Шурочка

  Пошивочную фабрику, где  она начала свою трудовую деятельность можно было отнести к числу малых  специализированных предприятий средней руки.
Шили из года в год рабочую спецодежду без каких-либо ухищрений её  покроя или фасона.
Это были недорогие  мужские и женские халаты из бязевой ткани  немарких расцветок для персонала,  работающего в закрытых помещениях  с материалами, не требующими специальной защиты. Производственный план фабрики верстался за счёт  сложившихся долголетних связей с постоянными потребителями её нехитрой продукции.
Из года в год одни и те же учреждения и предприятия связанные с ней долговременными обязательствами  заказывали для своих сотрудников эти самые халаты,  которые изнашивали на своей работе и в соответствии с нормативом износа  периодически заказывали  их по новой.
 Начинала Шурочка за швейной машиной на главном конвейере. Несложная операция, которая ей первоначально досталась,  называлась  «рукав левый».
Надо было, не поворачивая головы, достать из накопителя полуфабрикатов  готовый левый рукав, а с конвейера уже пошитое, но без рукавов, изделие,  совместить  на них исходные метки, а затем, удерживая  педаль электропривода и помогая себе руками,  пристрочить  одно к другому, после чего  возвратить  сделанное на конвейер.

Ход конвейера был шаговый. Это означало, что двигался он с равными  остановами, за время которых каждый рабочий должен был успевать выполнять свою операцию.
На торцевой стене под потолком было размещено видное отовсюду  световое табло,  информирующее,   какой именно артикул и размер изделия находятся сейчас   в производстве.
Когда требовалось изменить задание, конвейер не надолго  останавливали  для  подготовки  запуска новой модели или размера, а работницам разрешали отлучиться  и  немного передохнуть.

За это время комплектовщики пополняли индивидуальные накопители  новой партией полуфабрикатов и свежими бобинами ниток. На табло высвечивали артикул нового задания, после чего резкий  сигнал  зуммера призывал швей к рабочим местам и работа конвейера возобновлялась.
Выпускница  фабрично-заводского училища (ФЗУ) той же фабрики восемнадцатилетняя Шурочка распределённая, как мы уже говорили, по результатам производственной практики   на главный конвейер, попала на своё рабочее место  не сразу. Сначала походила, как и положено, три месяца в стажёрах, после чего подтвердила квалификационной комиссии  высший пятый разряд по своей специальности (четвёртый был присвоен при выпуске из училища) и только после этого получила место за главным конвейером.
Операция, которая ей досталась, как мы уже говорили, была не сложной, но молодая работница поначалу все, же боялась сделать что-нибудь не так и первое время  с каждым пришиваемым  рукавом лихорадочно   повторяла в уме последовательность рабочих  шагов  предусмотренных технологической прописью:
     1. Взять из накопителя   левый рукав,
     2. Найти на пройме  рукава метку
     3. Взять  с конвейера изделие
     4. Найти метку на пройме изделия
     5. Совместить метки на проймах изделия и рукаве
     6. Заправить изделие в машинку
     7. Нажать педаль электропривода
     8. Пристрочить рукав
     9. Вернуть изделие с пристроченным  левым рукавом на конвейер.
И так каждые три минуты до полутораста раз в смену.
Первое время по вечерам засыпала не сразу. Перед глазами маячили  непришитые  левые рукава, а в голову закрадывались дурные мысли, что  от выполнения одной и той же простейшей работы каждые три минуты, изо дня в день можно  отупеть или, чего доброго,  свихнуться.

Опыт пришёл со временем и  советами бывалых работниц. Всё дело, как они её научили, заключалось в  том, чтобы на монотонной работе  не забивать себе  мозги, а обучить выполнению  нужных операций  руки и ноги, которые должны иметь собственную память и  выполнять  всё, что от них требуется самостоятельно, не обременяя  голову.

