Лилейная Невеста, часть вторая

От Автора:

Дорогие читатели, эта часть является несомненным и единственным продолжением привычной вам "Лилейной Невесты". Проблема, вынудившая нас организовать продолжение в таком не слишком-то хорошем виде, очень проста. Переполнение буфера обмена той самой, привычной вашему глазу, "Лилейной Невесты", из-за которого дальнейшее размещение достаточно объёмных глав "нетленки" стало не просто затруднительным чисто технически, но вообще встало под вопрос. Дальше тянуть мы не решились, а пошли вот на такой шаг.
Просьба понять и даже более – разделить наши чувства и в дальнейшем читать продолжение здесь.


~***~


Глава 33. "Карнавальная ночь, что ли?"

В полном соответствии с названием мы предлагаем два абсолютно разных эпиграфа, так сказать, на выбор читателя.

Эпиграф № 1. Встречайте аплодисментами! Танцуют все! (Да простят нас герои повествования)

"Если вас с любимым вдруг поссорил случай,
Часто тот, кто любит, ссорится зазря,
Вы в глаза друг другу поглядите лучше,
Лучше всяких слов порою взгляды говорят…

… Если кто-то другом был в несчастье брошен,
И поступок этот в сердце вам проник,
Вспомните, как много, есть людей хороших,
Их у нас гораздо больше, вспомните про них.

И улыбка, без сомненья,
Вдруг коснётся ваших глаз,
И хорошее настроение
Не покинет больше вас"

"Песенка о хорошем настроении" из к/ф "Карнавальная ночь" (А. Лепин, В. Коростылёв), 1956.

Эпиграф №2, пожалуй, относящийся только к главному герою:

"Во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь"(Екк, 1:18)


Конец эпиграфа.





… Вскоре Гарри уже страшно торопился – давно пора бы смыть с себя эту заразину, по совместительству, удивительно приятный на запах, но жутко мылящийся маггловский "гель".
Из своего детства Поттер тоже вынес памятную батарею "гелей" для всех Дурслей, но не для себя, всего-то лишнего рта, о чём ему постоянно напоминали в самой грубой форме. Только тётка порой героически отговаривала амбалистого муженька и такую же подрастающую гориллу – Дадли – заниматься рукоприкладством. Но, по её неоднократным заверениям, за всем и вся в доме она следить не нанималась.
В Школе из-за стеснительности Избранный мылся редко и кое-как. И потом, зачем маяться, если всегда наступают каникулы…
В Норе, ясное дело, была самая-самая дешёвка магического мира – без цвета, вкуса и запаха. Там вообще не парились, от кого пахнет одуванчиками, а от кого – и свежим кроличьим помётом, ведь работа по хозяйству ценилась превыше всего.


А-а! К Мордредовой тёще в одно место и эту сволочную сучку Джинни, и её подпевалу, да телохранителя маменьку! Был бы Гарри не так сказочно богат, после первого развода оставаться ему в одних старых джинсах, да и то, если бы "благородные чистокровные ведьмы" ему, "ничтожному полукровке", это позволили.
Ну, что уж тут, было дело и проехали. Вон, даже со второй чистюлей как-то тихо и незаметно обошлось малой кровью.


… Тем временем, в комнате его ожидал настоящий сюрприз. Конечно, все оттенки зелёного, но это был натуральный шёлк. Цвета майской травы рубашка, брюки в тонах традиционных маггловских лужаек перед домом, а мантия сверкала и переливалась сочной зеленью английских лесов.
Поттер с помощью палочки высушил и расчесал длинные пряди, заканчивающиеся на концах локонами. Одевшись, он открыл гардероб, где, как смутно помнилось, было зеркало во весь рост, причём, маггловское, но его роскошество говорило само за себя…
Правда, неясным оставалось: о чём говорит и на что намекает этот самый внешний вид? Только лишь на создание праздничной атмосферы за богато накрытым ночным столом, или?..
Зачем Северусу так разряжать просто собеседника, в лучшем случае, внимательного слушателя? У Гарри в боку закололо от нетерпения, когда же начнётся этот сказочный ужин и…
Как всегда, вовремя возник Винли, пропищавший:
– Мастер Гарри Поттер готов выйти к праздничному столу?
– Да, мил…  ой, уж-ж-жасно нехороший Винли, я готов.
Эльф был очень рад этому вежливому, учтивому гостю.


… В столовой уже был Северус, одетый в поразительно насыщенно-синюю парчовую мантию, богато, но не вычурно вышитую по подолу и рукавам родовыми серебряными гербами и девизами.
– Тебе так идёт синее с серебром, – почти прошептал Гарри, лишившись голоса от изумления, – Я и подумать не мог. Оказывается, это сочетание цветов более мягко, чем твой вечный траур. Оно подчёркивает белизну рук, благородную бледность лица с невероятными чёрными глазами в обрамлении тяжёлых чёрных же прядей…
– Хорошее описание моих "неземных красот", ради второго пришествия в подлунный мир я с удовольствием побыл бы сегодня Демоном-искусителем, но есть две неравноценные проблемы.
Раз у нас Карнавальная ночь, то кем будешь ты?
И второе, более серьёзное обстоятельство. О, да, разумеется, мы отведаем самых тонких яств и вин, но ко всему этому прилагается некрасивая, злая, и уж точно нечистая болтовня этакого "чистенького", как ты опрометчиво заметил, шпиона. Я буду говорить не столько о собственной заурядной персоне, сколько об искусстве или же ремесле шпионажа – на твой выбор по мере выслушивания.


