Глава 4. На осколках Империи

               

«У России слишком много природных ресурсов, и та должна  «поделиться" ими с цивилизованными странами.   А для обслуживания  Трубы достаточно пятнадцати - двадцати  миллионов аборигенов…»

                (из выступления Маргрет Тэтчер)

       - Давай!  - махнул рукой из-за каштана на    противоположной стороне улицы, старший группы.
       Сашка, прижимаясь к стене дома, чиркнул  запалом по коробке, метнул в брызнувшее стеклом  окно на втором этаже  дымовую шашку и  затаился.
       На третьей секунде  изнутри повалил  густой  дым, из него хлопнули два выстрела, а потом, кашляя и чихая, вниз  спрыгнул бритоголовый крепыш, тут же получивший удар  затыльником   автомата по затылку.
       - Сдаемся! - заорал  из окна второй, выкинув на тротуар обрез, и группа захвата вломилась в квартиру.
       Чуть позже, троих скованных наручниками «братков»,   на глазах   собравшихся у дома зевак  погрузили в   микроавтобус «Газель», и тот покатил в областное УВД.  К ждавшим там  начальнику ОБОП* с прокурором.
       -  Молодец, лейтенант, - дружески толкнул  Шубина в плечо, сидевший рядом на переднем сидении,   руководивший операцией  майор. -  Качественно работаешь.
       -  Все как учили,- пробубнил Сашка сквозь балаклаву*, поправляя на голове шлем с   пластиковым забралом.
       После  его возвращения  в родной Стаханов, в родительском доме  как водится, собралась близкая родня, поглядеть на бравого   морпеха  и поднять за него чарку. Потом Сашка недельку   покуролесил с друзьями детства, которые вернулись из армии чуть раньше, а заодно выполнил почетную обязанность: принял участие в кресьбинах   родившегося накануне сына двоюродной сестры Наташи. По рождению она была Шубина, а по мужу - Ионаш. Свояк,   мастер-взрывник шахты «11-Рау», был родом из Приднестровья.
       Крестили, как издавна водилось в Стаханове, в Чутинской    церкви, по полной программе. Младенец был наречен Сергеем, а дядя определен в его крестные, что было торжественно удостоверено в городском ЗАГСе.
А когда всех  запечатляли  на фото (дяде вручили пускающего слюни Серегу), малец цепко ухватил его за нос, радостно завизжал и пустил журчащий ручеек сквозь пеленку, чем изрядно развеселил  всех присутствующих.
       - Молодца! - констатировал Сашка. - Не иначе будет боец. Как дядя!
       Потом праздники закончились, и бывший морпех вернулся на шахту  «Ильича», старейшую в Донбассе, откуда  призывался на службу.
       До нее, после окончания горного техникума, он  работал там горным мастером участка БВР*, теперь же  продолжил  в аналогичном качестве на добычном участке.
       Работа в  «особо опасных условиях», недавнему моряку нравилась. Оба его деда (один донской  казак, а второй   зюзюк*  из Могилева) были шахтерами, им  же  являлся и   отец  - ветеран  Финской и Великой Отечественной войны,  прошедший путь от забойщика до начальника добычного участка.
       Нравилось Сашке и лететь в клети, зажатым еще десятком горняков  на почти километровую глубину, что весьма напоминало прыжок с парашютом; идти в звуках журчащей воды, по таинственному   мраку  штреков, бремсбергов и квершлагов*; руководить  добычей угля  и креплением, полого уходящей вниз, блестящей антрацитом   лавы*.
       А еще он любил  во время короткого перерыва, сидеть с  ГРОЗами*  на промштреке* под лавой, когда все разворачивали  свои тормозки* и, неспешно подкрепляясь, занимались трепом. Рассказывая массу занимательных  историй. 
       Одна такая, из поколения в поколение передавалась старыми горняками молодым. Со времен  царя Петра,  основавшего угледобычу в России.
Это было предание о  Шубине - шахтерском черте.
       Согласно ему, это подземный хозяин всех   шахт и рудников в Донецком крае. Иногда черт помогает горнякам, а порой вредит. Поскольку такой характер.
