Тимоха А. Чернышева

Тимоха

Глава 1


На деревню спускались густые сумерки. Поужинав с женой, чем Бог по-слал, Тимоха устроился на лавке у окошка, свернул самокрутку с крепчайшим самосадом и нещадно задымил. Маленькая кухонька сразу наполнилась дымом. Жена закашлялась и заворчала: «Чать не зима, мог бы и в сенцах покурить».
Но Тимоха отмахнулся от неё, как от надоедливой мухи. Покуривая, он всё чаще взглядывал в окно, где уже вовсю разгулялась глухая, тёмная, мар-товская ночь.
 - Ложился бы ты спать, старый, - уже в который раз говорила жена, - чё зря лампу жечь, керосину не напасёсси. Аль опять каку каверзу удумал? О, Господи! За што мне такое наказание?!
Тимоха слушал всё это в пол-уха, занятый своими думами, а когда жена уж совсем его допекла своим зудением, он чуть ли не взревел:
 - Да, отцепись ты от меня, язва! Вот пристала, как банный лист к ж..е!
Жена, обидевшись, ушла в другую половину избы, и вскоре оттуда донёсся её храп. А Тимоха, погасив лампу, всё сидел у тёмного окна и о чём-то размышлял.
Интересный был человек – Тимоха. В глазах всей деревни – это лентяй и лежебока, мелкий воришка. Сам себя он мнил умным, ловким, хитрым, даже талантливым, вот только не там, где надо и не в то время родившимся, а потому считал, что жизнь его не удалась.
Когда долгими зимними вечерами другие мужики плели корзины, под-шивали валенки, вили верёвки и много чего ещё делали по хозяйству,
Тимоха посиживал у окошка, и мечтал: «Вот, найтить бы мульон!! О-го-го, как бы я развернулся, - думал он, - я бы им всем показал тогда, кто таков Тимоха!».
И видел себя в мечтах чуть ли не во дворце, в шёлковом халате, окружённого услужливой челядью.
Но миллион не находился. Да что там миллион, порой завалящегося рубля в доме не было, а Тимохе хоть бы что. Не любил утруждаться работой. А повадился он подбирать по деревне всё,»что плохо лежит».
И всей деревне было известно, что это Тимохиных рук дело, потому как не раз видели у него то, что у других пропадало. Но поди докажи! Как говорится: «Не пойман – не вор». Однако, мужики стращали его, мол, поймаем, быть тебе битому. Пока же на месте преступления его никто не заставал, угрозы так и оставались угрозами. Жена и та не раз говорила ему:
 - Смотри, доходишься, переломают мужики тебе руки, ноги-то, оста-нешься калекой!
Но Тимоху ровно чёрт в ребро толкал, не мог, не в силах был избавиться от своей пагубной привычки.
Из всей животины у Тимохи была одна корова, да и та до весенних пастбищ едва доживала от бескормицы. Тимоха ни сена, ни соломы в достатке не заготавливал, надеясь, всё на «авось».
Вот и теперь, на дворе только начало марта, а корову уже нечем кормить. Решил он разжиться сеном у соседа Ивана, чей дом стоял от него через дорогу.
Хозяйственный мужик Иван к зиме готовился основательно. Сено, солома всегда ещё и на следующую зиму оставались.
«Ничего, с него не убудет, - размышлял Тимоха, вглядываясь в тёмную ночь. – И ночь подходяща. В самый раз обернуться в две-три ходки, глядишь, месяц корове будет что пожевать, а там видно будет».
Одно смущало Тимоху – Иванова собака, о которой по деревне ходили рассказы, похожие на сказку. Но знал он и то, что в холода Иван держал собаку в избе. И опять понадеялся на «авось». «Ну, ладно, пора», - решил Тимоха поднимаясь.
Прислушиваясь к храпу жены, он надел ватные штаны, телогрейку, натянул на голову треух. Сунул ноги в растоптанные старые валенки и тихонько выскользнул за дверь, прихватив с гвоздя моток верёвки.
Деревня спала. Нигде ни огонька. Тишина-а-а!!! Только где-то вдалеке лениво брехала собака. Хмарь, что была с вечера, рассеялась. Небо вызвезди-ло, покрепчал мороз и ощутимо хватал за нос.