В справедливости этого опыта  легко можно было убедиться,  наблюдая за товарками по конвейеру которые  день-деньской, не отрываясь от дела   и не поднимая головы, обсуждали свои личные дела, не допуская при этом какого либо снижения качества работы.
Приобретая нужные навыки  Шурочка стала чувствовать себя увереннее. Через какое-то время ей перестали мерещиться перед сном левые рукава халатов, пришитые  за день. Взамен чуть было не укоренилась  привычка критически оценивать на каждом встречном ладно ли приторочен на его одежде левый рукав.
Но потом, слава Богу, прошло и это.

На фабрике использовался в основном труд женщин.  В большинстве своём  это были узкоспециализированные работницы, выполнявшие в ритме шагового конвейера какую-либо одну технологическую операцию. От сложной, к примеру,  кроя деталей изделия  по установленным лекалам,           до простейшей,  вроде обмётки петель и пришивки пуговиц.

Наиболее ценны были опытные универсальные швеи, одинаково владеющие всеми операциями и способные в любое время подменить  на конвейере друг друга. Такой уровень квалификации считался «высшим». Зарплата его  обладателей несколько превышала среднюю по фабрике, а ежегодный оплачиваемый отпуск предоставлялся  более продолжительным.
Фотографии универсальных работниц высшей квалификации, как правило, ветеранов фабрики,  не сходили с Доски почёта годами.
Потесниться им пришлось вскоре после  появления способной и целеустремлённой  Шурочки, окончившей ФЗУ с отличием и в сравнительно короткий срок усвоившей нехитрые премудрости халатопроизводства.
Бесперебойная работа швей на конвейере  поддерживалась  техническим надзором за пошивом  со стороны  ведущего  инженера-технолога, а исправная работа оборудования - опекой  дежурного слесаря-наладчика.

У каждой швеи была возможность в случае необходимости  воспользоваться  их помощью. Цветные кнопки вызова мастера и аварийного останова  конвейера  были на  каждом рабочем месте.
Инженера-технолога подзывали к себе редко. Выполняемые пошивочные  операции были швеями  освоены досконально и вопросов по этой части, как правило, не  возникало. А просто так судачить с женщиной, старшей по должности и возрасту,  было не о чем. Для этого было достаточно  товарок по конвейеру, с  которыми   можно было обсудить любой вопрос, не отрываясь от работы.
Очень способная, легко обучаемая Шурочка вскоре, как и следовало ожидать, прочно заняла своё место в ряду передовиков производства. Это, однако,  не избавило её однажды   от строгого внушения со стороны технологического контролёра, после того, как она однажды, озорства ради, вложила в нагрудный карман мужского халата цветной лоскут из числа обрезков кроя, предназначенных на выброс.

Случай был рассмотрен на производственной пятиминутке как грубое нарушение технологической дисциплины, а на оправдание того, что это была всего лишь  безобидная шутка,  Шурочке, несмотря на заслуги, сделали строгое  замечание с напоминанием, что любые преднамеренные  отклонения от технологической  прописи на конвейере   исключены. Если же таковые   встречаются, то квалифицируются  всякий раз не иначе, как недопустимая отсебятина.
Наказывать преуспевающую работницу на первый раз  не стали, но ясно дали понять, кто  на конвейере хозяин.
Получив суровый урок, покладистая Шурочка не стала осложнять  взаимоотношения с технологическим  начальством – женщиной, как мы уже говорили, старшей по  возрасту, и очевидно  не устроенной по жизни, что само по себе и без того напрягало обстановку.

Другое дело слесари-наладчики. Это были мужчины, составлявшие на фабрике аристократическое  меньшинство, чей интерес  к многочисленным незамужним  молодкам был всегда актуален.
В женской среде за внимание мужчин боролись. Стоило ещё не занятому слесарю-наладчику задержаться около кого-то из швей или, более того, перекинуться с ней  словцом, как всяческие разговоры  на рабочих местах стихали, уступая ревнивому желанию уловить   любую малость из того, что выпало на долю  подружки.

