Старина Янус отдыхает... Глава 11

 




                ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

                Спасение

       И вот я опять пленница Магомеда-Али. Это я поняла, как только была поднята крышка багажника и взору предстала до ужаса знакомая картина горного аула.

     Со мной, как и в прошлый раз, не церемонились: вытащили как барана и бросили на землю.  Потом кто-то за шиворот   вздернул вверх. Хозяин дома Ахмед что-то приказал, и из дома выскочила его жена Асият. Она развязала мне руки и толкнула в спину, заставляя идти в дом. Я с удивлением взглянула на женщину.

      -- Иди,-- приказала та, -- досточтимый Магомед-Али ждет тебя.

      Надо же, с каких это пор старец не только решил уделить мне внимание, да еще, оказывается, и ждет.

      В комнате с ковром, знакомой мне по предыдущему появлению здесь, все в той же позе, как будто и не было этих нескольких дней, на широкой тахте восседал давний мой знакомый Магомед-Али. В последнюю нашу встречу я убедилась, что знакомый он совсем не добрый. Старик вперился в меня тяжелым взглядом, словно хотел пригвоздить к стене, потом кивком выпроводив посторонних, без предисловий потребовал:

      -- Где паззл, давай его  сюда?

      Не знаю, чего он от меня ждал. Может быть, того, что я мгновенно расчувствуюсь и сразу выложу ему на блюдечке с голубой каемочкой этот злосчастный паззл? Или, что я от страха разрыдаюсь, упаду в обморок, или еще что изображу? Как будто меня до появления здесь не обыскали самым тщательным образом.

      Но я за последние недели побывала в стольких переделках, что мозг уже отказывался воспринимать все происходящее как реальность. Мое сознание словно оказалось в виртуальном мире. Где все происходящее воспринимается  как игра. Когда считаешь, что стоит только щелкнуть кнопкой мыши, и ты вернешься в реальность. Словом, страха перед этим старцем, так барственно расположившемся на покрытой дорогим ковром софе, у меня не было. Осталось лишь любопытство.

      -- Господи, дались вам всем эти паззлы. Они ничего  не значат. Подумаешь, когда-то отец Олимпиады придумал забаву – пароли из этих звездочек. Все это дела давно минувших лет.

      -- Что ты вообще знаешь об Олимпиаде? Признавайся, встречалась с ней? Что она тебе говорила?

      Я  удивилась мгновенному преображению этого старика. Он в один момент собрался, насторожился. И оказался не таким уж и дряхлым, как я могла себе представить. Очень умный и хитрый, жесткий и расчетливый хищник, притворявшийся доселе этаким уставшим добрячком.

      --  Вы об этом уже спрашивали  в прошлый раз.  К сожалению, я не видела ее с детства. Я вообще-то знакома только с ее сыном Алексеем. Он меня пригласил в пансионат матери. Там я и узнала о гибели Олимпиады. А паззлы, эти стекляшки, ничего не значат теперь. Нет Олимпиады, нет и связи. Хотя, должна заметить, не вы один интересуетесь этой ерундой.

      -- Кто же еще? – старческий голос звучал скрипуче и бесстрастно. А глаза из-под нависших бровей метали молнии. Они словно жили своей отдельной жизнью.

      -- Ну, этот, Виталий, у которого меня забрали ваши головорезы…

     -- Заткнись, мерзавка. Как смеешь оскорблять моих внуков непристойными кличками. Они слуги Аллаха! А кто ты? Рабыня, призванная прислуживать им.

      -- Ага, кем призванная? Теми, кто сначала ворует людей, а потом над ними измывается… -- я, кажется, зарвалась. Потому что старик вскочил и замахнулся на меня своим посохом. Но не ударил. Посчитал, видимо, ниже своего достоинства расправляться со мной самолично. Для этого есть другие места и другие исполнители.

      -- Так что ты хотела сказать? Значит, этот голодранец, этот щенок тоже интересуется паззлами?

      -- Ну, он же считает себя внуком Олимпиады. И надеется, что с помощью паззлов он получит свою часть наследства. Вот только в завещании говорится, что получит его тот, кто представит самый большой паззл. А он хрен его получит…

      -- Ты, оказывается, хорошо в этом вопросе осведомлена. – Старик облокотился подбородком на руки, сцепившиеся на дорогом набалдашнике посоха.

      – Значит, этот Виталий  считает себя кровным внуком Гречанки, -- пробормотал он, -- ну что ж, пусть считает. Тебе я могу сказать, кто ее кровный… Впрочем, такое знание может стоить кое-кому головы…

     -- Вот что, досточтимый Магомед-Али, не впутывайте меня в свои разборки, -- я почувствовала, как вспотели ладони и мне стало тяжело дышать. Сердце бухнуло где-то в горле и затихло.

     Старикашка вдруг захихикал каким-то мерзким булькающим смешком.

     -- Мне и не надо этого делать. Наследники Гречанки у меня всегда в поле зрения. Это все благодаря мне…

     Старик был в приподнятом настроении и почему-то не в меру разговорчив:

     -- Ты мало что знаешь об Олимпиаде. Да, впрочем, и никто точно всего не знает о ней…

     Рассказ его был странен. Касался он времен полувековой давности.

      Олимпиада приехала в Грозный с семьей Магомеда-Али. Слишком нашумели в тех местах, где пришлось жить в последнее время. Было совершено несколько громких и дерзких нападений на инкассаторов. Имя Гречанки было у многих на устах, хотя никто точно не знал, кто она и какая. Следовало на время залечь в берлогу. В этих условиях самым умным было запутать следы.

      В Грозном, этом северокавказском бурлящем котле народов, где в годы войны жители за счет приезжих превратились в единый многонациональный массив, спрятаться было проще всего. Но Олимпиада вдруг взбрыкнула. Она не хотела больше заниматься разбоем. Она мечтала заняться поисками своего ребенка, создать семью.

     А Магомеда-Али эти ее мечты не вдохновляли.  У него в отношении Олимпиады были свои соображения  и далеко идущие планы. В душе он страшно завидовал ей, тому, как тонко и изящно она могла разработать любую, самую сложную операцию. Как легко и походя придумывала сценарии нападений на сберкассы. Ни один случай не походил на предыдущий. Такого ценного кадра в своей банде он терять не собирался. Да еще из-за каких-то глупых бабских прихотей.

