Начинались мои странные девяностые

  Удивительным вихрем закружил меня мой день рожденья. Вечером, перед ним, я села в поезд и проехав всю ночь и утро, оказалась, наконец, дома.  Папа встретил меня уже обильно выпившим: «О, доченька, а я тут твой день рождения обмываю, давай со мной, я для тебя шампанское припас». Шампанское, конечно, для начала 90-х годов с отсутствием продуктов и товаров в магазинах, было чудом. «И где только он смог его купить, да еще и за какие деньги?» - было мое удивление. «Ладно,- подумалось мне тогда,- соберу девчонок, выпьем по бокальчику, а потом пойдем гулять, не на это же пьяное существо любоваться».  К приходу подруг папа мой уже не стоял на ногах, а открывать бутылку шампанского мы тогда еще не умели, пришлось с трудом вручить ее ему в руки,  и поддерживать.  Он на удивление рьяно принялся ее открывать – бутылка стрельнула, поток жидкости хлынул в «зрителей». Того, что осталось в бутылке, хватило нам ровно по глотку. Мокрые, со слипающимися  от винной сладости руками, мы вышли прогуляться. Куда? Конечно до ближайшей колонки. Около получаса мы замывали одежду и просушивались под лучами солнца, и извиняясь перед девчонками, я сказала:
«Ничего, через часок он уснет,  мы вернемся и отметим мое рождение: еще колбаска осталась».
   Они согласно кивали,  прекрасно понимая, как мне не удобно, и что возвращаться точно не придется, и  что даже мне не стоит приходить домой  раньше утра. Мой папа имел удивительную для пьяниц способность не засыпать, а донимать своим нытьем и расспросами. «Хорошо иметь таких клеевых подруг – им и объяснять ничего не нужно» - думала я, подавляя мучавшее меня раздражение, злость и обиду.  А подруги в тот момент и вправду казались замечательными: первая и самая дорогая мне – Галя – моя одноклассница. Наша дружба, после окончания мной 8 класса, не прекратилась, как это обычно бывает. И вот теперь, три года спустя, мы по-прежнему делились друг с другом  переживаньями и тревогами, хотя учились в разных учебных заведениях,  а общих  приятелей было все меньше и меньше. Мила, вторая моя подруга, уже тоже закончила школу,  поступив и проучившись первый курс университета им. Баумана, гордилась этим страшно. Все ее разговоры сводились к тому, как это престижно, и как здорово, и сколько там мальчиков, конечно, это все (если честно) нам за июль-месяц уже сильно надоело. В разговорах   терпеть ее бахвальство становилось невыносимо: мы часто ее перебивали, и редко считались с ее мнением. И вот теперь, в этот момент моя совесть проснулась, думая,  что Милка не такая уж плохая, а ее занудство – не самый большой грех и однозначно должен прощаться подругами.
   Дневная жара спадала, близился обыкновенный вроде бы вечер, но на душе у меня было очень не приятно. «Мама не позвонила и не поздравила, отец – напился так, что перед девчонками стыдно, денег на пикник нет ни копейки»- я пошарила в карманах кофты.
-Девоньки, у меня целых полтора рубля от билета осталось! Может на что-нибудь хватит?
-Ладно, оставь, тебе еще к маме ехать.
-Ничего, завтра - после завтра на отца нападет раскаянье и он мне «пожалует», может быть, на дорогу.
   Полтора рубля это,  конечно, не так много как хотелось, но в сравнении со стипендией 30 рублей в месяц – кое-что, и купить что-то все равно можно. Сразу решили купить большую шоколадку, а то после шампанского во рту было слишком кисло. Ели по дороге, а когда  она  закончилась, мы подошли к палатке у закрытого городка: еще почти рубль на «удовольствия»! Бурно решая что же лучше купить, что б хватило наесться всем, мы и не заметили, как к нам присоединились ребята: «Девчонки,  чего тут думать, еще шоколаду!»  Мы с ними были почти согласны.
-«Шоколаду» - это здорово, но после него страшно хочется пить, на лимонад уже не хватит.
