Проходной персонаж. Гл. 3 Мой брат Василий

                3
                А теперь мне хочется рассказать о родном брате моего  Толика.  С ним произошла совершенно другая встреча…
                Он немного моложе моей старшей сестры, Наты. Вася был хорошим мальчиком, по словам сестры, но особой близости между ними не  возникало. Иногда общались по телефону, когда  тетя Галя слегла с инсультом и была парализована.
                А судьба свела меня с Васей и оставила легкое чувство вины, благодарности и сердечной теплоты  к этому мало знакомому брату.
                Он был хирургом от Бога. Я знала, что Вася   заведует  хирургическим отделением в Институте гастроэнтерологии. Институт  этот был всесоюзного значения, и попасть туда на лечение местному жителю, да еще горожанину, было трудно. Сюда  привозили больных со всего Союза, если речь шла  о трудных диагнозах и сложных случаях.
                Мой муж страдал язвой двенадцатиперстной кишки в такой зловредной форме, что ничего не оставалось делать, как  только операцию. Лечение не помогало.
                Я пыталась попасть в Институт на консультацию через  знакомых, у которых в медицинском мире были связи. Я знала, что там работает брат. Но о нем было известно, что тот  не только прекрасный хирург, но еще и никакого блата он не признает и считается самым принципиальным и честным среди коллег. Так что просить его, чтобы «порадел родному человечку»,  я не хотела, считая  унизительным.
                Мужа устроила. Помогла одна энергичная мамаша моего бывшего ученика. Из чувства симпатии, без всяких там подарков с моей стороны.
                Мы даже не думали о том, чтобы разузнать, кто и как делает операцию, не до того было…Так что оперировал его молодой врач, о котором никто ничего не мог сказать толком. Считалось, что в этом институте все врачи – хорошие специалисты.
                И вои прихожу в день операции, жду ее окончания. Брожу под окнами, вижу  только мощные лампы над столами и склоненные  головы врачей. Страшно волнуюсь. Лампы гаснут – и я бегу узнать, как все прошло.
                На проходной  дежурный мне отвечает, что сейчас выйдут врачи к родственникам и все скажут. Первым  появляется  заведующий, Василий Михайлович, то есть, наш Вася,  – грузный,  рыжий, в уже знакомых конопушках, а лицо – озабоченное и какое-то… доброе.
                Видит меня, не узнает, естественно, и спрашивает:
                – Вы к кому?
                – Вася, – отчвечаю, – я – Люся Курач, твоя двоюродная сестра.
                У него брови лезут на лоб:
                – Что ты здесь делаешь? Что случилось, Люся?!
                – Я хочу знать, как прошла операция у моего мужа, Волкова Виктора. Сегодня делали.
                – У тебя здесь муж лежит? Значит, на соседнем столе  был он? Но почему ты не позвонила?! – волнуется Вася и тут же успокаивает. – Не переживай, я был рядом с врачом, все время подходил, считай, что ассистировал. Все прошло нормально, без осложнений. Но… все-таки  почему, почему ты не позвонила?
                И голос у него расстроенный, и лицо…
                – Мне неудобно было тебя просить, – лепечу я.– Думала – ты о нас забыл…
                –  Какие глупости!
                И он стал мне рассказывать об операции так , словно сам ее и провел. Ведь врач был молодой и находился под его контролем.
                Уже потом я узнала, что в день операции заведующий отделением  всегда ночует на диване в своем кабинете, домой не уходит. Никогда! Не имело значения, кто делал эту операцию и кому. Он за всех отвечал.
                Об этом я узнала от собственного сына, который угодил на операционный стол с тем же диагнозом, но осложненным стенозом. Сыну было 20 лет…
                На сей раз я уже плюнула на все условности – позвонила Васе и попросила о консультации.
                Вот когда мой братец проявил свою приверженность законам. Сначала мы прошли все обследования, как и положено. Правда, не в местной своей поликлинике, а в самом институте, и быстро.  Ведь частые кровотечения у сына и непроходимость на месте рубцевания язвы  очереди не хотели ждать. Сына взяли с пометкой в  направлении: «срочно!».
                К тому времени все наши родственные связи совсем ослабели: умерла папина сестра, тетя Галя, ее муж – еще раньше. У каждого была своя жизнь, В общем – было не до встреч.
                Операцию сыну делал профессор, так как Вася принципиально не «резал» родственников, даже дальних (его слова). Она была многочасовой и сложной.
                Мой ребенок ( Денис к тому времени уже сам был отцом своего ребенка) был гордецом и не любил, чтобы  вокруг него хлопотали чужие люди. А потому отказался воспользоваться «уткой», которую ему принесли через два часа после операции в реанимацию. Положено было, оказывается, освободить мочевой пузырь.
               
