В морозном воздухе резко запахло паленой кожей.
Охотники, в ожидании свежатины, молча наблюдали за процессом. Кавказцы действовали лихо, словно всю жизнь только тем и занимались, что разделывали кабанов. Осмолили тушу, окатили  горячей водой и прикрыли попоной, чтобы пропарилась, а затем до желтизны соскоблили черный нагар длинными ножами.
—Лучше, конечно,  смолить пшеничной соломой, как домашних свиней, а не газом, тем более, бензиновой форсункой, — заметил Анохин. — Тогда  и  запах  будет ароматный и кожица мягкой, а  не  задубевшей.
— Обойдемся без соломы, — отозвался Лозяк.
Между тем мясники принялись за разделку первой туши. Вырезали грудинку  и  Сурен зачерпнул кружкой парящую кровь,  поднес хозяину.
—Это не мне, а виновнику торжества, — произнес  хозяин и указал на  Петра. — Давай-ка, отведай, глотни парной крови.
—Крови? Ты что, Серафим? — опешил тот. — Я не вампир, чтобы пить свежую кровь. Не приведи Господь, клыки или рога вырастут.
—Не нарушай давнюю традицию. Чтобы и впредь везло, ты обязан испить кровь убитого тобою зверя, первой жертвы. Таков древний  ритуал, обычай  наших предков, — пояснил охотник.
— Ни за что. Вдруг он болен  какой-нибудь заразой.
—Зараза к заразе не пристанет. Это твое боевое крещение, первая дичь, — усмехнулся Лозяк. — Гляди, как это делается.
Он взял из руки Сурена кружку, поднес к губам и сделал небольшой глоток. Ладонью вытер полные губы и подал кружку Сохатому.
—Никто не требует, чтобы ты пил до дна. Пригуби немного, а вдогонку коньяк, — велел  он и достал из внутреннего кармана меховой куртки плоскую из нержавейки фляжку  и наполнил колпачок золотистым напитком. Дабы не прослыть трусом, Петр  лишь прикоснулся губами к ободку кружки, ощутив приторный запах и тут же запил коньяком.
 —Вот теперь прошел боевое крещение. Считай, что нашего полку охотников прибыло, начислен в строй и на казенное  довольствие — заявил хозяин, взглянув на Божко и Шарагина. — Давайте-ка,  совершите  сей ритуал.
— Из чужого кабана мы кровь пить не будем, — в голос заявили они, рассчитывая на то, что до них очередь не дойдет. — Дождемся своих… Пора бы, Серафим Ильич и за стол, а то под ложечкой сосет.
— Да, голод не тетка, — согласился хозяин и  окликнул Сурена, который вместе с Ашотом, закатав рукава по  локоть, орудовали ножами в чреве кабана. — Когда горячее подашь к столу?
—Через двадцать минут, начальник, — ответил армянин. Они отделяли внутренние органы, сердце, легкие,  печень и бросали в оцинкованный таз. Потом развели огонь под чугунной жаровней и большим  казаном. Порезали мясо и зашипело  варево, сдобренное специями и зеленью.
— Пока готовится свежина, мы пропустим по рюмке-другой, — предложил Серафим Ильич и жестом пригласил к столу, накрытому под шатровой крышей беседки.
 В алюминиевой и стальной из нержавейки посуде, мисках, блюдах  им поджидали бутерброды с колбасой, сыром и салом-бекон,  салаты из соленых и свежих овощей. По центру стояли бутылки с водкой «Хортица»,  «Медов». «Немиров», с коньяком «Жан-Жак»,  «Шабо» и «Гринвич».
Вшестером, включая Анохина и Гайкина,  устроились за столом. Наполнили стаканы, кто коньяком, а кто  водкой.
— За боевое крещение Петра Семеновича и его будущий политический триумф! — провозгласил  Лозяк. — Я уверен, что тот, кто взял в руки ружье, карабин и другое огнестрельное оружие и ощутил азарт  охоты, уже никогда не откажется от этого увлекательного занятия. Не зря для царей, королей, генсеков  и президентов охота является главной забавой.
  Выпили и  усердно заработали желваками. А Ерофею Федотовичу припомнился случай, когда  пять vip-персон за один заезд завалили десять кабанов. Среди стрелков было лишь двое охотников, остальные — дилетанты,  впервые взявшие в руки оружие. Поэтому ему и другим егерям пришлось добивать раненых, страдающих от боли  животных.