Когда  вечерняя клеть с шахтерами поднимается наверх,  в нее   садится Шубин, приняв вид старого горняка, и опускается  бродить по выработкам и забоям.
       Там, становясь невидимым, он наблюдает за ведением  работ и, в зависимости от настроения, помогает или  бузит, что шахтеры сразу замечают.
       В первом случае черное золото течет рекой, с чем едва справляется откатка, а во втором в лавах трещит крепь, они рушатся,  и тогда спасайся, кто может. Амба*.
       - Вот и вы, Шубины,  не иначе от него - беззлобно подначивал  мастера кто -нибудь из старых добычников, в очередной раз поминая то предание. - Дед, батька  и ты, Иваныч. Очень уж  дотошные  и до работы злые.
       -  Не иначе черт  как-то  ночью в шахте поиграл с их пробабкой, - добавлял какой-нибудь остряк,  после чего все дружно гоготали.
       Сашка на это не обижался. Шахтеры были чем-то похожи на моряков. А на флоте умели ценить шутки.
       И еще ему нравилось, выезжая  после ночной смены «на гора»,  выкурить  на свежем воздухе пьянящую сигарету, наблюдая  как над еще спящим  городом встает утренняя заря, торжествуя новый день  и радости жизни.
       Таких у парня имелось три.
       Первая - чешский мотоцикл «Ява»,  купленный за год до службы,  на котором он рассекал  по просторам   Луганщины;  далее - гитара (под нее исполнялись бардовские песни)   и,  наконец, бокс.  Им  Сашка  начал заниматься  еще в школе, а затем продолжил в техникуме и на флоте, получив  там звание «КМС»* и теперь трижды в неделю, после работы, навещал местный спортклуб. Для поддержания тонуса. 
       Была, впрочем, и четвертая. По имени  Оксана. К ней  Сашка питал чувства еще до службы, но пока безрезультатно. Оксана училась в   мединституте в Луганске, приезжала на выходные к родителям, они вместе ходили  в кино, на танцы и катались на мотоцикле.
       Но дальше этого дело не шло, как ухажер не старался.
       Между тем в стране Советов,  творилось что-то непонятное.
       В политику  бывший сержант особо не вникал, но факт был налицо, что он наблюдал собственными глазами.
       Полки магазинов все больше пустели, а цены росли,  на предприятиях «Стахановугля»,   в числе других,  стали задерживать  зарплату.  То же происходило   в области и по всему Донбассу.
       - Гребанный «пятнистый!»*  - возмущались в нарядных шахтеры.  И выдвигали требования  генеральному директору объединения  Юлию Иоффе. Тот лишь вздыхал и разводил руками.
       А поскольку «гвардия труда» была всегда решительной в действиях и поступках, на стахановских  шахтах учинили стачком*, и пошло- поехало.  На пространствах  Союза  грянули первые шахтерские забастовки.
       И, как следствие,  их лидеры  приехали в Москву, где здорово напугали  Горбачева.
       «Отец перестройки» и пламенный трибун принял их в Кремле,  где в очередной раз разразился обещательной речью. Мол, все исправим, по возвращению получите зарплаты - слово коммуниста.
       От столь радостного  извещения  и твердого слова, поселенные в гостиницу «Россия»    шахтерские представители, выпили  там всю водку. Благо все оплатил Минуглепром, в счет будущих  трудовых подвигов.
       После возвращения  зарплату горнякам  стали более - менее платить,  а в других отраслях, кукиш с маслом.
       Затем на политическом горизонте возник  бывший сподвижник  Горбачева   Ельцин, ставший громить своего патрона с высоких трибун,  призывая того к отставке и обещая светлое будущее.
       Выступления мессии, транслировавшиеся  по все стране, с воодушевлением слушали миллионы.
        -  Так его суку! -   возбуждался у телевизоров рабочий класс, а интеллигенция  в Москве выходила на  митинги  в поддержку  небывалого революционера.
       Бардак меж тем все нарастал: случился ГКЧП, на окраинах ширились националистические движения, и  пролилась первая кровь, что привело к плачевным результатам. 