-Пить? лимонад? Зачем? Мы, вот пойдем сейчас и чаю попьем,- очень доброжелательно и радостно сообщил высокий худющий парень, -  вот у нас  и попьете. Мой друг приглашает.
   При этом он потянулся куда-то в сторону, и придвинул к нам ближе что-то очень знакомое. Так и есть, стоило только свету упасть на второго парня, как мы сразу узнали своего одноклассника Димку.
-Вот, познакомьтесь: Димон, классный парень - мой друг! А я Юра, - протягивая руку каждой девушке поочередно, представился он.- И он с удовольствием напоит вас чаем. Приглашаем, девочки.
-И вправду классный, - заметила Галя, и смеясь, протянула руку Димке.
   Когда с человеком учишься лет восемь изо дня в день, сидишь за соседними партами, знаешь все его промахи и капризы – такой человек  очень часто выглядит малопривлекательным в глазах противоположного пола. Так и в нашем случае: Димка так же мало нравился нам с Галькой, как и мы ему. По крайней мере не настолько, чтобы  «дружиться-влюбляться», хотя и антипатий он, откровенно говоря, не вызывал – просто мальчишка, каких полкласса. Милка дернула меня за рукав, видимо не сразу его узнав. «Да»- прошептала я ей.
- Хорошо, мальчики, - вдруг громко сказала она, что для такой тихони, какой мы ее считали, было более, чем странно,- попить чайку не помешает.
   От удивления мы с Галькой переглянулись, удивились и одновременно взглянули на Димку. Его брови тоже успели приподняться вверх от удивления, но с остальными  проявлениями чувств  он вовремя совладал.
-Здорово, - чуть не кричал Юра, и сразу как-то придвинулся к Гальке, начал вести чайные разговоры,- а какой чай, вы девочки, любите: индийский, грузинский или может быть азербайджанский?
   Они напару возглавили процессию, остальным ничего не оставалось, как проследовать за ними. Я взяла Милку под руку, мы шли молча. С другой стороны от нее, можно сказать, тащился Димка, который явно не разделял восторги друга. Он выглядел озадачено, и как-то  странно прислушивался к Юркиной болтовне, который уже дошел до того, что бы объяснить Гальке, чем один чай отличается от другого. Теперь, раскаиваясь за свою поспешность, Мила повернувшись к нему прошептала:
-Наверное мы зря согласились, я и забыла, что у нас сегодня еще одно дело запланировано. Дима, нам неловко, может быть мы зайдем в другой раз?
-Зачем ждать следующего раза, пойдемте сейчас. А дело подождет часик?
-Да, пожалуй, часик подождет.
   И мы шли. В тот момент  я  смогла ощутить, что же чувствовал герой известного мультфильма – небольшой беленький пушистый зайчик, за которого все всё решали, а он только констатировал: «Лисенок сказал «пошли», и мы пошли.  Мы шли, шли...».
   Нас привели на  последний этаж многоэтажки, в маленькую  однокомнатную квартирку, очень уютно обставленную. Там сидел, как оказалось, еще один их друг, и опять, увы, наш одноклассник Сашка по кличке «Малей». Он перебирал струны гитары.
-Это  наш друг Саша,- опять пытаясь нас перезнакомить,  радостно голосил Юра. Он и вправду говорил с таким восторгом в голосе и достаточно громко, что ко мне в голову закралась мысль, как его можно выдержать хоть полчаса.
   Малей, явно не понимая откуда мы здесь появились,  даже встал с дивана. Тут хозяин дома решил все расставить по местам:
-Не удивляйся, Малей, нас тут Юра «познакомил» с классными девчонками, представив нас, как классных парней. Только он в неведенье, что девчонки и вправду классные, хотя бы потому, что мы с ними не один год знакомы -  все-таки столько лет в одном классе!
-И в садике, - добавил Малей, с разочарованием поглядывая на меня.
-Вот и замечательно, - «затрубил» опять Юра, ни сколько не смутившись,- Димон, иди, ставь чайник.