      Олимпиаду нужно было привязать к банде, сделать зависимой от ее членов. Значит, надо было ее соблазнить, дать ей то, что она хочет. Правда, родные его в этом не поддержат.  Но чем-то надо жертвовать.

      Потом Олимпиада родила девочку. Если бы сына, было бы другое дело. Но девчонка… Магомед-Али ужом извернулся, но подкупами и угрозами заставил в роддоме подменить ее ребенка на другого, мертворожденного. Пришлось, конечно, изменить первоначальные планы.

        Мать  Магомеда-Али, хотя во всем зависела от старшего сына, на этот раз взбрыкнула и отказалась взять ребенка. Она хотела  нянчить только своего, рожденного от порядочной, почитающей законы адата, мусульманки. У Магомеда-Али уже была одна жена, умершая совсем недавно вторыми родами. Сын мужчина, он должен продолжать род. Но жениться должен на своей. Она и девушку присмотрела. Потому сразу отказалась участвовать в аферах сына.
     И с этим  непослушанием матери Магомед-Али ничего поделать не мог. Есть такие случаи, когда следует уступить, чтобы быть уверенным в дальнейшем почитании.

       Девчонку пристроил через роддомовскую акушерку, которая ему была многим обязана, в одну бедную семью. Планировал в дальнейшем использовать ее в своих целях. Но тут Олимпиада в очередной раз выкинула финт. Она просто впала в прострацию. Самое ужасное заключалось в том, что после  тяжелых родов она больше не могла иметь детей.

       Магомед-Али думал, что, пережив трагедию, Олимпиада с головой окунется в осуществление его амбициозных планов. Ее светлый ум ему был просто необходим.

      Но его подруга потеряла всякий интерес к жизни. Ей все стало безразлично. Жила она просто потому, что лишить себя жизни считала богопротивным делом. Так и существовала, не интересуясь больше ничем.

      Тогда Магомед-Али, который не упускал из виду семью с девочкой, решил применить радикальное средство. Он рассказал о том, что ребенок Олимпиады жив, и если она согласится продолжить работать с ним, он откроет ей, где девочка.

       Однажды он приказал своим племянникам привести в дом соседскую девчонку. Олимпиаду он спрятал в тайной комнате за ковром. Он надеялся, известие о том, что эта маленькая замарашка является действительно родной дочерью Олимпиады, выведет ту из анабиоза безразличия.

      Олимпиада вначале прижала ребенка к себе. Но когда малышка стала отбиваться, резко оттолкнула. Сказала Магомеду-Али, что не верит ему, что это не ее ребенок. И ушла.

     Магомед-Али ожидал, что она перебесится и вернется. Но Олимпиада оборвала все контакты с  его семьей. Не помогли ни угрозы, ни обещания, ни уговоры, ни просьбы. Она ничего не боялась, ей ничего не было нужно. Жила, как могла, работала на фабрике. Потом подобрала какого-то мальчишку. Стала заботиться о  нем. Как-то даже просила помочь, когда мальчишка влип в криминальную историю. А потом в один момент исчезла из города.

       Однажды, уже много лет спустя, Магомеду-Али пришло от нее письмо с предложением о сотрудничестве. Так он узнал, что Олимпиада опять ожила, вновь пользуется своим криминальным талантом. Она, в конце концов, исполнила свою давнюю мечту и стала главой созданной ею организации…

     Значит, вот почему меня так пугал этот ковер. Детская память не сохранила подробностей, но в голове остался пережитый ужас.

     -- Это что же, досточтимый Магомед-Али, вы намекаете, что я дочь Гречанки, а вы, значит, мой отец? – я готова была взорваться от всколыхнувшей меня ненависти. Этот старик еще что-то пытается изображать из себя. Выдумывает небылицы. Я дочь своих родителей, похожая на них и внешне и внутренне. К чему же весь этот разговор? Неужели он таким  способом хочет выведать что-то тайное?

      Старик меж тем скривился в праведном гневе:

      -- Молчи, женщина. Я отец своим детям, рожденным от правоверной мусульманки, жившей по законам адата… А ты приблудная дворняжка… Дочь Олимпиады умерла в тот же год. Мне надо было просто убедить ее, что я могу дать ей ребенка…

      -- Ну, понятно, Гречанку ты просто использовал для своих целей. И ребенком ее хотел привязать к себе. Только она хитрая  была, раскусила тебя. Ей тяжело было отказаться от ребенка, но только так  она могла спасти  его от тебя, а сама избавиться от шантажа. Она ведь все это уже проходила…

     Старик грязно выругался. Он покраснел от еле сдерживаемого гнева. Я вообще  удивилась, что он продолжает со мной говорить, хотя за такое мое поведение мне уже пора было отвинтить голову. Но старику нужно что-то узнать, что-то такое, что он может узнать только у меня.

      -- Вернемся к первому вопросу, -- пересилив гнев, Магомед-Али приглушил голос, -- где паззл?

     -- Как где? У Виталия, -- что я могла ему сказать? Сообщить, что паззл вместе с крестиком лежит  в каменной щели, где мы прятались во время побега. Старик мне не поверит.

      -- Зачем ему паззл? Что он о нем знает?

     -- Вот уж не ведаю. Но Виталия все паззлы интересуют. А особенно большой. К чему ему все это?

      -- К тому, что с помощью этих паззлов можно добраться до основных капиталов Гречанки, -- старик вдруг сверкнул глазами, --  что этот щенок может знать? Гречанка была хитра и расчетлива. Всех держала в неведении. Свою часть добычи всегда прятала. Придумывала разные способы. Когда добралась до хранилищ банков, пароль придумала хитрый, -- он пожевал губами, его борода как-то неприятно задвигалась. Несколько минут он сомневался, потом, видно, что-то решив, наклонил голову в дорогой тюбетейке к набалдашнику посоха, -- тебе скажу. Все равно отсюда не выберешься, да и не соперница ты мне. Гречанка звездочки эти раздавала своим приближенным по особой системе. На звездочках значки есть. Из них слово составляла, пароль такой. Потом приглашала их в банк. Что дальше, не знаю, но разгадаю. Я стану наследником ее капиталов…

      -- Ага, много вас таких  охочих на ее богатства. Только все уже давно поделено и в завещании указано…

      -- С чего взяла, что это деньги? Этого добра и у меня немерено… Не-е-т. Самое высшее наслаждение в мире – неограниченная власть над всеми. Гречанка добилась этого…

       -- Только не очень-то эта власть помогла ей избежать смерти, -- перебила я старика. Мне было неприятно слушать его откровения. Зачем он мне все это рассказывает?  Этот его странный намек на то, что он отец Липиного ребенка, а этим ребенком, возможно, являюсь я. Глупо. Скорее всего, эти откровения преследовали какую-то реакцию с моей стороны. Но я надежд старика не оправдала.