Большинство молодых женщин были  «понаехавшие» провинциалки, гонимые  с малой родины развалившимися, а до того  кормившими там худо-бедно народ, колхозами,  или  оставшимися без заказов градообразующими предприятиями.
В столичном городе вакансии  для молодёжи  ученического возраста ещё сохранялись. Тут по «лимиту» можно было  получить   место за партой  в ФЗУ, койко-место в перенаселённом фабрично-заводском общежитии, и  приобрести со временем, не престижную для местного населения,  профессию. На тот случай, если девушка не устроится удачно с замужеством, сохранить ей зыбкую надежду на собственное  жильё   и прописку,  отвоевав через несколько лет под солнцем  ту малую  крупицу счастья, на которую  можно было рассчитывать  в нашем не очень дружелюбном мире.

На фабрике появление «новенькой» в устоявшемся женском сообществе всегда событие, так или иначе влияющее на сложившиеся там  взаимоотношения.
Неформальные  вожаки и заводилы фабричного коллектива не упускают  по этому случаю  возможности лишний раз самоутвердиться и продемонстрировать  своё влияние на решение  руководства, в какую именно бригаду следует определить новую работницу, включая предписание  коменданту общежития, у какой именно стенки следует поставить ей кровать.
 
До того, как сложить окончательно общественное мнение о новенькой, лидерам предстояло  прощупать, что она за человек,  с кем, скорее всего,  будет  враждовать, и  против кого  дружить.

В случае с Шурочкой всё оказалось иначе. Она была сиротой -  воспитанницей местного  детдома, в интернате которого росла  на полном государственном обеспечении и на этом основании после выпуска оттуда получала с совершеннолетием  право  на внеочередное  заселение  в отдельную   городскую квартиру.
Закон был строг и не допускал без согласия претендента никаких отклонений.
По этому случаю председатель Райсовета, наведя справки по поводу Шурочки, пригласил её на заседание жилищной комиссии и под гласное обещание договорился на временное её заселение всего лишь в  отдельную комнату  3-х комнатной коммунальной квартиры, где другие комнаты занимали две престарелые одинокие бабушки, отслужившие несколько лет в дворниках и теперь  живущие на социальную пенсию.

Шурочка поверила обещанию председателя  и согласилась. Дома за чаепитием по поводу знакомства новая жиличка  так понравилась двум неприкаянным старушкам, что те при разделении лицевых счетов   добровольно уступили ей большую из трёх комнат.

 Надо ли говорить, что появление новенькой работницы с постоянной  пропиской на самостоятельной, хоть и коммунальной,  жилплощади с перспективой в обход всех очередей сменить её в скором времени  на отдельную квартиру взорвало коллектив.
Ни у кого из одиноких швей-лимитчиц,  годами ожидавших постоянную прописку и жильё, с роду подобных козырей не бывало. Большинство  Шурочке  откровенно завидовали, но нашлись и такие, которые  не прочь были набиться в подружки с тем, чтобы хотя бы на время подселиться на жилплощади, избавленной от комендантской опёки фабричного общежития.
Эти попытки успеха не имели.  Превращать свою комнату в филиал фабричной общаги Шурочка не собиралась. Она на удивление быстро и легко подружилась с  бабой Тоней и бабой Дусей, разделявших с ней коммунальную жилплощадь, и считала, что беззащитные старушки больше нуждаются в посторонней помощи, чем молодые крепкие девицы. Тем более, что они не делали  секрета из того, что в своём желании избавиться  от режима, царящего в фабричном общежитие,  вовсе не собираются арендовать у неё жильё на коммерческих началах.

История старушек была печальной. Большая часть их трудоспособного возраста ушла на  тяжёлые полевые работы бедствующего колхоза, председатель которого, пользуясь своим правом, не согласился с их уходом и, тем самым, обрёк неслухов  на  нелегальную подсобную работу у частных нанимателей фактически за еду и житейский угол.