Алхимик встал в королевскую позу и резко севшим, неживым каким-то голосом, в котором чувствовались нотки безнадёжности, поинтересовался:
– Ну и как, ты всё ещё желаешь покружиться со мной в туре вальса? Учти, я не танцую с ловеласами, к тому же, ты не знаешь ни одной фигуры старинного менуэта. Поэтому вечер будет чуть более скучным, чем ты рассчитывал, если не печальным.
Однако я предупреждал, что отвечу в полном соответствии с твоими постоянными похвалами моему благородству и кажущейся чистоте.
– Вас понял, – признаться, Гарри взгрустнулось, но он тут же нашёл, как ему показалось, единственно верный выход, –  А вот я хочу побыть в эту, по твоему меткому высказыванию, Карнавальную ночь, Принцем Древних Эльфов…  если можно, Северус.
– Хоть как-то начитан, мне приятно, не скрою. Достойный выбор, о, Принц Лесов и вересковых пустошей.
Только не будь больше ни Арлекином, ни Пьеро, –  зачем-то смешливо добавил он.


– Ну, Демон, ты же сам сказал, что побывал бы искусителем. Так побудь хоть мгновение, попробуй своё искусство на мне, – полушутливо клянчил Гарри.
– О, Принц, вместо никому из нас ненужных сегодня суетливых деяний, – это было особенно подчёркнуто к величайшему разочарованию мистера Поттера…
– Я от всей души предлагаю Вам отведать изысканных деликатесов и выпить праздничного бодрящего вина,– широко взмахнув рукавами мантии, сказал Снейп.


– Не соблаговолит ли владелец всего этого великолепия, –  Гарри тоже решил быть настойчивее, твёрдо указав на сияющий серебром приборов и фарфором посуды стол, – создать магическое освещение?
– Мой Принц желает свечи в подсвечниках или парящие в воздухе? – однозначно угрюмо отозвался алхимик.
Само собой напрашивалось, что затея обратить свою уникальную…  отчасти покаянную речь в заурядный "романтический ужин при свечах", да ещё и на пару мужских персон, вне всякого сомнения, коробила его.
– Хотелось бы и тех, и других понемножку, – делая вид, что никого не видит и ничего не слышит, упорствовал Поттер.


– Будут Вам и свечи, будет и свисток, – чуть слышно проворчал Северус, но громогласно объявил:
– Присаживайтесь к столу и ничего не бойтесь вкушать. Соглашусь, наверное, Вам это покажется необычным, но уникально деликатесным. Всё сегодняшнее угощение чрезвычайно богато природным белком и, к тому же, здесь нет ни одной рыбёшки. Я лично составил моему маленькому шеф-повару перечень блюд.
Белкового удара также можете не опасаться. Вам его не получить от столь аппетитной, – хозяин-барин широко обвёл жуткие даже на первый взгляд яства, – морской еды в таких количествах.
Напротив, это очень полезно для ослабленных организмов. Вам это ни о чём не говорит,– сказал Северус с таким кислым выражением, словно был совсем не рад своему всезнайству, – И нет, я Вас не корю. Таков удел подавляющего большинства воспитанников школ волшебства и магии, где все учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь.


Но Гарри, повинуясь наитию, и тут не подчинился, задумав переключить всё внимание на себя – так красиво и эротично одетого. Отойдя от стола, он сделал пару-другую быстрых оборотов, как пробовал перед молчаливым зеркалом в гостевой. И сей краткий танец привёл к тому, что полы широкой лёгкой мантии взметнулись, предоставляя излишне серьёзному профессору доступ к созерцанию молодого тела, облачённого в облегающие тонкие шелка.
Как ожидалось, как планировалось, наконец, как долго мечталось, его ход конём удался.
Ведь что главное? Правильно, главное, чтобы костюмчик сидел.


Ещё бы! Зрелище было таким откровенным в своей сексуальности, что Северус не выдержал и моментально очутился возле Гарри. Он обнял своего будущего слушателя со всем напором необузданной страсти, как в их самый лучший, не глядя ни на что, первый вечер. Искусными движениями не деланно и неподдельно Снейп огладил его плечи, спину, бёдра и приятно упругий зад, нарочито оставив нетронутой грудь и пах.
Но наш половой Герой на то и Герой, дабы от этих вполне себе ощутимых ласк затаить дыхание и даже замереть в ожидании много более серьёзного, не на малолеток рассчитанного мероприятия, которое начнётся… нет, уже началось прямо сейчас.
Он даже дыхание затаил… но сердце, казалось, шумит непосредственно в ушах.
Вот же тварь! Мешает отдыхать.


Снейп и хотел бы остаться верным своей нерушимой стратегии и тактике, то есть, тому, что он, и только он сам, запланировал на ночь. Ну, право слово, мало ли кому чего срочно захотелось, не плясать же под его волынку? Ведь Гарри абсолютно не подготовлен к занятиям однополой любовью, это было бы нереально даже при большом желании Северуса, будь оно у него. 
… А оно у него таки появилось.


Кто бы спорил, трудно, знаете ли, продержаться целые сутки на зыбкой грани жизни и смерти, по-человечески трудно. Что же до приготовленных и выпитых в дикой спешке зелий –  это была дань строгой необходимости ради элементарного оставления в числе живых, но не полноценная подпитка организма хоть какой-либо энергией.
Иными словами, Мастер Зелий всего-то желал с незаметными усилиями достойно продержаться целую ночь на голом энтузиазме и честном слове.


И вот… все его хитроумные планы рухнули в миг, когда Гарри после мгновенной "пляски дервиша" поцеловал его нежно, словно невинное дитя. А Северус ответил "по-взрослому", со всей горячностью, накопившейся за эти трудные дни вынужденного отчуждения – более того! – сотни лет одиночества.
Снейп повернул любовника спиной к себе и продолжал, похоже, нескончаемо, с не иссякающим пылом, жгуче впиваться в его полуоткрытый рот, лаская затылок, покусывая и зализывая уши, шею, ключицы.


