В Одессу!

Сижу как-то раз на балконе, курю себе трубку.

Погода уральская улыбается, август на дворе.

Вдруг снизу голос:

- Эй! Чего сидишь? Поехали в Одессу!

Высунулся, смотрю: Вадик, приятель с юности, на своей "восьмёрке".

- В Одессу?! Поехали! - говорю. - Погоди. Сейчас выйду.

Голому собраться - только подпоясаться.


Минут через пять я, действительно, вышел из дома - и правда, поехали.

Нравилась Вадику эта лёгкость на подъём.


Самое впечатлившее на трассе - грузовик, съехавший в кювет с напрочь снесённой кабиной, и в самом низу его медленно крутящийся вал с деформированным концом. Поразительная живучесть. Или, может быть, агония.


Дня через три - Грайворон, российско-украинская таможня. Огромная лужа, таможеннику лень её форсировать. Дружелюбно спрашивает нас:

- Наркотики е?

- А як же ж! - радостно отзываюсь первым и отколупываю крышку большой жестяной банки, где обретаются куски копчёного сала. Таможенник удовлетворённо кивает и пропускает нас.


На четвёртые сутки путешествия повеяло Одессой, и чем дальше, тем мохначе.

Сначала попался щит "Ремонт и изготовление японских зонтиков".

Через пару километров:

"Высокохудожественный ремонт автомобильных номеров", улица Дерибасовская, телефон, факс.


И вот - всё, приехали. Встретил нас дядя Саша, Вадькин отец, 90-летний полковник в отставке.

Пока разместились, выхожу на двор освоиться, покурить и слышу неспешный, основательный разговор двух соседей через забор:

- Дьядья Саша! Я вопрыскал картофэль дустом таки чэрэз тры часа пошОл дошчь. Как Ви думаэте, посдыхают в мэнэ колорадские жукы или нэт?

(Долгая пауза).

- Ну, посдыхают или нет, Вам точно сказать не могу, но того здоровья, шо они у Вас имели, они уже не будут у Вас иметь!


Вадим потащил меня показать достопримечательности: роща Дубки, мемориал "Батарея", чучело противокорабельной мины, подводная лодка, Лаокоон с сыновьями в объятиях змей, морвокзал.


По дороге встретили потрясающе яркого субъекта, которого Вадька назвал
дядей Володей: куртка модная, джинсы, кроссовки, бейсболка на глаз,
высокомерный, покровительственный, двухметровый, загорелый.

По виду - наш ровесник, где-то под сорок, но кожа на лице - как персик.

Идёт с дискотеки домой. Девичьи слёзы, и только.


Разошлись, я Вадьке:

- Ну и ну! Можно подумать, здешний начальник милиции!

- Точно, - говорит Вадик. - Как ты догадался? Начальник милиции. Бывший.

- Почему бывший? Сняли? За что?

- Ни за что.

- Все так говорят.

- Просто на пенсию ушёл. Давно уже, лет пять или шесть.

Странно, думаю. Что он, лётчик, что ли...


На морвокзале у причала многопалубный круизный лайнер, в иллюминаторах - жизнь, до этого виденная только в кино. Столики, дамы в вечерних нарядах и драгоценностях, седые джентльмены, гарсон у каждого столика.

Откуда-то из-за уха возник сержант милиции, вскинул руку к козырьку. На безупречном русском, без малейших одесских ноток обратился ко мне:

- Здравствуйте! Документы ваши, пожалуйста.

Киваю в ответ. Достаю свой молоткастый-серпастый, сержант долго и пристально его изучает, затем захлопывает. Некоторое время молча постукивает корешком моего паспорта по ногтю большого пальца левой руки.

- Что, табличку не видели?

- Табличку? Какую?

- Вот ту табличку!

- Конечно, видел. А причём тут та табличка?

- А притом, что на ней русским языком написано: "ТОЛЬКО ДЛЯ ИНТУРИСТОВ!"

Внимательно смотрю ему в глаза. Тот спокойно выдерживает. Спрашиваю:

- Так ты что, за незалежность? (независимость - укр., начало 90-х, до конфликта ещё три десятилетия)

- Конечно, да! А причём тут та незалежность?

- А притом, что если Украина незалежная, то я интурист.