Когда жить в таких условиях с возрастом  стала невмоготу, добрые люди надоумили их попроситься в дворники, которым в те времена столичные власти предоставляли служебное жильё и прописку. 
Оказывается, необходимое при этом согласие колхоза было давно отменено, а отсутствие у них трудовых книжек  обернулось при найме  даже   преимуществом, поскольку делало их сговорчивыми на любую низкооплачиваемую работу.

Помыкавшись много лет без прав и достатка, колхозные беженцы и это приняли за великое благо, а, когда их вселили в десятиметровые  коммунальные комнатки и объяснили, что с возрастом будет ещё какая-никакая пенсия, они поняли, что переменчивая судьба иногда  даёт лицезреть себя  не только со спины.

Старость нагрянула, как и всякая хворь, неожиданно. В какой-то момент стало трудно  передвигаться, а через некоторое время стало ясно, что  ни о какой работе  уже не может быть и речи.
Когда в Собесе стали исчислять старушкам  пенсию, выяснилось, что по документам, подтверждающим  их трудовой стаж, его далеко  не достаёт до минимума и после долгих переборов различных вариантов остановились на социальной пенсии.
 Это государственное пособие было столь мизерным, что ежемесячно после  обязательных  коммунальных платежей, которые бабушки выплачивали с истовой аккуратностью, на жизнь даже при их крайнем воздержании практически  ничего не оставалось.
В то же время плохо ухоженная столица была  настолько замусорена из-за катастрофического недостатка дворников, что власти, в порядке исключения, приняли решение предоставлять  этой крайне необходимой всякому большому городу категории работников, временную прописку и служебное жильё с  перспективой перевести то и другое в категорию постоянных не ранее, чем через пять лет безупречной службы.

Предполагалось, что это будут тесные каморки на первых этажах, рядом с помойками, за которыми они же будут и приглядывать.
Однако это условие нигде оговорено не было, и его отсутствие очень быстро стало использоваться чёрными маклерами для быстрой наживы.
Заезжих дворников стали поселять в престижных домах, пользуясь отсутствием ограничений качества временного жилья. Некоторое время они жили в этих хоромах, «карауля» выделенную площадь до момента, пока маклер не подбирал из таких же лоскутов полномерную 3-4 комнатную квартиру в добротном доме с высокой рыночной стоимостью.
Когда такое случалось, бесправных «караульщиков» расселяли, куда попало, а избавленная от коммунального разделения  изолированная жилплощадь после воссоединения оборачивалась  на чёрном рынке в супер прибыльный товар.
Маклер для легального доступа к контролю за  денежным потоком этих операций  принимались для отвода глаз в жилконтору на какую-нибудь бездельную чиновничью должность, и отчитывались о ходе махинаций  перед управляющим   жилконторы непосредственно.
Всё рухнуло в одночасье, когда  право на собственность недвижимостью законодательно закрепили за гражданами с правом приватизации (передачи в личную  собственность) фактически занимаемого жилья без учёта санитарных или каких-либо иных норм.

Надо было срочно и квалифицированно разобраться с перспективными для реализации  квартирами, не дожидаясь пока проживающие там граждане,  придут в себя и  станут вникать в возникшие новые возможности.
Квартира, в которой проживала Шурочка и бабушки, по своим рыночным достоинствам значилась по  списку  дельцов в числе первых.
Центральный район, кирпичный дом у  метро, добротная «сталинская» застройка с высокими потолками и просторным лифтом. В коммерческом плане всё это  стоило дорого.

Обладая здравым смыслом, но не достаточным жизненным опытом, Шурочка, как всегда обратилась к Марье Ивановне - директору воспитавшего её детдома, с которой, пока училась, не очень-то была в ладах, но которую почитала как взыскательного родителя.
Надо сказать, что уже при первом знакомстве с симпатичными  старушками Шурочка была поражена и тронута  их крайней бедностью, безропотно мирившейся с их удивительным доброжеланием к людям.

В квартире не было ни домашнего запаса продуктов, ни холодильного шкафа, где можно было бы их хранить. На её вопрос старушки, помявшись, признались в том, что  холодильник у них когда-то был, но потом испортился, а отремонтировать его  было не на что.
Через некоторое время тот же слесарь, что не стал его ремонтировать, выкупил у них остатки холодильника на запчасти за бесценок.

