Тень легла на звездолет

Юджин Дайгон    Тень легла на звездолет
Чавкнули доковые створки.
Какого, подумал я, зачем при всей этой автоматике нужны люди-наблюдатели? Я ведь не капитан, хоть и единственный человек на борту. От меня, в принципе, и не зависит ничего. И сейчас я завалюсь гипнокниги читать, сидеть буду в трансе, и в голове моей будут строчки возникать, словно они мои, словно я их придумал, словно я их автор, и буду говорить их вслух, а голос будет словно отдельно от меня, и ничего не будет, кроме Образов и Голоса… Нет, в экстремальной ситуации… Непредсказуемость… Интуиция человека…. А интуицию, кстати, на машине не создать. Можно, конечно, фактор случайности устроить. Тогда тоже из ничего будут «посылы» возникать, ничем не обоснованные. В том-то все и дело, что у человека они обоснованы чем-то. Просто так мысль не выскакивает. Другое дело, мы не знаем, откуда она взялась.
Я устроился в кресле и только собрался подключиться с базе гипнокниг, как вдруг:
«…Брюнет. Правый глаз черный, левый почему-то зеленый. Брови черные, но одна выше другой…»
И, словно вдогонку, опоздавшее:
«…Что касается зубов, то с левой стороны у него были платиновые коронки, а с правой – золотые… в сером костюме… серый берет, трость с черным набалдашником… под мышкой… головы пуделя… Рот какой-то кривой…»
Слова не только возникали, они материализовывались. Отдельно оба глаза. Но они сразу же исчезли. Почему-то три больших сверкающих бриллианта. Зубы слетелись со всех сторон и собрались в челюсти. Но сначала перепутались – построились через одного. Но тот час разобрались. Летающей тарелкой прошелестел невесть куда берет. Прокувыркалась трость. Под мышкой у меня что-то завозилось. Я прижал руку к боку и посмотрел. Из выпуклостей облегающего комбинезона  выглядывали три щенка пуделя. Сами они были сдавлены мной и царапались, а головы их на тонких шеях с любопытством уставились на мой нос.
Черный дог сгустился из воздуха в углу. Я посмотрел на него пристально. Где-то я читал, что ни одна собака не выдерживает пристального взгляда человека. Но это, видно, был не очень-то дог, потому что он не только не отводил глаз, он даже не моргал. Еще секунда, и один из нас бросится на другого, и вцепится ему в горло. Наверное, это буду я. Почему-то мне показалось, что дог не будет кусаться, наоборот, он будет вести себя, как человек, на которого напала собака, а с собаками он драться не умеет.
Но дог не предоставил мне такой возможности. Он исчез.
Неожиданно для себя самого я посмотрел на соседнее кресло. Оно пустовало. Я отвел глаза, а когда, оглядев вновь нормализовавшееся помещение, снова наткнулся на него взглядом, то вздрогнул: в кресле сидел тот, описанный, криворотый. Когда я вздрогнул, он провалился сквозь кресло.
То ли я с ума схожу, то ли это агрессия вражьего разума.
На мгновение я прикрыл глаза. Открыв их, я обнаружил вышеописанного оккупанта, все в том же кресле. Он смерил меня взглядом, как будто собирался сшить мне костюм, сквозь зубы пробормотал что-то вроде:
-Раз, два…  Меркурий во втором доме… Луна ушла… шесть – несчастье… Вечер – семь… - и громко и радостно объявил, - Вам отрежут голову!
Я вскочил и одним прыжком оказался у двери. Но я немного промахнулся и толкнул человека, длинного, тонкого, в чем-то клетчатом, с допотопными поломанными очками, находящегося в состоянии наркотического опьянения. И опять кто-то читал. Но слова, произносимые клетчатым, накладывались на то, что говорил в этот момент читавший и полностью с ними совпадали:
««Турникет ищете, гражданин?» – прочитал некто без интонаций и сделал паузу. – треснувшим тенором осведомился клетчатый тип, - «Сюда, пожалуйста! Прямо и выйдете, куда надо»»
Клетчатый же сказал, именно треснувшим голосом:
-Турникет ищете, гражданин? Сюда, пожалуйста. Прямо и выйдете, куда надо, - и указал на дверь. Он не делал пауз. Но слова, сказанные им, непостижимым образом совпали с его словами, прочитанными неким чтецом.
Так, так. Сначала слова изнутри, как в гипнокнигах, но без голоса. Потом они вдруг материализовались. Причем возникшие в моей голове одновременно со словами образы были другими. Потом – голос, но голос не мой. И ни слов, ни образов внутри меня.
Мне показалось, что все это из какой-то книги, не читанной мной. Теперь уже я ее никогда не прочитаю.
На пороге я оглянулся.
Криворото-разноглазый сидел в повернутом в мою сторону кресле и разводил руками, словно он был не виноват, но что уж тут поделаешь.
Похоже, что в моей каюте оккупанты обосновались всерьез и надолго. Пощелкав стенной панелью, я пошел по коридору. Вслед мне донеслось:
-А что это он ушел такой самоуверенный? – осведомился разнорото-кривоглазый.
-А это он нас на кодовый замок закрыл, - с готовностью ответил очкарик.
-А, ну-ну, - заметил кто-то третий, может быть, даже дог.
А впереди, передо мной была тьма. Не темнота (хотя, откуда и ей взяться в освещенном коридоре?), а именно тьма. И она сгущалась по мере моего к ней приближения.
Глаза мои сузились, ресницы как-то сами собой слиплись, на мгновение сомкнулись веки, а когда я разлепил их, в самом сгущении, в области наивысшей концентрации тьмы, посередине трехметрового прохода стоял крестоносец в белом плаще, со сдвинутым назад, широко раскрытым капюшоном, он был похож на кобру и опирался на огромный крестообразный меч. Лицо – его единственное открытое для обозрения место на теле, не было, собственно, лицом. Череп, в глазницах которого мерцало по четырехконечной звезде. Обе длани в стальных перчатках – на вершине крестообразного меча. Или, если угодно, на нижней части рукояти, которая теперь была верхушкой. Да и вообще, мало ли что здесь перевернуто, кроме меча. Этот, скелет-крестоносец, он действительно напоминал кобру, раскрывшую свой капюшон перед смертельным укусом.
И только я об этом подумал, как спавшая за спиной мертвого рыцаря, свернутая до этого момента в клубок и мною не видимая. Фосфоресцирующая белым же кобра, размером больше похожая на удава, встала неподвижно за скелетом монаха-убийцы. Ее голова покачивалась точно над окапюшоненным черепом, она распустила свои «парашюты», в каждом из которых чем-то черным изображено было еще по одному черепу. Кобра показывала зубы и язык.
Оба оккупанта светились, не освещая ни пола, ни стен – будто висели в пустоте.
Откуда-то из глубин генной памяти всплыло нечто, сведшее судорогой мою правую руку и перекрестившее меня ею помимо моей собственной воли.
Кобра пропала вместе с рыцарем. Тьма осталась.
Это был единственный путь в рубку и я побежал прямо к ней.
Но через десяток шагов ослепительный свет ударил мне в глаза. Был передо мной освещенный коридор к искомой рубке. А позади – густая ночь.
Что же я обнаружил в рубке? Ничего особенного, кроме названия корабля. Оказывается, у этого корабля есть название – «Неистребимое суеверие». А я думал – только номер. Название обнаружилось на экране монитора вместе с полетными данными.
Так что теперь меня можно считать призраком. Я все равно, что пассажир «Летучего голландца».