Кустарники, листья, трава были окрашены багряной кровью. Утолив инстинкт древних предков, правда, добывавших мамонтов с помощью камней и палок ради пропитания и физического выживания, а ныне агрессию и азарт, горе-охотники расслаблялись за столом с напитками и свежиной, ломая голову над тем как распорядиться горою мяса. Но для начала, вооруженные автоматами, карабинами и винтовками они с гордостью сфотографировались у своих неподвижных трофеев. А после обильного пития и чревоугодия разъехались на мощных джипах.
«Слава те, Господи, что обошлось без ЧП», — в таких случаях приговаривал егерь, которому претила  такая «царская» или «королевская» охота, а точнее, массовые расстрелы  беззащитных животных  всеми видами убойного оружия. У всех на слуху, тогда было ЧП, когда один из крупных милицейских чиновников оставил  свой номер на огневой позиции и ушел в кусты по нужде. К несчастью, а дело было зимой, на его голове находилась пыжиковая шапка. Один из охотников заметил движение в кустах и,  восприняв пыжиковую шапку за  шерсть кабана,   выстрелил дуплетом из двух стволов, разнеся череп  незадачливому генералу.
Анохин почитал  охотников, способных сдерживать свой азарт и эмоции, знавших меру в отстреле животных. Им для удовлетворения  страсти и адреналина достаточно было завалить одного кабана, пару зайцев или уток. Другие, дорвавшись  до стволов,  не знали разумной меры.  Невольно складывалось впечатление, что они голодны и поэтому впрок запасаются мясом. В таком случае выращивали бы свиней, быков, овец, коз или мелкую живность на подворье, а не  истребляли хищнически диких животных, не затратив на их выращивание ломаного гроша.
Ерофей Федотович после наезда таких «гостей», устраивавших кровавые бойни,  нередко вне охотничьего сезона и закона, несколько дней пребывал в мрачном настроении и намеревался уволиться, чтобы не быть даже косвенно причастным к беспределу. Но другой работы не предвиделось и нищенской пенсии едва хватало на хлеб и молоко.
Утешало то, что среди этих важных персон находились более-менее цивилизованные охотники. Хотя  культурным  и  гуманным этот вид охоты не назовешь. Другое дело — сбор грибов, ягод, лечебных трав. Но такова  психика человека, жаждущего острых ощущений. Он не задумывается над тем, что животные, созданные из той же плоти, что и человек, также ощущают и испытывают страх и боль.
Что «братья наши меньшие», как впрочем, все живое в мире фауны и флоры, наделено инстинктом самосохранения. Страдают от ран  и увечий, причиненных двуногим хищником, вооруженным  современным крупнокалиберным с оптикой оружием,  хищником. Причем, в погоне за животными используются не только джипы-внедорожники, но и вертолеты,   из кабин которых поражались стада кабанов, сайгаков, оленей, косуль, антилоп  и других парнокопытных.
               
4

Сурен принес парящие жаром  кусочки  мяса и со словами «Кушай скока хошь, карашо. Мяса  много, будут еще шашлык и шурпа из кабана», положил  поднос по центру стола. К мясу, пахнувшему ароматом специй,  потянусь руки с вилками и ножами.
— Давайте, господа,  выпьем, чтобы никогда не оскудела эта скатерть-самобранка, всегда было,  что выпить и чем закусить, — промолвил  Лозяк.
—Эх, мужики, хорошо сидим! — с восторгом произнес Сохатый. — Для полного счастья нам не хватает  знойных женщин.
— Петр, извини меня за откровенность, но в охотничьем деле ты профан, дилетант, — оборвал его на полуслове  хозяин. — Коль ты вступил в ряды охотников, то обязан знать, что баба на охоте, как и на корабле, дурная примета. Надо чем-то одним заниматься: охотой или сексом?
— Так я имел в виду  наших  женах, верных спутницах жизни.
— На кой ляд они вам  здесь нужны, дома,  что ль не надоели? — заметил Божко и мечтательно продолжил. — Другое дело девочки из будуара, варьете, чтобы расслабиться, оттянуться по полной программе после сауны.
