В маленькой лаборатории ч. 3 Галактионыч
Известна теорема, смысл которой можно передать так. Имеется шар, покрытый волосами. Так вот, этот экзотический объект можно причесать, то есть уложить волосы на его поверхность гладко - волос к волосу без взаимных пересечений. Ну и что, - спросите вы, - это ведь каждый парикмахер знает! А то, что согласно этой теореме, для одного волоса места никак не найдется! И это уже совсем не очевидно. Голова Галактионыча красноречиво подтверждала это утверждение. Вся она, исключая карие глаза под очками в метранпажной оправе и «две дырочки в носу», была покрыта торчащими во все стороны «рижим волосам» и можно было с уверенностью полагать, что ни один из них не может быть причесан, что подтверждали многочисленные парикмахеры и безуспешные старания жены и дочери! Общий план Галактионыча годился для съемок черно-белого фильма о снежном человеке. Силы он был необыкновенной, а руками, черными a la типографский наборщик, со сплошь покалеченными пальцами и сбитыми ногтями можно было разве что амбарные замки вертеть.
А между тем, их обладатель - большой специалист работы на крупногабаритных станках - с увлечением «ловил микроны» на «валах и отверстиях», выводил неплоскостность базовых станин, разнотолщинность мерных плит и до зеркального блеска шероховатости полюсных наконечников многотонных электромагнитов, создавал специальные фрезы, нарезал гобоидные шестерни любых размеров… Галактионыч не был ни левшой, ни правшой. На всеобщее удивление он мог полноценно работать любой рукой и обеими сразу, за что еще до войны получил особый титул Галактионыч Македонский. Была у него еще одна специальность – жестянщик. С помощью набора киянок он мог из тонкого листа, вопреки всем законам топологии, создать фигуру любой, в том числе и художественной формы. А когда за дело бралась вся лаборатория у них получались шедевры нешуточного смысла и масштаба.
От прошлого хозяина в гараже у Петровского осталось штук пять длинных полос качественного железа. Чистых, не ржавых, только, конечно, грязных и пыльных. В гараже они не вмещались и торчали из-под ворот внахлест почти на метр, а может быть и больше. Вытащить сложно, выбросить жалко. Что с ними делать? Славка придумать не мог, все спотыкался об них гребанных, проклинал гаражную тесноту. Что б такое учудить, сварганить, склепать, залудить? Днепров предложил заделать из полос лист Мёбиуса. Чего-чего? Да одностороннюю поверхность, - легко и просто.
Сказано – сделано! По причине повышенной габаритности и массы собирали эту математическую конструкцию в старом ничейном сарае - прямо, как умельцы Николая Лескова - у входа на гаражи. Петровский выставил транспаранты с ужасными черепами и костями накрест и никого близко не допускал. Что, конечно, вызвало повышенный интерес автомобильного сообщества, которое по выходным только и слышало, что шипение газовой горелки да негромкий наковальный стук. А в рабочие дни на воротах красовался замок.
Славкины штучки-закидоны уже были хорошо известны. Гараж был первой личной собственностью в его бурной беспризорной жизни. И он со всей нерастраченной страстью к своему - родному, к своей крыше над головой принялся его оборудовать да обустраивать. Всю левую стену заняли шкафы с инструментом и приспособками. Вдоль центральной он соорудил просторный верстак с настольными станками – сверлильным, токарным и заточным. В торце – электросварка на стальном поддоне. Месяц рыл и облицовывал яму - с погребом! - провел туда электросеть и «запалил» четыре ярких матовых плафона. Яму можно было закрывать горизонтальной дверью, которая поднималась с помощью миниатюрной ручной лебедки. Правая стена была для развлечений. Здесь имелась самодельная складная-стенная - почти двуспальная! – кровать с пружинной сеткой, матрацем и даже подушками; на полочках произрастали всякие декоративные растения, в листве которых прятались рюмки-стаканчики и фляшки-бутылки, подсвеченные цветными лампочками гирлянд. Гаражи были рядом со свалкой стеклодувной лаборатории института прикладного и декоративного искусства. Там Петровский накнокал бесформенную многоцветную стеклянную глыбу, отмыл ее и привесил на тонкой цепочке через тихоходный электродвигатель в центре потолка. Но ему не нравилось неизменное унылое вращение с постоянной скоростью. А когда Петровскому что-то не нравилось он становился агрессивным и опасным. Кончилось это встречей с Лернером на кафедре ТММ[1]. Там перед ним распахнули необъятный шкаф от пола до потолка набитый наглядными пособиями – лекционными и лабораторными.
