Конец карьеры а. чернышева

КОНЕЦ  КАРЬЕРЫ

Рассвет застал Марка Наумовича Нудельмана на ногах. Он нетерпеливо расхаживал по своей маленькой комнатке, то и дело поглядывая на часы. Но стрелки, как назло, двигались не быстрее, чем самая ленивая черепаха. До начала работы оста-валась ещё уйма времени. В который уже раз он приблизился к висящему на стене зеркалу. Оттуда на него посмотрел пронзи-тельно синими глазами молодой человек приятной наружности, с копной курчавых, отливающих медью, волос на голове, облачённый в самый лучший (надо сказать пока единственный) светло-серый костюм. Голубая рубашка, так удачно гармонирующая с цветом глаз, обтягивала широкую грудь. Стального цвета галстук, завязанный широким узлом и туго обтягивающий ворот рубахи вокруг крепкой загорелой шеи, дополнял его наряд.
«А ничего себе так я выгляжу, подходяще для такого случая», - самодовольно и вместе с тем слегка иронично подумал о себе Марк Наумович и лукаво подмигнул своему отражению.

* * *
Марк Наумович, а попросту Марк, 28-ми лет отроду, приехал в этот большой сибирский город К… три года назад, как молодой специалист. Ему посчастливилось получить направле-ние в крупный проектный институт города, занимающийся граж-данским строительством. Работать он начал проектировщиком и эта работа ему очень нравилась. В стране как раз (а это было начало шестидесятых годов прошлого столетия) наступила Хру-щёвская «оттепель» и пресловутый пятый пункт анкеты, опреде-ляющий национальность, несколько потерял свою остроту. Воз-можно поэтому обстановка в институте царила благожелатель-ная и Марк как-то естественно влился в коллектив. В скором времени он снискал всеобщее уважение и, в определённой сте-пени, даже любовь. По своему характеру он был человеком эмоциональным, импульсивным, увлекающимся. Энергия молодости так и плескалась в нём через край. Ни одно институтское мероприятие не обходилось без его участия. А сколько в нём таилось тонкого, весёлого, остроумного юмора! Ой-ой-ой! – не передать словами. Он знал массу всяких весёлых историй и умел мастерски преподнести их слушателям. Некоторые даже подозревали, что он сам их сочиняет, но при малейшем намёке на это, Марк энергично отмахивался руками, протестуя: «Что вы?! Что вы?! Как можно?! Мне ли такое придумать?!». Но одно в нём было бесспорно – он прекрасно рисовал и писал стихи. Оформление всех институтских стенных газет почти целиком ложилось на его плечи, хотя он и не был её редактором. Особенно ему удавались дружеские шаржи, приводившие коллектив в неописуемый восторг и над которыми смеялись до упаду. В общем жил Марк активной жизнью, полной оптимизма и самоотдачи, как жила тогда вся передовая молодёжь, стремящаяся вывести свою страну на небывалые высоты.

* * *
По прошествии трёх лет, его однажды вызвали в партком института. Хотя он не чувствовал за собой никаких особых гре-хов, всё же сердце тревожно ёкнуло: «Зачем?». Но все его стра-хи испарились, когда секретарь парткома, старый партиец, с доброжелательной улыбкой пожал ему руку, усадил напротив себя и, испытующе глядя ему в глаза, с особой заинтересован-ностью спросил:
 - Как живёшь, Марк Наумович? Какие планы на будущее?
Марк пожал плечами и неопределённо ответил:
 - Живу хорошо. Планов много, а только я не спешу, у меня ещё вся жизнь впереди.
 - Эх, молодость, молодость! Не спешит он, видите ли, - с какой-то грустью сказал секретарь. – А надо спешить! Надо! – горячо продолжал он. – Жизнь, она ведь как, раз! – и промельк-нула, не успеешь глазом моргнуть.
Секретарь ненадолго замолк, о чём-то задумавшись, а потом – как гром с ясного неба:
 - А не пора ли тебе, дружок, в партию? Я давно за тобой наблюдаю. Ты на хорошем счету в институте. Сам директор тебя хвалит. С удовольствием дам тебе рекомендацию и другие уве-рен, поддержат.
Крайне взволнованный и изумлённый Марк, ошарашено глядел на секретаря парткома, не в силах поверить услышанно-му.
Дело в том, что в те времена интеллигенцию принимали в партию по лимиту, а уж с такой фамилией, как у него и ей по-добными, и вовсе крайне редко. Тем лестнее ему было услы-шать такое предложение из уст Самого секретаря. Марк встал со стула, вытянулся, как струна, и, как-то напыщенно, враз охрипшим голосом , сказал:
 - Благодарю за доверие! Почту за честь!
 - Да ты садись, садись, - добродушно рассмеялся секре-тарь. – Вот тебе бумага, пиши заявление. На первом же партий-ном собрании решим этот вопрос.
Марк, дрожащей от волнения рукой, выводил строчки, а сам думал: «Ну надо же! Меня в партию! Невероятно! Вот отец, будь он жив, удивился бы, так удивился!».


