Деревенская трагедия

               
                Деревенская трагедия

             Лёнькин прадед Осип Иванович Никифоров в начале двадцатого века построил в деревне Юрово три дома -пятистенка. Изба-пятистенка или пятистенок - жилая деревянная постройка, прямоугольная в плане, имеющая внутреннюю поперечную стену, делящую все помещение на две неравные части: в большей - изба или горница, в меньшей - сени или жилая комната (если есть прирубленные сени) .
 Иногда здесь устраивалась кухня с печью, обогревающей оба помещения. Внутренняя стена, как и четыре наружных, идет от самой земли до верхнего венца сруба и торцами бревен выходит на главный фасад, разделяя его на две части.
 
             Дом у деревенского пруда предназначен для дочери Анны  или Нюры или Нюши. После замужества стала носить фамилию мужа Ильи столяра-краснодеревщика - Егорова.
             В первую очередь обязательный деревенский пруд предназначался для целей противопожарной безопасности. Около пруда с незапамятных времен, судя по почерневшим от времени бревнам  находился  пожарный сарай с необходимым инвентарем (багры, ведра, шланги, лопаты, ломы) и главное оборудование - пожарная ручная помпа, покрашенная в красный цвет. Кроме того в деревне  каждый двор обязан иметь один из атрибутов пожарного инвентаря, который изображался на металлической табличке прибитой к фасаду дома.

             На Божедомке построен дом для сына Алексея и позже после Октябрьской революции  третий дом-пятистенок там же на Божедомке, для сына Ивана Никифорова. Иван оставил дом своим детям Петру и Галине, а сам перебрался жить к родителям жены в Москву. В одной половине дома Ивана проживала дочь Галина, которая при родах в 1946 году умерла. Родившегося сына Кольку усыновила баба Нюша, а Колькин непутевый отец Василий отправился жить в Куркино к своим родителям. Таким образом,  одна половина дома оказалась свободной и в 1947 году ее продали пришлому с Украины городскому жителю Бойко Ивану с женой Катькой и годовалым Сашкой. Иван сразу получил прозвище «Хохол».

       Устроился водителем на автобазу в Химках, что в трех километрах от деревни. Получил самосвал и работал, где прикажут по всему Химкинскому району. В деревне поставил себя так, что его раз и навсегда невзлюбили за пренебрежительное к деревенским жителям отношение и редкую наглость. За многовековую историю деревни это был первый пришлый  невесть откуда человек. Что это за территория такая Украина и с чем ее едят деревня знать не знала и знать не хотела.

       Бойко умел разговаривать на нормальном русском языке, но ни с кем из деревенских жителей не общался. Жлоб не здоровался даже с соседями, считая ниже своего городского достоинства иметь дело с «деревенщиной». Так же заставлял вести себя с односельчанами и собственную жену Катьку. Жена в колхозе не работала, поскольку у был малолетний сын, а через пару лет родилась дочь. Так что Катька всю свою жизнь в деревне не ударила палец о палец для местного колхоза и числилась домашней хозяйкой.

        В жизни Иван оказался мужик «крепкий», работящий. Завел собственное хозяйство. Стал держать кур, мелкий скот, откармливать поросят.  Корм для поросят наладил привозить из Химок на государственном самосвале, договариваясь с Химкинскими столовыми об использовании пищевых отходов. До этого столовые ценные пищевые отходы выбрасывали на свалку. У руководства столовых перестала болеть голова с утилизацией отходов. У Хохла голова хорошо работала, когда он видел реальную возможность получить доход за счет халявы. Это сладкое слово - халява оказалось не только сладким, но и приносящим реальные советские рубли.

         Откормленную на дармовом корме свинину, Катька продавала только в Москве там давали хорошую цену. В Химках, Куркино  или в своей деревне никакой торговли. Торговала на рынке сама, без посредников. Дети по мере взросления практически не общались с деревенскими ребятами, после школы - работа по хозяйству.

         В жизни Хохол держался трех правил.
Правило первое - бережливость во всем.
Правило второе - бережливость к сбереженному.
Правило третье - бережливость к бережливо сбереженному.
         В деревне говорили, что Хохол за копейку легко удавиться.

            После развала колхоза имени 1905 года и объединения с другими близлежащими колхозами в Куркино, Машкино и Новая лужа осталось много земли вокруг деревни, которая не использовалась большим агропредприятием по разным, в том числе, объективным причинам.  Как известно, свято место пусто не бывает. В деревне каждый хозяин стал самовольно использовать на задах своих хозяйств колхозную землю до пятнадцати соток, у кого как получалось, в основном использовали под посадку картошки. Власти на это закрывали глаза, у них с использованием основной колхозной земли были серьезные проблемы. Местное население деревни работало либо в Химках, либо в Москве. Старые колхозники вымерли. Работать на земле стало практически  некому.