… Здоровые волосы цвета воронова крыла переплелись с хранящей в себе неведомый смертельный яд, пепельно-русой шевелюрой "не принятой у мужчин длины". Едва ли не печальные, непроницаемо антрацитовые глаза вместе с безумно счастливыми малахитовыми. Подчёркнутая одеянием аристократическая бледность и полный жизни румянец. Изысканные зелёные ростки, как всполохи колдовского пламени на безмятежно-грозовом тёмно-синем фоне. Но кто более скромен и воздержан, а кто куда как горяч и пылок, ещё не знает с уверенностью ни одна душа.


По телу Северуса прошла приятная, энергичная, хотя и до сожаления мимолётная судорога сладострастия. Но он воспользовался и таким подарком судьбы, с силой вжавшись в Гарри, так, чтобы тот осязал вожделение и готовность пойти, мнилось, на любые безумства, причём, прямо здесь, на одной из оттоманок. Естественно, Поттер всё это почувствовал, снова воспылав желанием, и тоже, не удаляясь из столовой. Ему и впрямь было всё равно, где… это случится, лишь бы поскорее, лишь бы погорячее, по-мужски, лишь бы его взяли, заполнив собой, лишь бы…


Он изогнулся дугой под ласковыми, изумительно умелыми руками возлюбленного, наконец-то переключившимися на абрис груди, соски-пуговки, ставшие источниками невиданного  возбуждения; смелыми руками, опускающимися к самому низу живота и паху с его восставшим достоинством. Ахнув, Герой запрокинул голову, отдаваясь во власть этих неимоверно желанных ласк и наипаче глубоких поцелуев, как вдруг почувствовал руку алхимика на своём тугом, налитом члене.
– Я мог бы пойти на большее для тебя, любимый, но только не сегодня, пойми моё состояние, – самым очаровывающим голосом проговорил профессор на ухо напрягшемуся Гарри.
– Зато мы сделаем тебе приятно вместе, и на сей раз, без лживых чар.
Ты же не затаил на меня обиду из-за той беспричинно глупой жестокости, обуявшей меня?
Опять же, не сейчас, а сейчас вот так, – Северус взял Гарри за руку, – Обхвати его, чтобы тебе было удобно, как ты привык наедине сам.
– А ты? – еле слышно спросил изнемогающий молодой волшебник.
– И я с тобой, мы оба потрудимся на славу, –  зельевар положил тонкую изящную кисть на руку любовника.
– Теперь же, без какой-либо боязни сделать "не так", "не то", "обидеть меня" и прочей ложноногой чепухи, смело задавай ритм, а я быстро подлажусь.


… О, боги, это никоим образом не напоминало Гарри даже самый лучший, ярчайший опыт рукоблудия, притом не наводило на мысль о привычном сексе с женщиной. Всё, всё, всё воспринималось иначе, и был тому резон.
Северус и впрямь за несколько тактов не столько подстроился под не очень-то умелый онанизм Гарри, но перехватил инициативу, настойчиво и размеренно двигая его руку и, тем самым, скользя по готовому излиться стволу. Легко до фантастики, славно, сладко, изумительно возбуждающе скользит под умелой рукой кожа на истекающей смазкой головке. Гарри окунается всем естеством и тонет в огнедышащей лаве любви…


… На пике прежде ни разу не испытанного, невероятно длительного наслаждения, Гарри застонал до того неизбывно мучительно, будто ему было нестерпимо больно. Он снова инстинктивно выгнул спину, и, запрокинув голову, тут же поймал трепещущим влажным ртом ищущие его жадные, но мягкие и сухие губы Северуса, проникая внутрь языком. Молодому мужчине мечталось прямо здесь и сейчас взглянуть вниз, дабы увидеть воочию столь изумительно слаженные движения их рук, своё семя, выплёскивающееся мерными толчками, но…
Но одновременно смотреть хоть куда-либо и пылко целоваться взасос с единственным на всём белом свете Севом никак нельзя.


Впрочем, разве может быть что-то слаще во время оргазма, чем поцелуи возлюбленного, его тёплый, по-девичьи нежный рот вкупе с опытной проворностью до терпкости медового языка?.. А ещё всё это благолепие резко подчёркнуто и стократ усилено привкусом неведомых горчащих ароматных трав.
И пока мучительно долго с каждым рывком уставшей руки и гулкими выдохами в рот совершеннейшего любимого мага, Героя покидали последние капли спермы, его тело мелко-мелко подрагивало, подобно встревоженному оленю, как бы в подражание воплощённому наследственному Патронусу.


Северусу тоже досталось сполна, пускай и в меньшей мере, чем Гарри. Но алхимик приучил себя довольствоваться если не досконально малым, то выжимать все крупицы наслаждения до единой, возможные здесь и сейчас.
Все его органы чувств, к которым присоединились тактильные ощущения, получали почти равноценное наслаждение. И всё-таки чего-то основательно не хватало…
Да! Конечно же, вкусовым рецепторам не досталось ровным счётом ничего. А это, во-первых, несправедливо. Зато, во-вторых, и, в главных, можно немедленно восстановить равновесие.


Северус украдкой, пока его любимый человек был слишком занят собой, увлажнёнными семенем пальцами густо обвёл контур губ. Осталось самое захватывающее действо сверчков, и Мастер Зелий неторопливо, растягивая удовольствие, принялся облизываться.
О, как это, оказывается, восхитительно и не сопоставимо ни с чем, испробованным ранее!