    Тот  так интересно посмотрел не него, отправляясь на кухню, перевел взгляд на меня и пожал плечами: вот так, мол, командует в моем же доме. Димка скоро вернулся с табуретками в руках, расставляя их по ту сторону от журнального столика, и придвигая его к дивану, где разместились мы втроем. А на подлокотнике, около Гали, зависал Юра. «Все ясно, он ее клеит, только не вижу, чтоб Галька была рада». В меру вежливо она выслушивала его, иногда вставляя какой-то вопрос, чем давала  новую пищу для его длинных рассуждений вслух.
-Саш, поиграй немного нам,- сказал Димка, опять уходя на кухню.
-Дим, не суетись, мы и вправду не надолго, - сказала я, все еще ощущая неловкость, - Милка  права, мы кое-что не закончили.
-Да, да, - встрепенулась Галя, и даже встала с дивана.
-Да, очень скоро, - вторила Милка, - а пока может, Саша, вы нам споете – я так люблю когда поют под гитару.
-Раз девочки просят, ты просто обязан, Малей, - срочно согласился Юра, вновь усаживая  Галю.
-Тем более, что Инна тоже любит гитару, а она сегодня именинница, - настаивала Милка.
   В этот момент  Димка заходил  в комнату с чайными парами, он остановился, расставляя их, и глядя на меня с укором сказал:
-Теперь-то я  знаю,  за что мы пить чай сегодня  будем. А Юрка, вместо трепотни,  пойдет со мной на кухню: заваривать его «по-грузински или по-азербайджански, или как-получится».
   Малей запел, тоненьким тоскливенько-дрожащим голоском. А вот гитара звучала в его умелых руках  очень здорово. Пальцы перебирали струны, мелодия лилась звучно и красиво. Ребята с кухни забегали на пару минут, и убегали вновь. И когда через минут 30-40 Димка внес торт «Шарлотка» и поставил на столик, протягивая мне нож, я была очень тронута:
-Спасибо, мальчики. Как это вы успели? Чудо какой красивый! Я даже резать боюсь.
-Режь,- сказал Димка,- только не обожгись. И еще,  я не уверен, что он пропекся – мы торопились.
   Я покраснела, наверное от удовольствия, и отрезая каждому по куску, поднялась с дивана. Милка в этот момент просочилась между мной и диваном, и присела на табуретку – ближе к «солисту-вокалисту»:
-Саша, я вам подам кусок в кресло, не отвлекайтесь.
   Все засмеялись, а Милка как ни в чем не бывало, приняв тарелочку с тортом протянула Малею. Он сказал «спасибо», и принимая ее, промолвил,  глядя ей  прямо в глаза, и как-то по-телячьи хлопая ресницами: «Большое спасибо».
   Вечер затянулся, что не трудно было предположить: Юра продолжал «грузить» мою подругу, другая моя подруга  видимо срочно увлеклась гитарой, и брала «уроки» у Сашки. А мы с Димкой просто сидели на диване, поглядывали на них, прикалывались и  иронизировали, он отпускал шуточки по поводу друзей, я – по поводу полного отсутствия слуха и голоса Милки. Постепенно мы перешли к темам, касающихся непосредственно нас.  Я жаловалась, как надоело стоять в длиннющих очередях даже за хлебом, и когда вдруг за пару человек до тебя  он заканчивался, я часто приходила в такое уныние, что в магазин долго потом не ходила.
-Что же ты ешь тогда?
-Если есть мука – пеку блины, не поверишь, но теперь я умею печь блины даже без всего остального. Если вдруг и муки нет, то приходиться срочно подлизываться к родителям и идти или ехать на ужин к  отцу, или  к матери.
-Да, это тоже выход. У нас в общаге примерно так же: походишь по комнатам,  постреляешь у кого хлеба, у кого-то даже кусочек сальца – глядишь и сыт.
-Нет, сало я как-то не очень уважаю, у меня от него желудок болит.
-Гастрит?
-Увы.
-Чем спасаешься?
-Бульонный кубик завариваю  кипятком.
-Помогает?
-У тебя та же проблема?
-Бывало, - смеется он, - представь, только получу стипендию - мне кубики тоже помогают, а дней через 10 - уже нет.
-Почему?
-Кончаются!
