Старина Янус отдыхает... Глава 12

                ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

                Сквозь ад к свободе

      Я уже третий день нахожусь в высокогорной «шарашке». Добирались довольно долго. Мои охранники, привычные к маршруту, особо не торопились, двигались уверенно, сначала поднявшись к самому краю снегового покрова, потом перевалив через хребет по узкому проходу в небольшую долину.

     Здесь нас встретил заросший бородой по самые глаза вооруженный страж. Угрюмо глянув на меня, он без лишних слов толкнул стволом автомата в сторону расселины.

      Пространство внутри,  в полутьме показалось на удивление объемным. Я услышала шуршание под ногами чего-то, напоминающего солому. Там  кто-то или что-то  завозилось. Послышался хриплый вздох. Страж, не глядя, швырнул меня вглубь. Я пролетела короткое расстояние и впечаталась в стену. По ней и сползла на пол, еле сдерживая слезы от боли, страха и тоски.

      Рядом  кто-то проворно отполз.  Бесцветный и какой-то безликий голос прошелестел:

     -- Кто это?

     -- Тебе замена, падаль, -- зло рявкнул страж и, видимо, кого-то пнул ногой. Послышался вскрик, потом  тихий стон.

      Постепенно глаза привыкли к густому сумраку. Я различила несколько скрюченных человеческих тел, лежащих на полу. Потом узнала, что их четверо. Я была пятой.

      Куда я попала? Что это за пещера? Почему здесь, высоко в горах, содержат пленников? Зачем охранять тех, кто и так никогда не сможет выбраться из этой долины?
      Как только забрезжил рассвет, в пещере появился вооруженный страж.  На его окрик, грязные ругательства и многочисленные пинки пленные отвечали стонами и вскриками. Вскоре все они поднялись с пола и поползли к видневшемуся  в полумраке столу.

     Страж пинками выгнал одного из пленников на улицу. Через некоторое время  колыхнулась занавесь на входе, в пещеру протиснулся давешний пленник с закопченным, помятым алюминиевым чайником и лепешкой под мышкой. Он быстро разделил ее на всех по кусочку. Но обитатели равнодушно отложили хлеб в сторону.  Все потянулись жестяными банками к чайнику. Я заметила, что всех их  охватывает нервная дрожь.

       Рядом со мной оказался изможденный старик со слезящимися глазами и изъеденными язвами руками. Перехватив мой взгляд, он прошептал:

      -- Что смотришь? Не посадили еще на иглу?  Здесь подсадят. Хочешь совет? Не пей из чайника. Они специально добавляют в чай наркотики. Лучше воды хлебни, вон ведро.

      Сам  же с вожделением  протянул свою консервную банку к чайнику. Я вняла его совету и зачерпнула из ржавого ведра. Вода оказалась прозрачной и холодной. Недостатка в ней не наблюдалось. Я еще вчера вечером заметила, что недалеко от пещеры протекает ручей.

      Выпила воды, сразу захотелось есть. Схватила свой ломтик лепешки, пресной и безвкусной. Но я сжевала его в один момент. Давешний старик протянул мне свой кусок:

     -- Ешь, пока есть желание. Мне вот уже все безразлично. Жду только дозы. Эх, разве об этом думал, когда сюда собирался…

     Он торопливо проглотил остаток жидкости и медленно поднялся:

     -- Пора за работу. Иначе сейчас явится охранник, отметелит, мама не горюй.

     Следом за стариком поднялись и другие. Все они на первый взгляд казались стариками. Желтые, изможденные, морщинистые. Потом поняла, что первое впечатление обманчиво. Здешнее существование наложило свой отпечаток на внешность пленников.

      Наркотики быстро подействовали, придали им сил. Следом за сокамерниками я перешла в соседнее помещение, явно искусственного происхождения. Мой давешний советчик, он представился Федором, сразу пошел вглубь этой пещеры и скрылся за вполне современной металлической  дверью. Ее охранял автоматчик. Остальные расположились за столами. На столешницах лежали коробки, стояли приборы. Меня определили проверять целостность латексных медицинских напальчников.

      Время тянулось бесконечно. Прошла, казалось, вечность, когда вошел еще один охранник и приказал идти на обед. Все как-то засуетились, толкаясь, побрели туда, где спали.

      Опять были безвкусные лепешки, какая-то каша и неизменный коричневый напиток в  закопченном чайнике.

       Федор пришел последним. Он взял свою порцию еды, с видимой брезгливостью пожевал немного, потом накинулся на питье из чайника.

      -- Зря не ешь. Быстро окочуришься, -- заметил облезлый, сгорбленный полускелет.

     -- Скорее бы уж. Устал. Тебе проще, Алибек. У тебя никого нет. А у меня семья. Чуть что не так, за мои ошибки семья поплатится, -- Федор привалился к каменной стене, -- меня отсюда уже не выпустят. А ты еще можешь попытаться…

      -- Хватит, что толку. Уже пробовали. Хорошо этой, -- он кивнул в мою сторону.

     -- Кто знает, кто знает, -- неопределенно пробормотал третий сокамерник. Звали его Борисом, -- вспомните предыдущую. Не думаю, что ей повезло больше…

       Тут наш разговор был прервал резким окриком. Все торопливо поднялись и пошли к рабочим местам.

      Вечером, сокамерники опять накинулись на питье. Взбодрившись таким образом, повалились на охапки гнилой соломы. Я прислонилась спиной к стене и попыталась заснуть. Но ничего не получалось.

      Через какое-то время в пещеру ввалились двое, по виду, пьяных охранников. Гогоча, они схватили женщину, с которой я за день так и не успела познакомиться. Сокамерники звали ее Дашей. Наверное, когда-то она была привлекательной, но сейчас выглядела старуха старухой. Только некоторые тинейджерские словечки, проскакивавшие в ее речи, меня убедили, что ей не больше двадцати.

       Даша стала отбиваться, тоненько подвывать:

      -- Почему опять меня? Вон, новая появилась. Вы же говорили, что не станете меня трогать, когда новая появится…

      -- Заткнись. Она пойдет контейнером. Ее нельзя, -- один пьяно и глумливо захохотал:

     -- А тебя можно. Тебя для этого и привезли…

   -- Почему меня нельзя контейнером?

     -- Потому что рожей не вышла. Хватит болтать, -- оборвал ее второй, -- пошли.