       В декабре 1991-го  усилиями Горбачева с Ельциным и  при участии их западных друзей, Союз Советских Социалистических республик канул в лету, а новые «свободные республики», с подачи Ельцина, принялись созидать то самое  светлое будущее.
       Украина получила самое большое наследство, включавшее индустриальный Донбасс,   высокоразвитое сельское хозяйство и всесоюзную здравницу Крым  - жемчужину Черноморья.
       И ее первый президент Кравчук, один из  подписантов  Беловежского соглашения*, тут же озвучил народу  программу великих преобразований: реформа политической системы, приватизация и  возрождение страны. Последнее - с душком национализма.
       В результате гербом «нэзалэжной»  стал  бандеровский трезуб*, а гимном  песня сичевых стрельцов гетьмана Симона  Петлюры, начинающаяся весьма оптимистичными строками

Ще не вмерла Україна, и слава, и воля,
Ще нам, браття - молодці, усміхнеться доля!
Згинуть наші вороги, як  роса на сонці,
Запануємъ, браття й ми у своїй сторонці!

       У старшего поколения  жителей востока страны   и  в первую очередь фронтовиков, многие из которых были еще живы, это вызвало волну  протеста.
       - Немецкие холуи   с такими «вилами» на конфедератках, стреляли нам в спины  при освобождении Львова, -  побледнел от возмущения отец Сашки, увидев атрибут новой власти. И завернул трехэтажный мат. Что случалось с ним  редко.
       А потом в Донбасс нагрянул целый   десант из «Руха», организовавший на шахтах свои ячейки  и пытавшийся идеологизировать  горняков под лозунгом «москали всэ сало зъилы!». Не получилось.
       Спустя  пару месяцев, разобравшись, что к чему, крепко битых  идеологов выпроводили обратно. 
       В это же время президент Кравчук, по примеру своего российского собрата, начал приватизацию   и сближение с  Западом.
       Чья была более грабительской,  сказать трудно,  но только  в Донецкой и Луганской областях, под условие получения европейских кредитов, были закрыты сорок семь новейших, оснащенных по последнему слову техники шахт, а  десятки тысяч  горняков выброшены на улицу. Все остальное в «нэзалэжний» продали за бесценок  своим людям,  кредиты разворовали и зажили новой жизнью.
       «Новые украинцы» во главе с  президентом  стали  жировать и купаться в неге, а миллионы нищенствовать.
       - Как же так? - думал Сашка, продолжая  спускаться в забой дышащей на ладан шахты имени вождя мирового пролетариата. - Была  страна  и нету.
       Однако ответа тогда не знал никто. Прозрели намного позже.
       Жизнь же все больше походила на кошмар. Который раньше  и представить было невозможно.
       На оставшихся предприятиях зарплату теперь не выдавали месяцами, обездоленные пенсионеры рылись в мусорных баках и на свалках, сотни умиравших    людей хоронили на кладбищах в саванах (на гробы не было денег).
       Часть безработных шахтеров стала ездить на заработки в Россию, другая  спиваться,    а самые молодые и крепкие, пошли в бандиты.
       Зато практически в каждом городе на Донбассе появились американские миссии,  выдающие что-то вроде гуманитарной помощи  с одновременной пропагандой  заокеанского рая. 
       В один из таких дней мрачный Сашка  шел через  пустынный   парк «Горняк» к ближайшей автобусной остановке. Зарплату не выдавали третий месяц, и прошел слух о закрытии последних  двух  угольных предприятий  объединения.
       Под ногами шуршали осенние листья, на душе было муторно и тоскливо.
Внезапно за поворотом аллеи он услышал злобный собачий лай, перешедший в визг, когда же   повернул, увидел  потасовку.
       Трое  молодых парней  напали на  средних лет мужчину, тот отбивался, как мог, а к ним, рыча, полз  рыжий пикинес. На выручку хозяина.
       - Сволочи, - прошипел Сашка,  ускоряясь, и через пару секунд оказался рядом.