 Мы  смеялись и просто делились опытом выживания в этом не дружелюбно принявшем нас мире взрослых, когда самому приходиться уже заботиться о пропитании, об одежде, которую зашивать приходилось гораздо чаще, чем покупать. Когда нет еще зарплаты, а приработка совсем не возможно  найти в нашем заштатном городишке. И когда мы еще очень молоды, и хотим великолепно выглядеть, и очаровывать, и влюбляться... Мы так  увлеклись, разговаривая про общих знакомых, рассматривая  их на фотках, присланные Димке  из других городов, что часам к трем я обнаружила: все кроме нас разошлись.
-Когда они ушли?
Он лукаво улыбнулся:
-Не знаю.
-Не похоже.
   Со школы запомнившаяся эта ироничная улыбка, сделала атмосферу еще более теплой, понятной и очень знакомой.
-Ясно, партизаны не дремлют.
-Ты из-за чего больше переживаешь: что они ушли, или что дома заждутся?
-Дома?- в сознании всплыло то, что теперь было моим отцом, и совершенно уверено добавила - нет, дома некому ждать.
То ли  я так загрустила, то ли ему было очень понятно мое состояние, но и здесь наши жизненные представления пришли к общему знаменателю:
-Это плохо. Приходить в пустую квартиру даже не хочется.
-А чего хочется?
-Дома, в полном смысле этого слова, - сказав, он отошел к окну, и заглядывая за штору продолжил, - дома, где рады и ждут. Ждут тебя  такого, какой ты есть, и пытаются понимать твои поступки.
-Это идеально. А бывает ли так на самом деле?
-Бывает, я знаю точно, - он открыл створку окна и отошел. Присев рядом, обнял меня за плечи,- так бывает, верь мне. Очень часто... Только мы не всегда замечаем это и ценим.
    Мне кажется, что успокаивая меня таким образом, он и свои тревоги убаюкивал. Столько понимания и доброты! Кажется, прижавшись к нему, я задремала.
   Внезапный раскат грома вывел нас из неподвижности:
-Боже мой, дождик?
-Не  шуршит пока.
-Как хорошо, а то не хочется  промокнуть, - я засобиралась: встала, немного одернула брюки, потянулась, - здорово у тебя. Но пора и честь знать. Наверное, почти четыре.
-Больше пяти.
   Он смеялся моему удивлению: «Ты здорово сопишь во сне!». Мне стало неловко, но я никак не могла  подобрать в ответ слова. Он нашелся сам:
-Ты абсолютна права, я тоже спал, с тобой так покойно.
Мне резануло слух это слово, которое я никогда не употребляла, и вдруг совершенно ясно осознала его глубокий смысл: «Да, мне с ним тоже очень покойно».
   Погремев   вдалеке,   гроза приблизилась и настигла  нас на середине пути к моему дому. Я вымокла моментально, и поэтому  его предложение переждать под кроной деревьев сразу же отвергла. Мы бежали рука за руку по асфальту, залитому водой. Брызги разлетались во все стороны и от этого какое-то детское озорство настолько овладело нами, что, останавливаясь иногда в особо привлекательной луже, мы прыгали и скакали, поднимая в воздух как можно больше воды, и испытывали при этом неимоверное счастье.
   Когда мы добрались до моего дома -  уже светало. Я вспомнила про накрашенные тушью глаза:
-Ой, на кого я, наверное,  похожа, - суетливо вытирая черные ручьи со щек,  я повернулась к нему лицом.
-Не знаю, но выглядишь счастливой и красивой.
-Конечно, лучше всех?
-Однозначно. У меня даже возникла мысль поцеловать тебя, - прошептал он, приближаясь ко мне,- знаешь, ведь это все-таки наше первое свидание.
-Тогда целуй!- и подставила ему щеку.