… Увы, наедине с поистине единственным наставником, в схожих, но по-иному деликатных ситуациях, тот сразу же после неизменно скорой эякуляции "своего милого мальчика Севви", полностью позабыв о себе,  произносил Очищающее заклинание. Этим Тобиас в буквальном смысле заметал следы, торопливо прячась от снующих за дверями спальни наследника невольных соглядатаев – домашних эльфов. Сам он кончал в пределах замка очень редко, отказывая себе и в этом "баловстве", опять же, из предосторожности.
А едва наступали летние каникулы, они проделывали всё то же самое уже счастливо вместе на вольных луговинах у пропасти во ржи или же непосредственно в ледяной речке, быстрым течением уносившей прочь недолговечные следы их вечной любви…


Любви, такой неполноценной, такой неполной, любви без единого акта проникновения или обладания. Любви, не доведённой до логического завершения, только и могущего привести к обоюдному телесному удовольствию, длящемуся ровно столько, сколько позволят боги мира подлунного…
Неужели и эта, новая любовь Северуса Тобиаса Снейпа, окажется подобной любви первой, незабвенной, беспримерно печальной?..


Ну, уж нет, нужно, важно приложить все усилия, чтобы сама идея сравнивать, как-либо сопоставлять первую и вечную Любовь, с этой…  скажем так, привязанностью, оказалась бы чудищем облым, озорным, стозевным и лаяй, попросту говоря, нелепостью.
Чтобы ничто в Гарри за начавшиеся ритуальные полгода его обыкновенных "любовей" не напоминало изысканно чистую вечную страсть приснопамятного Тобиаса, благо, внешне они абсолютно не похожи, да и чувство, испытываемое ими к нему, Северусу, разнятся, как ночь и день.


… Если подразумевать под "ночью" какое-то… по-прежнему, что во время вечернего сеанса чтения мыслей, что нынче в реальности, к сожалению, эгоистичное и алчное влечение Гарри, не солнечно светлую самозабвенную, самоотверженную любовь Тобиаса, его готовность возложить все страшные последствия "грехопадения" лишь на себя одного. В крайнем случае, как говорил что-то предчувствующий или знающий наставник накануне жуткого дня совершеннолетия его Севви: "Пусть даже весь мой род пострадает, нежели  один волосок упадёт с твоей головы". И это не было пустым краснобайством.
Лишь ужасающая, истинно мученическая гибель Тобиаса, насытившая жажду жестокой мести и чужих страданий, глубоко уязвляющих родного "щенка" – неприкосновенного по обычаям предков наследника, – обуздала гнев сэра Тобиаса Снейпа. Вкусив от всех "ингредиентов" столь славной мести обоим развратникам, он удовлетворился настолько, что вместе с окровавленным трупом в безымянную могилу-яму на берегу очень быстрой реки была сброшена и ненависть ко всему семейству "взрослого растлителя".
Его отцу попросту не заплатили ни кната по злополучному многолетнему контракту, сухо сообщив по каминной сети, заработавшей по такому случаю в одностороннем порядке, что  оный сын пропал на днях, уйдя куда-то, да – вот беда, огорчение! – не возвратившись.


… Северус Снейп с трудом оказался на плаву в настоящем, а не в глубинах своей памяти, с недовольством обнаружив, что снова неосознанно сравнивает двух… да, пожалуй, самых ярких и достойных мужчин в своей жизни.
Однако, как можно сопоставлять любовника, максимум, на пять-шесть месяцев, и Единственного своего во веки веков, причём, забывшись, всё ещё смакуя сперму этого самого любовника…
Что за идиотская, двусмысленная ситуация!


… Если и были у Мастера Зелий другие связи, то лишь в наиболее пристойных и дорогих борделях Лютного переулка и иже с ним, кто бы сомневался, строго под Оборотным зельем. Если эти "инсинуации", а если серьёзно, логичные предположения, окажутся правдивыми, то стоит продолжить в том же духе. Вследствие утраты Тобиаса, а в скором времени, и ставшей ненадолго совсем чужой Лили, Северус в свои свежие двадцать лет вряд бы стал завсегдатаем или простым посетителем публичных домов с любой ориентацией. Всё-таки возраст и привычки ещё не те, не хочется мараться.
А вот когда хорошенько перевалило за тридцать, но в жизни рядом никто появиться не мог –  совсем иное дело. И самое гордыня только подталкивает к наибольшему пороку, дабы иметь шанс опуститься и познать откровенное дно…
Разумно предположить, в своё время Тобиас, досконально изучивший своего Севви, верно напророчил ему пол-жизни метаться и выбирать между женщинами и мужчинами. Если так, секс с продажными девицами у едва оправившегося от потери  Доры Снейпа, чтобы хоть немного приглушить боль утраты "сестры моей, невесты", также затрагивал голую физиологию. Да, "также" молчаливо говорит о многом, чему нет места в повествовании до поры, до времени.
Он же не влюблялся ни в кого из тех, кем обладал так или иначе, значит, и измены, как таковой, не было. Ибо таков стиль поведения всех бесконечно безнадёжно одиноких мужчин в возрасте, что магов, что магглов.


А с Гарри-то как раз всё обстоит иначе, и сама его частная жизнь ничем не походит на прожитое, прочувствованное и выстраданное Северусом.


… Вообще-то, в интимной сфере Снейп с отрочества привык поступать по принципу: "Что естественно, то не безобразно", особенно, при взаимном согласии. Стоит привести довольно важное мнение Мастера Зелий. Основополагающим принципом в отношениях подобного толка считалось, и было на деле отсутствие какого-либо принуждения, не говоря о насильственности. Это же распространялось и на обитателей публичных домов обоего пола. Правду сказать, наверняка ли бывал в них профессор-шпион, пока что знает только Индра.