По этой причине летом  старушки стали  покупать себе  еду в количестве, не требующем долгого хранения, которую  успевали съедать ещё до того, как она могла  испортиться, а зимой, чтобы реже выходить из дома использовали  в качестве холодильника пространство между оконными рамами  кухни.
Шурочка на выпускном вечере в детдоме рассказала об этом  всё той же
Марье Ивановне и она организовала среди преподавателей и сотрудников  сбор средств,  а через некоторое время выпорхнувшая из родного детдома воспитанница  получила на своё новоселье от родного коллектива  небольшой отечественный холодильник «Смоленск-2» и сияющий никелем электрический чайник.

 Шурочка поместила  бытовую технику  на общей кухне, объявив старушкам, что всё это отныне поступает в их  общее с ней  пользование.
Её восторженные рассказы на работе о своих замечательных, коммунальных  старушках, которые нравились Шурочке всё больше, злые языки её товарок, по аналогии  с бабой Дусей и бабой Тоней, прозвали и её саму «бабой Шурой». Прозвище прилипло  и с тех пор всякому новому человеку приходилось разъяснять, с чего это на фабрике молодую и симпатичную  Шурочку за глаза   прозывают «бабой Шурой».
А когда  дело в стране дошло до приватизации жилья Шурочка с бабушками стали собственниками  комнат, которые они до этого  занимали.
Несмотря на то, что  в  районной управе одиноких старушек  всячески  обхаживали, склоняя отказаться от приватизации напоминая, что поселены они  в свои комнаты были условно, чтобы их «покараулить», рассчитывая на то, что  с естественным уходом бабушек, останется пристроить защищённые законом права Шурочки и взамен  получить в своё распоряжение квартиру целиком.
В случае приватизации, без волеизъявления собственника это было  невозможно.
В качестве отступных старушкам на выбор предлагали  переехать в отдельные квартиры окраинных новостроек. Манили договорами ренты с единовременным  миллионным взносом и ежемесячным пожизненным содержанием.
Маклер приезжал к ним для разговоров с неизменным плоским чемоданчиком, из которого будто невзначай то и дело доставал и возвращал обратно банковскую упаковку крупных купюр, демонстрируя готовность немедленно  выплатить миллион наличными.

Предлагаемые  условия казались самоуверенному дельцу более чем выгодными, однако старушки заупрямились.
Сказалась обида на то, что ранее, без частной собственности в жилконторе никому никакого дела до прозябающих  бабушек не было.
Ранее, после естественного ухода из жизни наших старушек, что видимо было не за горами, занимаемая ими жилплощадь автоматом отходила жилконторе и беспокоиться, собственно, было не о чем.
 
Теперь же выяснилось, что у бабушек появились на занимаемые комнаты свои неведомые никому планы.
В будни Шурочка обедала в заводской столовой, но в завтрак и ужин чаёвничала дома, усаживая за стол бабушек, и чуть ли не насильно скармливая им обильно смазанные маслом бутерброды и сваренные  всмятку яички.
Как-то они признались Шурочке в том, что очень любят кофе, который последнее время  не могли позволить себе из  экономии,  заваривая  вместо него корень цикория.
Шурочка  стала покупать им недорогие натуральные кофейные зёрна. и, постепенно отучила бабушек  от суррогата.
Видя, что обязательные старушки ищут случая, чем бы ей отплатить, Шурочка придумала поручать им, якобы по  причине того, что заводская столовка работала только в будни, готовить ей по субботам лёгкие овощные обеды, но при непременном условии, что кушать они их будут  все  вместе.