- Берите стремянку и полезайте туда, – скомандовал Лернер, - справа на верхней полке снимите три последних механизма.
Здесь, в учебной лаборатории Славка впервые в жизни увидел «зубчатое зацепление НЕКРУГЛЫХ колес» и был ужасно поражен невероятным зрелищем, когда одна эллиптическая шестеренка вращала другую такую же некруглую и они все время были в зацеплении, а потому, по крайней мере, одна из них вращалась совсем неравномерно. Естественно, Петровский упросил Галактионыча и тот нарезал такую интересную пару для гаража.
Освещали разноцветную глыбу невидимые снизу тонкие лучи коллиматорных источников, отраженные от зеркал гальванометров – подарок Крачинского. А гальванометры и лампочки коллиматоров были включены на выход музыкального усилителя. Когда в темноте запускалась вся эта машинерия, лучи отражались не только от внешних поверхностей глыбы, но проникали внутрь ее объема и, причудливо окрашиваясь и дробясь, отражались на границах раздела разноцветных стекольных масс. Гараж заполнялся медленным водоворотом хаотически движущихся, меняющих цвет и форму пятен, а их яркость и траектории изменялись в такт музыке! Такого эффекта не наблюдалось даже в городском цирке, где крутили банальный зеркальный шар и по сводам и стенам монотонно ползла неизменно-скучная картина. Полный интим обеспечивался неонками МН-3 и почти шепчущими бархатными басами большого Blaupunkt’a.
В гаражах часто отключалось электричество и Петровский поставил ветряк-генератор, заряжавший большой вертолетный аккумулятор. Через пару лет он покрыл крышу еще почти секретными ворованными солнечными батареями. Послав всех к маменьке родной, не моргнув глазом, спилил верхушку старой груши – заслоняла солнечный свет. Был еще один источник электроэнергии – круглая термобатарея, которую можно было надевать на стекло керосиновой лампы. От нее питался маленький радиоприемник. Имелся и небольшой телевизор. Была и печка с трубой, и шашлычница с шампурами, и разнокалиберные свечи… И еще много всякого нужного и интересного, например, патефон с набором пластинок Петра Лещенко. Словом, Славка с подружкой мог прожить здесь «в автономном плавании» долго и весело. По особым случаям он выгонял свой «Москвич» за ворота гаража, подключал кузов к напряжению 3000 вольт, поворачивал рычаг на стене и роскошная кровать, как в сказке, низвергалась к стройным ножкам его очередной подружки. А подружки здесь бывали знатные! От продавщиц, до танцовщиц театра Оперыибалета. По утру многие вообще не желали уходить. Но Славка был все-таки женат и по-своему ценил свою Павлину – больше суток он обычно из дома не пропадал, разве что «в командировки» или «на рыбалку».
Готовое изделие – почти сто кГ - вынесли на свет божий в предрассветные воскресные сумерки, положили на старый потрескавшийся асфальт, подложили пару деревянных брусков, приподняли и засели с термосами в сарае наблюдателями. Интересное зрелище получилось. Входившие на гаражи разглядывали странное замкнутое кольцо, ничего такого особенного в нем не обнаруживали, недоумевали, возмущались, кое-кто с досады даже плевался:
- Ну и что такого?
- И над этим весь месяц корячились?
- Загогулина вшивая!
- Опять психуют.
- Да это Славка Петровский со своими дружками-слесарями бог знает чего выкомаривает!
- А может это антенна какая?
- Ага, для связи со снежным человеком.
- На что, козлы, материал и время портют!
А главный гаражный скандалист в тельнике по прозвищу Баржа поставил диагноз:
- С жиру они бесятся, - и предложил, - Давайте выкинем, чтоб не загораживала.
- Я те выкину, - как черт из бутыля, выскочил Славка. – Ты – гандон штопаный - у себя на барже ржавой командуй, а произведение искусства и науки не трожь!