… Гарри Джеймс Поттер давно уже поправил многослойные шёлковые одеяния, оказавшиеся и впрямь весьма соблазнительными, на счастье или на беду, заприметив, как Сев отрешённо, с непроницаемым выражением лица, водит указательным и средним пальцами по тёплым и сказочно ароматным губам.
Помилуйте, даже "тупой гриффиндорский волк" сообразил, что дело тут нечисто, и не стал применять пресловутое Очищающее заклинание.
… Вдруг у задумавшегося о чём-то Северуса, по обыкновению, глубоко и надолго, в один момент кончились силы. Он как стоял возле диванчика, так и рухнул на него. К нему тотчас присоединился бодрый и жизнерадостный, полный энергии безо всякой протеиновой пищи "вида ужасного" Гарри.


… Едва Герой помотал головой для пущего убеждения, что всё это было не сном, а превосходнейшей явью, поступило логичное предложение реализовать подобную ласку и для Северуса.
Каково же было огорчение и непонимание мистера Поттера, когда сэр Снейп решительно отказался, всего-то слабым жестом показав, что не нуждается в подобных шалостях.
– "Нет, ну что за странный мужчина, честно говоря, прямо-таки до ненормальности!
Это уже никуда мне не упирается. А сам-то, сам говорил о большем.
Снова бесчестный, как два пальца об асфальт, слизеринский обман?!
Но зачем, к чему он сейчас, когда мы близки, как никогда?"
Всё внутри Гарри клокотало и ярилось из-за невозможности увидеть, прикоснуться к пенису возлюбленного, ощутить его, и только его, уникальный аромат смазки и люто, бешено заводящее ощущение его горячего семени на ладони.


– "Он-то меня вон уж сколько раз и зацеловывал, и ласкал так, что мне чудилось, душа с телом расстаётся. Он уже приличное время назад сделал мне… это самое запросто в библиотеке. Но сегодняшний раз… вдвоём, или же нет, только под руководством Сева, руководством в самом непосредственном смысле… Ммм… это сказка наяву", – даже резко опустевшая после необычайно сильного оргазма голова а-ля воздушный шарик вскоре  переключилась на смакование одного только испытанного блаженства.
Как не крути, мысли в этом шарике вертелись самые разные, их совершенно не хотелось додумывать, хотелось же больше всего хорошенько поесть и выпить на радостях.
– "Если по правде, оно и видно, мастерство не пропьёшь, не прогуляешь, до чего же он опытен…
И с кем только он научился подобным трюкам и хитростям? Уж не с собутыльником ли?..
Откуда у Сева, вернее, для кого изначально предназначался мой зелёный комплект шёлковой одежды?.. Я уверен, он меняет цвет по мановению руки всевластного и своенравного хозяина одеяний, как всё в доме подчиняется одному ему…"
Гарри открыл глаза, и неоправданно ревнивые мысли покинули его.


А и правда, что же это, выходит, Мастер Зелий всегда остаётся самим собой, суровым, кое в каких вопросах донельзя манерным "человеком в футляре", не снисходя до объяснения причины? Ведь так, и только так, вышло в этот раз, когда последовал отказ от заурядного плотского удовольствия…
О, нет, это потрясающая гордыня заставила его до боли сжать челюсти и своенравно промолчать, упрямо мотнув головой. Почему и отчего такой всплеск упорства?
Да хоть бы и по вине до того некстати закружившейся  головы, что ноги подкосились! Ибо вся эта напасть с не удержанным равновесием уж точно не от каких-то сверхъестественных ласк и поцелуев с Гарри, а родом из слабости и самого, что ни на есть, тривиального голода и жажды.
Но сильнее всего, добивающей на месте, заставляющей искать точку опоры, оказалась до тошноты привычная, вызывающая глубочайшее отвращение внутренняя команда: "Стой! Запретная зона!".


– "Вот тебе и повеселился! Проклятый разум! И этак всегда!" – алхимик зло зашипел, не выдержав, побелел и вцепился в плечо мистера Поттера.
Но при всём при этом у него удачно получалось не выглядеть едва дышащим, ни на что не годным, пусть, сегодня и не в постели, даже не в гостиной в креслах, но хотя бы в беседе. Похоже, наш половой Герой решительно не обращал внимание на "пустяки", не так ли?.. Иначе бы…
Да нет, точнее говоря, дело в том, что разговор, задуманный до роскошного экспромта, предстоял тяжёлый, и как раз планы по его осуществлению упрямый гордец поменял бы в самую последнюю очередь.


Наконец, по деликатному, но твёрдому приглашению хозяина, они уселись за стол друг напротив друга.
– Итак, – спокойно заявил алхимик, после того, как наелся в вынужденном, непонятном  по первому заходу одиночестве, когда оба-два употребили пару бутылок шампанского.
– Я имел честь пообещать рассказать тебе не столько о своей практической деятельности в рядах "Ордена Феникса" и среди Пожирателей Смерти, как подвести необходимую, на мой взгляд, теоретическую базу для лучшего понимания мотивов, двигавших мной добрую половину взрослой жизни.
Начнём же с самого обыкновенного, можно сказать, избитого рассказа об истории Бузинной палочки в конце прошлого столетия.
Видите ли, мистер Поттер…


Даже так, иду на вы! И профессор не был бы "одиноким, застоявшимся" профессором, коль не воспользовался бы благовидным предолгом для внеочередной, на сей раз, полноразмерной лекции, притом, со всеми доступными в полевых условиях атрибутами школьной жизни. Вот только в голове у единственного студента от шипучего вина и искромётных вспышек любви плясали джигу весёлые чертенята, а преподаватель казался трезвым, как стёклышко, и всё ещё каким-то напряжённым.
– "О, вот, что значит отказаться от незначительных услуг самого полового Героя, блин!" – не то серьёзно, не то ради смеха раздумывал Поттер, глядя на чуть ли не трясущуюся руку Сева – ту же, кстати, видимо, натренированную отнюдь не на себе.
– Самому магу взять… и вдруг разорвать руками себе грудь и вырвать из неё свою волшебную суть никак нельзя,  – вещал Мастер Зелий, и не подозревая о пошлых мыслишках разошедшегося и не способного остановиться любовника.