     -- Лучше ее возьмите, -- опять взмолилась Даша.

     -- Заткнись. Она старуха, с ней неинтересно.

     Охранники бесцеремонно заломили руки своей жертве и выволокли из пещеры.

     В другое время я бы возмутилась самой мысли о том, что меня обозвали старухой. Я женщина в самом расцвете сил. Но сегодня порадовалась такому повороту событий. Я не героиня. И грудью на амбразуру не лягу. И вместо этой измученной девчонки в логово к тем зверям не побегу.


      Мне было страшно, очень страшно, когда я слышала неясные крики и стоны Даши. Перед утром ее приволокли и бросили на пол у входа в пещеру.

      -- Накололи, сволочи. Она в отключке. Ничего не будет помнить. Она уже законченная наркоманка. Взяли ее сюда для забавы этим псам. Чтобы другой товар не калечили. До нее здесь была другая. Ее планировали отправить контейнером. А пока ждали отправки, эти отморозки с ней поиграли. Так она на собственной косе удавилась. Теперь им эту вот собачонку дали для игр. Крепкая оказалась. Ничего, оклемается…-- послышался рядом шепот. Оказывается, Федор не спал.  От увиденного ему тоже было  не по себе.

       Чтобы скоротать остаток ночи, мы с ним разговорились. Каждый беспокоился о своем. Меня интересовало, не было ли здесь в пещере в последнее время молодой женщины по имени Арина и девочки Социты.

      -- Своих они сюда не отправляют, для  них определен другой путь – живой бомбой быть. А Арина была здесь. Как раз перед тобой ее контейнером отправили. Не знаю только, куда… кажется, в Амстердам.

      -- Я уже слышала сто раз это выражение «отправить контейнером», что оно означает? Почему в контейнере? Это что, ее в ящике отправили?

      --Нет,  -- Федор усмехнулся, -- это она контейнер для наркотиков. Чем ты занималась днем? Проверяла резиновые напальчники. Дашка и Борис с Алибеком  набивают их порошком, утрамбовывают, обкатывают, затягивают пленкой, чтоб не прорвались. Потом того, кого выбрали контейнером, заставляют их проглатывать. И под конвоем отправляют к месту назначения. А уж из контейнера вытаскивают всяк по разному. Если груз большой, то контейнером могут и пожертвовать, просто вскроют… и все. Если партия маленькая, могут и в живых оставить. Но по мне лучше первый вариант. Живой контейнер отправляют в притон для садистов. Там вряд ли  кто долго протянет.

       Меня охватила мерзкая дрожь. Значит, мне уготована смерть в любом случае. Выбор лишь в том, сразу зарежут или придется вытерпеть издевательства, пока не забьют до смерти. Я представила, что мне предстоит пройти, и запаниковала. Потом вспомнила, что Арина уже вступила на этот путь, и мне стало еще хуже.

     А Федор, не видя моего состояния, решил вдруг исповедаться передо мной:

     -- Я ведь попал сюда по собственной  воле и глупости. Очень захотелось быстро разбогатеть. На факультете я был в числе лучших. Я ведь химик… Вот и возомнил себя пупом земли. Однажды меня пригласил один очень крупный чиновник и предложил работу. Я создаю новый наркотик, налаживаю его производство, а за это мне до конца жизни идут астрономические гонорары. У меня как раз ребенок родился. Надо же семью содержать. Вот и согласился. Дурак. Поверил на слово. Меня сюда привезли. А здесь кроме меня уже есть химики. Ну и заставили нас работать. Кто артачился, живо на иглу сажали. Словом, создали мы синтетический аналог. Недешевый получился, но все равно выгоднее, чем из Афгана перевозить. Но какие-то побочные  свойства… Словом, мы отказались производить, так на каждого нашли управу. Меня на иглу посадили, а потом пригрозили, что если не буду делать порошок, на моих глазах замучают жену и сына. Вот и не рыпаюсь. Жду своей естественной смерти. Она уже скоро наступит. Я чувствую. Тогда эти нелюди не тронут семью…

      Все было ужасно. Осознание безысходности, невозможность в последний раз увидеть близких. Потом закралась мысль хлебнуть того варева из чайника и забыться, как все остальные.

      Но я пока еще не испытала настоящих телесных и душевных истязаний, потому переломить брезгливость и осторожность не могла. Хотя понимала, что мое пребывание здесь завершается.

      …В тот день мы, как обычно, сидели в рабочей пещере, занятые каждый своим делом. Ждали транспорт за очередной партией товара. Упакованные брикеты были уже сложены в углу под присмотром охраны.

    Вскоре издалека послышался басовитый гул приближающегося вертолета. Никто даже не пошевелился. Все эти шумы  были из другого, не имеющего к нам никакого отношения, мира. Затем шум винтов усилился, следом раздались выстрелы, потом взрывы. Весь этот гул валом покатился по долине, отражаясь от недалеких скал. В пещеру ворвался один из охранников. Он что-то кричал тому, что стерег металлическую дверь в глубине пещеры. Но сделать уже никто ничего не успел. Потому что в пещеру следом за ним  ринулись фигуры в камуфляже.

     Я от ужаса рухнула под стол. Другие последовали за мной. Сверху раздалось несколько автоматных очередей. Потом все стихло. Заскочившие в пещеру спецназовцы вытаскивали из-под столов пленников, выносили пачки порошка.

      В углу, рядом с еще не убранными запасами порошка сломанной куклой валялся Федор. Из его виска стекала струйка крови и застывала лаковой коркой на затянутых целлофаном брикетах. У двери, вырванной взрывом из каменной стены, и теперь покосившимся комком свалившейся на пол, лежало то, что осталось от охранника.

     Нас вывели на воздух. После затхлой, пропитанной наркотической пылью вони пещеры, аромат зелени, смешанный с запахом выхлопных газов ударил в голову сильнее любой отравы. Я рухнула на камни и заплакала. И тут увидела, как ко мне от вертолета движутся две массивные фигуры. Сквозь слезы я успела различить знакомые усы, седой ежик и серые глаза Алексея и объемистый силуэт Славика.

      Я взвыла в голос и бросилась им навстречу. Господи, сделай так, чтобы это была правда.