- Логично! - хмыкнул сержант, вернул паспорт, снова козырнул и исчез в лёгком тумане.


Днём прилетела рейсом из Свердловска десятилетняя Сашка, Вадькина дочь.

Все заняты, готовят праздничный стол, только мы с Сашкой не у шубы рукав.

Она мне:

- Айда на батарею!

- Да мы там уже были сегодня с папой.

- Тогда пошли смотреть окопы, где "Маски-Шоу" снимали "Маски на войне".

Сашка, как хозяйка и гид, бойко рассказывает всякую всячину, подбила меня залезть в окоп и пройти по нему.

Окопы и правда серьёзные, глубокие, протяжённые - километра два, наверное.

Мы и спрыгнули вниз где-то посередине.

Тут как ударит южная гроза! Как хлынет ливень!

А там почва - глина, любая ямка стремится стать оврагом.

По окопу, минута дел, уже поток.

Мы с Сашкой давай пытаться выбраться - ага! как по солидолу.

Перемазались, как черти, смешно... а не до смеха.

Наконец в одном месте я, подпрыгнув, уцепился за мощные корни стоящего на краю траншеи дерева.

Подтянулся на руках, выбрался.

Лёг на край, свесил руки вниз, поймал подпрыгнувшую Сашку, вытащил и её.

Идём домой. Дома, конечно, паника.

Сашка по пути захныкала, выбилась из сил.

Забралась ко мне на шею, добрались до дому чумазые и мокрые.

Получили выговор от дяди Саши, отмылись.

Тепло дома, хорошо. Сухо.

Говорили мне: Сашка не успеет приехать, в первый же день тебе на шею сядет!

Мы-то все думали, что в переносном смысле.


У дяди Саши День Рождения, первое сентября.

По ящику бегущая строка: "Организация примет Главным бухгалтером молодого человека до 65 лет".

И, конечно же, несут всякий околошкольный вздор.

Сидящий напротив меня, немного выпивший хорошего вина дядя Саша вдруг метнул яростный взгляд на экран.

И произнёс негромко, но зло, качая седой головой:

- До сих пор ненавижу этот день!


Вечером сидим за столом, празднуем.

Дядя Володя, который, оказывается, Вадьке и вправду дядя, тоже здесь.

У них с дядей Сашей почти совпадает День Рождения, разница в один день, и этот день их путает.

Взялись спорить, сколько у них лет разницы, девятнадцать или двадцать.

- Постойте-постойте, мужики! - говорю. - Мы ж ещё не настолько пьяные! Дяде Саше сегодня девяносто!

- Ну? - уставились оба. - И что?

- А тебе-то тогда сколько? Девяносто отнять девятнадцать, да? - язвительно спрашиваю дядю Володю.

- Если полных, то сегодня семьдесят, семьдесят один завтра, а что?

- Иди ты?!

В ответ дядя Володя, видимо, привычный к таким разговорам, молча достал паспорт из внутреннего кармана пиджака.

Непостижимо уму: оказалось, что да, это так... и объявление про главбуха больше не казалось мне таким уж забавным. (Забегая вперёд: дядиволодино свойство, как оказалось, переходчивое: в 71 год и Вадик, и я выглядели - дай бог всякому и не раз становились объектами внимания премиленьких девиц).


Сидели допоздна, стол был отменный, одесситы гурманы ещё те.

Гости понемногу разошлись, остались все свои.

Стали укладываться. Никак наговориться не могут, соскучились.

- Слушайте, ну давайте же уже спать! Мы же на полтора месяца приехали!

- Да, давайте спать! Наговоримся ещё! Кстати, а шо я тут Натаху не вижу? Как у ней дела? Да вы шо?!

И вот наконец разговор стал угасать и угас.

Только цикады за окном.


Вдруг из Сашкиного угла всполох придушенных звуков, будто немцы напали, но секретно так напали, по-тихому.

Разбуженный Вадька, который с утра был за рулём, устал и уже спал, раздражённо спрашивает:

- Ну Саша! В чём дело?! Что там опять случилось?!


Толстым, сонным голосом Сашка отвечает:

- Ничего не случилось. Я стала поправлять волосы и у меня палец в носу застрял.


Корчась, я с визгом уполз в сад. Чуть не подох с этих одесситов. Еле спасли.

Шоб вы так жили!

Шоб я так жил.