* * *
С того памятного разговора прошло более двух недель. Марк всё это время находился в состоянии эйфории. Он с не-терпением ждал партийного собрания. И вот этот день, наконец, настал. Как уже было сказано выше, Марк этим утром поднялся ни свет, ни заря.
Когда стрелки часов показали семь, он вышел из комна-ты, прошёл  по пустынному в этот ранний час коридору в вести-бюль, где за столом мирно почивала ночная вахтёрша его об-щежития и вышел в прохладу тихого, свежего майского утра.
По широкой улице, засаженной, цветущей в это время сиренью, Марк зашагал к институту, с наслаждением вдыхая полной грудью густой аромат весны. На душе было светло и радостно. Самые смелые мечты уносили его далеко вперёд.
«Сегодня свершится то, что откроет мне широ-о-о-ку-ю дорогу!», удовлетворённо подумал он.
Пешеходов на улице было немного и только у хлебного магазина, мимо которого лежал его путь, выстроилась длинная очередь. А на самой крыше магазина красовался лозунг «Дого-ним и перегоним Америку по мясу, молоку…» и т.д. Глядя то на лозунг, то на очередь Марк усмехнулся: «Вот ведь какой пара-докс. – размышлял он. – Живём в век индустриализации, дого-няем Америку по всем статьям, целину подняли, а с хлебом в стране почему-то напряжёнка». Настроение как-то сразу испор-тилось.
Почти в конце очереди Марк заметил своего хорошего знакомого. И, вдруг, в нём взыграло что-то буйное, озорное, бесшабашное, для него самого неожиданное (не иначе чёрт по-путал). Он приветственно замахал рукой знакомому и, смеясь, прокричал:
 - Догоним Америку по хлебу, мясу, молоку и маслу на душу населения!
Знакомый в ответ тоже со смехом бросил:
 - Догоним, догоним, только перегонять не будем, чтобы наши рваные штаны не увидели.
Посмеялись так и разошлись.
В приподнятом настроении Марк явился в свой отдел, а ровно через пятнадцать минут его вызвали в партком.
«Наверное старик будет мне указания давать, как вести себя на собрании», - подумал он и не спеша направился в парт-ком. Всё, что произошло дальше, Марк потом вспоминал, как дурно сон.
Секретарь парткома стоял опершись обеими руками в стол, по бычьи наклонив голову вперёд. Из-под седых бровей на Марка глянули полные злобы глаза. Лицо его пылало даже не морковным, а синюшно-свекольным цветом. Казалось, его вот-вот хватит удар.
 - Ты! Гов…к! – брызгая слюной, заорал секретарь, ша-рахнув при этом по столу кулаком. – Да как ты смел?! Смеяться над партией!?
Дальше пошла сплошная непереводимая, нецензурная брань, которую, наверное, было слышно по всему институту. Чего только не было сказано в адрес Марка. Но в каждой фразе секретаря подтекстом звучало – «Жаль, что сейчас не тридца-тые годы, а то бы тебя … (нецензурное) пустили в расход без суда и следствия!».
Марк, побелевший, как снег, стоял молча, не шелохнув-шись, почти не слушал секретаря и не пытался оправдаться. Его неотвязно сверлила одна только мысль: «Какая с…ка успела донести?!».
В заключении секретарь достал заявление Марка и с ос-тервенением порвал его в мелкие клочья.


* * *
Так бесславно закончилась, даже не начавшись, «пар-тийная карьера» Марка. И не только  партийная, как оказалось впоследствии.