«Вот и славно! – обрадовался Тимоха, - уж, точно, собака должна быть в избе. Ну не смех ли, где это видано, чтобы собаку в избу пущать. Чудно это! Ну, а мне как раз на руку». Днём он уже заприметил, что на сарай к Ивану можно легко забраться с задов, где сугроб намело по самую крышу.
Тимоха перешёл дорогу, прислушался, тишина-а-а. Проворно забрался на сарай, опять прислушался – всё тихо. «Эк ты, - тихонько захихикал Тимоха, - да Иван туточки и крючок оставил. Вот удружил, так удружил!», - он торопливо начал дёргать сено. Пласты легко выскальзывали из стога. От сена исходил пряный, горьковатый запах лета и слегка кружил голову. Скоро вязанка была готова. Увязав покрепче, Тимоха взвалил её на спину, поворотил туда, откуда взбирался, да так и остолбенел!
В нескольких шагах от него, прямо на краю крыши, сидела собака. Она не издала ни звука, но глаза горели огнём, шерсть на загривке вздыбилась, угрожающе обнажились клыки. «Свят, свят, свят, куды же мне теперича?!», - промелькнуло в голове у Тимохи.
Не выпуская вязанку из рук, он стал осторожно обходить её стороной, ласково увещевая, в надежде, что ему удастся как-то ускользнуть. Но не тут-то было! В этот момент собака с рычаньем бросилась на него и сбила с ног. В страхе Тимоха, по поросячьи взвизгнув, бросил вязанку и кубарем скатился с крыши. Собака прыгнула на него сверху и стала с остервенением рвать в куски штаны и телогрейку, хватая за ноги, , прокусывая насквозь старые валенки. Отбиваясь от собаки, Тимоха припустил к своему дому, а собака всё рвала и рвала его. Он чувствовал, как её клыки прохаживаются уже по живому телу. И когда ввалился в сени, собака, наконец, отстала от него, а сам он без сил рухнул у порога.
От шума проснулась жена, позвала:
 - Тимох, а Тимох, чё это там за шум?
Но Тимоха в ответ только протяжно застонал, не в силах вымолвить ни слова.
 - Да Господи, Тимоха! Што стряслось-то?! – всполошено кричала жена. – Да где эта лампа-то, Господи?!
Она бестолково тыкалась в темноте, с перепугу, не находя ни лампы, ни спичек. А когда, наконец, трясущимися руками зажгла лампу и выскочила в сени, то чуть из рук её и не выронила. У порога, весь растерзанный, лежал Тимоха. Вата клочьями торчала из дыр, покрытая бурыми пятнами. «Господи, помилуй! И де ж это тебя так угораздило?! – голосила жена, втаскивая Тимоху в избу. Когда стянула с него всю одежду, заголосила пуще прежнего. На теле Тимохи живого места не было от собачьих клыков.
Жена принялась обрабатывать раны какими-то снадобьями, а Тимоха между охами и стонами рассказал ей о случившемся.
 - От дурень, от дурень старый! – воскликнула жена, - Ну куды ж ты по-лез?! Ить у них, у соседев, собака-то учё-на-я!!! Слышь, учёная!  Они ей и имя-то дали, прости Господи, не выговоришь, не то Звингер, не то Зингер. Придумают же такое!
От примочек и притираний боль в теле стала утихать и Тимоху потянуло в дрёму. Слова жены долетали до него глухо, а она продолжала говорить:
 - А вот намедни Полинка Кузина зашла к им в избу, а там никого нет. Только она назад поворотила, а на пороге собака стоит, так же вот, как с тобой, стоит молчком, только шерсть вздыбилась. Полинка так и осела, где стояла. Хорошо ребетня вскорости из школы прибегла, а то могла и помереть, Полинка-то, со страху. Э, Тимох, да ты, никак, спишь?
Последнее, что слышал Тимоха, перед тем, как окончательно провалиться в сон, были слова жены:
 - Тимоха, Тимоха, непутёвая твоя голова! Господи, ну за что мне такое наказание?!
Но сказаны они были без обычной злости и раздражения, а как-то горе-стно и печально.