- И где же это тута, интересно, искусство? – глумился Баржа.
- Ребята! Да он ни хрена не понимает!
- Это почему же? – спросили из собравшейся толпы.
- Это сделано из полос. Так? – спросил Славка.
- Так, - ответил кто-то.
- А стыки где? Швы где?
Подошли поближе смотреть, трогали, гладили… Согласились:
- Правильно, стыков нет, швы не ошушаются! Ну так вы – известные кудесники.
- Ну да, Крачинского работа.
- А на хрена нам это надо? Выбросить и все! – агитировал Баржа.
- Та заткнись, наконец! - прогремел могучий прокуренный баритон, - Где тут наука?
- Потому, что это есть математическая поверхность, - загремел бас Галактионыча…
- Здрасте, - перебил очкарик по прозвищу «Проффесор»[2], - подумаешь, удивил! Да кругом одни поверхности, вот эти стены, крыша, вон тот кузов…
Подошел Днепров:
- Это особая поверхность, господин профессор!
- Интересно, какая же?
- Односторонняя!
- Это как же понимать?
Тут опять встрял Славка:
- А так! Вот, - он ткнул носком кусок фанеры под ногами, - здесь две поверхности: одна в небо смотрит, другая в землю. Правильно?
- Понятно, ну и что?
- А то, что эта поверхность, - показал Славка на кольцо, - одно-сто-ронняя!
- Это как же?
- Та брось ты дурить!
- Такого не бывает!
- Врет он все, - буянил Баржа. – Выбросить к чертям!
- Заткнитесь! - рявкнул баритон и обернулся к Славке. - Поясни.
- Эй, Баржа, не бойся, хромай поближе. Видишь, эту поверхность надо покрасить. Давай на спор. Ты ее красишь кистью красной краской, без боковых торцов…
- Так он покрасит только одну сторону, - заявил проффэсор.
- А вот тебе хрен – она ведь с обоих сторон одна и та же – одно-сто-ронняя!
- Ха! – Баржа подумал, заинтересовался. - Идет! Чья краска? На что спор?
- Краска твоя. Если не вся эта поверхность закрасится, ну тоисть она двухсторонняя, я возмещаю краску и рихтую твою заднюю левую дверку задаром – ты ж просил. Если покрасится вся – спасибо за краску и работу от всего нашего коллектива.
- Ха! Идет! Только если не закрасится – выкинете или разберете сами.
- Если проиграешь – торцы покрасишь. И красить аккуратно!
- По рукам.
- Прослежу за пари, - объявил баритон.
Баржа поплыл в гараж за краской и кистями, кто-то принес стремянку…
В то воскресенье никто, конечно, не работал, не ремонтировался, из гаражей не уезжал – наблюдали. Повытаскивали стулья, табуретки, скамейки, кто просто на траве вокруг асфальта завалился. Баржа начал красить, неспешно, аккуратно. Солнышко выглянуло. Появились карты, домино, шахматы, храп со свистом…
Примерно через пол часа все покидали свои игры, побудили спящих – постепенно к всеобщему удивлению стало проясняться, что поверхность-то действительно какая-то очень даже странная, словом, одно-сто-ронняя, мать ее за ногу! Это чё такое? Это как же так? Это было немыслимо и настолько удивительно, что Баржа не сильно расстроился, а даже почувствовал себя вроде как причастным к чему-то загадочно-математическому. А баритон сказал, что даже к мистическому!
Еще через минут десять кольцо со всех сторон сияло алой зарей. Краска быстро сохла на прямом солнце.
Кольцо было в плотном кольце не веривших себе гаражников. С земли, со стульев, табуреток, подставок, стремянок они рассматривали, щупали, перемещались вдоль петли и, на удивление, не переходя через торцы, оказывались на «той» стороне, как-то незаметно-непонятно плавно возвращались на «эту» и приходили туда, откуда начинали свой осмотр.
- Тут без пол литра не разберешься, - баритон решительно направился в свой гараж с единственным в окрУге холодильником. Позже сгоняли в ближайший гастроном, потом еще разок. Баржа смотался домой - привез эмалированное ведерко квашеной капусты с солеными огурчиками. Ух ты поверхность ядреная-односторонная!