   Не помню, когда мы успели договориться о встрече, но все последние дни августа мы провели вместе. То есть не только с ним вместе, а всей новой компанией, в которой мы все же чуть–чуть разбились на пары. Просто вместе было весело: мы ходили на дискотеки, несколько раз встречались днем. Димка приезжал ко мне в общагу, где мы с ним впервые и поссорились, но не надолго. Все было вполне романтично и забавно, только чего-то, мне казалось, не хватало.  «Ощущения, одни ощущения, а не чувства. Мне с ним  покойно и свободно, я не стесняюсь спрашивать его о самом разном, а он искренне отвечает – что мне еще надо?- уговаривала я сама себя,- Что еще надо? Надо. Мне кажется он совсем в меня не влюблен. А как же я? Я тоже. Да и зачем. Он скоро уедет, я тоже. А там студенческая жизнь...». От таких мыслей на меня нападало минутное отчаяние. Я вновь и вновь уговаривала себя относиться ко всему спокойнее, и у меня получалось: мы расстались спокойно на автобусной остановке - без обещаний и клятв. Только у него почему-то постоянно тухла сигарета, и поджигая ее в очередной раз он тяжело вздыхал. Я? Я же обнаружила у себя в кармане завядшую полевую ромашку, и не вынимая руки из кармана терла ее и мяла пока не превратила в крупообразное вещество, всеми остальными частями моего тела я пыталась показать полное равнодушие к нашему расставанию...
    И, наверное, показала. Звонить мне было некуда, а писать мы не договаривались и первые недели учебы я даже не вспоминала о Димке. Потом, как-то нечаянно, я обнаружила себя у почтового ящика, надеявшейся увидеть там его письмо – письма не было. Горечь залила мне сердце, и я тяжело вздохнула: «Глупая, на что ты надеялась? Он не обещал, а ты и не просила», - горечь перемешанная с разочарованием не лучшие советчики, и я продолжала уговаривать себя:
–Ты же не просила!
-Да, не просила!
-Как я могла просить его? Как просить, если он ко мне равнодушен?
-Равнодушен? Это ты привираешь. Быть настолько равнодушным, что бы предлагать тебе секс?
-Вот именно, только предлагать. Он не счел нужным ни уговаривать, ни просить – просто предложил. Конечно, что мне оставалось - только отказаться.
-Но ты же была готова согласиться! Он так нравился тебе!
-Нравился? Хотя, пожалуй, немного нравился, но согласиться... не знаю, не помню.
-Опять врешь! Все ты помнишь: очень нравился, он такой притягательный!
-Да, вот именно, что притягательный. Это-то и пугает...
   Мысли мои некоторое время вновь и вновь возвращались к этому диалогу, и им никак не удавалось договориться. Все не так, как  хотелось. И проходя мимо ящика, я снова заглядывала внутрь, и снова разочарованно вздыхала. О чем я сожалела? Скорее всего не о письмах, а именно о том, что все как-то не так. Даже на таком большом расстоянии он был для меня все еще очень притягательным, и даже потом, когда прошло время, наступила зима, и я запретила себе думать о его письмах и заглядывать в почтовый ящик. У меня появились новые знакомые и друзья, и уже другой мальчик провожал меня с дискотеки – все равно, если нечаянно я вспоминала о нем, его странная притягательность снова овладевала мной. Именно  по этой причине в первую субботу февраля я не пошла на встречу одноклассников, хотя Галя так звала. Я долго просидела у мамы в гостях, и возвращаясь в полной темноте на площадке, собрав волю в кулак, погладила свой почтовый ящик, как бы прощаясь  с Димкой: «Все теперь ты не властен над моими ощущеньями». И это было правильно. Надеюсь, что правильно.


   Странными могут показаться мои девяностые. Может быть даже «дикими»: тогда не было мобильных телефонов, не было Интернета и электронных писем, и тем более виртуальных знакомств. Было принято ходить на дискотеки лет после 16.  Вечером ребята, провожая своих подруг, далеко не всегда получали «поцелуй на ночь». Тогда алкоголь и табак продавали по талонам в определенное время дня, и только выстояв страшные очереди; а пиво было не в моде. Тогда сексуальная революция, про которую только и говорилось по телевизору, и рекламируемая вседоступность и вседозволенность – чаще смущали моих одноклассников. Странное мы поколение: мы еще успели стремиться стать пионерами, шагать с речёвками на парадах, носить красные галстуки, ходить в походы «по местам боевой славы»; и уже успели быть комсомольцами... хотя и совсем не надолго. Порой, мне кажется, что мы ими и остались...