       -- У каждого свой путь в этом мире, -- старик отвел от меня взгляд и задумчиво посмотрел в окно. Я поняла, что моя персона его больше не интересует. Старик стукнул посохом в пол. Тотчас же дверь отворилась, и появился Ахмед.

       -- Убери ее. Больше она мне не нужна. Отправь на завод. Пусть приносит пользу. Учить надо этих неверных, как следует работать, -- старик опять заквохтал, давясь смехом.  Его сын молча кивнул охраннику, стоявшему за дверью. Тот схватил меня за руку и выдернул из комнаты.

      Через некоторое время я уже шла по знакомому маршруту, поднимаясь в горы. На этот раз никто не позаботился о теплой одежде и еде для меня. Сопровождающие  шли впереди и сзади с автоматами наперевес. Изредка задний, ради развлечения, толкал дулом в ребра, заставляя идти быстрее.


      Мечислав с интересом разглядывал Алекса. Куда подевались вальяжность и ленца, так явственно проглядывавшие в прошлые их встречи? Сейчас это был подобранный, настороженный, весь превратившийся в комок мускулов хищник. Не удивительно, что сумел сколотить мощную империю там, где каждое движение отслеживается конкурентами, каждая мелкая ошибка или незначительный просчет в один момент могут привести к краху.

      -- Где может быть сейчас Ксения? – заметив любопытствующий взгляд, недовольно и нетерпеливо обернулся тот к Мечиславу.

     Они мчались по приморскому шоссе в сторону Туапсе. В машине кроме них и шофера был еще один пассажир. Молчаливый мужчина с выправкой военного, в дорогом, но неброском костюме. За всю дорогу он не проронил ни слова, занимаясь своим ноутбуком. Изредка он начинал что-то быстро печатать. Потом читал ответ, задумывался на мгновение, видимо, что-то вспоминая, потом вновь обращал внимание на экран.

      Алекс при встрече представил его как начальника службы безопасности. На этом их контакт и закончился.
      -- Насколько я знаю, Ксения с Беатой сейчас в небольшом дачном поселке рядом с железнодорожной веткой. Думаю, мы найдем ее довольно быстро.

     -- Нет, ну что этой дуре не сидится дома? -- в который уже раз в сердцах раздраженно бросил Алекс, сжимая кулаки. Попадись ему сейчас Антипкина, он ее бы разорвал в клочья. Сказал же, живи спокойно, не высовывайся, если уж не желаешь принять материальную поддержку от приятеля. Нет же, мы гордые. Сами будем жить, как хотим.

       Алекс в душе понимал, что, видимо, предложил помощь не так корректно, как хотелось бы приятельнице. Вот она и отказалась.  А ведь любая другая сразу ухватилась бы за такую возможность пожить в достатке и роскоши.

      В поселок их машина в сопровождении джипов охраны ворвалась ураганом. Едва затормозили у ворот дома, Мечислав первым подошел к калитке. Трижды нажал кнопку звонка. В глубине двора послышался глухой собачий рокот, предупреждающий об опасности.

      Начальник службы безопасности, заглянув поверх забора, присвистнул от удивления:

      -- Ничего себе зверина. Где такую достали?

      В ответ ему на краю забора появились две огромные лапы и в пришедших уставились маленькие глазки, два ряда белых и острых зубов продемонстрировала вздернутая вверх губа, а откуда-то изнутри опять прокатился громовой рокот.

      -- Спокойно, Мотя, свои, -- произнес Мечислав, как можно дружелюбнее. Кто его знает, собака видела его не так часто, могла и забыть. Но  за воротами послышался шорох, потом калитка распахнулась, и в проеме показалась шоколадная мордашка Беаты:

      -- Дядя Слава, -- она подскочила к нему, обхватила руками и зарыдала. Собака стояла за калиткой, внимательно наблюдая за пришельцами, готовая в любой момент придти на помощь своей маленькой хозяйке.

      -- Беата, где тетя Ксеня? – строго спросил Мечислав. – Почему ты подходишь к калитке? Мы же договорились, что ты не будешь выходить к посторонним…

      -- Тетя Ксеня пропала. Ее забрал дядя на черной машине…

     -- Какой дядя? Она что, с ума сошла? Ты можешь рассказать, как он выглядит? – тут же взвился Алекс. Девочка, увидев, наконец, незнакомых людей, сжалась от страха и вцепилась в руку Мечислава. Тот осуждающе глянул на спутников и нежно погладил девочку по спинке.

      --  Не бойся, Беата, эти дяди хорошие. Они нам помогут. Так, когда пропала тетя Ксеня?

     -- Три дня уже. Я в окно видела, как она разговаривала с каким-то мужчиной. Потом он схватил ее за руку и затолкал в машину, а потом они уехали.

      -- Час от часу не легче. Да тут, я гляжу, дела покруче детектива, -- прорезался голос у начальника службы безопасности. – Давайте, не будем светиться здесь. Девочка пока в безопасности. Видно, собака отпугивает от посягательств, но оставлять ее дальше в этом доме бессмысленно. В любой момент ее могут обнаружить.

      -- Ты прав. Ребенка и собаку надо забрать. Наведите справки, может, кто-то что-то заметил. Хотя время, думаю, упущено, -- сказав это, Алекс направился к машине.

      Через пару минут Мотю водворили в машину охраны. Причем она позволила Беате надеть на себя намордник и поводок. Двое на второй машине сопровождения остались выявлять свидетелей похищения, а остальные двинулись дальше.

      Алекс равнодушно оглядывал мелькающие за окном  машины окрестности. Но ни одна из ярких картин не трогала его воображения.

      -- Кто был заинтересован в похищении Ксении? – этот вопрос его волновал гораздо больше, чем притягательные красоты приморья.

