Наследие А. Вельского 13

     «Восемь месяцев зимней тоски и слякоти. Не страшные морозы, но промозглая сырость, а в довершении, еще и очередная волна голода. Сумасшествие стало самой распространенной болезнью среди населения, обогнав даже желудочные инфекции. Да что говорить о них, если я сам едва удержал в себе разум?! 
     А вот старший, в очередной раз, удивил…
    
     Сразу оговорюсь, в самое тяжелое время, он приходил ко мне загруженный мясом, хлебом, самогоном и новостями. Сначала подкармливал меня, потом исчезал на сутки - говорил, что в городе есть еще люди, о которых заботится. Он даже для бабочек, которые не употребляли ни первого, ни второго, ни третьего специального сам готовил на печи разные вкусности. А уходя, оставлял запас всего необходимого. Для меня большой загадкой было, где он умудрялся доставать для них пшеничную муку, сахар, свежие яйца, а еще и воду. Он приносил ее каждый свой приход, чистую, вкусную, но не родниковую. Были в ней какие-то примеси, необходимые для бабочек. Где он все это доставал – не знаю.  Я спрашивал его об этом, но он только пожимал плечами, и говорил, что для специалиста его класса – это не большая проблема…

     Так вот, месяц назад, он пришел с очередным сногсшибательным известием. Я в скобках отмечу, что все его известия, а приносил их немало, были сногсшибательными. Но это касалось непосредственно его самого, а не карантина или внешнего мира, так вот, он решил жениться. Вот такой изыск его существа. А ко мне он обратился с тем, чтобы я, как представитель власти, придал этой церемонии статус законного действа. Я, естественно, не возражал. Тем более, что на моей памяти, это был едва ли не единственный случай такого рода. В основном мне приходилось заниматься наказаниями, выговорами и констатацией смерти.

     Обряд было решено производить в старой церкви, то есть в том, что от нее осталось, потому, что погодные катаклизмы карантина разрушили многие здания, заставив жителей расселиться на нижнем уровне. Старший пришел в форме, которую умудрился не только сохранить, но даже и придать ей вид цивилизованного костюма. Невеста была в белом, кстати говоря, тоже загадка – ибо для невесты он нашел самое настоящее свадебное платье. Свидетелями были бабочки, а я выполнял все официальные функции. Мне удалось обнаружить старинную книгу, в которой служители местной церкви регистрировали акты бракосочетания, рождения и смерти местных жителей. Предыдущая запись была сделана более семидесяти лет назад, и вот я, сделал следующую. На церемонию собрались и гости. Правда, не много, но все равно непривычно. По большей, части жители стремились жить раздельно. Пусть по каморкам, которые были чуть больше ящика от телевизора, но главное – отдельно. А тут, я даже удивился, повыползали из своих закутков, громко кричали и поздравляли молодых. Чудеса, да и только!
    
     Удалось мне, наконец, выяснить, чем же все-таки занимается старший. Точнее, не выяснить – он сам рассказал. Когда ООН-овцы отказались поставлять продовольствие на карантинные территории, а вместо ограниченного контингента «голубых касок» выставили по периметру десятиметровый забор со всеми атрибутами зоны, как, то колючая проволока по верху, высоковольтные провода ниже, и уж совсем по земле, какие-то страшные звери, заменившие собак. Таким образом, было решено навсегда отрезать нашу территорию от внешнего мира, результат этого действия стал голод. Это было не в эту зиму, а года три назад. Так вот, старший, который тогда обходил, по собственной инициативе территории и даже создал некую группу добровольцев из числа КВСМ, нашел проход с территорий и, ну и соответственно, на них. По нему он вышел на нейтральную полосу. Некий территориальный буфер между карантином и внешним миром. Таких мест он обнаружил еще пару по всему периметру. Я, например не представляю, что там было раньше, впрочем, старший тоже пожал плечами, но остались там склады. Огромное количество всяких складов со всякой всячиной, в том числе и с продуктами. Конечно, некоторые из них были просроченными, но большая часть оказалась вполне пригодной для употребления. Мука, крупы, соль, сахар, ну и там еще что-то. Все это старший еще тогда, словно предчувствуя события, начал аккуратно перемещать вглубь территории карантина. Там же обнаружились и другие полезные вещи. Вот так, нежданно-негаданно, старший оказался владельцем несметных сокровищ. Ими-то он и обеспечивал местное население за некоторые ответные, но необременительные услуги.