         У Ивана Бойко при покупке дома своей земли не было, только одна сотка, что прилегала непосредственно к дому. Зато через дорогу напротив было около двадцати соток «свободной» колхозной земли. Бойко  построил на ней большой свинарник, а позже гараж на две  машины и мастерскую по их ремонту, остальная земля ушла под огород.


             Второй участник трагической истории Иванов Владимир Иванович  дальний Лёнькин родственник, семья которого вырастила и воспитала цыганского подкидыша  прадеда Осипа. Иванов после окончания семилетки работал на 301–ом авиационном заводе в Химках с момента его основания в 1938 году. Освоил все станочные профессии: токарь, фрезеровщик, шлифовщик, сверловщик и т.д. Легко читал чертежи и мог на станках делать с заготовкой все, что изобразит на бумаге фантазия  конструктора и технолога.

      В деревне слыл уважаемым человеком к нему даже прозвище не приклеилось. Звали просто Володька Иванов. Вступил в партию после выхода по возрасту из комсомола. Активно участвовал в общественной жизни завода и цеха, в котором работал, награждался неоднократно Почетными грамотами, выдвигался на заводскую Доску Почета.

        Во время войны получил бронь и вкалывал по двенадцать часов, «как папа Карло», создавая щит и меч страны. Внешне Володька походил на популярную звезду нашего кинематографа Вячеслава Тихонова. Была у него дружная семья, росла дочка Райка. Иванов поддерживал ровные дружеские отношения с Юровскими мужиками, в меру выпивал по выходным в компании у палатки. Всегда принимал участие в игре в лото, любимом развлечении Юровских мужиков.

       В выходной день, после обеда рассаживались на лужайке, и начиналась веселая игра. Играли обязательно на деньги. Ведущий раздавал карты, брал из мешочка деревянные  бочонки и с прибаутками начинал выкрикивать номера. 1- кол; 3- трое; 10-бычий глаз; 11-барабанные палочки; 12-дюжина; 13-чёртова дюжина; 18-в первый раз; 22-утята; 25-опять двадцать пять; 44-стульчики; 50-полста; 55-перчатки; 66-валенки; 69-туда сюда (или нюхаются); 77-топорики; 88-бабка; 89-дедов сосед; 90-дед. Концовка игры была всегда одна и та же и выигравшие и проигравшие сбрасывались по "семь рваных" и посылали гонца в палатку за "сучком», так называли водку с жестяной пробкой "бескозыркой".

         Надо отметить, что в Юрове между деревенскими жителями по рассказам  не происходило отчаянных драк с поножовщиной. Народ мирный, веселый, работящий. Побили разок мордоворота Лешку Козлова по прозвищу «Козел». Лешка,  работал палачом в НКВД на Лубянке, расстреливал в казематах приговоренных. Ушел на пенсию в сорок пять лет.
        Поколотили за то, что  «умело», стал  разливать водку на троих. Разольет водку  в два стакана и  приговаривает: « У меня глаз – ватерпас.  Стакан не нужен, я из горла».  «Обжимал», прохиндей, православных. Однажды потоптали умного  малость, попинали обща. «Козел»  всё понял, стал пить нормально, как все из граненного стакана.
 
         Даже среди пацанов в деревне особых ссор не было. Из-за девок в деревне драк тоже  не устраивали, потому что не принято было «гулять» со своими деревенскими девками и на них  жениться. «Гулять» ходили в соседние деревни и оттуда приводили жен.


           Бойко первым в деревне купил «Москвич-403». То, что у него водились  деньги, это понимали все, зарабатывал на откорме поросят  достаточно, причем своим трудом, но вот как ухитрился приобрести машину, которую продавали исключительно передовиками производства, и заслуженным людям это было загадкой, а таинственного в деревне не любят.

       Это теперь понятно, что «Хохол»  дал кому надо две цены и дело в шляпе, а «Москвич» в гараже. Для деревенского люда тех времен понять такую хитрую механику было просто невозможно. Бойко возненавидели еще больше.  Ему же  было на мнение людей «плевать с высокой колокольни». Когда приходил в палатку за водкой ни с кем не здоровался, молча брал пару бутылок и уходил пить домой в гордом одиночестве.

        Юровские мужики, как правило,  дома не пили. Приходили к палатке, там всегда собиралась компания и с шутками, прибаутками, анекдотами «принимали на грудь». Чтобы жены приходили к палатке за своими мужьями, такого не могло быть в принципе. Субботний отдых мужика-святое дело! Таковы простые деревенские нравы.

           21 августа 1991 года обычный рядовой день ничем не отличающийся от других дней. Но не для всех. Предстоящая трагедия, для двоих ее участников, начинается с самого утра. Два человека  двигаются навстречу друг другу,  не ведая о неминуемом событии. Оба не представляют, что ждет их ровно через два часа десять минут. Никто не знает, кроме Воланда.

