Глава 37. Ход белых

День выдался дождливым и мрачным. Тучи нависли над городом, и во дворце закопошились крысы: шпионы забивались в тайные ходы и там вершили судьбу Франции; фаворитки вились около короля, напевая, что лишь его объятия согреют их в непогоду. Улицы опустели, и потому фигура советника, которую нещадно хлестал дождь, казалась еще более одинокой. Он направлялся к Натали. За ошибкой следует расплата…
Небесные слезы стучали в окна. Сюзанна молча впустила графа, взяв его промокший насквозь плащ и любезно предложив чаю. Впервые она искренне желала как-то поддержать мужчину, напоминающего брошенную собаку. Марк не мог набраться смелости, чтобы поговорить с… женщиной? Если бы просто женщиной! Но это Натали, единственная, кого граф звал по имени, потому что только ее имя имело значение, только его он хотел произносить, как сладкую молитву. Натали… его вера и надежда, его лучик света.
Она лежала, бледная, похудевшая, неподвижная, и Марку пришлось побороть внезапный порыв подойти и обнять ее, поцеловать… сердце рвалось с такой силой, что, казалось, еще немного, и выскочит из груди.
- Я буду внизу, - Этьен приветственно кивнул советнику и, ничуть не смутившись ледяного взгляда подруги, удалился.
- Натали… прошу, уделите мне несколько минут, - девушка даже не обернулась.
- Нам не о чем говорить, - она испугалась, когда волна чувств захлестнула ее. От его голоса! Что за наваждение. Нельзя так привязываться к человеку, нельзя! Но как обуздать сердце, уже жаждущее убаюкаться нежными словами… Злодей? Но она его любит.
- Это доказывает связь Гастона и королевы, - граф достал письмо, и его обрывки снегом усыпали пол под ее ногами. – Теперь вашему другу ничто не угрожает. Сегодня же я пойду к Его Величеству и сознаюсь, что заставил Анну писать в Испанию. Полагаю, меня казнят. Я люблю вас. И единственное, о чем жалею, это утраченное мое счастье – вы.
- Вы напрасно взываете к жалости. Я даже не могу обнять вас на прощание… - только бы не расплакаться, не перед Марком. Он не увидит ее слез, довольно!
- Это не страшно. Никто не узнает, что вы покрывали меня. Я скажу, что угрожал вам, избивал... Впрочем, это и есть правда.
- Прекратите! Вы сошли с ума? - Натали толкнула его в грудь. – Вы никуда не пойдете!
- Без вас я жить не стану, - он перехватил ее запястье. - Я больше не отпущу вас, - Вместе. Навсегда. Он притянул возлюбленную к себе, впиваясь в ее губы.
Вместе. С ней он будет провожать закаты и встречать рассветы. Ее улыбкой будет начинаться и заканчиваться день. Как он скучал по ней! Как жаждал усыпать поцелуями каждую клеточку ее тела, коснуться бархатной кожи, зарыться в пушистые волосы и вырвать у мадемуазель мушкетер горячий стон…
...
Страх высасывает из жизни краски и радость, отравляет само существование. Джейн свернулась в комок на кровати, ожидая расплаты: четвертование? Виселица? Пытки, пока смерть не заберет ее? Она лишилась сна, почти не ела и скоро слегла, увядая. Натали навещала ее, но фрейлина искала уединения. Шторы не пропускали света в комнату, окна хранили губительную духоту. Марк приставил гвардейцев к девушке, но ведь Катрин или подкупит стражу, или наймет убийц, которые расправятся со всеми – Судьба Джейн уже предрешена.
Однако фаворитку не занимала расправа над фрейлиной: ее внимание в полной мере досталось Гастону. Анна тоже находилась под бдительным присмотром. Но ей не пришлось привыкать к проверкам шкатулок и придворным, которым не только нельзя доверять, но и перед которыми лучше подчеркивать свою благодетель: их обвинение и защита ставились превыше улик.
Королева не исключила фаворитку из свиты: держи врагов ближе, дабы видеть, что они затевают; красавица умело изобразила раскаяние. И подобные спектакли устраивались всюду: дворец превратился в театр. Однако положение Катрин пошатнулось. И прежде всего ей предстояло ответить перед Габриелем: она посеяла в лагере заговорщиков противоречия, которые и погубили их. Той ночью монарх направился к любимой супруге, так что ни те, кому поручалось всадить кинжал в Людовика, ни те, кто намеревался разделаться с Анной, не преуспели.
Фаворитка назначила встречу с испанцем в полночь у дикого сада возле Сены – место глухое, нелюдимое и темное. И явилась одна – кто не рискует, тот не побеждает. Габриель невольно залюбовался: среди темно-зеленых кустов стояла красавица, чья кожа казалась безупречно белоснежной благодаря темной парче платья, чей стан туго стягивала алая лента, чью тонкую шею обвивало ожерелье с крупными изумрудами.