—Да, женские чары и прелести на все времена, — поддержал Серафим Ильич. — Но беда женщин, что они не умеют держать язык за зубами. На следующий день  весь  город и округа будут знать, что мы охотились после закрытия сезона. Грянет скандал с негативными последствиями. Поэтому обойдемся без  подруг. В другой  раз пригласим их на рыбалку. Уйдем на катере или яхте подальше от берега и посторонних глаз.
— А ты, что, Ерошка, молчишь, словно воды в рот набрал? Страви, какой-нибудь анекдот, а то сидим, как на поминках, — велел хозяин охотхозяйства.
— Так  оно и есть, поминки по убиенным животным,— вздохнул егерь. — Хотя я и сам не прочь поохотиться на дичь, но предпочитаю рыбалку. Поэтому и анекдот о рыбаке.
— Почему? — усмехнулся Сохатый.
— Чтобы спрятали свои карабины и ружья, а «заболели» рыбалкой.
— Валяй свой анекдот, — небрежным жестом разрешил Лозняк.
— Всем известно, что среди рыбаков, как и среди охотников, есть неисправимые хвастуны, — напомнил Анохин. — Так  вот затесался в стан рыбаков такой чудак. После каждой очередной рыбалки, он руками изображал, увеличивая  размеры пойманной им в  пруду рыбы.  Вначале показал руками на ширине плеч, а потом раскинутыми в стороны. Понимая, что он лжет, как сивый мерин, ему перед тем, как выслушать очередную байку, связали руки и поинтересовались: каков улов? Хвастунишка не растерялся и, сомкнув вместе два кулака, сообщил: «Давеча в пруду поймал рыбу вот с таким глазом».
За столом дружно рассмеялись.
— Ну, и мастак  молоть языком, хлебом не корми, а дай потрепаться, — заметил хозяин и улыбнулся. — Тем мужикам-рогоносцам  лучше не появляться на охоте.
—Это почему  же? — спросил Петр Семенович.
— А потому, что такого рогоносца охотник может принять за оленя и шарахнуть волчьей дробью промеж  рогов, — сказал и заржал, но Сохатый и другие не поняли,  не разделили его юмора.
— В природе так устроено,  что одни являются  хищниками, а другие их жертвами, — сообщил егерь. — И среди них самый главный хищник — человек, не почитающий законов природы.
— Ерошка, что случилось? Я  тебя в последнее время не узнаю, — хозяин придавил егеря тяжелым  взглядом. — Ты раньше таким капризным и вредным не был. Наверное, старческий маразм поразил? Перед друзьями меня самодуром выставляешь? Аль  служба медом кажется?
— Долго терпел, а теперь тошно и противно смотреть на это варварство, — признался Ерофей  Федотович. — Думаете, как нардепы и чиновники, так вам все позволено.
— Так вот в чем дело! И ты на старости лет демократией, этой эпидемией охлократии заболел, — рассмеялся Серафим Ильич. — Очень  опасный диагноз, болезнь неизлечима, словно рак, саркома в последней стадии, отработанный материал. Сейчас мне недосуг с тобой разбираться, готовься к серьезному мужскому разговору, хренов демократ. Не потерплю на кордоне такой заразы!
—Всегда готов постоять за правду! — бодро   ответил егерь и словно тяжелая ноша свалилась с плеч.
— Господа, чувствуете, сильно сквозит, метель  начинается, — Сохатый  толкнул в бок Божко. — Дмитрий,  прикрой форточку,  зачини плотно двери.
—Причем здесь форточка и двери, если  мы сидим в беседке, — не понял его юмора сосед
— А при  том,  что Серафим Ильич в пылу азарта из своего винчестера наделал дырок в небе, превратил его в решето.
— Нашелся  умник, не смешно, — бросил на него  сердитый взгляд Лозяк. — Запомни, Петр Семенович, хоть ты и подшофе, но на охоте не принято подначивать друг друга. Это не самое большое огорчение. На охоте, рыбалке,  банкетах, пикниках, в казино и сауне, да в любом другом месте  всякое случается. Как говорится, не всегда тореадор забивает быка, бывает и наоборот.
— Серафим Ильич, что ты все вокруг, да около, со странными  намеками? — прервал его гость. — Говори  честно, как на духу.