       Первый, оглянувшийся, получил удар в челюсть и  рухнул на асфальт,  второго, кинувшегося навстречу с занесенным  кастетом, бывший морпех  перебросил через себя,  а третий  ломанул в кусты. Только затрещало.
       Пока избавитель  приводил в чувство  едва стоящего на ногах мужчину, остальные  тоже испарились.
       - Вовремя ты, - прохрипела, хлюпая разбитым носом, жертва нападения. - Дай  мне Леву, пожалуйста.
       Сунув потерпевшему в руки  тут же ставшего облизывать тому лицо, собачонку, Шубин дотащил  их до ближайшей телефонной будки  (та на удивление оказалось не разграбленной) и  набрал «03». Вызов приняли.
       Когда прибывшая спустя минут десять  «скорая помощь», забрав  мужчину и записав Сашкины данные, укатила, он пошел дальше. Размышляя о жизни.
       Через неделю, после утреннего наряда, попросив задержаться, начальник участка сообщил, что его вызывают в прокуратуру.
       - Ты там ничего не натворил? - подозрительно покосился   на мастера. 
       - Да вроде нет, - пожал Шубин плечами. - Я законопослушный.
       Когда  же после смены  он приехал   на улицу Коцюбинского дом 13, в канцелярии   сообщили, что его ждет прокурор, сопроводив на второй этаж. В приемную.
       Прокурор оказался тем самым мужиком с  Левой, которых выручил Сашка.
На нем была форма с полковничьими погонами, а на лбу  нашлепка из лейкопластыря.
       Для начала,  пригласив посетителя сесть, хозяин кабинета  высказал ему слова благодарности, а затем  поинтересовался, где тот научился так мастерски драться.
       -  Служил в  морской пехоте и  немного занимаюсь боксом, - скромно ответил Сашка.
       -  Звание? - поинтересовался прокурор.
       -  Сержант запаса.
       -  А разряд?
       -  Кандидат в мастера спорта.
       -  Однако! -  поцокал языком прокурор. - И с такими данными в шахте!
       -  Ну, надо же кому-то и уголь добывать, - ответил  гость. - Он хлеб промышленности.
       - Это так, - кивнул головой служитель Фемиды* и чуть задумался.
       - Слушай, Александр Иванович, - пристально взглянул на Шубина. - У меня к тебе предложение. Как насчет того, чтобы  пойти на службу  в органы?
       - В смысле?
       - В самом прямом. Я могу составить тебе протекцию в «Беркут».
       - А что это за птица?   Не слышал о таком, - проявил интерес  Сашка.
       - Рассказываю, - извлек из лежавшей на столе пачки  сигарету прокурор и щелкнул зажигалкой.
       - «Беркут» - это особое  подразделение МВД (выдул вверх струйку дыма).
Вроде армейского спецназа. Создано на Украине год назад, с учетом  ухудшения криминальной обстановки.
       Основные задачи - задержание особо опасных преступников и освобождение заложников, обеспечение общественного порядка при возникновении чрезвычайных ситуаций, силовое  сопровождение оперативных действий милиции, ну  и ряд других, не менее важных, -  закончил  правоохранитель
       - Понял, - блеснул цыганистыми глазами  приглашенный. - Круто.
       - Служба, Александр, - продолжил прокурор, - сам понимаешь, ответственная и опасная, так что берут туда  далеко не всех. Только после армии и по строгому отбору. Но и оплачивается соответственно, плюс возможность учебы в высших профильных учебных заведениях и дальнейший  карьерный  рост, что немаловажно.
       После этих слов в кабинете наступила тишина, и стало слышно, как за окном стучит дождь. Мелко и назойливо.
       Потом на столе затрещал один из телефонов,    прокурор поднял трубку.
       - Ну вот, - сказал он, спустя минуту, опустив ее на место. - В Ирмино разбойное нападение  на сберкассу.  Надо выезжать на место.
Так что подумай  над моим предложением. До встречи.
       Вернувшись домой, Сашка рассказал о предложении отцу, которого глубоко уважал, и тот посоветовал его принять.