– Это основной закон мира волшебства, – вместо чтения или поверхностной проверки вектора его мыслей Снейп увлёкся повествованием, заодно и отвлёкся
– Кудесник не может отказаться от силы, пытаясь любыми способами, вплоть до таких экзотических и неприятных, как попытки суицида с помощью заклинаний, вернуть её самой Магии. Впрочем, оружия –  волшебной палочки, можно лишиться из-за простейшей ворожбы, если вовремя её не отбить. В сложных случаях в ход идут сильные артефакты, или злоумышленники, они же, в доброй половине случаев, доброжелатели, задействуют таинственные ритуалы, не говоря уж о «прописном» в Чёрной Магии осквернении могил. Как раз это и было тщетно проделано ныне покойным Волдемортом. Даже последний  финт ушами, говоря о решении убрать с пути меня, по надоевшим заверениям самого Тома, "своего, и только своего шпиона", объясняется его жаждой осуществления заветной мечты  заполучить треклятую деревяшку…
И всё это впустую, ибо не столь сложно отнять у мага его истинную собственную палочку, но неосуществимо в полной мере пользоваться её возможностями.
Сей краткий рассказ обобщает и теоретизирует злоключения всех волшебников современности, тем или иным образом, да державших в руке Старшую палочку.


– А как же Ваше чудесное избавление от неминуемой смерти? – не выдержал и воскликнул полу-пьяный и немыслимо оголодавший, но не сдающийся Поттер.
Ведь не я один, известный на пол-Хога ненормальный психопат, слышащий голоса и общающийся не только с беглецом из Азкабана, – он рассмеялся, словно рассказал анекдот, – но и абсолютно душевно здоровые друзья из Золотого Трио, видели Вас тогда в Визжащей Хижине. Надо сказать, картина запоминающаяся – ещё бы! Такая страшная смерть…
Словом, мы, все трое, были единодушны в том, что несчастливый в любви Мастер Зелий отдал Мерлину душу, лёжа в полном одиночестве на старых половицах…
– Знаете ли Вы, так старательно обрисовывающий свои истинные школьные проблемы и мою мнимую жалкую кончину, что мы приходим в этот мир одинокими, и одинокими же уходим? Это закон для всех и каждого, кто хоть раз задумывался о неотвратимости Смерти, – выкрутился Снейп, помянув дедушку Фрейда, ну, точно в извечном амплуа Слизеринского Змея.
– И вообще, позвольте мне завершить эту часть рассказа.


– Да-да, конечно, конечно, –  засуетился "вечный студент", но в горячке ляпнул:
– Я-то ведь думал, что это и есть финал. Простите неуча.
– В промежуточном результате, что мы имеем? – хладнокровно презрев оплошность слушателя, принялся за старую песню о главном Снейп, – А имеем мы тот факт, что двойной агент, негласно преспокойно обходившийся без палочек любого сорта, выживает, пусть, отравленный до последней капли крови и с разодранным горлом…
А теперь скажите, откуда Тому, из всех пророчеств на свете тупо верившему в одно-единственное, было это знать?


… Впрочем, если говорить начистоту, до успешного "эксперимента" на самом себе, Северус Снейп не был полностью уверен в своих сверхчеловеческих возможностях, на его рациональный взгляд, навсегда погребённых в самых глубинах бессознательного нашего цивилизованного мира бездумного прогресса и ненормального потребительства.
Внемли Метатрону! Узнайте правду, истинную правду – английская ребятня ни чёрта лысого не знает о Санте. Какое уж тут может быть серьёзное отношение к колдовству…
Кому надобно по разным причинам хотя бы мысленно перенестись в несуществующие миры, читает, смотрит, играет, подчас, давясь низкопробной fantasy.


– Выпьем с горя? Где же кружка? – лихо провозгласил глава застолья, излишне увлёкшийся ролью тамады, до того, что даже одинокому гостю (именно так, уже или снова только гостю) нельзя, немыслимо было и словечко вставить.
– А выпьем! – храбро, как полагается наследственному гриффу со слизеринской подоплёкой, поддержал Гарри, даже хлопнув рукой по столешнице – ну, не хрустальным же фужером стучать? – Сердцу станет веселей.
Они, не чокаясь и не провозглашая тостов, быстренько уговорили по бокалу этого странного на вкус, не то вполне себе ничего, не то определённо отвратительного, да ещё и ледяного брюта.
Что творилось на сердце Северуса, по его знаменитой невозмутимой физии было полностью неясно, зато эмоциональный настрой Гарри был, как на ладони. Ему ненадолго захорошело, но и эта маленькая радость негодяя была омрачена послевкусием благородного, мать его ити, напитка. Кислятина во рту казалась теперь непреодолимой, он моментально пересох, а запивать шампунь водой при Севе – точно моветон и длинная вереница злорадных насмешек.