- Ваша смелость и гордость ставят на колени, - злиться на нее было невозможно: или пристрелить, как змею, или поддаться гипнозу. – Что вы наделали…
- Спасала наш план… - отозвалась Катрин. Мерный шум Сены убаюкивал, да и запах свежей после дождя земли навевал дрему. Ее певучий голос напоминал колыбельную, успокаивающую грозного зверя. Ведь испанец пришел с двумя мужчинами, которым поручалось избавиться от трупа, если разговор не задастся.
- Ваш план, - поправил шпион. Лисица обманула бы кроликов, но не его: гвардейцы, спасая шкуры, выдали интриганку.
- Ваш план был невозможен. Марк не допустит…
- Не играйте со мной, - он вцепился в ее руку, но фаворитка не дернулась. Ее выдержка и самоконтроль заслуживали высших похвал. Впрочем, ей пришлось подниматься из грязи парижских улиц, сталкиваясь с безразличием, жестокостью и разграничением людей на жертв и хищников. Она не будет пищать, как добыча.
- Марк не допустит Анну к власти, женщину, которая первым делом отправит его на эшафот.
- Лгунья, - прошипел Габриель, отступая. Как ей удавалось извернуться и вновь выбраться сухой из воды?
- И ваш союзник, - мягко добавила Катрин, ощущая, как ее наполняет вера в завтрашний день: ничто не кончено. Гастон и Анна попадутся в ловушку, и тогда Людовик оттолкнет от себя супругу, мушкетеров и, конечно, «мадемуазель мушкетер». - Благодарите меня: я не позволила Натали много болтать, – она лелеяла в память тот миг, когда пульс девчонки замер в ее цепкой хватке.
- Молитесь, чтобы я не заставил замолчать вас, - испанец, резко развернувшись, так что полы его плаща подхватил ветер, удалился.
…
Гастон прогуливался с Натали по праздничным улицам. Мир. Новость разнеслась, как только испанский посол пересек границу Франции. Крестьяне, кому пришлось переживать сложные времена, радовались и не замечали, что налоги повысились, дабы преобразить Париж, утопить его в цветах, опутать лентами и заполнить беззаботными скоморохами и бродячими актерами. Король видел своим долгом не улучшение положения подданных, а маскировку, отвлечение внимания от проблем насущных. И его министры весьма преуспели, очистив подворотни от бедных и оглушив людей речами глашатаев.
Во дворце давали бал. Лавки полнились покупательницами, надеющимися покрасоваться перед знатными господами и, как знать, найти достойную партию. Натали предстояло выйти в свет в качестве фрейлины Ее Величества, быть может, танцевать с советником, и потому она с придирчивостью выбирала материю, фасон, вышивку, подкладку для платья. Марк настаивал на обновлении гардероба возлюбленной, тем более что близился день их свадьбы, о которой по городу уже поползли слухи. Гастон, эскортирующий подругу, пытался быть полезным и найти различие между бирюзовыми и цвета морской волны рукавами, но успех ему не сопутствовал.
- Ты сияешь, - улыбался мушкетер, вручая свертки слуге. – Пожалуй, я даже благодарен графу. Он сделал из тебя принцессу.
Натали ответить не успела: гвардейцы стеной перегородили им дорогу. Гастон не обнажил оружия, памятуя о правиле: зачинщик тот, чья шпага первой блеснет при свете солнца, и он будет виновен, чем ни окончится драка.
- Вы арестованы, - один из гвардейцев выступил вперед. – Гастон ле Валье и Натали Беар, убедительно прошу вас проследовать за нами и не оказывать сопротивления, иначе мы будем вынуждены применить силу.
- Кем вы уполномочены? – спросил мушкетер.
- Его высокопреосвященством, - люди пугливо опускали глаза к долу и усердно делали вид, что ничего не замечают.
- Думаю, мы не придем к согласию, - Гастон крепко сжал эфес. – Беги, - одними губами произнес он, отталкивая подругу назад.
Она медлила мгновение. А после сорвалась с места, кидаясь в ближайший проход. Натали плохо ориентировалась в Париже, одинаковые здания сливались, и спустя пару поворотов она потерялась, не представляя, где располагается Лувр или казармы – а ведь там ждало спасение. Благодаря пылу Гастона, с коим он бросался на врагов, девушка отдалилась от преследователей на почтительное расстояние, но растерянность, неуверенность и сомнения не дали ей воспользоваться преимуществом. Преследователи нагоняли. Натали отчаянно ныряла в подворотни, ни на миг не предположив, что из них выхода может и не быть. Судьба благоволила ей. Однако и от гвардейцев не отвернулась. Они нагнали девушку; ее запястья опутала веревка, а в бок уперся кинжал.
…
- Отпустить ее, сейчас же! – крикнул Людовик, когда в зал приволокли Натали. Марк заключил невесту в надежные объятия, обещая страшнейшую расплату тем, кто осмелился причинить ей вред.