     А маги ушли, если вы про них вспомнили. Это случилось тоже достаточно давно. Мы проснулись однажды утром, а их уже и след простыл. Куда? Почему? Как вы сами понимаете, это вопросы не ко мне. Сгинули в одну ночь и все. Мы со старшим тогда строили различные гипотезы, даже спорили на эту тему, но так ни к чему определенному и не пришли…

     Да, вот еще одна странная вещь, раньше я как-то не обращал внимания, а вот заговорил о заборе, ну, что вокруг карантина… Так вот, как утверждает старший, и я ему верю, забор этот сплошной. Есть, правда ворота. Двое. При них, оформленные как положено, КПП. От них дорога асфальтированная ведет прямо в город. Все. Все остальное пространство окружает забор. Вышки, колючая проволока и все такое. Но вместе с этим есть и переселенцы. Раньше было больше, потом стало совсем мало, эта зима показывает, что поток опять начал увеличивается. То есть, я о чем говорю-то где и каким образом переправляется сюда народ? Надо спросить у старшего – не может быть, чтобы он над этим не размышлял…
    
     Есть вопрос, без обсуждения которого не проходит ни одна моя встреча со старшим. Что сюда тянет этих самых беженцев. Почему именно сюда? Всегда были люди, которых не устраивает их место обитания, они ищут лучшего. Но здесь-то?! Ладно местные жители, они как и я или я как и они, местный. Да и дело у меня здесь. Или вот старший – он чужак, но его сюда направило командование. Понятное дело – служба. А вот остальные…Все знают предсказания, большинство видели знамение – они что, хотят быть ближе к месту событий? Или считают, что в какой-то момент здесь будет спокойнее – не уверен, даже напротив,  как раз уверен в обратном… А-а, пытались мы спрашивать у них. Но их ответ всегда производил какое-то скорбное впечатление – никто из них не понимал нашего вопроса. Для них не было времени до прихода сюда. В их памяти зияла пустота. «Скорбное сборище с короткой памятью»  – так однажды отозвался о жителях карантина старший. Чтобы разобраться, благо времени для этого у нас было предостаточно, мы использовали огромное количество теорий, в том числе и философские, и религиозные, и инопланетные, ну и конечно, придуманные самими нами, только теории оставались теориями, которые, на самом деле ничего не объясняли. Старший настаивал на теории отбора людей по какому-то, неизвестному нам, параметру. Ну, допустим, с тем, что это отбор я согласен, но вот его критерии и правила…Да и зачем сюда-то?!
    
     Здесь же хочется заметить, что оттока с территории вообще не наблюдалось. Приход никогда не прерывался, а вот обратного процесса не было. Хотя, куда было идти людям, если по их понятиям они всегда жили здесь. А с другой стороны, если бежать «не куда», а «откуда». Старший как-то, с моего ведома, естественно, пытался вести подобную пропаганду, но его просто не поняли. Слушали, как он рассказывал о других землях, городах, о стабильной погоде, кто-то кивал недоверчиво, кто-то задавал вопросы, а потом просто расходились. И все, а точнее, ничего…
    
     Нет-нет, я ни на минуту не забывал, зачем нахожусь здесь, но ответ, по-прежнему, отрицательный. Кроме старшего этим больше никто не интересуется. Обычно это происходит так, где-нибудь посреди какого-нибудь разговора, он просто спрашивает: «Ну как?» - я отрицательно качаю головой и наш разговор, как ни в чем не бывало, возобновляется.
     Иногда мне кажется, что ничего и…»
    
     Я отложил рукопись. То ли от чтения, то ли оттого, что начал выветриваться алкоголь, меня слегка трясло, а на душе было черно и муторно. Поднявшись, я отправился на кухню, посмотрел по полкам, заглянув холодильник, но ничего доставать, не стал…
- Черт, и хочу и не хочу, - пробормотал я.

     Помаявшись еще какое-то время, я решил все-таки, что мне хочется кофе. Черного и крепкого. В ожидании, пока закипит чайник, я закурил и пристроился у открытой форточки. Вроде как стало светлее, не совсем, а так, местами, как любят говорить синоптики. И снова, внутренняя пустота начала заполняться мыслями. Бестолковыми и не очень, хотя, большинство из них относились к проблемам классически неразрешимым.
- Что делать? - произнес я вслух, стряхивая пепел в раковину, - хотя, что делать с чем? Или что тебя, Олег Владимирович, не устраивает?

