Неотправленное письмо

Всем любящим и любимым – посвящается.

   «Здравствуй, – писала она на тетрадном листе в клеточку. – Здесь океан и волны невероятно высокие, особенно с берега. Когда заходишь в воду поплавать, приходится всякий раз бороться со страхом встретить волну, могущую тебя, как щепку, закрутить, завертеть и не выпустить больше из своих слишком могучих объятий. Так и останешься на дне, на радость рыбам и морскому царю. Впрочем, останется тело, а душа...  воспарит над океаном легкой светлой птицей.
Сегодня мне снова снилось, что я чайка.  Я летала над берегом, а у воды сидела группа людей, все мои знакомые, и внимательно слушали катху, которую рассказывал красивый полный индус в оранжевом одеянии. Помнишь, я тебе говорила о древней индийской традиции, когда какой-нибудь монах, святой человек, рассказывает простым людям истории о божественном? Я раньше очень любила слушать катху, это наполняло  детской радостью и надеждой, что когда-нибудь и я смогу так же преданно, бескорыстно любить и славить Всевышнего. Теперь у меня осталась лишь вера, что бог даст мне еще немного слов, чтобы выразить самое сокровенное, жгучее, неутоленное желание сердца...
Я тебе очень благодарна. Удивительно, как жизнь избавляет нас от хватательных рефлексов: еще недавно я жила в тяжком мороке собственнических инстинктов, тянула жизнь, как одеяло, на себя, и думала, что так согреюсь, наполнюсь, освобожусь, наконец, от этого жгучего яда одиночества. Но чем больше тянула на себя, тем меньше доставалось света, тепла и радости, а больше – тревоги, суеты, ужаса и боли. Я почти забыла, о чем мечтала с самого детства, почти превратилась в беспощадную к себе и людям машину с именем, фамилией, паспортом и звенящей пустотой внутри. И вдруг, в самый мрачный, тяжелый час встретился ты, и я – вспомнила. Вряд ли ты поймешь, что значила для меня наша встреча: у тебя есть твоя жизнь, твои поиски и разочарования, радости и печали, а я просто еще один человек в твоей судьбе. Но для меня ты стал тем, кто вернул мне веру в любовь. Я почти забыла, отреклась от своей детской мечты. Почти поверила людям, твердящим вокруг, что беспричинной любви не бывает и не может быть и что  самое большее, что устанавливается между мужчиной и женщиной – это договор и исполнение долга. Люди убеждают друг друга служить золотому тельцу и, кажется, весь мир сошел с ума от этой беспощадной, пожирающей всех участников, игры. А любовь стала еще одним игровым понятием, на котором удобно зарабатывать деньги, славу, репутацию. Парадокс же в том, что в любовь играть нельзя. Эта самая высокая, чистая, божественная лила совершенно независима, непредсказуема и все-таки – удивительно устойчива и неизменна. В любовь нельзя играть, не забывая в ней себя. Когда ее вот так честно, в совершенном доверии, открытости, проживаешь, идя через страхи и стыд, побеждая их, возникает близость, глубина, которую не придумаешь нарочно, не создашь насильно. Очень странно, но это так: пока не осознаешь, не примешь глубоко в сердце, что любить можно лишь забывая об игре, любовь не приходит...
Вот за то благодарю тебя, что, сидя теперь на берегу теплого и такого красивого, сильного океана, могу хотя бы писать все эти слова. Когда-то давно я была здесь с  мужчиной, мы вместе путешествовали, у нас случился роман. Мне тогда казалось, что мы друг для друга стали просто очередным приключением, и расстанемся так же легко, как и сошлись. Однажды я сидела на берегу и написала стихи об океане. Эти стихи я незаметно вложила ему в записную книжку, а на следующий день уехала на поезде на север, в Джайпур, – смотреть древнюю крепость, ходить по храмам и мечтать в одиночестве о какой-то более возвышенной и чистой любви, чем та, что предлагала тогда жизнь. Ум нашептывал мне, что вся эта история с мужчиной – не более, чем блажь, а нужно искать высокие смыслы, благородные цели, красивые идеалы и – служить им. И я побежала вслед за умом, который утащил меня в такое мое привычное, эгоическое, одинокое «я». Я ехала в поезде, когда получила от мужчины эсэмэску. Он писал, что нашел мои стихи  и благодарит за них. А потом прислал слова, которые заставили меня расплакаться: «Ты мой свет, мой покой, будь со мной, будь со мной». Сердце мое ныло от разлуки и досады на самое себя: я считала, что не имею права влюбляться в людей, несоответствующих каким-то моим придуманным критериям. И все же чувствовала, что люблю, а пожалуй даже, и взаимно... Люблю вопреки. Но я тогда смалодушничала. Я не вернулась. Приехав в Джайпур, бродила по крепости, представляя, что гуляю здесь с ним, и не находила покоя, конечно же. Покой и свет были там, на берегу океана, рядом с тем малознакомым, таким неуютным вначале  мужчиной, а потом вдруг ставшим  близким и родным, с которым можно было быть собой и не бояться подолгу молчать или говорить о чем угодно. Я тогда впервые в жизни предала любовь. А потом – о, сколько еще я предательств совершила! Оглядываюсь на свою жизнь, грущу и плачу: этого нельзя простить. Сколько людей я обманула, пытаясь сбежать от себя, сколько раз разбивала это ни в чем не повинное сердце, отказываясь любить... Я все искала нечто заоблачно высокое, летала над миром, как чайка, тревожа просторы своими младенческими криками. Но каждая чайка рано или поздно должна приземлиться на землю или на морскую поверхность, чтобы отдохнуть, поспать, или – чтобы встретить, наконец,  свою любовь.
Я запечатаю это письмо в конверт, но ты вряд ли его получишь. Не потому, что в Индии плохо работает почтовая служба, а потому, что не уверена, что тебе нужны эти слова – ты и так все это знаешь. Потому пишу  больше для себя, в надежде высказать трудно высказываемое и хотя бы немного успокоиться. Пришвин в дневнике к своей возлюбленной писал, что самое главное в любви – умение ждать. И кажется мне, что после нашей встречи я вспомнила, как это – ждать. Месяцы. Годы. Жизнь».