      В селение мы летели на вертолете. Заняло это всего несколько минут. Перевалили отрог, проскочили одну котловину, где паслись  отары овец, и вот уже видна широкая пологая долина, по которой рассыпаны несколько домов. Селение оказалось совсем маленьким. А я  почему-то решила, что это большой аул. 

       Как только бойцы спецназа горохом посыпались из вертолета, им навстречу выбежали женщины. Сразу поднялся визг, вопли, проклятья. Так они предупреждали мужчин об опасности.

      Но в этот раз селение окружили со всех сторон. Послышались выстрелы. Если бы не бронежилеты и шлемы, кое-кого из силовиков  в этот день точно  не досчитались бы.

      Я бросилась к дому Ахмеда. Старик сам вышел навстречу, стал высокопарно говорить что-то о мире, о том, что его народ опять притесняют, что это так безнаказанно не останется…

      -- Остановись, Магомед-Али, -- оборвал его начальник службы безопасности Ясонов, -- не надо красивых слов. Есть народ – он почитаем и равноправен  со всеми остальными, а есть бандиты под твоим предводительством, Шакал-Али…

      -- У-у, Волкодав, -- с ненавистью заскрежетал зубами старик, -- зря тебя не задушили в камере… увернулся…

      -- Не твоим шакалятам с Волкодавом справиться. Собирайся, поедешь с нами.

     В этот момент звонко цокнула пуля рядом с головой Ясонова. Он только успел крикнуть:

       -- Не дури, Ахмед, -- как раздалась автоматная очередь. Все, кто стоял, мгновенно повалились на землю. Ахмед медленно вывалился из окна, сраженный пулей.

       Что было дальше, помню смутно. Кричали женщины, когда мужчин собрали в одном из сараев, проверяли наличие характерных следов от пользования оружием. В это время другие обыскивали дома. Было обнаружено несколько выдолбленных в скальной породе ям, где содержали пленников. Их загнали туда, едва увидели приближающиеся вертолеты. Изможденные, запуганные люди молча переминались, боялись лишний раз что-то спросить.

      Наиболее крикливые женщины селения подскакивали к командиру отряда спецназа с кулаками, доказывая, что это их родственники-должники, которые отрабатывают взятые деньги.

      Тот их молча слушал, потом указал на изуродованного пастуха, которого как раз привели в селение:

      -- Это чей родственник? Как его зовут? Где воевал, как получил ранения?

      Асият выскочила вперед, доказывая, что это ее брат. Но тут ее оборвал голос Ясонова:

      -- Не лги, женщина. Это Николай Корякин, командир спецотряда. Был взят в плен вашими боевиками еще в 1996 году. Его до сих пор разыскивают родственники…

      Поняв, что на этот раз силовики не будут слушать местных, пленники осмелели и стали называть свои имена и фамилии, как оказались в плену и сколько времени находились здесь.

       Всех пленников загрузили в вертолеты, арестованных мужчин отправили вниз в машинах, которые к этому времени пробились по ущелью к селению.

      Мы уже летели назад, когда в горах раздалась серия взрывов. Лепилов объяснил, что это уничтожен завод по производству наркотиков. Только будет ли от этого толк?  Очень может быть, что  вскоре здесь, вдали от центра, вновь возродится очередной завод. Тем более, что,  пока неотвратимость наказания за производство наркотиков  для всех без исключения, не взирая на звания и величину состояния не закреплена  на государственном уровне, пока главную роль играет  нажива, дураков, мечтающих разбогатеть за счет горя других, все еще хватает.

      На базе погранзаставы  задержанные были переданы в распоряжение вышестоящего руководства. Спецназовцы свое дело сделали. Командир отряда обнял Ясонова, потом подошел к стоящим в отдалении Лепилову и Войде:

      -- Ну, бывайте. Дай бог, не придется встретиться по такой причине. И все же, пусть это и некорректно прозвучит, но скажу. Жаль, что в нашей стране, чтобы добиться справедливости, люди уповают не на закон, а на большие деньги. У кого их больше, тот и прав.

      Здесь, в этом бандитском логове столкнулись ваши интересы и наши. Вот зло и наказано. Хотя   наказано, ли? Сколько таких селений процветают в тени горных вершин, воздвигнутые над рукотворными зинданами, где продолжают гнить  наши люди? Знаем, где. Только тронуть не смей. Сверху не разрешают. Не просто так ведь рвутся во власть криминальные личности. Усадят своего человечка наверху, во властных структурах, чтобы обезопасить свой бизнес. Вот он и командует, и не пущает…

      -- К сожалению, помочь вам я не в силах. Да и хозяин этого криминального хутора не так уж долго пробудет под следствием. Раз сынок угнездился уже в теплом месте, отмажет и отца. Мздоимство и позвоночное право пока еще в почете. Но выступить в суде с доказательствами, если до него все-таки дойдет, сможем, -- заверил Лепилов.

     -- Вы правы, если состоится, -- командир отряда безнадежно махнул рукой.

     Он оказался прав. Хотя налет на селение для спецотряда остался без последствий, но в новостных передачах информация была крайне извращена. Комментарии изобиловали ужасающими подробностями бойни, устроенной боевиками с опознавательными знаками спецотряда в одном из мирных горных селений. Магомед-Али из обвиняемого превратился в потерпевшего. Вскоре его с извинениями освободили. Но это уже другая история.



      Лепилов меня от греха подальше отправил в Крым, к Петру и Оксане. Я рвалась искать Арину, но тут уж и Алексей, и Войда, и что удивительно, Ясонов были категоричны. С поиском они справятся и без меня.

     В Крым со мной отправили Беату и собак. Объяснили тем, что так проще контролировать ситуацию.
      
      Чейз встретил Мотю и Белку галантно и любвеобильно. Особенно страстно стал обхаживать Белку. Барбос вымахал за этот год еще больше, а на кухонных харчах раздался вширь и обзавелся непозволительной для этих мест роскошной шубой.  Вот он вначале новеньких принял в штыки. А уже через полчаса валялся на полу перед длинноногой Мотей, показывая, насколько он сражен ее прелестями.  Но суровая догесса безразлично переступила через него и проигнорировала все знаки внимания.

       В пансионате произошли заметные изменения. К тому же оказалось, что Оксана  в положении. Я искренне порадовалась за нее. Теперь у нее было больше свободного времени. Мы много гуляли. Вспоминали события прошлого года, вновь переживали  то, что тревожило тогда нас.  И во время этих прогулок  я  изредка поглядывала на роскошный особняк на вершине гряды. Однажды не удержалась, спросила, кто там живет.

