Ночная смена

  Пять пятнадцать, через пол часа должен придти Витяня, чтобы меня разбудить... Тошнит... Болит голова... Живот... Наверное изжога!?.. Непонятно, то ли хочется есть, то ли курить... Я все же пытаюсь заставить себя хотя бы вздремнуть... Но мысли вчерашнего бунта, прошлых обид и сильный сушняк  мешают этой необходимости. Надо поспать... Надо... Вечер, дом, ругань... Думать о чем то другом...
 Старое здание Черемховского отделения Почты России как и многие другие сооружения эпох, которых я не знаю, кажутся мне, особенно сейчас, гигантскими монстрами, но не страшными и безобразными, как в фильмах про ужасных уродов, а скорее одинокими и забытыми, как в  добрых японских мультфильмах... Миядзаки... За окном постепенно просыпается город..., одиночные машины..., далекие сигнализации..., поезда через каждые десять минут везут куда то лес.. торопятся, надо успеть до начала рабочего дня..., об этом постоянно кричит этот невнятный голос..., а холодное, бетонное существо, по имени Почта, кажется только успокоилось и уснуло, и теперь умиротворенно дышит мне в ухо... Да, удобство этой дерматиновой кушетки, оставляет желать лучшего, и остается довольствоваться тем, что на ней спали, наверное, все здешние сторожа, начиная с тех, чей сон прерывал ямщицкий колокольчик... Стены, стены обычные, коридорные, точнее оконно-коридорные, соединяющие два крыла двухэтажного здания, оконным туннелем по второму этажу... Потолок, не то что бы грязный, а как во всех бюрократических организациях любого провинциального поселения, загадочный... А эта облезлая пальма походу здесь самая мудрая, потомок пальм, которые стояли в старом театре, и сюда её принесла, после покупки новенькой стенки в кредит, из-за нехватки места в двухкомнатной квартире на третьем этаже пятиэтажного панельного дома, какая нибудь заслуженная работница почтамта, дочка первой черемховской театральной уборщицы, которая до пожара успела урвать отросток одомашненного подобия...  Нет, не могу больше, так можно свихнуться, пойду будить Атамана.
   
  Атаман. Пока просто Казак, точнее Казачек, но не уменьшительно ласкательное по национальному признаку, а социально формальное по фамилии. Виктор Алексеевич Казачков. Человек щуплого телосложения, со слабым зрением, тридцати трех лет отроду, прошедший «малолетку», несколько переездов, нарко-бандитские девяностые, в которых он принимал активное участие, и имел не плохой вес, по его же словам, на весах кровавого времени. Женат, четыре раза. При чем два раза по любви, два раза по пьяне и два раза на одной и той же женщине, Людмиле, с коей сейчас и находится в супружестве. Отец троих детей, один из которых - приемный, сын Людмилы, второй - родной, от первого брака, что был ошибкой и закончился гибелью молодой жены от цирроза печени, и третий - общий, общий с нынешней супругой. Человек по детски открытый и не по детски застенчивый, с темным прошлым и кромешным будущем. Сейчас лежит в форме сухого бублика на маленьком письменном столе, стоящем в углу коридора под лестницей первого этажа, который он скорей всего должен был вынести на свалку еще в прошлую смену. Лежит и храпит, храпит тихо, украдкой, будто боится кого то разбудить...  Еще десять минут до будильника, пусть спит...
 
  В кондейке, которая ночью мне казалась куда козырней, сейчас стоит стойкий тобачно-пивной перегар и безысходная унылость, унылость неотвратимого похмелья и чувства жалости самого к себе... Фу-у, пиво... Но другой влаги нет, поэтому... чуть-чуть... а много и не лезет... Во, теперь спать захотелось... Спать..., спа... Сука! Звонок! Звонок будильника старой Витяниной Нокиа, чтоб его... Пох.. Я сплю... Сплю сидя на одном из двух старых, потрепанных стульев, стоящих в маленьком тамбуре, перед двумя смежными бытовыми кладовками, где не понятным образом по мимо стульев и меня, расположились тумба с половым ведром и большой старый письменный стол, со всеми необходимыми атрибутами сторожевой жизни, с пластмассовым электрическим чайником и стеклянной пепельницей, которую я чуть не перевернул, когда  засыпал...
  Семь часов утра. Я проснулся две минуты назад от сильного желания снять носки и жуткой боли в шейном участке позвоночника, две минуты соображал, что да как, пока не сработал мой будильник на телефоне... Вспомнил, у Витяни такая же мелодия... Кстати где он? По его плану, видать не раз отработанному, он должен был меня разбудить в пять сорок пять... Пойду гляну...
  Город уже почти встал, а наш герой спит, спит в коридоре Черемховского отделения Почты России, где он подрабатывает сторожем ночной смены, с графиком сутки через двое, в свободное от основной работы время, за девять тысяч рублей в месяц, и это на полторы тысячи больше, чем ему платят за рабочего сцены местного Дворца Культуры. Спит как младенец, точнее как мальчик, лет семнадцати, пришедший с дискотеки в часа три ночи, и еще около часа прокручивавший в голове все моменты гулянки, но остановив свой подсознательный экскурс на облике какой нибудь милой, подвыпившей особы, которая подмигнула ему в танце, отключился, с той же улыбкой, что была на нем несколько часов назад, во время этого инцидента... Без очков его лицо будто помолодело, вот если бы не черная щетина, я б его и не узнал... А так, Витяня Казачков, только с маленькими глазами, с линзами они вроде больше... О-о просыпается.