      -- Могу откровенно сказать: многие. Во-первых, милиция. Ксения ведь проходит как подозреваемая в убийстве. Во-вторых, местный авторитет Снежок. Этот может захватить из личной мести. В-третьих, ее уже один раз брали в плен молодчики-кавказцы. Вроде бы, их руководитель некий Магомед-Али.

      -- Ну, скажем так, не некий, а хорошо известная в криминальных кругах фигура. В свое время довольно известный главарь банды по кличке Шакал-Али, -- Алекс проронил это, как бы,  между прочим. Но было заметно, что эта информация его крайне заинтересовала. – Что еще?

      -- Еще некто по имени Виталий очень интересовался Ксенией. И, судя по исчезновению детей Романовских, -- те, кто заинтересован получить деньги, принадлежавшие их матери.

      -- Что-то слишком много всего сразу. Странно, что все это переплелось и завязалось узлом на Антипкиной. Впрочем, я почему-то этому не удивляюсь. У нее  как-то вдруг прорезалась  способность какая-то притягивать неприятности. И ведь появилась она только в последнее время. Это и заставляет задуматься. Наверное, что-то мы упускаем. Что-то такое, что связано именно с нею, -- Алекс задумчиво поглядел в окно машины.

      -- Сережа, давай-ка в Лазоревскую. Там у меня есть небольшая фазендочка для вип-персон, -- пояснил он Мечиславу. – Не будем забираться далеко. Сочи, конечно, хорошо, но  неудобно. А в Туапсе мне не нравится. Краснодар не подходит. Слишком уж на виду. Так что, на дачу под Лазоревскую.

      Машина развернулась и, набирая скорость, понеслась по побережью.

      Дачка оказалась роскошным четырехэтажным отелем с высоким классом обслуживания. Алекс в сопровождении охраны, Мечислава и Беаты с собаками поднялся на верхний, хозяйский этаж.

      -- Располагайтесь. Здесь будет наша штаб-квартира. Ну что, Яковлевич? Начинаем боевые действия, -- подмигнул он своему начальнику службы безопасности.

     -- Господь с вами, Алексей Александрович, скажете тоже, боевые действия, -- усмехнулся его собеседник. – Люди еще могут подумать бог весть что. Только разведка, не более.

     -- Ладно, докладывай через каждый час. Если будет что-то интересное, сообщай сразу. Сам понимаешь, я здесь долго задерживаться не намерен. Других дел невпроворот, -- Алекс кивнул, отпуская Яковлевича. Потом повернулся к Мечиславу:

      -- Слушай, ты мне так и не рассказал, какие у вас с Антипкиной отношения?

      -- Какие в нашем возрасте отношения? Ксения дружила в школьные годы с моей бывшей женой. И все… Да я о ней никогда и не вспоминал, пока этим летом не увидел в поселке на рынке. Даже не узнал. У меня здесь свои интересы, -- Мечислав на мгновение замялся, потом продолжил:

      -- Я никогда не говорил, но  специфика моей работы предполагает…

     -- Можешь не продолжать. Как бы ты не маскировался, Яковлевич мгновенно вычислил.  Он у нас мастак на такие дела. Недаром в органах до полковника дослужился. Любую информацию добудет. Так что я о тебе наслышан и о нынешней твоей работе тоже. Боюсь, конспирация твоя давно выеденного яйца не стоит…

     -- Сам знаю. Слишком коррумпированные чиновники в ряде отраслей.

     Алекс взглянул на Мечислава и откровенно расхохотался:

     -- В ряде? Да, везде. В чиновники рвутся самые криминализированные  элементы или сросшиеся с криминалом. Платятся огромные деньги, чтобы только дорваться до бюджетной кормушки и получить возможность рулить денежными потоками. Господи, да здесь в местных администрациях бандиты срослись с чиновниками и правоохранительными органами…  Не будь наивным. Ты надеешься выявить  наркотрафик  с Кавказа в Европу. Никто тебе не даст такой информации ни за какие деньги. Потому что все они – от ничтожного служащего до верхушки – имеют с него свой навар. Думаю, пора тебе переходить на нелегальное положение. Оно даст больше возможностей для маневра.

      -- А Ксения?

      -- В этом положении ты ей больше поможешь. Сведения по всем озвученным тобой направлениям проверит Яковлевич. У него большие способности, и еще больше возможности. Займись девочкой, она совсем загрустила, -- добавил Алекс.

       Вышколенная прислуга тотчас же появилась на пороге, как только хозяин надавил на звонок. Она провела Мечислава по коридору в одну из комнат, предупредив, что девочке комната отведена напротив. Собакам тоже было разрешено остаться на этаже.

      Мечислав понаблюдал за тем, как Беата провела собак в дальнюю комнату, приказала Моте слушаться молодого парня, которому поручили уход за животными, потом вернулась к себе и застыла на балконе, опершись на перила. Вид отсюда открывался такой, что дух захватывало. Но девочке было не до красот. И Мечислав понял это. Он нежно погладил Беату по голове, легонько похлопал по спинке, приговаривая:

       -- Не отчаивайся, все наладится. Вот увидишь. Все будет хорошо. Алекс все устроит.

     В этот момент он был твердо убежден в правоте своих слов.



       Лепилов был зол на себя. Однажды, очень давно, еще в юности, он дал себе слово не ввязываться больше ни в какие криминальные истории. Это случилось после его третьей ходки на нары. Мать тогда в очередной раз вырвала его из  тюремных объятий. Чего это ей стоило, он никогда не спрашивал, боялся даже подумать. Но, видимо, его освобождение далось ей нелегко.  Потому что, когда, наконец, они остались одни, мать как бы вскользь бросила: 

     -- Обещай, что больше не будешь связываться с этой шпаной. Есть ведь и вполне легальные способы заработать большие деньги. Надо только голову на плечах умную иметь…

      Больше мать ничего не сказала, ни разу не вспомнила о разговоре, словно его и не было. Но Алексей воспринял ее слова как установку к действию. Он ведь отлично понял, каково было ей искать адвокатов, потом тех, кто мог реально помочь сыну выбраться из тюремных застенков.

      Тогда, в совковое время,  было  совсем не то, что сейчас. Существовало, конечно, телефонное право, но действовало оно не всегда, да и  применимо было не ко всем. Алексея удивило, что она сумела добиться его освобождения.