Катрин, стоящая в позе Девы Марии, одетая очень строго, без единого украшения, и покорно склонившая голову, как при молитве, не отрывала скорбного взгляда от пола. Она боялась неуправляемого гнева короля, который, как пожар, спалил бы весь лес, не щадя ни одно деревце, но, возможно, благодаря вовлечению в историю Натали, мужчина не побагровел, получив известие о мушкетере, что постоянно посещает его сына. Фаворитка утратила расположение правителя и не рассчитывала, что сможет вернуть его одним очарованием. Зато разоблачение романа Анны позволило бы подняться как никогда высоко, выше Натали. Как правду ни прячь – она вылезает.
Подставить Гастона не составило труда: пробраться в казармы, выкрасть платок, который Анна подарила любовнику и на котором были вышиты буквы «А» и «М», подбросить улику в колыбельку дофину, дополнив ее фамильным кольцом мушкетера, – шпионка управилась за вечер. Кардинал своим весомым словом поддержал фаворитку. Но кто допустил солдата к дофину? Не его ли лучшая подруга?
- Натали, это правда, что постороннее лицо приходило к моему сыну, когда вы присматривали за ним? – невозмутимо спросил Людовик. Девушка опустила взгляд, подтверждая свою вину. – Вы понимаете, что это недопустимо?
- Ваше Величество… Я просила у него защиты…
- Вы считаете, охраны недостаточно? Или обвиняете их в некомпетентности? - Натали вздрогнула: кардинал, Арман Ришелье. Высок, грациозен, знатен. Его стареющее лицо объединило свет католической веры и тень коварства. Величие, гордость и сила. Он всматривался в Натали, впитывая мельчайшие детали ее внешности, запоминая. Но его интерес напоминал тот, что испытывает человек возле клетки с диковинным зверем: любопытный экспонат, не более. – Так же вы, конечно, объясните, какое право имел ваш друг заходить непосредственно в покои будущего короля? – молчание. – Нет, - он обладал мягким, проникновенным голосом, с которым невозможно не согласиться.
- Натали… – монарх с горечью отвернулся. На кону стояла честь королевской семьи. И Ришелье дал понять, что известие о солдате, баюкающем наследника престола, поставит под сомнение чистоту его происхождения.
Гастону казалось, что зал расплывается. Он взглянул на Натали и ощутил ужас: на нее падала тень смерти. Кардинал едва не мурлыкал. Какая захватывающая партия! Но белые на ход впереди.
- Натали, - настойчиво позвал Людовик: где же объяснения? Где оправдания, которые позволят пощадить ее? Ришелье рекомендовал отрубить головы обоим…
- Ваше Величество, я не считаю возможным продолжать выпытывать у юной мадемуазель то, чего она сказать не в силах: правды. Ложь и только ложь сопутствуют ей. А теперь и стыд. Что нельзя не признать за добродетель, - Марк успел прошептать: «Я спасу тебя», а Натали - поцеловать его ладонь, когда ее заключили под стражу. – Наказание за измену: смерть, - безапелляционно вынес вердикт кардинал. Здесь он Бог. – И да пусть будет то уроком…
- Великой глупости, - закончил Этьен, врываясь в зал.
Растолкав гвардейцев, он встал на одно колено, прося соизволения говорить. Ришелье, брезгливо поморщившись, приказал гвардейцам отступить: отвагу и толику безумия он ценил.
- Я был у дофина, - без предисловий заявил мушкетер. – И, принося извинения, прошу не судить Натали: она пыталась помешать мне…
- Но… – Гастон запнулся. – Нет! – он не даст кому-то еще расплачиваться за свои слабости и привязанности.
- Замолчите, пожалуйста, - перебил его Этьен. – Я сдаюсь, - он отцепил пояс, и шпага со звоном упала на пол.
- Неправда! – воскликнула Натали.
- Так это был Гастон? – подала голос Катрин. Она заметно побледнела, и ее пальцы дрожали, но, к счастью, внимание всех обратилось к Этьену, и никто не уловил изменений в ней.
- Возникает закономерный вопрос, - повелительно поднял руку кардинал, так что ропот утих. – Какие мотивы толкнули вас к колыбели Людовика XIV?
- Я осел, - опередил Гастона Этьен, – и не умею слушать советов. Желание увидеть дофина затмило мой разум.
- Прекратите, - одернула его Катрин, и на этот раз к ней обернулись все. – Зачем?
- Я делаю это из-за любви, - Этьен помчался во дворец, надеясь подменить друга: если Гастон предстанет перед Анной в цепях, замученный, осужденный на смерть, выдержит ли женщина? Сохранит ли спокойствие и невозмутимость? Не выдаст ли своих чувств? Тем более это Катрин скалила зубки, и мушкетер с радостью позволит ей себя погубить. Расплата за любовь…
- Стража! – позвал Ришелье. Этьен не сопротивлялся.
Натали отпустили, и она бросилась на шею друга.
- Все будет хорошо, - их разделили. – Верьте – и все будет хорошо, - Этьен даже улыбнулся. Свой последний взгляд он подарил Катрин.