             -Витяня, время, вставай, щас люди уже придут... (иду в его сторону)
  Казачек (явно не понимая ни чего, одновременно пытаясь слезть со стола и надеть очки, угрожающе испуганно, полушепотом) - А?  Кто? Ты? Ты?
              -Да я это, Витяня, не гони, это я, Макс, ты чё?
  Казачек (пытаясь разглядеть,протирает очки, не понимая) — Максимка, ты? А? Сколько время? (смотрит)

  Молча, еще не совсем осознавая происходящее, но по видимому догадываясь о чем то не реально реальном, с непоколебимым видом, слегка покачиваясь и икая, он прошел мимо меня в кондейку. Осмотрелся. И не подавая явной радости, что все на месте и в своем естественном виде, приземлился на стул, одновременно сделав несколько глотков оставшегося, уже изрядно выветрившегося, совершенно невкусного пива... Меня передернуло...
   
   Казачек (со свойственным только ему наркоманским акцентом)  - А где Петюня? Он че не приехал? Он же собирался...
Помирился, правда не сразу, я его пол часа в такси ждал...
   Казачек (сделав еще пару глотков) — Со своей?
Ну.. да..
    Казачек (перебив, пытаясь закурить) — Он мне ночью звонил, говорит ща приеду..
Когда?, когда я спал?
    Казачек (уже смакуя сигарету) — Ну..., только я не понял куда, а так воще как, нормально все? Ни че не помню... Ты че не пьешь?
Не, не лезет. Ну вроде да, приехал, потрындели, ты все рассказывал как ты тут чуть с одной почтальоншей не замутил...
    Казачек (довольно) — воще нормально посидели, еще б чуть чуть и я б ее...
Витяня, сколько можно, всю ночь одно и тоже...
     Казачек — Да ладно, Максимка, все нормально, я че, я же так, не надо...
 
 Стальная, уличная дверь глухим, тяжелым ударом об металлическую окосячку прервала пламенную речь оратора. Я встрепенулся, и тупо глядя на невозмутимого Казачка выпученными глазами, как школьник начал прятать улики ночной посиделки...

     Казачек (уверено, показывая всем своим существом, что я напрасно          кипишую) — Да это Валюха...
 
 Меня почему то не успокоило это заявление и я продолжил убирать бутылки, предварительно одев ветровку...

     Казачек (двигаясь в сторону коридора, с какой то не понятной радостью) —  Валя, привет, чего это мы сегодня по раньше...

 По коридору с огромной скоростью пронеслась тень, мимо кондейки, мимо Казачка, мимо меня, пытающегося запихнуть пустые бутылки под стол, мимо света лампы накаливания, в темноту, где совсем недавно спал Витяня и чуть выше пытался уснуть я...

     Казачек (стремительно, следом за тенью Вали, все с тем же узнаваемым акцентом) — Валентина Николаевна, там сегодня должна придти машина...

 Его голос, также как и Валентину поглотила неизвестность. Я остался один. Закончил с бутылками. Убрал второй стул в кладовку, от куда, по приезду в эту бетонную сказку, мне и предоставил его, ее ночной хозяин. Надо идти спать. Куда? Время, восьмой час утра, скоро на работу, домой!?, домой смысла нет, следовательно...

      Казачек (вернувшись, немного возбужденным и сильно озабоченным, суетясь достал из под стола пиво, сделал глоток) — Максим, ты присядь, я щас, там машину приму...
Не, Витяня, я пойду, вечером увидимся, меня че то рубит... На работу скоро... Там как? Закроешься?
      Казачек (на суете) — Не, так прикрой, щас уже девчонки приходить начнут...
Ну ладно, давай, сильно не пей...
      Казачек — Но, давай, созвонимся (через О)...

 Тяжелая серая дверь открыла за собой прекрасный вид, вид утреннего безлюдного города и внезапно выпавшего снега, уже не первого, но все еще внезапного, на пока еще зеленую траву, в середине моей двадцать седьмой осени,... Холодно.... Сибирь, мать её... Запахнулся... Огляделся... Светофор подмигнул зеленным... Пошел ка я..., домой! 
 
  Ночной город, за стенами монолита, казался оживленней....
  Сейчас же,  будто время остановилось, и остановилось специально для меня, для того чтобы я осмотрелся, и выбрал путь. Но, сука, в безвременном пространстве так холодно, что остановка равносильна падению в ледяную прорубь и мысль только одна, быстрей согреться.

 - Есть курить?

 Остановил мой быстрый шаг голос молодого человека, явно с бодуна, остановившегося напротив меня. Я оглянулся, их было трое,  судорожно, наверно от холода, дал ему три сигареты, одна из которых упала на свежий, рыхлый снежок...  Он что то сказал, но я уже был далеко..., далеко в себе... и за десять метров от него...
  Мое сознание было светлым как ни когда и будто всё, что происходило до этой секунды, осталось там, далеко далеко. И вся эта ночь, все предшествующие дни, все временные отрезки моей жизни, мысли, звуки, слова, всё, до этого акта самопожертвования холоду, были в прошлом. Я иду, иду быстрее мысли в тепло...

2013г.


Рецензии