      Подходило время армейской службы, которая тогда в молодежной среде, где рос Алексей, считалась делом престижным. Были парни, которые стеснялись сообщить, что они освобождены от армии.  Алексею его судимости  перспективу службы закрывали. Но он  покривил бы душой, уверяя, что жаждет хлебнуть сполна армейской романтики.   Просто знал, что солдатская служба могла бы изменить его дальнейшую жизнь. Однако не срослось.

       Впрочем, детки местных шишек и в те времена мнили себя если не пупами земли, то уж где-то на уровне божеств высшего уровня. Дело защиты отечества их, детей элиты, местного высшего света, не касается. Для этого существуют те, кто все еще верит в социальную справедливость, умудряясь существовать на медные копейки, неустанно работая на фабриках и заводах, до седьмого пота корячась на полях и на фермах. Быдло. Для них служба в армии являлась своего рода пропуском в некую городскую жизнь. Позволяла после демобилизации по лимиту устраиваться на такие же заводы и фабрики, но только в столице.

      Впрочем, не котировалась армейская служба и среди воровской братии, в число которой Алексей попал не по зову души, а по дурости. Очень хотелось помочь матери  материально. Те копейки, которые она получала, целый день горбатясь на швейной фабрике, позволяли им не умереть с голоду. Но их никогда не хватало на самый минимум потребностей взрослеющего парня.

       Мог ли понять Алешка, что для Олимпиады эти голодные годы были самыми светлыми и дорогими. Она, наконец, смогла хоть на время создать тот образ мирной спокойной жизни, о которой мечтала многие годы. Не важно, что в доме нет радиоприемника, а о телевизоре они не могут даже мечтать, потому что Алешке нужны новые брюки или спортивные тапочки, заменяющие летом туфли. Просила сына подождать немного. Скоро все наладится. А ему очень хотелось похвалиться перед друзьями хоть чем-нибудь, выделяющим из толпы.

      В один такой момент к нему и подкатил мелким бесом  соседский паренек. В среде уличной шпаны он слыл за крутого, гордился прилипшей к нему кличкой Пятак и прозрачно намекал на свое близкое знакомство с некоторыми криминальными личностями, находящимися в оппозиции к закону и местной власти.

       Алексей слышал, что Пятак промышляет фарцовкой. Таких, как он, на улице с презрением обзывали спекулянтами, но при нужде обращались с просьбами достать нужную вещицу. Так вот этот Пятак однажды предложил Алешке помочь кое-что толкнуть.

      В первый момент того передернуло от одного предположения, что придется стоять с вещами на толкучке – местном вещевом рынке, и краснеть под неодобрительными взглядами, а хуже того, хлесткими обидными замечаниями многочисленных покупателей, а потом убегать, если на толкучке неожиданно покажется милиционер. Но Пятак успокоил. Он специализируется по учреждениям.  Там всегда найдутся желающие приобрести дефицитный товар. Так Алексей стал фарцовщиком.

       В душе Алексей признавался себе, что это дело его заинтересовало. При совке был странный перекос в выпуске изделий ширпотреба. Одежда продавалась невзрачная, безликая, без выдумки, из блеклых тканей, немыслимыми партиями. Так что весь город  как по дуновению ветра одевался в единые для всех цвета. Яркими пятнами в этом  блеклом безличье выделялись обладательницы купленных у спекулянтов импортных товаров или местные рукодельницы, умеющие за ночь из отреза ткани состряпать вполне приличное платье. А обувь? Это уже особая тема. Где только создавались эти неудобные дубовые колодки? Ноги обладателя такой обуви или деформировались или набивались такие мозоли, что потом страдалец годами пытался от них избавиться. Особое отношение было к косметике. Никакая уважающая себя женщина не решалась уродовать себя этими кремами, помадами и духами.

       Вначале Пятак предложил Алексею несколько пакетов. Что это были за вещицы!  Теперь их сотни на любой вкус и цвет. Можно заказать любую картинку, хоть свое изображение. Как говорится: любой каприз за ваши деньги. А тогда… 

       Большой пакет с изображением какого-нибудь зарубежного актера, певца или ансамбля стоил почти вдвое дороже женской сумки из кожи. Как-то Алексей подсчитал, что Пятак за каждый пакет имел 1000-процентную выгоду. Понятно, что и он не был последней инстанцией. Над ним тоже кто-то стоял.

      Но что значили какие-то деньги, даже очень большие, при виде извлекаемых откуда-то из пазухи сложенных вчетверо пакетов. Модницы мгновенно расцветали в улыбках, торопливо, чтобы не дай бог, никто не заметил, перекладывали предложенное богатство, прикидывая, какой из пакетов взять. Разве имеют какое-то значение  деньги перед тем, что видит уже мысленным взором удачливая покупательница, как идет с пакетом по городским улицам, ощущая на себе завистливые взгляды окружающих. И в голове уже быстро прокручивается мысль о том, как подольше сохранить пакет целым. Обычно внутрь вставлялись плетеные или сшитые из холста мешки с плотными ручками, что позволяло пакету сохранять форму и давало возможность без ущерба носить в нем нехитрую женскую дребедень.

         Впрочем, вскоре Алексей на этом своем первом деле погорел.  Подгадили конкуренты, которым он, сам того не желая, перешел дорогу. Он знал, что в тот первый раз нанес своей матери ощутимо болезненный удар. Но ведь молодость не думает, что противоправные действия наказуемы, несмотря на незнание закона. В тот первый раз, попав в отделение милиции, он был в ужасе. Ему казалось, что жизнь кончена, что за ним закрылась тюремная дверь навсегда. Это потом он изучил Уголовный Кодекс и умел противопоставить законникам свою трактовку статей.

      А тогда он был раздавлен, уничтожен. Только мать увидела в его глазах безысходную тоску и ожидание смерти. Она развила бурную деятельность, подняла на ноги всех давних знакомых, оборванные было связи, и это возымело свое действие. Просидев некоторое время в предварилке, он был доставлен в суд. Потом его взяли на поруки.

       Но ядовитое чувство финансовой обеспеченности притупило его внутреннюю осторожность. Ему хотелось, как прежде, не считать копейки, а с бездумной расточительностью швырять рубли на мимолетные прихоти. Первая отсидка не научила уму-разуму.