Что и говорить, вечером было много семейных скандалов. Поздно вернувшиеся, крепко подвыпившие мужья-сыновья божились, что цельный день наблюдали невиданное!
Особенно досталось Барже:
- Я те дам невиданное! Ты где, паразит, шлялся? – разбухала разъяренная супруга – старший инспектор ГОРОНО[3] по старшим классам. - Невозможно дом без присмотра оставить! Куда капусту с огурцами уволок? Почему краской воняешь?
- А я говорю, невиданное в гаражах, – скулил Баржа. - Хошь поедем – докажу!
- Рожа ты бесстыжая, куда ехать-то? Ночь на дворе!
Короче, на следующий выходной в гаражах было столпотворение – понаехали полные машины с женами-детьми. Пришлось Днепрову лекцию читать с демонстрацией:
- Вот смотрите, - показывал он заготовленную бумажную полоску, - Намажем этот конец клеем и сделаем кольцо. Обыкновенное кольцо – ничего особенного: если муравей будет бегать по внутренней поверхности, то на наружную он никак не попадет, если через боковой край не перелезет. А теперь давайте сделаем так: я опять намажу концы нескольких полосок, раздам вам, а вы делайте, что скажу. Возьмите полоску за концы двумя руками, натяните. Теперь у вас одна поверхность сверху, другая – снизу. Переверните один конец так, чтобы нижняя поверхность стала верхней. – Он показал, как это сделать.
– Теперь склейте. Получилось кольцо, которое называется лист Мёбиуса! Смотрите, теперь муравей свободно будет бегать по всей поверхности и «внутри» и «снаружи». В этом кольце «внутри» и «снаружи» одно и то же – она односторонняя.
Десятки, если не сотня людей внимательно рассматривали бумажные кольца, по всякому поворачивали их. Действительно, это были какие-то чуднЫе односторонние кольца! С каблуков съехать можно! На всех колец не хватило. И тут баритон кавалерийским жестом выхватил из брюк ремень:
- В атаку, ребятки! – и он тут же сварганил дивное кожаное кольцо.
Ребятки тут же организовали лихой эскадрон имени Мебиса, или как его там звали. Теперь колец было вдоволь и они не рвались. Все желающие могли пощупать.
А Днепров продолжал удивлять:
- Давайте разрежем обычное кольцо, - он вынул ножницы, острым концом проткнул бумагу, - только не поперек, а вдоль полоски. Что получится?
- Конечно два кольца.
- Верно, - он закончил резать и показал два отдельных кольца. – А теперь разрежем лист Мёбиуса. Сколько будет колец?
- Спрашиваешь!
- За кого держишь?
- Тоже два!
К всеобщему удивлению получилось… одно перекрученное узкое кольцо. Как оказалось – двустороннее.
- Та не может быть!
- В твою душу мать!
- Тоже мне фокусник!
- Дайте сюда ножницы! – потребовал баритон.
Побежали за своими в гаражи. РазрезАли и с давным-давно забытым чувством удивления, убеждались. Возникало великое ощущение чего-то необыденного, исключительного, как верно сказал баритон, - мистического. Даже тихо стало на гаражах. Вот, как просто можно получить нечто невообразимое! Самому сделать. В ход пошли газеты, осторожно резали на полоски, забрали у Днепрова пузырек с клеем, одна женщина даже нитками сшила. Молодежь орудовала слюной. Сосредоточенно рассматривали полученное. Экспериментировали… И вдруг высокий юношеский крик:
- Если снова разрезать, получается два переплетенных кольца!
И сразу встречный писклявый девичий:
- Какие, двусторонние?
- Еще не знаю, сильно запутаны. Идите сюда, вместе посмотрим.
Они встретились в толпе, отошли в сторону и там, на травке внимательно рассмотрели эти кольца. Выяснилось, они двусторонние и дважды взаимно переплетены. Он сложил кольца в виде четырехлепестковой ромашки и подарил чуть раскосой собеседнице:
- Занятно.
- Да, ужасно интересно.
Глаза были не только раскосые, но и миндалевидные с длинными ресницами, как у киноактрисы Татьяны Самойловой. Неподалеку беседовали Днепров, Петровский и пара гаражниов. Юноша поднял ее за руку - оказалась чуть пониже и тоже стройная - и подвел к Днепрову:
- Вы зря выкрасили торцы в общий цвет.