      -- Та не знаю. Дорога туда далекая. Я не бываю. Петя говорит, там охрана и прислуга, новую хозяйку ждут. А кто та хозяйка? Я не знаю. Спросите у Алексея Александровича…

      Но я спрашивать не стала. Тем более, что из Испании вернулись моя дочура и Лерочка. Они мгновенно втянули в свои разборки Беату. Дочура, изрядная вредина и умелица создавать конфликты на пустом месте, закрутила подружек в тугой узел интрижек, которые попеременно пришлось решать нам, так что  ни родителям, ни детям скучать не приходилось.

      А потом в пансионат вернулся господин Лепилов в сопровождении начальника службы безопасности Ясонова и, как ни странно, Войдовского.

      Прошло несколько дней, и однажды мне было передано приглашение посетить особняк на горе.  Вместе со мной  должны были отправиться туда дети, Оксана и Петя.

      Стрекоза вертолета доставила нас на виллу в считанные минуты. Вновь я пережила уже почти забытые ощущения. С вертолетной площадки открывался изумительный вид. Вдали расстилалась аквамариновая ширь моря, внизу несколькими горстями конфет рассыпались крохотные домики, берег окаймляла пенистая кромка прибоя. У причала на приколе покачивалась яхта.

      На правах хозяина Алексей пригласил прибывших пройти в дом. Все поторопились воспользоваться предложением.  Все-таки полуденный зной не располагает к прогулкам по саду, даже такому изысканному, как на этой вилле. Тем более, что в доме кондиционеры создают приятную прохладу.

       Я поднималась по парадной лестнице и ожидала очередной встречи с величественным портретом Олимпиады. Память о ней преследует меня все последние месяцы. Я оказываюсь завязанной на всех ее прежних деяниях. А сейчас я хотела встречи с портретом еще и потому, что Магомед-Али все-таки поселил в моей душе тревогу. Сомнение в моей целостности и самоидентификации в окружающем мире. Неужели все, сказанное им, правда, и я связана с этой женщиной не только психологически?

       Бесстрастный взгляд изображенной на портрете Олимпиады был устремлен не на меня. Она смотрела на снимок в своих руках. Липа любила только своего сына. И мне почему-то сразу стало легко и покойно. Нет, все, что говорил старый бандит, это не более, чем еще одна изощренная пытка.

      В библиотеке, помещение которой освещалось через стеклянный потолок, все разместились на многочисленных креслах и диванах. Алексей попросил минуту внимания. Он вышел и вскоре вернулся с кожаной коробкой, выстланной  дорогим густо-синим бархатом. Внутри сверкали женские украшения. Лепилов откинул крышку. Взорам собравшихся предстал женский гарнитур из белого золота в виде звездочек. Одна, самая крупная, венчала диадему. По бокам змеились серьги, браслеты, ниже – колье. Завершала гарнитур цепочка из мелких звеньев, судя по всему фрагмент пояса.

       -- Вы видите тот самый гарнитур, вокруг которого разгорелся весь этот сыр-бор. Мать, думаю, даже не предполагала, что выдумка ее отца приведет к нынешнему повальному сумасшествию. Она хотела поставить меня перед выбором, но это не значит, что она мечтала во главе своей империи увидеть  чужого. Я это понял совсем недавно. Чтобы прекратить ненужный ажиотаж, я принял решение и вступаю в права наследования согласно завещанию моей матери. Чтобы у некоторых не очень обремененных совестью сограждан не возникало желание воспользоваться двусмысленностью распоряжений матери, я собираю воедино все паззлы. Они давно утратили,  еще при ее жизни, свое значение. Все  капиталы  уже переведены на мое имя, в банках изменены шифры. Надеюсь, все, кому богатства матери до сих пор не дают спокойно спать, будут оповещены об этом решении.

      Присутствовавшие на этой встрече нотариусы Олимпиады, а теперь и Лепилова, согласно склонили головы. Оба смотрящие, назначенные на период вхождения в наследство, подтвердили, что удовлетворены известием.

      На этом торжественная часть была завершена. А я подивилась решению Алексея. Понимаю, что это произошло не спонтанно, но не думала, что мой приятель может изменить своему правилу и примет то, от чего прежде столь активно открещивался.


      Лепилов потребовал, чтобы я с детьми поселилась на вилле. Мне такое предложение сразу не понравилось. Это значило все время находиться под неусыпным надзором охраны. А уж желание прогуляться вниз, в пансионат здесь явно не приветствовалось. Успокаивало то, что Оксана и Петя обещали бывать на вилле  как можно чаще.

       С нами на виллу перебрались и обе собаки Беаты. Бедная девочка частенько задумывалась, иногда с мольбой поглядывала на меня. Но я ничего обнадеживающего сказать ей не могла. Тем более, что Алексей сразу же после своего торжественного оповещения о вступлении в наследство  исчез и не отвечал даже по мобильнику. Куда-то испарился Славик. Наверное, вернулся на службу. К сожалению, и он не отвечал на мои звонки. Я уже довольно продолжительное время находилась в информационном вакууме.

      Между тем у меня из головы не выходили пропавшие дети и Арина. Что с ними? Живы ли? Каждый день промедления добавлял мне мучений. Я сотни раз прокручивала в голове возможные результаты своих поступков в доме Романовских и потом, когда находилась в бегах. И не могла ничего придумать иного. Такое впечатление, что я была простой марионеткой, которой занимался какой-то таинственный кукловод. Неужели все страдания Арины, гибель Марины и Софьи Ашотовны были спланированы заранее? Но в таком случае, ради чего все это?

       Марина завидовала сестре и вознамерилась отобрать ее деньги. Но она сама погибла, а Арина сгинула где-то по пути перевоза наркотиков.  На каком-то этапе исчезли дети Романовские. Если бы дело было только в деньгах их матери, не было бы смысла их травить.  Значит, не это было целью данной аферы. Что? И почему я оказалась в этом водовороте событий? Теперь я понимаю, что все эти уловки были направлены на то, чтобы втянуть меня в разборки. Но ради чего? Что я имею такого, чем могли воспользоваться мои противники? Или это был единственный способ обозлить Алексея? А он обозлился? Вряд ли.