Она сложила исписанные тетрадные листы в конверт, вывела печатными буквами на нем адрес по-английски и аккуратно вложила конверт в книгу. Потом сняла с плеч полотенце и пошла к воде. На пляже в это раннее утро не было ни души,  километры золотого песка тянулись вдоль всего побережья, разогреваемые пока еще щадящим медово-розовым солнцем. Дул теплый сильный ветер, над высокими волнами кружили чайки, охотясь за рыбой. Она пересекла опасную линию прибоя и поплыла дальше, в открытый океан, жмурясь на солнце, отфыркиваясь, отплевываясь соленой теплой водой. Было в океане сейчас что-то младенчески чистое, светлое и могучее, в чем отдыхала душа и радовалась каждая клеточка тела. Женщина наслаждалась морским покоем довольно долго, пока не почувствовала усталость. «Пора возвращаться», – подумала она и поплыла к берегу. Океан, собирая всю свою древнюю мощь, обрушивался двухметровыми волнами на берег, а затем, унося в себе кубометры песка,  вдовь делал глубокий вдох и вновь выдыхал – страшно, сильно, ласково... Она, то и дело оглядываясь, спешила как можно скорее проплыть грозную линию прибоя, но одна волна захватила ее врасплох: не успев поднырнуть под нее, женщина оказалась в чудовищном водовороте. Подводные течения, подхватив, словно щепку, беспомощное тело, швырнули его о дно – женщина потеряла сознание. Последнее, что она увидела перед внутренним взором – бесконечная, сияющая, дышащая любовью, бездна. Она звала к себе, была предельно живой и радостной. И душа женщины отправилась на  зов, оставив океану ставшее ненужным тело, а вместе с ним и все сожаления, горести и такое придуманное, изжившее себя на земле одиночество...
А над морскими просторами, тревожа знойный воздух жалобными младенческими криками, парили белоснежные чайки.