                – Я пойду сам, – заявил сын.
                – Нельзя! – всполошилась реанимационная сестричка и  побежала жаловаться заведующему.
                Пришел Василий Михайлович, молча помог сыну подняться,  «повесил» на себя  худющее тело моего упрямца и скорее понес, чем повел его в туалет. А там держал утку, пока сынок на дрожащих ногах совершал необходимую процедуру. И заведующий, хирург-золотые руки, не морщился брезгливо, а спокойно вошел в положение юного  дурачка!
                Ах, как хочется сказать: «Вася, тебя уже нет, ты умер, но я это вспоминаю со слезами на глазах. И сердце мое сжимается».
                Сыну  уже 45 лет, А я никогда не забуду того,  ЧТО он рассказывал о тебе, когда выписался из больницы:
                –Василия Михайловича в отделении готовы на руках носить. Не принимает никаких подарков, денег и благодарностей, кроме «спасибо». Он даже  не скромный – он  застенчивый. Никого не выделяет. Со всеми разговаривает во время обхода, расспрашивает подробно. Когда ему приносят цветы, говорит, чтобы их сразу же отдали операционным сестричкам или палатным. Или нянькам.
                Мою благодарность Вася принял. Это была первая моя книжка – сборник рассказов и повестей «Приобщение». Он ее прижал к груди и смотрел на меня восхищенными глазами. И сказал фразу, меня удивившую:
                – Ты была ребенком…особенным. Не удивляюсь, что стала писать…Непременно прочитаю!
Потом еще было приключение,  заставившее нас  звонить  брату в панике. Денис выписался, но через три дня переел или что-то не то съел, и у него начались  боли в оперированном желудке. Они сопровождались высокой температурой.
                Вызвали врача, та написала направление в хирургию  той больницы, которая относилась к заводу, где мой сын работал. Больница была известная, ведомственная,   но там чуть не угробили моего сына, положив в коридоре (мест не было) и понадеявшись на «авось». Кололи антибиотики, а толку не было. Сына положили в коридоре.
                И снова я звоню Васе, Тот командует:
                – Немедленно вызывайте «скорую» и перевозите к нам!
                Перевезли, к радости  растерявшихся  хирургов, и еще пару недель Дениса спасали в Институте гастроэнтерологии. Без операции обошлось, но он был на грани…
                Конечно, вина была на нас. Но никто не упрекнул - даже намеком.
               
                Ну, и какие выводы я могу сделать, сравнив обоих братьев? Они росли в одной семье, но были разными, как это и бывает. Тесно общались семьями, хотя жили далеко друг от друга. Состоялись профессионально, имели хорошие семьи. От того факта, что мы не общались годами,  никто из нас не пострадал.  Не сложилось, и никто в том не виноват.
                Но почему все-таки мне жаль, что НЕ сложилось? Или у меня такая душа, что в ней может поместиться огромное количество  полюбившихся или просто симпатичных, приятных людей? Или  у меня жадность на общение, словно не хватает мне себя самой? Так ведь вроде бы хватает…
                Или всему причиной какой-то бесконечный интерес к разнообразию личностей, удивление перед этим природным феноменом? Или я пытаюсь разгадать тайну характеров и судеб, сложившихся  при определенных обстоятельствах и вопреки им?