— Я к тому, что фортуна — баба изменчивая, капризная, — смутился хозяин, отводя взгляд в сторону. — Нынче тебя уважила, послала кабана под выстрел, а завтра  меня.. Эх, Петр Семенович, вот тебе мой совет. Не покушайся ты на гетманскую булаву и шапку Мономаха, а то, как бы чего не вышло?  Человек очень раним, а жизнь — хрупка.
— Никак угроза?
— Дружеское предостережение.
—Своих решений я не меняю, уже перешел рубеж невозврата, — с видом обреченного на заклание, произнес Сохатый и бодро заметил. — Недаром говорят, кто не рискует, тот не пьет шампанское.
— Как знаешь, хозяин  барин, но шампанского может не хватить.
— Мне и коньяк по вкусу, — заметил  Петр Семенович.
— Да, сегодня не мой день, можно сказать аномалия. Хотя раненый мною хряк сейчас где-то в лесу валяется, поэтому счет у нас с тобой 1:1. К тому же, еще не вечер, — произнес Лозняк.
— Желаю снайперской точности, удачи, — усмехнулся Сохатый и со смутной тревогой подумал: «Сдалась мне эта охота. В  который раз проявил слабость, по доброте душевной не смог отказать, чтобы не обидеть старого приятеля, который может быть полезным в предстоящей избирательной кампании».
Воцарилась тягостная пауза. Лишь слышно было,  как скрипит снег под ногами Сурена и Ашота, закончивших разделку третьего кабана. Каждый из удачливых  стрелков провозгласил  свой коронный тост.
Выпили, закусили, н по интонации голоса, жестам и мимике лица Анохин и гости понимали, что  хозяин  огорчен неудачей. Впервые в своей многолетней охотничьей практике, он оказался без трофея, чем посрамил свой авторитет перед егерем и начинающими охотниками. Несмотря на снег, быстро смеркалось, иначе бы Серафим  Ильич продолжил пальбу. Разговор за столом не клеился, несмотря на обилие выпитого и съеденного. Ашот и Сурен ловко разделали кабаньи туши на части по количеству едоков Сложили в пакеты и загрузили в багажники джипов.
— Господа, пора и честь знать, — сказал, поднимаясь из-за стола Божко. — Спасибо хозяину и  дому, поедем к другому.
—  Вам спасибо за компанию, —  следом за Дмитрием поднялся хозяин. —  Полагаю, что это не последняя наша встреча на охоте. Вы почувствовали ее вкус и азарт. Надеюсь, что  очередная  будет  более удачной и богатой  на трофеи. Ладно,  довольно балагурить, языками чесать, пора  по стальным  коням.
Лозяк тяжело поднялся из-за стола и обернулся к  егерю. — Ты со стола собери харчи и спрячь в холодильник. Может завтра, уже с другими ребятами продолжим охоту.
— Да, пора и честь знать, — поддержал его Сохатый и в  этот момент послышался отдаленный вой.
— Однако волк о себе заявил, — сказал Анохин.
— Вот те и на, а  экологи трубят, что хищники перевелись,  ученые  советуют  занесли волка в Красную книгу, как вымирающий вид. Скорее мы вымрем от постоянных стрессов и  депрессий и кровавых разборок. Не хватает места под солнцем.
— Далеко отсюда, поэтому нам не страшен серый волк, — успокоил егерь. Сурен и Ашот сели  в джип «Subaru», а остальные  разместились в джипе «Land Cruizer».
— Счастливого пути! — пожелал Ерофей Федотович, а в мыслях «скатертью вам дорога, матерые браконьеры». Взвыв мощными двигателями и взвихрив снежную пыль, джипы  тронулись от охотничьего кордона с одинокой фигурой егеря.

5

За лесом догорал ярко-багряный закат, обещая солнечное  морозное утро. В снежной дымке за зубчатой цепью верхушек сосен угасал короткий зимний день. На темно-синей эмали неба проклюнулись первые хрустально чистые звезды. Сквозь пелену облаков  заскользил серебряный тонкий серп месяца.               
Выехали  в сгустившихся сумерках, но от снега исходило матово-жемчужное сияние. По синему  с проклюнувшимися гроздьями крупных и чистых зимних звезд, скользил серп молодого резвого месяца. Водитель Василий вел джип «Land  Cruizer» по проложенной им же в полдень колее. В салоне находились Лозяк, Сохатый и  Божко. Крохин остался на кордоне. За ними  следовала «Subaru» с  трофеями, которые еще несколько часов в облике свободных животных бродили в лесных чащах.