       Я поняла, что самостоятельно ни к какому более-менее здравомыслящему умозаключению не приду. Оставалось только надеяться, что Алексей не забыл за своими заботами вступления в наследство о нашем существовании.

      В один из таких унылых, заполненных самокопанием дней раздался звонок мобильника. Он у меня молчал уже длительное время. И вдруг ожил. Я глянула на дисплей. Номер телефона не высветился. И все же, вдруг это весточка о том, что меня волнует.

      Звонил Алексей. Я от неожиданности даже растерялась:

     -- Алеш, здравствуй. Почему так долго молчал?      Ты выяснил хоть что-то об Арине, о детях?

      -- Дались тебе эти дети. О себе лучше думай. Этот Магомед-Али оказался еще той штучкой. Срочно уезжай из дома. Сделай так, чтобы об этом никто не знал. У этого старого козла руки длинные и цепкие. Бери девчонок и любыми путями добирайтесь в Туапсе. Я вас встречу. Мне не звони, я на нелегальном положении. Запомни, никому ничего не сообщай. До встречи, – мобильник отключился.

      А я задумалась. Что-то было не так в этом звонке. Голос Алексея, интонации его. А вот сам разговор… Нет, я не могла себе представить, чтобы господин Лепилов снизошел до того, что начал мне советовать бежать из этой укрепленной цитадели. По-моему, сюда не смогут попасть не только какие-то боевики старого бандита, сюда и регулярные войска не пробьются. А судя по подземному бункеру, который я нашла во время обследования поместья, здесь можно отсидеться и на время атомной войны. Значит, звонил не Алексей. Раньше я бы подумала, что это его пасынок Виталий. Но теперь-то для чего я ему нужна?  Алексей все наследство матери уже прибрал к рукам, никакие действия не вынудят его отступить назад. И уж тем более не изменит его решения никакой шантаж.

      Однако звонил все-таки человек, знакомый с Лепиловым. А значит, что-то нужно ему получить от моего дружка именно с моей помощью, или, в крайнем случае, манипулировать им. Надо предупредить.

      Но связаться мне ни с кем не удалось. Зато вскоре на мобильник поступило сообщение, что я веду себя безрассудно. Если я не вникла в первое предупреждение, то мне напоминают, что в пансионате живут люди, которые из-за моей глупости могут поплатиться головой.

      Вот сволочь. Как он все рассчитывает. Действительно, мне совершенно не безразлична судьба Оксаны, Пети и Лерочки. Я понимаю, что мои телефоны прослушиваются, и звонить в пансионат, чтобы предупредить друзей об опасности бессмысленно. Но что-то надо делать.

       Охрану я в свои проблемы посвящать не стала. Они все люди преданные своему шефу и не поймут моих метаний. В одном я твердо уверена, детей они прикроют и не выдадут ни при каких условиях. А мне надо понять, кто стоит за этими звонками, и что ему от меня надо. Или это тот, кто не знает, что Алексей принял решение, или надеется заставить его изменить.

       Если добираться вокруг, в поселок я попаду только через несколько часов. Это поздно. Да и не отпустят меня легально.

      Есть, правда, еще один путь. Алексей, конечно, подстраховался,  приказал заварить дверь в подземный ход. Сделал он это не столько из опасения, что кто-то проникнет на виллу, больше беспокоился, что дети могут пойти и заблудиться. Но он не учел одно обстоятельство. Оставил меня здесь в одиночестве. А я захотела вспомнить дела прошлогодние и полезла в гараж. Помещение это использовалось только в зимнее время, летом там было пусто. И дверей было много. Вели они в какие-то коридоры, которые выходили то в мастерские, то в дом, то оказывались тупиками. А одна дверь вела в подземный бункер. Олимпиада, наверное, на случай осады организовала такое бомбоубежище, что там можно разместить  всех жителей нижнего поселка.

        В этом убежище была одна хитрая дверка. Открывалась она, только когда все остальные были заблокированы. Это я узнала опытным путем, натерпевшись при этом страху и получив нервный стресс. Так вот эта дверка вела к миниатюрной железной дороге, наверное, такие в шахтах делают, чтобы вагонетки гонять. А, может быть, это была детская дорога. И там стоял вагончик с одним креслом. Стоило сесть в него, как включался генератор и вагон был готов к поездке. Я не отважилась тогда отправиться по этой дороге вниз. Но о находке все-таки никому не сказала. Хотя теперь понимала, каким образом Липа из своего пансионата без ущерба для здоровья в короткое время попадала на виллу.

        Надо было решаться на побег. Если я правильно понимаю, дорога должна привести к дому Оксаны. Если все сделать правильно, то можно будет вывести моих друзей из-под удара. Я еще раз спустилась в бомбоубежище и проверила, все ли в порядке. Предстояло предупредить детей и охрану о том, что я решила отдохнуть и прошу меня не беспокоить.

       Едва поднялась в комнаты, мобильник звякнул сообщением. Неизвестный выставил претензии о том, что я обязана не отключать и не изолировать мобильник, чтобы быть постоянно на связи.

       А я и не собиралась. Вот сейчас специально положу его куда подальше, чтоб никто не нашел. Хочет следить за мной, пусть следит за шкафом. Я, конечно, не специалист в технике, но и тупоголовая курица своим умишком допрет, что меня вычисляют по месту нахождения мобильника. Ну и пусть вычисляют.

       Переодевшись в спортивный костюм, пробралась в гараж. Убедилась, что ни у кого не вызвала подозрений, и двинулась к бомбоубежищу. Минута на блокировку дверей и вот уже я в вагончике. Мягко заработал мотор. Я нажала кнопку пуска. Вагончик плавно двинулся с места и, набирая скорость, покатил куда-то вниз. Несколько мгновений неприятного спазма в желудке, как бывает в скоростном лифте, и вот уже  вагончик тормозит и разворачивается на тупиковой петле. Место мне незнакомо. Я в этом подземном сооружении никогда не была. Где вход в подвал, не видно.

      И тут рядом раздалось насмешливое:

      -- Что я говорил, Кислый. Она предсказуема, как и все эти бабы. А где же твои потаскушки?

     Я от неожиданности вздрогнула и чуть не заверещала от страха и отчаяния. Ну, конечно. Опять этот Виталий. Как же я так? А с другой стороны, ведь он может меня вывести на тех, кого интересовали дети Романовские и подсказать, где Арина.

