Зюзины. Люди и события

     На улице Верхней, у самого сельского кладбища, жил в тридцатые годы прошлого века Устин Зюзя. Беднее его, в селе человека не было. Убогая маленькая хатёнка, с расположенным рядом ветхим сарайчиком, составляли всё его хозяйство. Стояло это бедное подворье, о котором в народе говорят «без кола и без двора», на холодном песчаном юру, открытое всем ветрам и невзгодам на свете. Ютилась здесь большая семья Устина, состоявшая из жены Прасковьи и шести детей, как говорят: «мал, мала меньше». От своей непроглядной бедности был Устин в селе забитым человеком, безропотным и молчаливым. «Зюзя» – это была его кличка. Настоящая фамилия Устина многим в селе была неизвестна. «Зюзя, Зюзина жена, Зюзины дети» - так их все величали односельчане и заглазно, и незаглазно. Они все давно привыкли к этому, и охотно откликались. Даже был один такой курьёзный случай. Когда сын Иван пошёл в школу, то представился учительнице, как Зюзин. Учительница долго не могла найти в классном журнале такой фамилии, и уже была готова дописать её в журнале в конце списка учеников первого класса, когда кто-то из учеников подсказал, что Иван не Зюзин, а Курсавин.
     Работал Устин в колхозе в должности «кто куда пошлёт». Параска была всецело занята детьми и домашними делами. Все её заботы были направлены на то, как накормить и одеть детей. В тёплое время года семья Устина ещё как-то перебивалась. С ранней весны, как только сходило половодье, и до первых ощутимых морозов, когда лужи на дворе покрывались прозрачной ледяной корочкой, сам Зюзя, его жена и дети ходили босиком. В пищу шло всё, что давала щедрая природа: щавель, скорода, купыри. Летом созревал урожай на огороде: картошка, тыквы, кукуруза, фасоль и прочее. Вся семья наконец-то вволю наедалась. Зимой было совсем худо. На всю семью были только одни старые отцовские валенки, да материнские клеенные- переклеенные калоши. Этой обувью пользовалась вся семья, как для хозяйских работ, так и для личных нужд. Тоже примерно было и с одеждой.
     Когда дети подросли, и им нужно было ходить в школу, Устин с большим трудом приобрёл старенькую одежду Ивану, и дети, пользуясь ею, ходили в школу по очереди, благо, что школа была рядом. Если в семье что-то приобреталось, то только старшим детям -  Марине и Ивану. Потом эта одежда и обувь переходили к младшим детям и изнашивались до тряпья. Младшие дети никогда ничего нового не носили и, даже, мечтать об этом не могли.
     В студёное зимнее метельное время, когда заканчивались дрова, ходил Зюзя украдкой по ночам на сельское кладбище, и спиливал на могилах покойников деревянные кресты. Тащил их в свою хату, рубил и раскалывал на мелкие поленья, и поддерживал таким образом огонь в очаге. Жена и дети знали об этом, но помалкивали.
     -Да простит нам Бог за это прегрешение! Жить то надо, не умирать же? – повторяла всякий раз Параска, бросая сухие добротные поленья во всё пожиравшую печь.
     В глухую тёмную ночь не прочь был Зюзя наведаться в чужой погребок или амбарчик, чтобы прихватить там что-нибудь из продуктов с собой. Делал он это так осторожно и умело, что почти никогда не попадался.
     Весной, на поминальной неделе, приходили на кладбище односельчане, чтобы привести в порядок могилы покойников, не находили там поставленных при погребении крестов, возмущались, но делать было нечего. Не пойман – не вор. Догадывались, чьих рук это дело, но в лицо прямо сказать Зюзе о таком кощунстве не решались. Ставили новые кресты до следующей зимы. Так и жил Устин Зюзя, перебиваясь как-нибудь, из года в год.