     Собственно говоря, и устраивало, и, одновременно, не устраивало меня все…
- И давно это с тобой? - поинтересовался я у самого себя, - потому что совсем не давно, ты был всем этим доволен…
- Ну, не всем, - стараясь говорить резонно, возразил я, опять-таки, самому себе.
- А, по-моему, это шизофрения, - включился третий голос, разбивая дуэт, - когда начинаешь разговаривать сам с собой, а мало того, еще и спорить…
    
     Я перестал озвучивать свои мысли, только они от этого не исчезли. Пришел мне на память Марат – этот вечный скиталец от журналистики. Здесь у него вышел облом, а сколько, и как часто они у него случаются? Пятьдесят на пятьдесят, я так думаю, не реже. Это хорошо, что промашка получилась в начале работы. А вот если бы он все это раскрутил, принес в редакцию, а ему там от ворот поворот. Такое ведь тоже бывает. Нет, в этом отношении, я намного счастливее его. Все из того, что я редактировал, увидело свет. А это если не известность, то по крайней мере, определенный авторитет. Да и про материальную сторону забывать не стоит…
 
     Хотя, много ли моей заслуги в том, что некоторые авторы не очень грамотны. Не знаю. Так уж получается, что я не творю, а только правлю. А ведь я мог бы… Или уже нет… Я прошелся по квартире, прислушиваясь к свои внутренним голосам, даже голову наклонил, пытаясь понять самого себя… Нет. Все-таки не хочу я писать. Не могу и не хочу. Это они ко мне попадаются чистыми, трезвыми и причесанными. А как он чувствует себя тогда, когда его работа идет. Или наоборот, не идет. Когда слова не складываются в фразы, а уже написанную половину хочется разорвать и сжечь… Это наш покойный Афанасьев умел с ними общаться, умел их уговаривать, умел вытирать их сопли и приводить их в человеческий вид… 
- Черт возьми, - я в сердцах хлопнул себя по лбу, - как же я мог?! Вот ведь дырявая голова!
    
     И ругал я себя за дело, а точнее, за то, что начисто позабыл о деле. О деле, за которое я даже и не взялся, а ведь обещал. Обещал Афанасьеву, практически перед самой смертью. Забыл, что именно мне, Павел Васильевич поручил разобраться с его бумагами. А я, так и не удосужился даже зайти в секретариат и чтобы поговорить относительно архива.
- Завтра, - произнес я твердым голосом и посмотрел на часы, - точнее, сегодня, прямо с утра…
     И все, как и не было никогда печальных мыслей и душевного сумрака. Теперь когда я знал, чему будет посвящено мое ближайшее будущее, я мог со спокойной совестью отправляться в спальню и ложиться спать. Ко мне даже сон пришел сразу, и это, не смотря на выпитый кофе и выкуренные сигареты. Легкий такой сон, в котором я гулял по лесу. Просто гулял, один, летом…

* * *

     В секретариате меня прежде других встретила наша Изаура, в очередном новом платье, по выкройке из какого-то модного журнала – это была единственная литература, которую она читала, с совершенно невероятным макияжем, который делал ее похожей на египетскую царицу. Не будь Изаура так красива сама по себе, в этой «боевой» раскраске ее можно было бы попросту испугаться. Некоторое время я молча рассматривал это чудо подхода к женской красоте, потом на меня долетел мягкий порыв ветра от очередного взмаха Изауриных ресниц и я пришел в себя:
- Чудо ты наше невероятное, скажи, главный у себя?
- Олег Владимирович, вы мне сейчас комплимент сделали, или смеетесь, - осторожно поинтересовалась у меня Изаура, вместо того, чтобы ответить на мой вопрос.
- Конечно комплимент, а что?
- Интонация у Вас какая-то странная…

     Честное слово, у меня и в мыслях не было обижать нашу Изауру, и уж тем более, насмехаться над ней. Поэтому я быстро скорректировал свой неудачный комплимент.
- Изаурочка, это я от неожиданности. Каждый раз, когда я захожу в приемную, я словно вижу новую королеву красоты. Вот и теряюсь. Только твой очаровательный голос в состоянии развеять мои сомнения ты это или не ты.
- Ну тогда, ладно, - простила меня наша необидчивая красавица.
- Честное слово, вот сейчас вошел, увидел и обомлел – вылитая царица Египта.
- Я так и старалась, - тут же оживилась Изаура, - встала в шесть утра, два часа старалась.
- Жертва не была напрасна – клянусь, - я даже поднял правую руку, словно действительно давал клятву.
- Спасибо, - улыбнулась царица и добавила, - а Валерий Яковлевич у себя.
- Я могу войти?
- Конечно, Олег Владимирович.

