Уся

В этом весь секрет счастья и добродетели: люби то, что тебе предначертано.
(с) Олдос Хаксли, "О дивный новый мир"

- Почему ты улыбаешься? – тонким, почти детским голосом спросил палач Ошар, выводя очередного государственного преступника из камеры. – Не знаешь, что ли куда веду?

Его раздражала неестественная для этих мест безмятежная улыбка.
Молоденький мятежник беззаботно подмигнул палачу-великану и потер занемевшие в ржавых кандалах руки.

- А это, батенька, главный секрет счастливого человека – люби то, что тебе предначертано, – Уся прищурился и оглянулся по сторонам – в темную камеру городской тюрьмы совсем не попадало солнце, и глаза парня отвыкли от яркого света.

- Надо же, - пожал плечами Ошар, – а я всегда думал, что главный секрет счастливого человека – голова на плечах.

Палачу было почему-то жалко этого молодого смешливого паренька. И от этого он еще больше на него злился. Посильнее дернув за цепи на кандалах, он заставил Усю ускорить шаг.

- А это ты, батенька, неправильно думал, - наставительным тоном сказал мятежник, перепрыгивая через грязную лужу.

- Вот я тебе сейчас голову от тела отделю – ты даже так думать не сможешь, – обиделся палач. – Тоже мне умник нашелся.

Он снова умерил шаг. Не смотря на то, что к работе своей он относился философски и рубил головы в Саарском княжестве уже больше половины века – Усю ему было жалко.

- Не обижайся, батенька, - улыбнулся Уся, глядя на удрученного палача.

- Никому я не батенька! – отрезал палач. И тут же подогнал – Шевели ногами, не на прогулку вышел.

- А вот это уже плохо… – Уся легко догнал великана и заглянул ему в лицо. – Холостяк значит убежденный?

- Нет, - неожиданно ответил Ошар. – Жена есть, а вот деток не дал Бог. Видно за работу мою так наказал.

Старый палач взглянул на паренька, но Уся уже отвернулся, разглядывая что-то на другом конце площади. Было многолюдно. В общем, как и всегда в день казни. Ошар вдохнул поглубже, проглатывая комок внезапно подступивший к горлу. Оставив мятежника страже, он поднялся на помост и с размаху всадил топор в колодку, раздосадовано вспоминая свою неожиданную откровенность. Натягивая маску, он думал о том, что Уся, в общем-то, хороший парень. И казнить его по большому счету не за что. А еще зачем-то пытался припомнить свой возраст, размышляя, не пора ли уступить топор кому помоложе.

Что бы чем-то занять руки в ожидании государственного обвинителя, он подошел к краю помоста и поднял свиток с обвинением. Старые глаза с трудом разбирали черные каракули: «преступление против государства», «мятеж», «казнить». Знакомые фразы, формулировки. С такими он казнил каждого второго.

Эх, молодежь, вечно вас власть не устраивает. Ошар кинул свиток обратно под ноги и подышал на замерзшие руки. Где же обвинитель? Скорее уже покончить с этим и пойти домой. Палач окинул взглядом площадь. Через тесные кучки базарных баб, постоянных зрителей любой казни, пробирался толстый черноглазый мужичок. Именно он последние семь лет оглашал приказы Его Светлейшества Саарского княжества с трибуны. По его красному носу и помятой физиономии Ошар понял, что выручка в местном кабаке вчера хорошо выросла.

Возле самого помоста обвинитель запнулся за ногу молодого светловолосого парня и, оступившись, упал прямо в лужу, обломав первый тонкий ледок да забрызгав ближних, густой грязью. Компания молодых людей весело засмеялась и заулюлюкала. Обвинителя в городе не любили.

Не решившись связываться с молодыми крепкими парнями, мужичок поднялся на трибуну и кивнул Ошару, что можно начинать.

Палач медленно оторвал взгляд от молодых парней возле самого помоста. Вот ведь неожиданность. Такую аудиторию не часто встретишь на казни. Обычно молодые не приходят.

Ошар перевел взгляд на Усю. Кандалы с него сняли, и руки были схвачены лишь тонкой веревкой.

- Ну что ж, начнем! – откашлялся обвинитель и красиво развернув свиток повернулся к толпе. – Обвиняемый в мятеже и предательстве…
Уся стал к палачу спиной и обвел цепким взглядом площадь. Ошар смущенно и тихо спросил:

- Может матери что передать? – палачу было неловко. Впервые он задавал такойвопрос. – Последние слова может. Или еще что?

- Последние, я сам ей скажу. – Уся опять улыбнулся и тихонько добавил. – Развяжи мне руки, батенька.

Ошар не колебался ни минуты. Одно движение и узел был развязан.

Неожиданно, молодые парни, что стояли в первых рядах, бросились на стражу и одного за другим оглушили стражников. В тот же момент Уся бросился к ближайшей городской стене. От неожиданности толпа расступилась и пропустила преступников. Все произошло настолько быстро, что растерянный обвинитель лишь крутил головой по сторонами и силился что-нибудь сказать. Сообразив, наконец, что происходит он бросился за парнями, что оглушили стажу, на бегу приказывая палачу догнать Усю.

Ошар побежал за парнем, притворно прихрамывая на ходу. Ему совсем не хотелось его догнать. У самой стены он остановился, глядя как Уся ловко карабкается наверх и звучно рассмеялся.

- Ты же говорил «люби, что тебе предначертано», стервец, – добродушно укорил запыхавшийся от быстрого бега и смеха палач, глядя на оседлавшего в момент забор юношу, – куда ж ты от моего топора-то?
- Все правильно, - засмеялся Уся, – люби то, что тебе предначертано, но не забывай, что ты сам творец своей жизни, батенька.

Парень весело рассмеялся и прыгнул вниз по другую сторону забора.

- Мы изменим этот мир! – донеслось эхом из-за забора.

- Ты бы еще сальто сделал, позер, – тихо ухмыльнулся палач в бороду, прихрамывая обратно к трибуне. – Ну, попадись мне только.

Заткнув рабочий инструмент за пояс, он медленно побрел домой. На улице становилось холодно. Толпа разочарованно расходилась.