       - Угольной промышленности конец, сынок - сказал он. -  Так что иди в спецназ. Это  то, что ты умеешь.
       Спустя три дня, посетив прокурора и дав согласие, бывший морпех был на приеме в областном УВД, у начальника  Луганского «Беркута». Тот был майором, в прошлом  десантником, повоевавшим в Афганистане.
       - По  документам,  запрошенным из военкомата, ты, Шубин, нам подходишь, - сказал майор, просмотрев лежавшую на столе тонкую папку. - Кстати, по запасу     числишся младшим лейтенантом, как бывший  замкомвзвода.
       - Знаю,- ответил кандидат. - После службы я проходил сборы.
       - И прыжков у тебя будь здоров, - продолжил майор. - Опять же боксер-разрядник. Короче, пиши заявление, - извлек из стола и сунул  ему лист бумаги с ручкой.
       - В правом верхнем углу «Начальнику ГУВД Луганской области генерал -полковнику  Э.А.Дидоренко»…
       Так  младший лейтенант Александр Шубин  стал бойцом спецподразделения  «Беркут».
       Через неделю, получив место  в общежитии роты, а также соответствующую экипировку, он, в числе еще  десятка  новичков,  садил по мишеням из штатного стрелкового оружия,  отрабатывал  рукопашный бой  и многое другое, в  спорткомплексе Управления  за городом.
       А еще были прыжки с парашютом, марш-броски и легководолазная подготовка в бассейне.
       Здесь же, в Луганске, совершенно случайно, Александр встретил  друга детства - Володю Линника. Они родились и жили на одной улице в Чутино, дом против дома. Родитель Линника - дядя Алексей, работал на шахте у отца Шубина, был непревзойденный баянист и голубятник.
       Несмотря на то, Володя был на пару лет старше, ребята  много времени проводили вместе, купаясь в ставках, лазая по чужим садам и стреляя воробьев из рогаток.
       Потом Линники неожиданно продали свой дом и переехали в Старобельск, что неподалеку от Луганска. Связь между друзьями прервалась. Надолго.
И вот теперь они встретились снова.
       В кафе, куда приятели зашли отметить встречу, Володя по секрету сообщил, что он капитан и служит в областном СБУ*, старшим оперуполномоченным.
       - Ну, ты даешь! - сделал круглые глаза Сашка.
       - Да ведь и ты теперь в МВД, - рассмеялся Линник.
       В силу загруженности, тот и другой встречались редко, но друг другу всегда были рады, вспоминая  годы юности  и Стаханов. 
       Между тем жизнь катилась вперед, и вскоре  Шубин  потерял счет выездам на операции, силовую поддержку  действий  угро* и  разного рода охранные мероприятия.
       До этой были  арест банды рэкетиров в Алчевске, захват, оказавших вооружение сопротивление «братков» в Северодонецке, подавление бунта в одной из ИТК*  области  и другие, менее значительные. 
       Случались и потери. Отбивая заложников у засевшей в особняке  преступной группировки, которая, не желая сдаваться,  открыла огонь и стала швырять в спецназ  ручные гранаты, рота потеряла одного из командиров.
       - Ну что, бойцы?  - пробасил старший группы, когда задержанных бандитов доставили в Управление, и парни освобождались от снаряжения в общежитии.  - Отметим  это дело?
       -  А то! -  раздалось в ответ. - За этими отморозками опера гонялись  с прошлой зимы.   
       На том и порешили
       Сдав дежурство и переодевшись в штатское, группа вышла в город, где поймала двух «бомбил»*, попросив тех отвезти на  рынок.
       Там вскладчину закупили  водки,  а к ней  сала с  колбасой, хлеб и зелень,  после чего отправились  на окраину. Там  у старшего имелась  дача на шести сотках.
       -  Вы пока накрывайте поляну, -  сказал майор,  когда  приехали на место, кивнув на дощатый стол с двумя лавками под грушей. - А я щас  принесу  грибки и стаканы.
       Пока  он чем-то гремел в щитовом домике, парни  занялись «поляной».