     Кислицын недовольно поморщился. На этот раз он выглядел очень мужественно в камуфляже и с оружием.

     -- Заткнись, -- приказал он, -- что за словесный понос. Бери ее, идем. Не хватает еще, чтобы за ней сейчас погоню отправили.

     -- Не отправят. У меня там свои люди. Жаль, что к ее выродкам их не подпускают.  Так что ее скоро не хватятся. А она еще и мобильник там оставила… -- из Виталия так и изливалось ликование. А чему он радуется? Что меня захватил? Так уже не в первый раз. Должен бы понять, что с этого ничего не получит.

      Меня беспокоило другое. Как он привлек на свою сторону  Кислицына. Насколько я знала, этот одиозный бандит был близок к Гречанке. Она имела на него большие планы. Неужели и ему решение Алексея поперек горла?

      Меж тем Виталий заломил мне руки и сцепил наручники. Сколько уже раз мне пришлось за эти месяцы испытать на себе различные способы грубого мужского шовинизма. Как-то все приелось.

      Идти по подземному тоннелю пришлось достаточно долго. Я помнила, что систему тоннелей завалили направленным взрывом. Но тогда, видимо, не все их отыскали. Как видно, бандитское подземелье продолжает функционировать.

       Вскоре мы оказались в естественной пещере и довольно легко выбрались на поверхность. Местность мне была незнакома. По крайней мере, мы были где-то в стороне от пансионата и поселка. На проселочной дороге стояла машина. Значит, захватившие меня бандиты были хорошо осведомлены, куда приведет подземная дорога, и ждали меня без особых опасений. Я как всегда сглупила. Но в любом случае, мне надо понять, что им надо. Иначе они и дальше будут предпринимать попытки захватить нас в плен. А если это окажутся девчонки?  Нет уж, пусть лучше это буду я.

      -- Не радуйся, старуха, -- процедил Кислицын. Он словно прочитал мои мысли, потому что добавил: -- Доберемся и до твоих прошмондовок.

       -- Не понимаю, вы же здравомыслящий человек, что вы идете на поводу у этого сумасшедшего? -- начала я его увещевать и тут же получила по затылку от волокущего меня Виталия. Из глаз посыпались искры, и показалось, что череп мой раскололся. Я уже приготовилась хлопнуться в обморок. Но организм, оказывается, ко всему привыкает. Выдержал.

      -- Замолчи. Хочешь вынудить нас применить силу здесь? Не дождешься. Мне нужно поговорить с тобой на интересующую нас всех тему. Так что закрой свой рот, пока его не залепили, и иди к машине.

       Поездка продолжилась в полном молчании. Я ждала ее окончания, чтобы прояснить для себя причины похищения. А мои спутники были заняты своими мыслями.

       В доме, куда меня привезли, я, наконец, была оповещена, что являюсь радикальным способом давления на господина Лепилова в плане изменения его решения по поводу вступления в наследство.

      Это известие настолько шокировало меня, что на некоторое время ввело в состояние отупения.

      -- Мужчины, вы что? Как вы это себе представляете? Лепилов официально известил о своем решении смотрящих, его нотариусы оформили документы. Все движимое и недвижимое имущество переведено на его имя, изменены счета в банках и сделано еще много чего другого. Станет он из-за какой-то там дальней знакомой нарушать слово…

      -- Станет, когда узнает, кто настоящий наследник Гречанки…

      --Опять за свои бредни принялся, Виталий? – я еле увернулась от его оплеухи, но молчать не могла. Словно бес в меня вселился. Словно стала садомазохисткой какой-то. Сама нарываюсь на побои, а остановиться не могу.

      -- Причем здесь Виталий? – Кислицын очень элегантно изогнул бровь на своем порочном лице с выражением хищного зверька. – Я должен был стать наследником ее империи, она готовила меня к этому. А досталось все какому-то рохле…

       Что я могла возразить этому обезумевшему от злобы и зависти бандиту? Что, если бы Олимпиада хотела, сделала  бы наследником его. Да и  следить надо было за Гречанкой, чтобы не погибла раньше времени. А то все от нее чего-то хотели, питали какие-то надежды, которые так и не были осуществлены, а теперь предъявляют претензии  тем, кто к наследству никакого отношения не имеет.

      -- Ну и причем здесь я? Да и Лепилов отнюдь не рохля. Зря вы так думаете. То, что мыслит не как вы? Так,  на то он и бизнесмен…

       -- Этот, так называемый бизнесмен, развалит все то, что десятилетиями создавала Гречанка…

      -- На это один ответ. Она оставила все ему. Он вправе решать, как быть дальше…-- что я могла еще сказать. Эти бандиты не могут представить, что весь их мир рушится, и теперь всеми силами отстаивают свое видение мира и  пути его развития.

     -- Я знаю, что это ты нашла в пещере ее завещание, -- прошипел Виталий, -- оно не предназначалось тебе.

     -- Да, оно не предназначалось мне,  но оно было оставлено и не тебе, убийца. Задурил голову старой женщине, надеялся, что она подпишет завещание тебе, думал обмануть  ее  своим умением менять голоса? А она все тебе поломала. И завещание написала и спрятала, и отравилась, чтобы силой не заставили переписать…

      Мой поток обвинений был прерван ударом озверевшего Виталия. Тот вознамерился нанести следующий, но его руку перехватил Кислицын. По его знаку в комнате показался  еще один персонаж, который мгновенно зажал Виталия в тисках.

     -- Ну-ка, поподробнее. Что тебе известно о гибели Гречанки? -- Кислицын вдруг стал похож на дикого кота. Только что хвостом себя по бокам не бил в нетерпении.

     -- Кислый, ты что? Веришь этой… Что она может знать? Придумывает…

     Но из меня уже выдернули пробку, и словно из бутылки шампанского из меня хлестнул пенистый залп словесного потока. Сплевывая кровь, сочащуюся из разбитых губ, я в красках обрисовала то, что увидела во сне и узнала подробнее потом. Кислицын мрачнел на глазах. Он ссутулился и о чем-то задумался.

      -- Это правда, ты убил Гречанку? – еле слышно прошептал он, с ненавистью глядя на прижатого к полу Виталия. – И ты мне после этого предлагал участие в дележе наследства?