     Постепенно подрастали дети, стали работать в колхозе. Дела семьи улучшались. Марина работала дояркой на ферме. Иван всё лето ходил в подпасках у колхозного овчара Захара, а зимой помогал ему на овчарне. Дочь Мария работала почтальоном. Младшие дети, Таня, Зина и Нина, учились в школе. Всё шло к лучшему, но пришла война и всё повернула в жизни Зюзи и его семьи опять в тяжёлую сторону. Сначала ушёл на войну сам Зюзя, потом сын Иван, а за ними и дочь Мария. Для Параски снова наступили худшие времена, даже хуже тех, что были раньше. Теперь она уже сама с топором в руках ходила тёмной ночью на сельское кладбище, рубила, озираясь по сторонам, кресты на могилах покойников. Тащила она эти кресты, надрываясь, в нетопленую хату, чтобы согреться самой и согреть детей. Марина постоянно жила на ферме. Работала там одновременно и дояркой, и сторожем. Приходила к матери редко. Иногда украдкой приносила молока и несколько ломтиков хлеба, сэкономленного ею. Для Параски и сестрёнок такие посещения их дома Мариной были праздником.
     Но тут пришла новая беда. Матрёна забеременела, и потом родила ребёнка. У Параски забот прибавилось. Рос теперь в её семье ещё и внук Василий. Кто был отцом мальчика, Марина не говорила. Сельская молва называла отцом мальчика глухонемого Петра Чепурина, который работал тоже сторожем на той же ферме. Была Марина худой жилистой женщиной, с рябоватым лицом и острым, всегда шмыгающим, носом. Никто из парней в селе на неё не заглядывался, а в военное время парней и вовсе не стало. Женская суть и плоть требовали своего, и Марина полюбила глухонемого. О заключении брака в то время даже и разговора не могло быть. Так и любились они на ферме среди коров, украдкой и тайно.
     С войны из Зюзиных никто не вернулся. Устин, Иван и Мария погибли. Только «похоронки» аккуратно и во время дошли до Параски. И больше ничего. Параске горевать, и плакать по погибшим, было некогда. Тем более, что такое горе в селе было всеобщим: у каждого кто-то погиб, кто-то не вернулся. Надо было заботиться о живых, надо было выстоять и выжить. И Параска с неисчерпаемой энергией, (откуда она только у неё бралась), продолжала жить и работать. Она со своей семьёй всё пережила – и время, когда село находилось во фронтовой полосе, и эвакуацию, и возвращение в разорённое войной село, и голод, и разруху.
     У Марины родился второй сын Иван, всё от того же Петра Чепурина. Очень тяжёлым временем для семьи Зюзиных были послевоенные годы. Заболела и умерла Татьяна, а вслед за нею и Зина. Нина завербовалась и уехала на торфяные разработки куда-то на север страны. Вышла она там замуж и домой не вернулась. Заболела и затосковала сама Параска, и вскоре тоже умерла. От большой семьи Зюзиных в селе осталась только Марина с детьми Василием и Иваном. Трудно было ей одной с маленькими детьми. Помощь ей оказал немного окрепший колхоз. За долголетнюю и добросовестную работу купили Марине за средства колхоза освободившуюся хату на Широкой улице. Поселилась в ней Марина со своими детьми и зажила по-человечески. Работала она по-прежнему на ферме. Пользовалась почётом и уважением. Теперь уже её никто не называл Мариной Зюзиной, а величали Мариной Курсавиной. Дети её выросли, окончили школу и поступили учиться дальше. Василий стал инженером, живёт и работает в Москве. Иван стал военным и служит на Дальнем Востоке. Пётр Чепурин умер, так и не женившись на Марине.
     Доживает свой век Марина в родном селе, находясь давно на пенсии. Тепло и достаток в её доме. Летом в гости приезжают сыновья с жёнами и внуками. Радуется и хлопочет у печи неугомонная Марина, хочет угодить невесткам и внукам. Есть у неё что-то во всём этом от матери Параски, но только не горе, нужда и постоянные заботы Параски, а гордость, радость и довольство всем обеспеченной Марины. Зовёт её сын Василий жить в Москву, но отказывается от приглашения Марина. Не хочет она покидать родного села и оставлять могилы предков.
      Иногда Марина вспоминает жизнь прежней Зюзинской семьи, там, на выгоне у кладбища. Кажется ей, что этого никогда не было, что это был только кошмарный сон, приснившийся ей. Далеко шагнула жизнь в селе, а с ней и Марина. Нет теперь в селе Зюзиных, а есть только Курсавины. И жизнь теперь в селе другая – не такая, как прежде.