… Что же до привычного образа действия в течение шестнадцати лет двойного шпионажа, тут не всё так уж просто. Были, были особо затруднительные ситуации, когда приходилось мысленно изворачиваться, откладывая разрешение того или иного вопроса до лучших времён. В этих случая Северус Т. Снейп  полностью сосредотачивался на максимально выгодном использовании текущего момента для Дамблдора, своих единомышленников из Ордена, и заодно себя, хоть трижды разменного ферзя. А иногда, не столь уж и редко, случалось исходить из постулата о собственных минимальных потерях, не дожидаясь простенького, на первый взгляд, разговора с одним Великим Господином, либо допроса с пристрастием, учинённого вторым Ужасным. Верно сказано, что требуется одинаково большая твёрдость духа как для обуздания отваги, так и для обуздания страха. И двойному шпиону пришлось шестнадцать лет лавировать в узком проливе между смертоносной, чудовищной Сциллой и Харибдой.
 

Зато в текущей реальности Северус выпил целую бутылку брюта без какой-либо закуски, очевидно, это сухое шампанское с кислинкой было одним из его любимейших напитков, к вящему изумлению Гарри, набившего оскомину всего-то четвёртым фужером за пирушку. Профессор прочистил горло, поднял бокал нежного белого Шабли и элегантно отправил в рот что-то очередное абсолютно поганое и несъедобное на вид, мало того, гадкое – некие пупырчатые щупальца розовато-сиреневого оттенка, – и понеслось.
Торжественно открылась вторая часть говорильни, в которой незадачливому Гарри не до праздничных тостов, а только бы уши не отсохли вместе с пересохшим ртом. Вином, что ли, запить этот мерзкий шампунь? Ибо не только наслаждаться, но прикасаться столовыми приборами ко всем этим устрицам, песчаным крабам, креветкам -цати разновидностей и прочей безымянной мерзости ноздрястой совсем не улыбалось. Лучше попоститься, как сказали бы магглы. Чего доброго, блеванёшь прямо за столом.
… А едва запил винцом, и эх, хорошо пошло!


– Пока всё, о чём я говорил, понятно?
– О, да, сэр, Вы говорите, как всегда, образно, насыщенно и…
– Достаточно сыпать безосновательными комплиментами, милый мой Гарри, – моментально сменил тональность от сухой декламации к естественному фирменному баритону Северус, – Мы же не первый и, надеюсь, не последний день знакомы, так давай вести себя, как полагается достаточно близким людям.
Гарри ссутулился и залился румянцем, благоразумно опустив очи долу, и скрывшись за завесой  длинных чистых волос. Но и эта мера предосторожности, разумеется, не ушла от внимания наблюдательного алхимика, решившего что так и должно быть сегодняшней ночью, учитывая её первые, столь дивные минуты.


– Идём чуть дальше в теории, добавив капельку практических навыков для придания вкуса готовящемуся на наших глазах блюду, – неожиданно выдал на-гора алхимик без какого-либо перехода:
– Ну, скажем, из лакомых для меня одного морепродуктов, видеть которые без содрогания ты не можешь, а попросить в меру не прожаренный бифштекс стесняешься, несмотря на все мои уговоры быть собой…
Любой, даже самой грозной житейской опасности можно избежать двумя способами: либо стоя очень высоко, либо очень низко. Второй способ едва ли не лучше первого, не для всех реально достижимого, тогда как стать низменной крохотной тварью проще простого.
Ради примера, знатному охотнику куда труднее прихлопнуть муху, чем попасть в парящего кондора.
Да-с, маленькому обиженному человечку так и хочется сочувственно сказать, дескать, лучше не шевелитесь, сэр, – в этом Ваше спасение. Притворитесь мёртвым, и Вас не уничтожат, чему имеется множество аналогий в мире низших живых существ. Кстати да, я о так называемой мудрости насекомых.
Обобщая всё изложенное, вопрошаю: тебе не приходило в голову, Гарри, что если бы все люди сговорились и внезапно стали искренни, то всё пошло бы прахом к чертям рогатым с поварёшками?
– Но как, каким образом можно жить, постоянно встречаясь лицом к лицу, здороваясь, пожимая руки, наверняка, посмеиваясь, обсуждая посторонние вопросы, словом, ведя себя естественно и не вызывая подозрений, в среде этих бессердечных псов Тёмного Лорда?


– Ах, да, пресловутая стратегия и тактика среди врагов, не так ли?
Тут всё очень незатейливо. Быть в их рядах "за" имеет смысл только тогда, когда ты в то же время глубоко про себя "против". О погоде же болтать всё равно с кем: с профессором Хогвартса, орденцем или Пожирателем. И тот, и другой, и третий, вообще, все и каждый,  заводят этот никому ненужный разговор от нечего делать или же, чтоб показать Вам своё расположение. Все люди одинаковы по сути своей, по природе, мистер Поттер, – снова-здорово холодно отчеканивал профессор Снейп, сэр, – И я давным-давно это для себя уяснил.
Гарри тоже старался вновь перейти к ненавистному официозу, но получалось у него спьяну плоховато.
– Тогда почему Вы избрали уход со сцены магического мира? Разве Вы, – это же Вы, бесстрашный, непокобели… ой, непоколебимый Северус Снейп! – могли испугаться праведного суда Уизенгамота? Ибо судьи не только немедленно подавляющим большинством голосов оправдали бы все Ваши поступки, но, глядишь, ещё бы и к ордену Мерлина приставили!
– Ордена я бы ни от каких властей не дождался, а хлопот было бы чересчур много, в этом я остаюсь верен себе.
Но вот почему я не возвратился в свою сельскую глушь на задворках Англии? Очевидно, тому есть свои причины, и не все из них подлежат разглашению, – вздохнул бывший бесстрашный шпион, вспоминая милого призрака в курительной отца, и понимая, что  дело уже не в одном Тобиасе.
– А давай-ка попытаемся сменить тему нашей застольной беседы.
– Эт я завсегда только "за", не "против", – могло показаться, едва выговорил постник по убеждениям Гарри.
– Отлично! Спрашивай меня, о чём угодно, я ведь с коих пор вижу, что тебя действительно что-то в моём доме интересует.
– Ладно, приступим?