      Испуг быстро прошел, а чувство осторожности притупилось от безнаказанности проступка. Очень скоро он вновь связался с фарцовщиками. Теперь это была джинсовая эпопея. Как ни странно, он получал удовольствие от чувства опасности, от незаконопослушности, а еще от того, что он стал очень востребованным и в мужских и в женских компаниях. Кстати, он очень скоро научился распознавать качество джинсов и место их изготовления. Лишь раз он не смог применить свои знания на деле. Посредник передал ему для продажи несколько модных штучек. И фурнитура, и строчка, и ткань – все было несомненно произведено в Штатах. А вот пошив… Алексей позволил себе усомниться, что эти джинсы произведены там же, хотя, это и не подзаборное производство польских рукодельниц. Четко пояснить, почему у него возникло такое чувство, не мог, но мнения своего не поменял. Уступая его настойчивости, посредник подивился его прозорливости и признался, что есть на юге Краснодарского края одна фабричка, которая тачает джинсы под фирму. Только спецы с наметанным глазом могут отличить подделку. Но до сих пор никто по поводу обмана  претензий не выдвигал.

       Алексей в тот момент еще подумал: «Вот ведь, умеют же наши сделать конфетку. .Почему только не свое? Почему обязательно с оглядкой на Запад? Зачем подделывать чужое, если можно выпускать свое качественное?».  Впрочем, в то время все импортное было в дефиците, а потому и  считалось очень притягательным.

       Когда мать намекнула ему, не пора ли завязать с криминалом, Алексей вспомнил о тех своих выводах и решил, что пора ему учиться, набираться знаний, чтобы потом делать товары не хуже зарубежных и стремиться, чтобы они были лучше.

       Правда, осуществить свое желание смог не сразу. Поступить в институт, как в ажиотаже хотел, не удалось. С таким как у него прошлым в вузы не брали. Матери с трудом удалось пристроить его в  автодорожный техникум, да и то на вечернее отделение. Все это здорово ударило его по самолюбию.

       Так совпало, что именно в это время мать окончательно решила перебраться в Крым. Уговорила его ехать с ней не сразу. Алексей вначале решил, что, как всегда, мать хочет таким образом избавить его от проблем. Но потом вдруг вспомнил, с какой тоской она всегда говорила о местах своего детства, и подумал: а может быть это мечта всей  жизни матери, а он по своему эгоизму молодости мешает ее осуществлению.

       Алексей знал, что без него мать не уедет, потому не стал придумывать отговорок. На новом месте он, выполняя данное себе и матери обещание, продолжил учебу, одновременно устроился в строительную организацию. Потом он много раз анализировал эти годы своей жизни. Спрашивал себя, что с ним было бы, не окажись он в этой бригаде? И честно отвечал, что, скорее всего, он бы и здесь нашел фарцовщиков, и еще неизвестно, как бы сложилась его жизнь. Но бог все видит. В тот момент он предоставил Алексею шанс, которым тот не преминул воспользоваться.

       Работа в организации ему не нравилась. На одного с сошкой стояли семеро с ложкой. Его угнетал постоянный контроль слишком большого штата служащих, идиотские задания, приписки невыполненной работы. Ой, да много чего он бы, будь его воля, сделал по-другому. А пока его просто угнетала серая обыденность, каждодневная рутина. С тоской вспоминались веселые деньки прежней жизни. Вот там что ни день, возникали самые непредвиденные ситуации, а тут… Никакого полета  фантазии.

       Однажды в начале весны к нему подошел мастер и предложил в летний период поработать в бригаде шабашников вместо неожиданно заболевшего каменщика. Каждый год такие наспех сколоченные сезонные артели разлетались по стране в поисках работы. Обычно подряжались строить в сельской местности коровники, телятники, скотные дворы, склады, зернотока, много реже -- жилье или дома культуры. За эти объекты обычно брались местные строительные организации. А пришлым доставалось что попроще. Но шабашников такое положение дел вполне устраивало. Составляли договор с руководителем хозяйства, тот платил залетной бригаде живую копеечку, естественно, и сам оказываясь не в убытке.

      Местные шабашников не любили. Считали, что те отнимают хлеб у своих, колхозных или совхозных работяг, которые не хуже, а порой даже лучше (для себя ведь строят) выполнили бы подряд. Но… руководитель тоже хотел свою долю, а как местным это объяснишь? Как перед ревизионной комиссией отчитаешься? Не-е-т, с шабашниками проще.

        Первый сезон был для парня настоящим испытанием. Неудобства кочевой жизни, вечные пьянки, халтура в работе. Когда брали расчет за выполненную работу, Алексей боялся руководителю в глаза смотреть. Но тот выставил ящик водки, закуску. Как полагается, обмыли стройку.

       -- Борисыч, он что, не видит, что мы здесь браку наделали? – спросил Алексей у бригадира. Тот хмыкнул, повертел пальцем у виска, потом махнул рукой и пояснил:

      -- Молод ты еще, паря. Да если б мы все по уму делали, то и оплата была другая. А так и председателю хорошо, и нам неплохо. И местные работники будут не в обиде. Им ведь исправлять наши огрехи. А председатель им за это денежку в зимнее время заплатит. И без работы не останутся, и с зарплатой будут. Всем будет хорошо.

      Так-то оно так. Но зачем же тратить впустую столько денег? Этого Алексей понять не мог. Но постепенно в его мозгу начал вырисовываться контур будущей реальной возможности некриминального обогащения. Надо только поднабить руку в таких бригадах, понять суть и найти людей. С этого момента его жизнь обрела новый смысл. Он теперь знал, что ему делать. Так, с созданной им первой артели шабашников и построенного за лето телятника, началось рождение его будущей  империи.

        Мать во всем поддерживала его. Но просила ни в какие криминальные истории не попадать. Он честно держал слово. Хотя ему ох как сложно пришлось в лихие девяностые, когда шел передел собственности, когда на поверхность вышли братки, а все общение осуществлялось не по закону, а по понятиям.

      Лепилов долго не подозревал о второй, тайной стороне жизни матери. Только в последнее время она как-то вскользь упомянула о полукриминальном уклоне деятельности ряда своих предприятий. Это когда на нее начался странный наезд тайных рейдеров. А вот после неожиданной гибели матери его ждал сокрушительный удар. Обрушились все представления о матери, как о честной, доброй, бескорыстной и порядочной, не связанной с преступным миром женщине и предпринимательнице, хотя в душе он ее оправдал и простил.