      -- Да что ты ей веришь. Она все придумала…

     -- Нет. Гречанка мне говорила, что кто-то ей угрожает. Я думал, что этот ее сынок, а, оказывается, ты…

     -- Да, я. Я должен был стать наследником всего ее состояния… Только я. Не Лепилов, не ты, и даже не она… -- в этот момент Виталий неожиданно вывернулся из рук зажавшего его громилы, причем тот, застонав, рухнул на пол. Из-под головы стала растекаться лужа крови. Виталий кошкой подскочил к Кислицыну, но тот оказался проворнее и мгновением раньше исчез из комнаты. Мерзко захохотав, Виталий подхватил меня под локоть и поволок к двери.

       И вот я опять в его власти. Мы едем куда-то на машине. Виталий безумствует. Он всю дорогу проклинает меня, Алексея, свою мать и Кислицына. Иногда он поворачивается ко мне и хохочет.

      -- Думаешь, тебя кто-то спасет? Нет, я все сделал, чтобы запутать следы. Никто не узнает, что ты дочь Олимпиады. Только я ее прямой наследник. Все принадлежит мне…
А ты отправишься за своей Ариной. Ты ведь очень хотела узнать, где она. Вот и увидишь.

      Вскоре я замечаю, что машина направляется к берегу. В прошлом году я здесь была с Петей, когда мы следили за матерью Кристины. Как же давно это было. Словно в прошлой жизни. Вот и заброшенные склады. Они тянутся вдоль береговой линии.

      Виталий уверенно ведет машину мимо мрачных, унылых строений. Здесь, в этом нагромождении брошенных и забытых складов и пакгаузов нетрудно затеряться, если не знаешь точного адреса. А вот Виталий знает. Он крутит руль машины, то исчезая в зеве распахнутых ворот, то выбираясь опять на открытое место. Такое впечатление, что он хочет кого-то сбить со следа. Наконец машина осторожно въезжает под своды дока. В нем стоит то ли катер, то ли яхта. В полутьме не разобрать.

       -- Ты очень хотела увидеться с этой Ариной. Я тебе такую возможность устрою. Но тебе придется пойти по ее стопам. За все надо платить. Даже за проезд в один конец…

      -- Платить, так платить. Но я бы хотела напоследок узнать, кому же мешали дети Романовские?

      -- Дались тебе эти дети. Сопливые, ревущие недоумки. Неужели не догадалась? А я был о тебе более высокого мнения. Ну же? – Виталий опять захихикал.

      -- Ты отпадаешь сразу. Нет мотива. Ты ничем не связан с Романовскими…

      -- Вот тут ты ошибаешься. Мадам очень умная женщина, с которой приятно иметь дело и вести бизнес…

      -- Неужели она? Ей-то чем не угодили малыши? Неужели из-за наследства?

      -- Наследство – это большой стимул, который не остановят никакие муки совести. Но есть еще более сильный импульс – ненависть и месть. Вот их-то должны подавать холодными… Впрочем, тебе это уже не должно быть интересно. Вставай.

      Виталий вытащил меня из машины и поволок к катеру. Откуда только в этом тщедушном теле столько силы? По трапу мы взобрались на борт. При этом я чуть не свалилась в воду. То ли  Виталий замешкался, то ли я оступилась, но еще минута, и я оказалась бы под катером. В последний момент он выдернул меня с трапа и швырнул на палубу.

      -- Нет, голубушка. Ты испытаешь все, что проходят все эти проститутки, которых мне в достатке поставляет Магомед-Али. Ты переправишь в своем желудке обычный груз наркотиков. И получишь сполна в портовом борделе. Я не привык прощать обиды. А от тебя у меня одни неприятности. И за них ты заплатишь.

      На катере были люди. Потому что, как только мы оказались на борту, взревел мотор, и катер начал движение из дока. Впрочем, посмотреть на то, как это делается, мне не дали. Какой-то детина, заросший щетиной и в бандане немыслимой расцветки, бесцеремонно толкнул меня в маленький закуток за кают-компанией. Виталий расслабленно опустился на диван и приказал:

      -- Закрой ее пока. Займемся, как только отойдем подальше от берега.

     Так что у меня появилось время подумать над своей дальнейшей судьбой. То, что я сглупила и кинулась на зов этого бандита, моя проблема. По крайней мере, этому Виталию нужна я, и он не станет причинять вред семье Оксаны. Она для него досадная неприятность, но потерю пансионата он, видимо, пережил. Его гнетет другое – все планы заменить собой Гречанку потерпели крах. И теперь он готов как бешеная собака грызть любого, даже собственный хвост, от злости. История с моим пленением глупа. Алексей Лепилов слишком честолюбивый игрок, чтобы позволить себя загнать в угол. Ради меня он не станет изменять данному слову. Так что, Виталию ничего не светит. А что будет со мной? Думаю, Бог не оставит меня своею милостью. На то и надежда.

      Была, впрочем, у меня надежда все-таки найти Арину. Вдруг и меня отправят туда же, куда и ее. Ради этого я готова была потерпеть.

        Через некоторое время у меня создалось такое впечатление, что обо мне забыли. Катер довольно быстро бежал по морю. Это чувствовалось по качке и дрожи корпуса. А ко мне никто не спускался. Может быть, все это потому, что Виталию не хотелось возиться со мной, а дорога дальняя?

       Я задремала. Снились какие-то кошмары. Из тех, что во сне нагнетают панику, истерию, а проснешься, и рассказать не о чем. Словами не расскажешь, эмоции не передашь.

      Пришла в себя оттого, что мотор катера не  работал. Суденышко довольно ощутимо подбрасывало на волнах. Потом по лестнице кто-то с грохотом скатился вниз.

      -- Пора, торопись, -- недовольно рыкнул на заросшего спустившийся Виталий. Заросший  выволок меня из закутка. Дальше началось такое, что я не забуду до самого последнего моего дня. Мне сделали укол, потом заставили что-то противное глотать. Это было тяжело. Меня мучила страшная тошнота от привкуса и запаха, а еще от противного ощущения переполненности желудка. В конце экзекуции мне дали что-то выпить. По пищеводу прокатился кисельный комок, и мне немного стало легче. Но вот ощущения и восприятие окружающей действительности сильно притупились.