- Это почему, - как всегда встрял Петровский.
- Торцы – тоже односторонняя поверхность, - ответила девушка, - есть только один торец.
Общее почтительное удивление!
Днепров задумался лишь на пару секунд:
- Отлично! Замечание принимается с благодарностью. Как вас зовут? Школьники, студенты?
- Таня… Туманова. Десятый класс.
- Лева Цигель. Тоже десятый.
- Вы молодцы. Хотите сами покрасить?
- С удовольствием!
- Ужасно хочу!
- Славик, у тебя вроде бы есть картонные полоски, – полуспросил, полуприказал Днепров, - А я пойду, принесу синюю и тонкую кисть.
Начали снизу. Лева прижимал картонки к поверхностям Мёбиуса, Таня красила торец в образовавшемся зазоре. Это оказалось не так-то просто. Требовалась особая аккуратность, оба почти лежали на асфальте, позы приходилось изменять и руки затекали. Они медленно перемещались во времени и пространстве, менялись местами. Немного отдыхали и снова красили в кругу внимательной толпы. Поднимались в рост, на табуретки. Таня оказалась на стремянке и Лева старался хоть как-то прикрыть ее от пристальных нескромных взглядов. Нахальный Петровский подошел совсем близко, заглянул глубоко под юбку, отошел, снова залюбовался:
-Красиво!
Наконец они закончили. Красный Мёбиус щеголял синим кантом. И Славка подытожил:
- Как генерал. Тоже красиво.
…
На следующий выходной исчез лист Мёбиуса! Искали недолго – обнаружился он на постоянной выставке народного хозяйства в ЦПКО[4] перед павильоном НАРОДНОЕ ОБРАЗОВАНИЕ, точнее перед витриной НАГЛЯДНЫЕ ПОСОБИЯ. Оказалось, на неделе подлый Баржа таки свозил свою инициативную жену в гаражи, а она как увидела тут же все и организовала: и решение горсоветское, и полуторку, и пару грузчиков. И Барже все грехи отпустила.
Тут баритон возмутился, ибо был он скульптором и кой-чего смыслил в нашенском авторском праве-бесправии:
- Раз эту разовую штуку установили, да еще в публичном месте, почему нигде не указаны фамилии авторов? И где гонорар?
Горсоветская комиссия с первым согласилась – поручила баритону (за отдельную плату!) выбить на Мёбиусе табличку с именами кудесников, датой и местом; по второму вопросу – категорически отказала.
Через неделю в воскресной газете был большой материал с фоторепортажем: ну просто столпотворение, давка и даже экскурсии у «Наглядных пособий», куцая информация о немецком математике Августе Фердинанде Мёбиусе (1790 – 1868) и его односторонних поверхностях. «Интересно, - отмечала газета, - что Мёбиуса подтолкнуло к этому открытию созерцание лихо завязанного шарфа его домоправительницы». Однако в отдельной статье особо подчеркивалось, что еще в псковских берестяных грамотах XII века безусловно должно быть упоминание о подобных кольцах, надо только внимательно поискать. Очень радовались физматовские учителя и деканы – наблюдался обостренный интерес учащихся и студентов к математическим наукам, в частности к средней и высшей геометрии, особенно к топологии. В заметке группы товарищей «Побьем империалистов» предлагалось вместо аттракционов «американские горки» строить наши – берестяные, односторонние. В разделе «Сделай сам» были напечатаны длинные прямоугольники и пояснение: «Вырежи и склей односторонний лист». Газету буквально резали на части - пришлось допечатывать тираж.
…
В понедельник начался скандал: откуда металл, где железо брали? Славка предъявил оставшиеся полосы в гараже, показал следы-царапины от использованных в кольце. Писал объяснительную. Опять же свидетели-очевидцы! Словом, отбился.
Галактионыч был не только многостаночником-слесарем-жестянщиком, но и умелым чеканщиком. В этой истории он поставил великолепный аккорд, подарив друзьям вазы-подносы собственного изготовления. Конечно, односторонние!
1 – теория машин и механизмов.
2 – в написании одного беглого президента.
3 – городской отдел народного образования.
4 – центральный парк культуры и отдыха.
Свидетельство о публикации №215052001803