       Потом Лепилов понял и оценил самоотверженность Олимпиады. Ей ведь куда проще было ввести его в свой бизнес и лепить из него своего преемника. Но тогда в любой момент его ждала либо тюрьма, либо пуля братков, как в свое время многих из ее родственников. А этого она ему не желала. И мать сделала все для того, чтобы он утвердился в легальном бизнесе.

      Алексей любил свое дело. Строительный бизнес, несмотря на кажущуюся будничность, таит в своих недрах такую бурю эмоций и столкновений интересов, что дает возможность выбросить энергии побольше, чем при вооруженных конфликтах.

      К слову, Олимпиада сделала все, чтобы сын оказался вне пределов разваливающегося, раздираемого на части государства. Так и получилось, что у Алексея оказалось двойное гражданство, центральный офис его империи разместился в Испании, а зона его интересов охватывала весь современный мир.

        Продолжать дело матери сын не собирался. Об этом у них были разговоры не единожды. Мать обговаривала с ним все вопросы своего завещания и приняла его решение отказаться от основной части наследства в виде отелей, увеселительных заведений, пансионатов по всему черноморскому побережью. Но все-таки эту часть  наследства она не завещала никому, оговорив в завещании, что ее владельцем станет тот, кто найдет большой паззл.

       И тут, как уже стало привычным за последние месяцы, вмешалась судьба в образе бывшей подружки детских лет.

      Когда его приятель, швейцарский наркополицейский, прося помочь в его деле, упомянул имя Антипкиной, замешанной в какой-то афере, Алексей не поверил собственным ушам. Этого не может быть. Это какая-то подстава. Потом взорвался, понося подругу на чем свет стоит. Ну, за что ему такое? Как она оказалась связанной с этим наркополицейским, представителем глубокозасекреченного комитета по контролю за оборотом наркотиков в мировом пространстве? Зачем ей все это понадобилось?

      Что за странная тяга на склоне лет к идиотским приключениям? Он еще соглашался с тем, что поиски матери были оправданным риском. Но сейчас? Что ей не сидится у себя в деревне?

     -- Нет, эту великовозрастную идиотку опять придется извлекать из очередной дыры. Без меня она не справится. Приключений ей хочется… Какое там, к черту, приключение, -- оборвал он сам себя. – Опять какая-то криминальная афера, в которую втянули эту дуру…

      Спустя несколько минут в его кабинете собрались самые необходимые, на его взгляд, сотрудники, которым он объявил о своем решении срочно вылететь на Кавказское побережье Черного моря.



       -- Круто берет, щенок, -- промолвил Папа Беня, выходя в сопровождении Лени Снежка из своего любимого «Бентли». В первый раз за многие годы он сам решил  ехать на встречу с каким-то выскочкой. Когда к нему явился его давний знакомый и разъяснил сложившуюся расстановку сил, старый цеховик не дрогнул. Что может испугать того, кто давно уже стоит на краю могилы? Но взяло верх любопытство. Каков он, новый претендент на огромный куш причерноморского рынка развлекательных комплексов.

       Папа Беня  за свою длинную жизнь  перевидал многих сильных мира сего. Крутых до поры… Когда прижимало серьезно, мало кто из них не сдавал позиций. А тут огромный кусок криминальной собственности, который жаждут прихватить очень многие. На владение ею предъявляет серьезные претензии уже второй человек. Он вспомнил первого. Еще тогда определил: вертляв, неискренен. Такой в любой момент может подставить.

       А каков этот? Желание узнать это и придавало сил. А вдруг? Мысль о том, что он сам может поучаствовать в дележке, неожиданно взбодрила.

      В сопровождении начальника службы безопасности хозяина отеля они поднялись на верхний этаж.

      Принявший их владелец апартаментов был учтив и любезен, но без наносной фамильярности и лизоблюдства, чего не выносил старик. Уж лучше неприкрытая агрессия, чем лживые приторные улыбочки.

      Предложив гостям располагаться, хозяин осведомился, не испытывают ли они неудобств?

      -- Если не считать того, что мы здесь не совсем по собственной инициативе, то можно сказать, что не испытываем, -- не преминул съязвить Снежок. Папа Беня осадил того взглядом.

       Лепилов был поражен:

      -- Вас что, привезли силой?

      -- Попробовал бы кто это сделать. Нет, Волкодав был сверхубедителен, даже сумел заинтересовать нас, -- успокоил старик. Теперь пришла пора удивиться Лепилову:

      -- Волкодав? Кто это?

     -- Ой, не надо, мы здесь все свои. Я имею в виду вашего начальника службы безопасности. Не стоит прикидываться, что незнакомы с его послужным списком. В 90-е на Северном Кавказе он был командиром  спецподразделения. Кличку получил за то, что не только выслеживал, но и давил боевиков. Иногда не подчинялся приказам сверху. Вот его и убрали, чтоб не мешал, --  пояснил Папа Беня.

      -- Мы же с вами не сегодня  родились. Знаем, как большая политика делается, кто за веревочки дергает… -- старик прихлопнул рукой по подлокотнику, -- что ж, молодой человек, перейдем к делу. Что вы имеете мне сообщить?

      -- Вы правы, не будем ходить вокруг да около. Я сын Олимпиады Стефаниди. После…-- Лепилов на мгновение запнулся, что не преминул заметить старик, но тот справился и дальше продолжил ровным, бесцветным голосом, -- после гибели матери я основной наследник ее собственности…

       -- Я слыхал, что есть кое-какие условия вступления в наследство…

      -- А вы, я погляжу, очень хорошо осведомлены об этом… с чего бы это такое любопытство?

      -- Будешь осведомлен, если часть моих средств вложена в предприятия Гре… Олимпиады Стефаниди. К тому же, грош цена тому коммерсанту, который из любой ситуации не захочет поиметь свою выгоду. Кстати, есть некоторые персоны, скажем так, знакомые вам, которые уже раскрыли рты на этот кусок…

      -- Как бы не подавились. Интересно, кто это? – Лепилов выгнул левую бровь, демонстрируя интерес.

      -- Некий Виталий Брусникин. Думаю, данные вымышленные…

     -- Да нет. Вот где этот засранец засветился, а мои люди его совсем в другом месте ждут. Кто еще?

      -- Еще некий господин Войдовский. Если это имя вам что-либо говорит…

      -- С чего вы решили, что у этого господина есть интерес до моей собственности?

      -- У него есть паззл. И он интересовался его значением.

      -- Понятно. А кроме этих двоих?