      Сверху послышалась нерусская речь. Виталия о чем-то спрашивали, он отвечал что-то успокаивающее.

      Заросший подхватил меня под руку и чуть ли не волоком, потому что ноги меня не слушались, потащил вверх по лесенке. На палубе стояли Виталий и какой-то иностранец.  Он оглядел меня, покачал головой и что-то прокомментировал Виталию. Тот пожал плечами, махнул рукой, мол, мне все равно.

      После этого меня как куль перенесли в лодку, которая доставила на внушительную яхту. Еще пара минут, и морские суда разошлись в разные стороны. Дальнейшее я не помню. Вернее в памяти остались смутные картины. Вот мы причалили, едем на машине, а потом уже я лечу на самолете. Мне было очень плохо. И в мозгу крутилась только одна мысль «я все выдержу, я разберусь, я выведу этого Виталия на чистую воду». Хотя как я предполагала это сделать, особенно в сложившейся ситуации?

      Потом был аэропорт. Не наш, зарубежный. Мой сопровождающий цепко держал меня за руку. Впрочем, меня ни о чем не спросили. Взяли документы, проверили багаж, хотя откуда у меня этот чемодан? Потом я шла из аэровокзала, меня посадили в машину, куда-то везли. Я опять впала в прострацию. Перед глазами что-то мелькало, но в мозгу оно не запечатлевалось.

       Пришла я в себя, когда мне стали прочищать желудок. Но лучше бы я была без сознания. Это было ужасно. Но на этом мои страдания не кончились. Мои мучители, говорившие только на незнакомом мне языке, получив то, что им было нужно, сразу выпихнули меня из дома, позвав какого-то араба. Тот пинками загнал меня в фургон, и вскоре машина уже ехала куда-то дальше.

      Очнулась я от сильного удара в спину. Араб быстро и злобно что-то выговаривал своим подчиненным. Они выволокли меня из машины и потащили в какой-то подвал. На меня пахнуло смрадом нечистых тел, дешевой косметики, еще чего-то тошнотворного.

      «Господи, пощади меня. Где мне за это лето не пришлось побывать. Я все принимала со смирением. Помоги мне и на сей раз». Все это промелькнуло в голове, пока меня водворяли в какой-то бомжатник.

     В комнатенке стояли четыре кровати в два яруса. На верхней кто-то спал. Меня швырнули на нижнюю. Дверь захлопнулась. Через пару минут она открылась, и мордоворот в грязной рубашке впихнул растрепанную женщину. Она всхлипнула и стала заваливаться на меня. Я увидела разбитое лицо, в разорванном вырезе платья на груди пятна ожогов, точно о живое тело тушили сигареты.

      Это был ад, мне пришлось спуститься в преисподнюю. Я попыталась оказать женщине первую помощь. Она вскоре пришла в себя. По-русски она понимала, хотя, скорее всего, была молдаванкой или болгаркой. Уложив ее удобнее, я стала расспрашивать об Арине. В надежде, вдруг она что-то знает. Но женщина объяснила, что в этом притоне пленниц держат небольшими группами, чтобы не сговорились. Она ничего не знает ни о ком из своих соседок. Все молчат. Любая информация может нанести вред. Притон этот  создан для  садистов. Попасть сюда очень просто. Вырваться практически невозможно. Кто попал, здесь так и остается. Ночью сбросят труп в море. Был человек, и нет его.

       К утру в комнату швырнули еще двух женщин. Скорее полутрупы. Избитые, растерзанные. Я поняла, что следующая ночь для меня станет последней. Это сознание было ужасным, но я себя утешить ничем не могла. Уступила место внизу той, что была сильно избита, и забралась наверх.

       Болела голова. Возможно, поднялось давление. Но в свете последних событий это была такая малость, что об этом не хотелось думать. Правда, головная боль не давала возможности забыться сном. Потом  мое внимание сосредоточилось на непонятных звуках за стеной.

      Вот прозвучали грохочущие шаги по лестнице, потом послышалась возня, падение тел. И вдруг дверь нашей  камеры рухнула под градом ударов. В проеме показалась фигура в камуфляже и с маской на голове.

     -- Ага, вот еще  пленницы. Вытаскивай их на свет, -- приказал он своему спутнику. Тот немедленно выполнил распоряжение, вытащив меня и моих соседок по камере в коридор.

        Я увидела лежащего на полу давешнего бандита в грязной рубахе. Правда, сейчас ею у него был заткнут рот. Рядом сидела совсем молоденькая девочка, растрепанная и вроде как не в себе. Сбоку оказались еще двери. Оттуда выводили каких-то женщин. Одна из них ахнула и кинулась ко мне. Я вряд ли в этой избитой старухе узнала бы  сейчас Арину. Но она хотя бы оказалась жива. А все остальное неважно. Но кто наши спасители?

      Это стало ясно, когда нас подняли вверх, в залы притона. Араб и его прислужники стояли с прикованными к шесту руками и зло проклинали на своем языке всех, кто ввалился в их заведение.

      Командовал всем моложавый военный, который отдавал какие-то распоряжения, здесь же были несколько его подчиненных, которые оформляли документы. А у дальней стены я увидела Войдовского. И еще удивилась, как он здесь оказался. Но, судя по тому, как к нему обращались те, что выводили пленниц из подвала, он здесь не на последнем счету.

      Потом он дал какое-то распоряжение. Моложавый военный что-то возразил. Видимо, был не согласен. Но Войдовский сунул ему под нос какое-то удостоверение, и тот недовольно козырнув, отдал распоряжение.

      Меня, а вместе со мной и Арину, потому что ее невозможно было от меня оторвать, вывели во двор и посадили в машину. Вскоре туда же сел и Войдовский. Он вывел автомобиль из двора, полного военных и полицейских машин.

      Когда отъехали уже довольно далеко от того ужасного места, он повернулся ко мне и сказал:

       -- Слушай, Антипкина, я тебя убью, честное слово, чтоб больше с тобой не мучиться.

      -- Куда мы едем? – мне было все равно, что говорил Славик. Я поняла, что все уже позади, что этот толстяк сейчас выступил в роли господа Бога. А, вернее всего, стал орудием  Всевышнего  на пути нашего освобождения. И мне стало все сразу безразлично. Сознание начало заволакивать тьмой. Я услышала еще, что едем мы к Лепилову. Но вот куда, уже не узнала.