       Одни стали мыть лук и огурцы с помидорами  во дворе у  колонки, другие, сорвав по бергамоту, с удовольствием  зачавкали, а  прапор по фамилии  Мороз, достав    финку, начал пластать  сало с  колбасой и хлеб на расстеленной газете.
       - А хотите стих? - довольно ухмыльнулся он, когда хозяин  принес из дома граненые стаканы  и банку маринованных   лисичек  собственного приготовления.
       -  Валяй,  - сказал кто-то из парней, водружая на стол  первую пару «Луга-Новой»*.

«Як романтично пахне ковбаса,
І помідори в банці зашарілись.
А в пляшєчці, дбайливо, як роса,
Горілочка холодна причаїлась!

прочувствованно  начал Мороз,  притягивая к себе внимание.
       -  Пушкин ты наш, - умилился майор. - А ну, давай дальше.

…І сало ніжно зваблює тільцем,
І хліб наставив загорілу спину,
Якщо ти млієш слухаючі це...
Чому ж ти, ****ь не любиш Україну?!»

взмахнув ножом, закончил пиит, и все дружно заржали.
       - Сам придумал? Здорово!
       -  Не, - помотал  прапор головой. - Автор неизвестен.
       - Ну, тогда к столу, - сделал радушный знак хозяин.
       Сидели до первых звезд, а потом разъехались. Женатые по  квартирам, у кого они были,  остальные  в общежитие. Холостякам квартиры не полагались.
       На следующее утро у Сашки был выходной. Что радовало. Их давали не так часто.
       Он встал пораньше, когда соседи по комнате еще дрыхли, принял в умывальнике холодный душ и, спустя полчаса, вышел во двор общежития  в мотоциклетном шлеме, джинсовом костюме и   с туго  набитой спортивной сумкой. 
       Там были продукты для родителей, купленные накануне, а также  подарок Оксане. После окончания института она  вернулась в Стаханов,  где работала  врачом в центральной городской больнице.
       У блока служебных гаражей, отсвечивая рубином и никелем, стояла  его «Ява».
       Шубин протер мотоцикл от росы,  привычно завел мотор и, погоняв его на холостых оборотах, тронулся к стеклянной  будке КПП.
       Сонный дежурный поднял изнутри шлагбаум, Сашка  приветственно махнул ему крагой  и вырулил на еще пустынные, мигающие светофорами улицы города.
Через десять минут он достиг квартала Гаевого,  выехал на трассу, и в  лицо ударил ветер. Из степного простора.
       Трасса, по которой  неслась «Ява»,  пролегала средь бескрайних полей, окаймленных лесопосадками, за ними, справа, тянулась череда меловых гор, у   которых  в утренней дымке темнели высокие осокори* над белеющими в долинах  селениями и  поселками.
       Потом ландшафт чуть сменился - у горизонта, там и сям  засинели курганы с терриконами,  и мотоцикл стал  приближаться,  к металлургическому Алчевску.
       На развилке  «Перевальск»,  впереди замаячил  стационарный  пост  ДАИ*,  и один из стоящий у патрульной машины  инспекторов лениво махнул жезлом, приказывая остановиться.
       - В чем дело?  -  остановившись рядом с ними, поставил ногу на асфальт  Сашка.
       - Ты дуже привысыв скорость, Шумахер, -  выпятив живот, значительно изрек  мордастый  сержант. А второй продемонстрировал радар,  - на целых десять километров.   
       - Так шо, будьмо составлять протокол, чи як? - похлопал  орудием труда, первый  себя по ладони.
       - А  «чи як» это сколько?  - прищурился    нарушитель.
       -  Двести  -  безапелляционно сказал сержант, переглянувшись с коллегой.
       - Ну, тогда держи, -  вынул малиновую  корочку,  ткнул ее в нос «даишнику»  Сашка.
       Тот быстро пробежал ее глазами.
       - Звыняйтэ товарышу лейтенант, обизнався  (засопел носом).
       - Не товарищи вы, а суки, - цикнул слюной под ноги инспекторам  Шубин и, врубив скорость,  вырулил на автостраду перед  Алчевском.