Вдруг из запорошенных и осевших под тяжестью снега, кустарников, испуганное  гулом  мощного дизеля и светом фар, выскочило какое-то трудно различимое животное.
—Лиса? — предположил Сохатый, вглядываясь в заснеженные окна. — Точно  хитрая плутовка, я увидел  рыжий хвост. Вот  бы  жене воротник на  пальто.
—Ты и так  нынче фаворит, именинник, кабана завалил, — с завистью произнес Лозяк. — Можно сказать странное, неожиданное везение, стечение благоприятных обстоятельств. Тебе в свете фар показалось, что зверь с рыжим хвостом. Это, пожалуй, волк.
—А мне, кажется, что небольшой кабанчик, — двинул свою версию Божко. — Волк — очень хитрый и осторожный хищник, вряд ли станет бросаться под колеса джипа.
Терпеливо отсидится в кустах, переждет и потрусит своей дорогой…
—Не ломайте  голову, — усмехнулся водитель Василий, до того сохранявший спокойствие. — Вы на пикнике здорово врезали, перебрали и поэтому в глазах двоится и троится. Как говорят, у страха глаза велики. Это на дорогу выскочил глупый заяц. За ними такие фокусы нередки.
—Вот, как раз зайца нам и не хватает для полного комплекта, — воодушевился Серафим Ильич. — На пушного зверя охота  разрешена.
— Но, как сказал егерь, по выходным дням, — напомнил водитель.
—Ты, Василий,  не встревай поперек батька. Крути баранку,  не умничай,  живо догоняй  косого. Прибавь-ка скорости, а то сиганет в кусты, — велел  хозяин. Быстро на ходу достал из чехла, зарядил  карабин и положил его на колени.
Дмитрий опасливо  отодвинулся от нацеленного на него ствола.
—Мужики, не стрелять! Это мой трофей. Не было еще такого случая, чтобы я с пустыми руками с охоты возвратился.
Настроение отравил Ерошка, а фортуна решила компенсировать зайцем, — сообщил он.
—Серафим Ильич, сдался вам этот заяц, к тому же, наверное, не совсем нормальный, если выбежал на дорогу и держится в свете фар, — сказал водитель, прибавив скорости. — Не стоит  гнаться за этой мелочью. Другое дело, если бы лось или кабан. В следующий раз повезет. Вы же говорили, что сегодня не ваш день, магнитные бури?
—День не мой, не задался, но сейчас вечер и он сулит мне удачу,   не упущу свой  последний  шанс.
Джип бросало на оледеневшем насте, вело юзом.
У Василия совершенно не было желания приносить  косого в  жертву азарту хозяина, расстроенного неудачной  охотой, но и ослушаться он  не смел. До зайца, рисовавшего цепочку следов на белой поверхности  снега оставалось метров пять, когда  водитель надавил на педаль тормоза.
В тот момент, когда Лозяк  взял оружие в руки, прозвучал выстрел из  карабина «Бенелли Арго» и  пуля калибра 7,62 мм разворотила грудь Сохатому. Он замертво сполз  вниз и все  ощутили приторный запах свежей крови, окрасившей снег.
—Вот тебе и трофей, последний трофей, — после оцепенения произнес  водитель и  подумал: «Политика— темное, грязное и опасное дело. Это тот случай, когда молчание — золото».
— Ты должен испить кровь своей жертвы. За все в этой жизни надо платить,— дрогнувшим голосом вторил ему Божко, взирая на последние конвульсии мужчины.
— Вот тебе и трофей, последний трофей, — после оцепенения произнес  водитель и подумал: «Политика— грязное и опасное дело. Это тот случай, когда молчание — золото»
— Ты должен испить кровь своей жертвы, — дрогнувшим голосом вторил ему Дмитрий, взирая на последние конвульсии мужчины. «А ведь он собирался баллотироваться в президенты и  имел реальные шансы овладеть булавой.  Кому-то  Сохатый, будто лось,  перешел дорогу, помешал карьере. Поэтому  убрали таким подлым, коварным способом. Спишут на несчастный случай и делу конец. Нет человека — нет и проблем», — подумал Божко. Но озвучивать свою версию не стал. Меньше знаешь и говоришь  — спокойнее спишь.

г. Симферополь