Прощание с Матёрой

    Перечитала повесть, потом посмотрела фильм. Стефанию Станюту на роль Дарьи Пинигиной ещё Лариса Шепитько нашла, а потом погибла, и фильм доснимал её муж, Элем Климов.

    Стефания Станюта - белорусская актриса, я её знала по "Беларусьфильму, по картине, где работала, "Сад", про послевоенный детский дом. Там у неё был эпизод: старая старуха, подобравшая во время войны чужую девочку, предчувствуя смерть, вела эту девочку в детдом.

   Снимали сцену на берегу реки, Станюта сидела на старом поваленном дереве, девочка уходила от неё и вслед за ней отъезжала камера, морщины на коре дерева и на лице старой актрисы казались рифмой в какой-то непрочитанной элегии.

   Может, этой элегией и было "Прощание", в "Саде" Стефания Станюта уже после него снималась.

   Когда читаешь повесть Валентина Распутина, в которой он сибирский говор своих героев передаёт, через него, этот говор, всех героев и воспринимаешь. У Стефании Станюты  в фильме его нет, её героиня говорит на литературном русском. Ну правильно, не могла же сибирская старуха на белорусском говорить. А жаль, на белорусском Станюта органичнее играла, это тоже народный говор, только не восточносибирский, а западнорусский.

    Это мелкое замечание существенно тем, что выявляет разницу между актрисой и её героиней, не будь этого зазора - можно было бы и забыть, что это ж кино, понарошку всё. Внешне Дарья Пинигина в исполнении Стефании Станюты - так на мою бабушку Прасковью похожа. Но говорила бабушка иначе.

    Когда Василь Быков пишет о думах Степаниды в "Знаке беды" или Валентин Распутин о думах Дарьи в "Прощании с Матёрой" - сжимается сердце от благодарности к ним, сумевшим так написать.

    Я бы не сумела. Читала, что "Восхождение", фильм Ларисы Шепитько по повести Василя Быкова, сначала запретили, но поскольку тема фильма была связана с Беларусью, фильм посмотрел тогдашний первый белорусский партийный секретарь Пётр Машеров, сам воевавший в партизанах, и расплакался прямо в зале. Фильм вышел.

     А во время съёмок "Прощания с Матёрой" Лариса Шепитько погибла, и уже после её смерти вышел фильм её мужа Элема Климова про Григория Распутина - "Агония". "Прощание" он тоже доснял, и потом был у него ещё фильм про войну, "Иди и смотри".

    Все три фильма можно как трилогию смотреть, но я не стала, в "Агонии" и в "Иди и смотри" настолько всё тяжко. В последнем пронзительный финал: после всех ужасов, после того, как сожгли каратели его деревню, поседевший мальчик пытается и не может расстрелять портрет Гитлера, потому что этот портрет оживает, усатая рожа сменяется всё более старыми фотографиями, и вот уже Гитлер - младенец на руках у своей матери, невинный, как все младенцы. Мальчик бежит догонять уходящий в припорошенный снежком лес отряд, камера взмывает ввысь, глаза заливает светом, а уши - финалом моцартовского Реквиема.

   И мне только этот финал по силам, как жгут людей - не могу смотреть. В "Прощании" я тоже кое-что перемотала, не смогла смотреть, как горит старое дерево, у Распутина в повести это Царский листвень, в фильме - дуб. И прописано и снято это дерево так, что видишь в нём Иггдрасиль, Мировое древо.

   Которое сначала пытаются своротить бензопилой и трактором, а когда не вышло - обливают бензином и жгут похожие на космических пришельцев в целлофановых накидках - но не чужие, свои.

   Это так страшно, страшнее карателей. С теми хоть понятно, как воевать.

   Изба Дарьина, которую перед тем, как отдать на сожжение, она убирает как невесту своими старыми руками - один текст Георгия Федотова мне напомнила. Есть у него статья - "Эсхатология и русская культура". Пишет он в ней о том, что в Новый, Небесный Иерусалим войдёт вся красота, сотворённая человеком на земле, это и есть смысл культуры. Вот Дарья и творит эту красоту до последнего мига.

    Не то что бы меня эти совпадения удивляли. Это на поверхности "культуры" горы пены и мусора, а чем глубже - тем чище, и вот оно - Мировое древо и дом как космос...

   И этот дом, и это Древо - сгорают. Хотя должны были быть затоплены. Но потопа мы так и не увидим. Ведь он уже был, конец привычного нам мира будет огненным.

   В повести Валентина Распутина центральная тема - неотвратимое приближение этого конца. Ничем не отвратимое. В фильме я такого напряжения, как в повести, не почувствовала. Пока смотрела, думала о том, что вот если бы я жила в Матёре и решила её спасти - то что бы сделала?

   Подписи собирала? Сколько их там сейчас нужно, чтоб обратили внимание власти на протест? Сто тысяч? Глупая затея, конец света подписями не остановишь. Только то и можно сделать, что сделали Дарья с другими матёринскими старухами: погибнуть вместе со своей родиной.       

   Хотя вот остановили же поворот северных рек русские деревенщики, тот же Валентин Распутин. Писали и собирали подписи...

   Пришлось недавно объясняться, почему не люблю я Набокова. В стихах у него неземная любовь к России и "весь в черёмухе" овраг, в котором расстреляли его во сне. А в прозе - про любовь к нимфеткам романы. Ну а что ему ещё в эмиграции оставалось делать, жизнь оказалось длинной...

   И для сравнения - советские деревенщики, которые не такими тонкими стилистами были, но, если бы не они - кто знает, где бы мы сейчас жили, в какой стране. Наша совесть.   

   Хочется сказать этим старикам с мальчонкой, оставшимся на Матёре, когда всех уже согнали, и ушли все с непрочными корнями:

  - Возьмите меня к себе.