         Проснулись, позавтракали,  весело отправились на работу. Один сел за руль авто, второй  отправился  навстречу ему пешком. На неуправляемом пешеходном переходе у машины отказывают тормоза, водитель сбивает пешехода и сам врезается в фонарный столб.  Два трупа и искореженная автомашина  дополняют утренний пейзаж.
      
        Примерно, то же самое произошло с нашими Юровскими знакомыми 21 августа 1991 года. С утра все как обычно у пенсионеров, размеренная хорошо налаженная жизнь изо дня в день, с утра до вечера. Что толкнуло навстречу друг другу Иванова и Бойко, только Богу известно. Встретились около  продуктовой палатки. Появились с разных краев деревни ровно в два часа дня. Разговорились, накануне почтальон принесла пенсию, решили отметить рядовое событие и потолковать за бурную жизнь, происходящую в стране.

       Благоразумно взяли две бутылки, чтобы не бегать второй раз в палатку и отправились в мастерскую Бойко.Прихватили в палатке пару банок килек в томатном соусе,  их называли в деревне "братья Лю". Зеленая закуска росла на огороде, яблок в тот год уродилось видимо - невидимо. Девятнадцатого августа по календарю яблочный Спас.

Вот и яблочный Спас.
До свидания лето!
Ждёт дождей перепляс,
Осень рыжего цвета.

Нынче ж радует глаз
Урожайный и ведрый
Этот яблочный Спас
Ароматный и щедрый.

Лету зело к лицу
Эта спелость и зрелость,
Как невеста к венцу
Налилось и зарделось.

Всё торопит, маня
Той красой насладиться,
И отдаст не тая,
Чему быть-то случится!

Отлетят журавли,
Словно прошлого тени,
Но пока что пьянит
Спас под яблочной сенью.

Осень где-то в пути
Перелесками бродит,
Карнавал впереди-
Ветер краски разводит.

       День двадцать первого августа 1991 года  выдался ненастный, поэтому решили выпивать не у палатки, а под крышей. Бойко к тем годам,  слегка очеловечился, гонор внешне пропал, с деревенскими мужиками при встрече раскланивался первым. А что там внутри, кроме стучащего шестьдесят ударов в минуту сердца? Чужая душа - потемки.

          Жизнь Иванов и Бойко прожили диаметрально противоположную. Иванов в заводском дружном коллективе, создавая сначала авиационную, потом ракетную технику.  Перед пенсией Иванова  завод перешел на производство космических аппаратов для исследования Луны, Марса, Венеры. Освоив в молодые годы все станочные специальности,  много лет работал мастером, передавая, свой богатый производственный и жизненный опыт молодым специалистам.  Работая в рабочем коллективе, будучи еще партийным вожаком в цехе Иванов В.И. имел определенное мировоззрение, резко отличное от воззрений человека, проведшего жизнь за баранкой  самосвала и в личном свинарнике.

         Иван  не мог понять человека, который всю свою сознательную жизнь искренно трудился на благо страны. Это не красивые слова из пропагандистского лексикона штатного партийного работника. На таких штучных предприятиях как «НПО имени Лавочкина» работали и работают во все времена не за страх, а за совесть, за престиж родного завода, и в конечном счете державы.

         21 августа 1991 года в Москве путч ГКЧП. По телевизору крутят «Лебединое озеро», а в это время в Юрове  в автомастерской Ивана Бойко сошлись два совершенно разных по взглядам на жизнь человека,  потолковать за жизнь, не за ту, которую им дал Бог, а за ту, что придумали люди, вопреки здравому смыслу.

       Понятие о правде жизни у каждого прямо противоположное. «Хохол» визжит от радости, что наступила эра свободного предпринимательства, чем он собственно всю жизнь и занимался,  ненавидя коммунистов и вообще власть. А для Иванова коммунистические принципы всю жизнь были в его крови, он не мог и не хотел принимать ни рынка, ни базара, ни разворовывания государства на всех уровнях от Президента до лавочника.

          О чем пошел разговор у них после третьего стакана, можно только предположить. Досконально Иванов не смог вспомнить и поведать следователю, который вел дело о смерти Бойко Ивана. Достоверно известно, что через два часа после начала «стрелки» Иванов выскочил из мастерской с окровавленными руками  и беспрерывно, торжествующе выкрикивал одну фразу: «Я убил его, я убил его, я убил его».
         Ненастный день подходил к концу, выглянуло закатное солнце, и когда Иванов бежал по деревне, светлая рубашка окрасилась в лучах солнца в красный цвет, такой же, как кровь на руках.  Получил смерть Иван от того самого длинного тонкого ножа, которым забивал свиней на продажу.

        Следствие было кратким. Самооборона. Под арест Иванова не забирали. Иван был на пятнадцать лет моложе Иванова Владимира Ивановича, почти восьмидесятилетнего пенсионера с твердыми убеждениями.