       Несколько уходящих в небо труб не так давно одного из крупнейших   в Европе металлургического комбината еще дымили,  в воздухе чувствовался   запах    доменного шлака.
       Вскоре он сменился свежестью   рощ  и лугов - путешественник вымахнул на возвышенность Брянки,  за которой  на широком просторе раскинулся Стаханов. 
       Слева  от трассы, окаймленной  аллеей  высоких тополей, высились цеха  вагоностроительного завода, справа радовал глаз современными высотками  микрорайон  «Южный» - преддверие города бывшей шахтерской славы.
       Миновав центр с теперь немноголюдным базаром, городской, с  прудом парк  и  квартал «Стройгородок»,  байкер  оказался на окраине, именовавшейся Чутино.
       Когда-то это было основанное еще запорожцами  селение, а теперь несколько утопающих в зелени   улиц, окаймленных небольшой сонной речушкой Камышевахой. Со стороны древнего Свято-Николаевского собора -  главной достопримечательности города, звонили к заутренней.
       Подъехав к дому родителей, который отец  выстроил после войны, Сашка заглушил мотоцикл, и, прихватив с багажника сумку, направился к воротам, на басовитый лай  своего любимца Дозора.
       -  Ну, будет, будет, - потрепал он по загривку, войдя во двор, весело скачущего вокруг поджарого овчара, а навстречу уже спешила мать, вытирая фартуком руки.
       - А где батя? -  расцеловавшись с ней, поинтересовался  гость, когда они зашли в летнюю кухню. 
       -  Собирает яблоки в саду, - ответила та, радостно оглядывая сына. - Зови его, будем завтракать.
       - Понял, - ответил тот, поставив сумку на табурет,  и вместе с Дозором  пошагал к внутренней калитке.
       За ней  белели известкой  стволы  десятка яблонь слив и груш, а в конце усадьбы, на низкой лавочке  рядом  с плакучей ивой, у тихо струящейся   воды, сгорбившись, сидел отец. Забросив ногу на ногу. 
       - Здорово батя!  - подойдя, сказал сын и, пожав ему  руку, уселся рядом.
       - А мы уж тебя заждались, - оживился тот. - Вот, - собираю урожай, кивнул на стоящую рядом корзину с золотистыми плодами.
       Сашка взял один (то был анис), смачно захрустел и  констатировал   «в самый раз». После чего оба закурили.
       - Ну, как дела, сынок? - затянулся беломориной отец. - На фронте борьбы с преступностью.
       -  Вчера взяли очередную банду, -  ответил гость. - Полные отморозки.
       -  Да, развелось этой погани кругом. Прям настоящая война, - вздохнул Иван Петрович. - Дожили, называется.
       -  Ничего, па, прорвемся  -  растер окурок ногой Сашка. - Там мама зовет завтракать. 
       -  И то дело,- кряхтя, поднялся  старый шахтер. -  Бери корзину.
       На завтрак была жареная картошка  с салатом из  помидоров и огурцов, с огорода родителей, а к ним банка тушенки «Великая стена» и копченый сыр из продуктов, доставленных Сашкой.
       - Зря потратился, сынок,  - кивнул  Иван Петрович на  горку  свертков с пакетами, лежащих на буфете - У нас с матерью все есть, урожай в этом году богатый.
       -  То так, -  поддержала его  мать, налив  сыну чая с липовым цветом.
       -  По хозяйству надо чего помочь?  - прихлебывая его, спросил у отца Сашка.
       -  Да нет, -  ответил тот. - Все в порядке.
       - Ну, тогда я проскочу к Оксане. Повидаться 
       -  Хорошая дивчина, -  посветлела лицом мать. - Сколько лет встречаетесь, пора бы и жениться.
       - Точно, пора, - взглянул  на сына  Иван Петрович. -  А то так бобылем и останешься.
       -  Не останусь,- рассмеялся  молодой Шубин и вышел.
       Оксаны, живущей  на соседней улице, дома не оказалось, ее  бабка сообщила, что внучка на работе, и  Сашка на «Яве» отправился туда, прихватив  подарок.