     Мишин встретил меня за столом, за которым я всегда привык видеть Афанасьева, и надо сознаться, мне показалось, что кабинет не выиграл от этой перемены. Но я промолчал, хотя, наверное, на моем лице что-то да промелькнуло.
- Здравствуйте, Олег Владимирович.
- Добрый день, - ответил я.
- Там к вам должен был подойти Виктор Березкин, кажется так его фамилия.
- Подходил уже, Валерий Яковлевич. Я взялся. Делаю.
- Хорошо. Дело в том, что я сам не читал, просто воспользовался тем, что его рекомендовал сам Павел Васильевич.
- Да-да, я знаю, - кивнул я, подтверждая свое знакомство с рекомендацией Афанасьева.
- Если не секрет, как Вам, - поинтересовался Мишин.
- На первый взгляд, неплохо, скорее даже хорошо. Свежее письмо, и без современной пошлости.
- Это очень хорошо, - кивнул Валерий Яковлевич, - очень хорошо. Нам надо держать марку. Наша редакция была всегда на хорошем счету. И в столице в том числе.

     Я кивнул и чтобы не тянуть время и не длить пустой разговор, поторопился изложить причину своего прихода:
- Я, собственно говоря, к вам по делу…
- Слушаю Вас, Олег Владимирович.
- Павел Афанасьевич оставил меня, вроде как душеприказчиком, своего архива…
- Он сам назначил вас, - было видно, что Мишин этого не знал, и сообщение это его и удивило и почему-то обрадовало.
- Практически, перед самой смертью, в больнице, он ненадолго пришел в себя, и высказал такое пожелание…
- Это хорошо, а то я понимаете, ломаю голову, к кому с этим можно обратиться. У кого не спросишь – все заняты, а мне не хотелось бы это делать в приказном порядке. Не хотелось бы, чтобы все это было формально…
- Мы долгое время дружили с Павлом Афанасьевичем, а не только были коллегами по работе, - пояснил я.
- Это очень хорошо. Когда Вы собираетесь этим заняться?
- Думаю, закончу работать с текстом Березкина и возьмусь. А может, буду заниматься параллельно. Как сложиться.
- Замечательно. Спасибо Олег Владимирович. Если хотите, я не буду Вас дополнительно загружать.
- Это не обязательно.
- Не скажите, Олег Владимирович, не скажите, - приветливо улыбнулся он, - Павел Васильевич очень много писал. Наверняка, Вас ждет большой объем работы. Так что, занимайтесь архивом, тревожить я Вас не буду. И, кроме того, как только будет нужна помощь – сразу звоните мне…

     Это была дельная мысль.
- Валерий Яковлевич, уж если вы сами предлагаете, я бы попросил в помощь Верочку Царскую.
- Именно ее?
- Да, - подтвердил я и счел нужным пояснить, - и я, и Верочка были вхожи в дом Павла Васильевича, а помимо прочего, именно к ней Афанасьев чаще всего обращался за печатью.
- Я собственно и не против, - быстро согласился Мишин.
- Спасибо.
- Да, еще, я вот что подумал, пока на квартиру Павла Васильевича никто не претендует, можете работать там, если конечно Вам это подходит.
- Это было бы очень замечательно, я часто бывал в доме, да и Царская тоже. Наверняка бумаги на своих прежних местах. А если заняться перевозкой, то и путаница будет, да и потеряться может что-нибудь…
- Абсолютно с Вами согласен, а если проблемы все-таки возникнут, то я думаю, можно будет устроиться и у нас в музее…
- Хорошо, - согласился я.

     Мишин вызвал по селектору Изауру.
- Изаура, сейчас подойдет Олег Владимирович, Вы ему ключи от квартиры Павла Васильевича передайте.
- Хорошо, Валерий Яковлевич, - услышал я ответ Изауры.
- Ну что ж, я пошел, - я поднялся.

     Мишин тоже поднялся, пожал руку и пожелал всего хорошего. На этом мы и распрощались. Я вышел из кабинета, Изаура уже достала знакомую связку и выложила ее передо мной. Я взял ключи...
- А вы давненько не навещали нас, Олег Владимирович, - проговорила она и улыбнулась.
- Дела, все дела, Изаура, - ответил я, возвращая ей улыбку и задавая дежурный вопрос, - а как тут у вас?
- Нормально, - вернула дежурную же фразу Изаура и кивнула на печатную машинку.
- Понятно. Как тебе новый? - спросил я, понижая голос.
- Нормально, привыкаем потихоньку, хотя…, - а вот это была настоящая улыбка, грустная, человеческая…

     Я кивнул ей и уже собрался уходить, но Изаура окликнула меня:
- Олег Владимирович, у меня тут к Вам есть бумага.
- Бумага?
- Да, - Изаура крутанулась в другую сторону, и, пробежав пальчиком по корешкам папок, вытащила нужную, - вот. Ознакомьтесь, распишитесь, это Ваш экземпляр.