      -- Есть еще одна, нездешняя. Какая-то мутная особа. Я и не понял. С ней имел дело мой помощник. У нее на шее висел паззл самой Гре… Олимпиады Стефаниди. Простите за оговорку. Думаю, вы в курсе, что вашу матушку в некоторых кругах величали Гречанкой?

      И опять Лепилов склонил голову в знак согласия. При этом постарался не выказать душивший его гнев. Эта тупица Ксения так и не поняла, что нельзя цеплять на шею все, что попадает под руку. Когда-нибудь из-за этого можно и головы лишиться.

       А старик меж тем продолжил:

      -- Есть еще один собиратель паззлов. Сомневаюсь, что слышали о нем, но вдруг… Это известный в своей среде криминальный авторитет Магомед-Али…

     -- Больше известный среди боевиков как Шакал-Али. Даже своих мог продать, если видел выгоду. Знаю такого. Значит, и он позарился на наследство?

       -- На наследство, которое оставила Гречанка, польстится любой. Многие хотели бы урвать кусок. Да не всем он по зубам. Тебе, сынок, оно в самый раз. Что ты хотел от меня? – не зная почему, старик неожиданно проникся дружескими чувствами к этому надменному, так похожему повадками на мать, собеседнику.

      -- Я надеюсь на наше плодотворное сотрудничество. Все мои объекты в скором времени будут переведены на новый уровень оказания услуг отдыхающим. Думаю привлечь на наши пляжи ту часть населения, которая пока предпочитает зарубежные пляжи. Но…  этим людям нужен совсем другой уровень обслуживания. Необходимо навести порядок и обеспечить полную безопасность передвижения в этом регионе. Надеюсь, вы меня понимаете. Стабильность в курортной зоне, высокий уровень обслуживания, и вы в выгоде…

       -- Ты прав, молодой человек. И мыслишь, как  матушка, упокой господи, ее душу. Рад, что познакомился с тобой, -- старик сделал попытку подняться, но Лепилов его удержал:

    -- Извините, что задерживаю. Хотел бы уточнить, где сейчас та женщина, ну, та, с паззлом на шее?

      -- Она  родственница, знакомая?

      -- Знакомая.   Не ожидал, что она может впутаться в какую-то историю.

      -- Не беспокойся, сынок, разберемся. Сказать, где она сейчас, не могу…

      -- У Магомеда-Али она, -- подал голос молчавший до сих пор сопровождающий Папы Бени.

       Лепилов постарался не показывать дальнейшего интереса к этой теме. Остальное  доделают специалисты.

       Он еще некоторое время пообщался с криминальными королями побережья. Оба они остались довольны приемом и результатами визита. Алексей был благодарен матери за то, что воспитала в нем выдержку и умение в любой ситуации не терять лицо. А еще она всегда рассказывала ему о тех, с кем сталкивала ее судьба. Иносказательно порой. Но он умел провести параллели.

      
      Папа Беня, внутренне  удивляясь, все же   отметил, что пока не потерял еще нюх и правильно оценил ситуацию, когда  сам отправился на встречу к этому выскочке.  Если он предъявляет права на принадлежавшие Черной императрице (это еще одно прозвище, закрепившееся за Гречанкой в местных криминальных кругах) владения, значит, чувствует за собой силу и право. За соблюдением законности наследования стоят определенные силы, заботящиеся о том,  чтобы не расшатать равновесие, сложившееся между криминальными группировками южного региона в последнее время. Раз сын решил продолжить дело матери, ему мешать не станут, но приглядываться будут. А пойдет не так, как считают, поправят.

     Папа Беня с достоинством принял все знаки внимания, которыми окружил его любимец Гречанки. «Сумела вышколить сопляка», подумал удовлетворенно. А сердце опять сжала тоска. Уходит его время. Нет уже того, что волновало, бодрило, заводило с пол-оборота в молодости. И детей не научил жить, как сам, взахлеб, утопая с тайфунах идей и поисках их претворения. На смену старшему поколению приходят другие. Для них жизнь, идеи родителей уже непонятны.
      А в этом наследнике Гречанки чувствуется стержень. За внешним европеизированным лоском все равно проглядывает голодное детство, каждодневная борьба за хлеб насущный. Они-то и толкают без нужды, просто на всякий случай, хвататься за новое дело, продолжать его.
      Беседа удовлетворила обоих. Были определены общие точки соприкосновения. Более конкретные темы будут обсуждены в других условиях и другими, доверенными лицами.


       -- Этот тип мутный, -- изрек Касовцев, поддерживая своего патрона под локоть.  Они поднимались по ступеням дома Папы Бени. Это были его первые слова за все время поездки.

       Старик сумрачно усмехнулся:

      -- Не делай скоропалительных выводов. С предыдущим претендентом ты явно поторопился…

      -- Папа Беня, этот, ну, сразу же видно – рохля, размазня, такого облапошить, как два пальца об асфальт…

      -- Не шуми. И не зарывайся. Это с виду он такой белый и пушистый.  А раскроет пасть, увидишь три ряда зубов, вот тогда и поймешь…

      -- Да кот он драный. Стоило ехать на поклон к нему…

     -- Это ты кот, а он аллигатор. Схватит, не вырвешься. Порвет в куски и проглотит, не подавится…

      -- Эх, знать бы, что та щипаная курица имеет таких знакомых, можно было бы побазарить с этим на некоторые темы, -- мечтательно закатил глаза Снежок. Он даже прокрутил в голове несколько вариантов шантажа этого столичного или какого там еще олигарха.

      -- Остынь, молод еще. Посмотришь, что останется от твоего боевика, наступившего этому белому и пушистому на хвост. Не завидую ему. Кстати, и тебе…

      -- А я причем?

      -- Ну-ну, не делай невинные глазки. Волкодав душу вытряхнет из всех, но докопается, кто повесил на домоправительницу два трупа…

     -- Мамой клянусь, я не при делах, -- Снежок вдруг посерел. – Ну, да, был там. Надеялся девчонку найти,..  но крови на мне нет…

      -- Дурашка, мне что с того? Это ты ищейкам Волкодава объяснять будешь. Да, не думал я, что Гречанка все-таки вырастит себе достойную замену. Никогда не показывала сына. Я уж думал, что можно попользоваться бесхозным добром… теперь рад, что поостерегся. Видно, нюх еще не потерял…