Глава 2

Утром Иван обнаружил в своём дворе вязанку сена и на ней, свернувшегося калачиком, Зингера.
«Никак Зингер ночью вора заловил? Ай да молодчина!» - подумал он. А Зингер уже стоял на ногах и, радостно виляя хвостом, заглядывал хозяину в глаза в ожидании похвалы. Приласкав собаку, Иван развязал верёвку, снёс сено в хлев скотине и вернулся в избу.
 - Ну, мать, - обратился он к жене, хлопотавшей у печи, - дай Зингерука-кую ни на есть косточку. Заслужил! Ить он, мать, вора поймал, ктой-то сено у нас хотел скрасть, вот и верёвка осталась.
 - Ах ты, батюшки! Кто же это мог быть?! – воскликнула жена, всплеснув руками.
 - Сдаётся мне, мать, Тимохиных рук это дело, да и верёвка, по всему, ево, он ишшо по осени перед всеми ею хвастал, - сказал Иван, а потом, рассмеявшись, добавил, - хотел бы я на тово вора посмотреть, что от него осталось опосля Зингеровых клыков?
 - Да не сладко, видать, тому пришлось, - согласилась жена.
 - А всё ж, мать, должон вор за верёвкой возвернуться, ить она, верёвка, в хозяйстве ой как нужна!
 - Как же, дожидайся! – поперечила жена. – Придтить, значитца, при-знаться, а ежели это Тимоха, разиж он признается?
 - Ну, инд ладно, поглядим, - закончил Иван.


Глава 3

Через неделю после случившегося, когда Иван с женой сидели за утрен-ним чаем, в избу вошёл Тимоха. Он в нерешительности остановился у порога, сдёрнул с головы треух и охрипшим от волнения голосом поздаровался.
 - Бывай и ты здоров! – ответил Иван. – Садись с нами чай пить.
 - Не-е, какой чай, ты бы того, Иван, прости меня за ради Христа, чёрт попутал. Я ить к тебе со всем уважением, да вот коровка, она ить живая, кор-мить нечем, вот я и… , - голос Тимохи пресёкся.
 - Эх, Тимоха, Тимоха, - сказал Иван, - приди ты ко мне по-людски, разиж я тебе отказал бы? А? А ты всё норовишь, как тать, по ночам.
 - Да я, Иван, да ни в жисть больше чужого не трону, вот те крест святой, ни в жисть!!!
 - Ну ладно, коли так. Но смотри, Тимоха,слово ить не воробей… Возь-мёшься за старое, всем расскажу про это. Мужики давно на тебя зубы точат. А сено, чево ж, бери сено, - продолжал Иван, - не пропадать же твоей коровёнке, жалко скотинку.
Иван сам помогал Тимохе укладывать сено на широкие сани, увязывая его Тимохиной же верёвкой. Сам Тимоха в сильном возбуждении бегал вокруг саней и восклицал снова и снова:
 - Ить надо же такое! Да как же ишь так? Я у его… а он мне сам, сено-то. Век не забуду!!!
Тут же неподалёку сидел Зингер и поглядывал на Тимоху умными, всё понимающими глазами.
Глава 4

С той самой ночи что-то в Тимохе как перевернулось. Он увидел себя как бы со стороны и ужаснулся. Всю свою жизнь он только и делал, что мечтал о чём-то несбыточном, вместо тог, чтобы трудиться как все и жить не хуже других. И так ему стало обидно и горько за зря прожитые годы.
С той поры Тимоху, как подменили. На любую работу он бросался, как голодный волк. Вся деревня диву давалась.
И только сам Тимоха да сосед Иван знали причину такой перемены. Но это была их общая тайна, о которой не должен был знать никто.