Не избалованные суровой жизнью старушки после вселения Шурочки  ожидали  неизбежных её знакомств с молодыми людьми и никак не могли взять в толк, почему, несмотря на столь благоприятные условия до сего времени этого  не происходит. Не подозревая, что  у Шурочки с некоторых пор тоже были пока неведомые никому, но вполне определённые  жизненные планы. 
Возникли они после того, как однажды, оказавшись по случаю, на Ленинском проспекте она была привлечена оживлённым сборищем молодых людей её возраста, оказавшимися абитуриентами, поступающими в расположенный здесь  институт лёгкой промышленности.

Потолкавшись среди ровесников и ознакомившись  с вывешенным на стене расписанием конкурсных экзаменов, прикоснувшись  к царившей тут  атмосфере студенческой ауры, и ещё толком не представляя новой для себя реальности,  Шурочка почувствовала, что всё это «её».
Надо было только, не откладывая  определиться,  с чего начать.
Отвлекать от дела занятых, заваленных деловыми бумагами служащих института  она не стала,  решив расспросить кого-нибудь попроще. К  примеру, скучающих по причине летнего времени гардеробщиц.
Как она и предполагала, эти тётушки знали про институт всё досконально, и ободрённая ими Шурочка вскоре стояла уже на пороге кабинета под вывеской: «Подготовительное отделение».

С тех пор её не покидала мысль о продолжении образования на вечернем отделении института. Жизненный опыт и производственные успехи убеждали её в том, что для этого у неё  имеются  главные    предпосылки: успешный аттестат зрелости, любовь  и воля к труду.
Вместе с тем,  никаких иллюзий по поводу  достаточности своей академической подготовки полученной в условиях школы-интерната Шурочка не  питала, понимая, что большую часть свободного времени придётся уделять  теперь на ликвидацию отставания.

Посвящённые в её планы бабушки не уставали ею любоваться. Им казалось, что на примере Шурочки жизнь демонстрировала, каковой  могла  сложиться их собственная  судьба, не разбазарь они её на бестолковую борьбу за жалкие крохи, которыми едва  кормились,  отдавая и растрачивая единственное, чем  располагали: молодость и силу, не получая ничего взамен.


Став владелицей  большей из комнат в полномерной трёхкомнатной квартире Шурочка стала на фабрике  объектом пристального внимания неустроенных мужчин-лимитчиков, слывших до этого  перспективными «женихами», и  ещё недавно  ничуть не торопящихся с выбором невест.

 Теперь же записные сердцееды упустив столь перспективный кадр не могли простить себе промаха, и некоторые из них уже  готовы были с опозданием пересмотреть намечаемые  до этого  сердечные отношения с другими девицами, чем чрезвычайно напрягли в кругу молодых женщин и без того острую конкурентную обстановку.
 Неизвестно, чем бы всё это закончилось, если бы Шурочка не заявила категорично и убедительно о том, что не собирается в предстоящие  пять-шесть лет необходимые ей для учёбы в институте, обзаводиться семьёй.  Народ,  в конце концов,  ей поверил и на какое-то время  успокоился.

А старушек, между тем, продолжал обхаживать со своим чемоданчиком соблазнитель из «ООО пенсионер-миллионер» и не менее настойчивый «маклер» из жилконторы. 
На днях случилось так, что придя домой, Шурочка застала старушек в обществе обоих ходатаев и юрисконсульта, которого Марья Ивановна по просьбе  своей воспитанницы попросила присмотреть за ходом дела.
Агенты, не стесняясь стороннего лица, продолжали давить на психику клиентов.
Тогда  консультант  предложил отпустить утомившихся старушек, поскольку владение спорными комнатами отошло к третьему лицу.
-  С кем теперь и следует иметь дело, - кивнул он в сторону Шурочки.
 
Из портфеля были извлечены   должным образом оформленные   и   подписанные договора дарения.  Согласно этим документам обе комнаты, находящиеся в собственности одиноких  старушек, передавались ими безвозмездно в дар той, что согрела на старости лет их сердца.
   После  долгих размышлений именно так они захотели распорядиться единственной реальной собственностью, которой располагали в уходящей жизни.
И никто не мог их от этого  отговорить.

Москва, май, 2015 г.