       Им было  янтарное ожерелье, на которое лейтенант  копил несколько месяцев со своего жалованья.
       Проскочив утопавший в зелени «Стройгородок»,   мотоцикл свернул к  ЦГБ*, расположенной в тенистом парке и встал у одного из корпусов, с клумбами роз у входа.
       Взбежав  по ступенькам на высокое крыльцо, Шубин потянул на себя стеклянную дверь и оказался в  вестибюле с больничными запахами.
       -  Здравствуйте, теть Маш, - сказал он, сидящей за  перегородкой пожилой женщине.  Та, мелькая спицами, что-то вязала.
       -   И тебе, Шурик, не хворать, - качнула та сидящими на кончике носа очками. - Ты никак к Оксане Юрьевне?  Она на втором этаже, в процедурной.
       -   Спасибо, улыбнулся Сашка  и  шагнул к широкому лестничному маршу.
Найдя на втором этаже, в числе других, кабинет с  табличкой «Процедурная» на двери, он постучал в нее костяшками пальцев и вошел.
       Оксана, в белой шапочке и халате,  сидя  за столом,  что-то писала.
       - Ой, Сашка!  - обрадовалась она. - Каким ветром?
       - Степным! - белозубо рассмеялся гость, - А это тебе, - извлек из кармана и протянул девушке  узкий пенал. - Подарок.
       Та взяла,  отодвинула крышку и прошептала, -  красивое какое, словно солнце…   
       -  Балтийский янтарь, - улыбнулся  лейтенант. - По поверью делает владельца красивее. Хотя этого у тебя и так с избытком.
       Оксана действительно была такой. Среднего роста, с точеной фигуркой и черными очами, как  ее тезка из гоголевских  «Вечеров близ Диканьки».
       - Кстати, -  наклонился к столу Сашка,- ты во сколько заканчиваешь? Есть предложение смотаться на Донец, искупаться.
       -  В три,-  чмокнула его в щеку, доктор, после чего встала и  примерила ожерелье  у висящего на  стене зеркала.
       -  Саня, ты у меня такой! - обернулась, сияя глазами.
       -  Ну ладно - ладно, - поднялся  со стула лейтенант. - Значит, в четыре  я у тебя. И,  не прощаясь,  вышел.
       Вернувшись домой, Сашка  помог отцу снять с деревьев  еще несколько корзин яблок, а затем в охотку переколол  поленницу дров за гаражом. На зиму.
       Когда полуденная жара спала, и со стороны степи  чуть слышно повеял   ветерок,донося запах полыни, они с Оксаной  неслись в сторону Северского Донца,  по  уходящей среди полей вдаль, серой ленте асфальта.
       Спустя минут двадцать , вдали заблестела  река,  и   мотоцикл свернул на грунтовку.
       - Ну,  вот тут и станем,- подрулив  к череде плакучих  верб, тянущихся   вдоль песчаного пляжа, заглушил мотор Сашка.
       В уши ударила тишина, нарушаемая  пением дрожащего в небе жаворонка.
       Северский Донец в этом месте впечатлял широтой и пейзажем. Левый, пологий  берег, окаймлялся лугами, правый - высокий и обрывистый, уходящим  в небо сосновым бором.
       Расстелив  в тени деревьев захваченный с собою плед и сняв одежду, пара с хохотом вбежала в воду. Парень замелькал саженками вперед, а девушка стала плескаться на мелководье.
       Потом  они, смеясь, гонялись друг за другом по песку, Сашка ходил на руках и дурачился, а затем, тяжело дыша,  лежали  в тени дрожащих листьев   и слушали, как в бору считает года кукушка. Размеренно и  неторопливо.
       Осенью они поженились.
       Свадьба была скромной, в одном из   кафе, которых  теперь  в городе было больше чем предприятий, на ней  свободные от дежурства   «беркуты», приехавшие из Луганска, подарили молодым  корейский  телевизор «Самсунг»  и   розового  живого поросенка.
       Вскоре после свадьбы молодая чета сняла комнату в  Каменобродском районе областного центра, в доме дальней родственницы Оксаны.  Жизнь продолжалась...