     Я расписался возле галочки, и, прихватив бумагу с собой, покинул приемную. Хотел просто спрятать в портфель, но передумал. Пристроившись около подоконника, я пробежал глазами текст. Бумага оказалась пустяковая. В ней сообщалось, что по поводу трех последних публикаций в журнале «Время» со мной хотел поговорить некто А.П.Ремезов. Ниже стоял его телефон. Я посмотрел на дату, бумаге было всего два дня от роду, то есть, она вполне могла и потерпеть. Я положил бумагу в папку и вышел из здания. Вообще-то, для разбора домашнего архива Афанасьева, я и так собирался приглашать Верочку, а уж если это можно был сделать официально – грех было отказываться. А кроме того, я был уверен, что Верочка не будет против. Оглядевшись по сторонам, я двинулся в сторону уличного телефона и набрал ее номер. Ответили мне почти сразу.

- Алло, Верочка, это Олег.
- Привет, я узнала. Как дела, проводил Марата?
- Да, вчера вечером.
- Чувствуешь-то себя нормально?
- В каком смысле, - не понял я.
- Да видела я вас вчера по дороге на вокзал, - она хохотнула, - ох и хороши же вы были.
- Что, все было так неприлично?
- Слегка. Слегка, - Верочка веселилась, а значит, все было нормально.
- Верочка, я сегодня был у Мишина. Так что официально, с сегодняшнего буду заниматься архивом Павла Васильевича…
- А я все думала, напомнить тебе или нет, - осторожно произнесла Верочка, - думала, что ты забыл.
- Я и, правда, забыл. Вспомнил только вчера вечером, - признался я.
- Ничего страшного, - поспешила утешить меня подруга, - вспомнил ведь. Ты когда собираешься приступать?
- Да прямо сегодня. Кстати, Мишин предложил мне взять помощника, и я выбрал тебя. Ты ведь не будешь против?
- Нет, конечно. Да даже, если бы ты собрался заниматься всем один – я бы все равно напросилась.
- Вот и замечательно, ты сейчас сильно занята?
- Нет, печать я еще вчера закончила. Так что сегодня сачкую. Имею право, между прочим. А что?
- Я забрал ключи в секретариате от квартиры Афанасьева. Собирался прямо сейчас и идти.
- А ты где?
- Только что вышел из нашей конторы.
- Давай так, ты сейчас иди на квартиру, а я подъеду в течение часа.
- Хорошо, жду.
- Кстати, взять с собой что-нибудь перекусить. Если мы вдруг надолго застрянем.
- Чего-нибудь. Но я думаю, мы сегодня просто осмотримся, не влезая во все дела.
- Ладно. Жди.
- Целую.
- И я тебя, но в два раза больше.
- Договорились.
- Аська привет передает.
- Ей тоже того же…

     Ехать от нашей конторы до дома Афанасьева надо было на другой конец города – солидное расстояние. За отведенный час, я, конечно, уложился бы, к тому же мне захотелось прогуляться, поэтому я решил, что не будет большой беды, если пару остановок я пройду пешком. Я даже причину придумал, по которой мне следует идти пешком – около следующей остановки был газетный ларек. А мне все еще хотелось узнать, есть ли информация о происшествии, которое произошло рядом с домом Верочки. Две остановки и спустя минут двадцать, я уже покупал местную газету, а еще минуту спустя, сидел на уличном диванчике, курил и читал заметку на первой полосе.

     Своеобразная была эта статья, большая ее часть была посвящена тому, что именно представляли собой жертвы, там даже приводился список их «подвигов». Девять девичьих имен, в том числе и Вороновой Александры, а ниже последней фамилии, автор статьи, как бы извиняясь, говорил о том, что этот список составлен только по известным фактам, и что вполне возможно, что жертв было больше… Закуривая следующую сигарету, я озадачил себя вопросом, почему, собственно говоря, не нашлось ни одного человека, из числа тех, чьи девочки пострадали, и который решился бы на то, что сделал я – человек посторонний…