Дождавшись опустошения Севом нового бокала брюта и неспешного поглощения уже скромной, но по-прежнему отвратительной на вид порции закуски под очередной глоток Шабли, Гарри спросил в лоб:
– Сев, у тебя есть компьютер?
– Положим, – лениво ответствовал тот, сцепив руки в замок и откинувшись на спинку стула.
– И интернет?
– Допустим, – не меняя ни позы, ни интонации.
– А можно?..
– Нет, Гарри, и это вовсе не потому, что я такой жадный. Я не жадный, я домовитый. А в доме должен быть порядок, – увидев недоумение, написанное крупными буквами на лице Поттера, Снейп с высот своих снизошёл:
– Просто компьютер и прочие музыкальные центры с телевизорами во всю стену находятся вне пределов не только твоей досягаемости.
Они в той части дома, что принадлежит мне одному, а вход во внутренние покои как раз через спальню, в которую никому никогда ни ногой.
– А своего ненаглядного друга-волшебника ты тоже ни разу не впустил "к себе на половину"?
– О, он настолько скромный и несведущий в маггловских приборах и аппаратах для увеселения и прочих развлечений, что ни разу не задал мне вопрос об их наличии в доме.
Думаю, вид простого телефона привёл бы его в искреннее… или не совсем, но удивление.
Да уж, вы, полукровки, иногда умеете ошеломлять даже стреляных чистокровных волшебников, – то ли специально, то ли ненароком проговорился Северус о своём супер-таинственном друге.


Жаль, нельзя попросить Сева сменить ассортимент горячительных напитков, когда он столь явственно смакует каждый крохотный глоточек ледяного шампанского, чередуя его с  безвкусным, вообще безликим, на вкус Гарри, белым сухим Шабли.
Не находится сил и смелости прервать его, когда так необычайно красиво и возбуждающе ходит вверх-вниз кадык на его тонкой белоснежной шее, как у перелётного лебедя, посетившего Чёрное Озеро…
Когда его неспешные, будто бы исполненные истомы непонятного происхождения, движения исполнены несравненной грации…


… Вот так наслаждаться бы половину Вечности видом и обществом столь же умелого в любовных играх, сколько же и недоступного во всех остальных аспектах повседневной жизни, Северуса Тобиаса Снейпа.
Вполне может быть, что совсем скоро Сев утомится изображать турецкого султана, да и оживится, перейдя на нечто более интимное, личностное.
Да! А другую половинку весёлой Вечности провести в его крепких до умопомрачения, сладостных объятиях, растворившись в них, в нём…


Но не судьба, облом-с. Северус заговорил о ненависти, и не только о ней.
– Гарри, ведомо ли тебе, что нет малой ненависти? Снова изумляешься или отлично делаешь вид? Ну да, судя по твоим изыскам пера, ты даже к Волдеморту испытывал жалостные чувства, – он подмигнул визави:
– И всё-таки, позволь, я раскрою тему, чтобы стало понятно, к чему это. Так вот, истинная полуслепая ненависть всегда огромна. Она сохраняет свои размеры даже в самой крохотной твари. Всякая ненависть сильна уже тем, что она есть ненависть. И правда, нет ничего приятнее, чем поступать по справедливости, особенно, когда  разом причиняешь огорчение объекту своей ненависти.
Увы и ах, мой милый неиспорченный Гарри, порою и сама радость бывает отвратительнейшим чувством, в основе которого лежит злорадство, приправленное премилой смесью остроумного ехидства с вынужденно горьким юмором.
Тем и живём, точнее говоря, пришлось жить столь долгий срок.
Ну, хоть теперь-то ты догадался, к чему и зачем все эти заумные размышления вслух?
– Все они, так или иначе, о тебе одном, Сев, – тихо, рассудительно ответил Поттер.


Северус не нашёл ничего лучше, чем "изумлённо" повести бровью. Того и гляди, сейчас, словно много лет назад, на дуэльном помосте под прицелом глаз всей честной компании студентов и преподавателей, он ухмыльнётся краешком рта и развернётся спиной, всем видом показывая, что поединок закончен. Только место и время иные, и незачем гордиться незримым лавровым венком на челе. Ибо хитрые обиняки и тонкие намёки Мастера Зелий почти без труда раскусило любящее сердце его бывшего ученика.


Снейп молчал в красивом удивлении недолго, наверное, все эти некошерные тентакли побуждают к говорливости, заключил про себя мистер Поттер. И вновь оказался прав.
Вот уж ночь беды Гриффиндора! Возлюбленный маг, по совместительству, одинокий мужчина из плоти и крови, делая ленивую мину, вяло проговорил:
– Лучше всего, как мне думается, серьёзно поговорить о моих насущных планах.
– Ой, Северус, прошу тебя, сейчас всего лишь третий час ночи, не будем так рано об этих  планах, ведь я предчувствую, что ты намерен прогнать меня. Правда, навсегда или на время, не знаю, вот и сижу как на иголках.
Но по мне лучше уж так, – в ожидании приговора, чем исходить, жёстко выражаясь, "соплями в сахаре", узнав его. В этом случае собеседник, даже слушатель, из меня выйдет никакой.
Поговорим-ка о любви.


– Что же, теперь, после моего краткого обзора ненависти, пора бы и поговорить о её противоположности – любви.
Северус отлично притворился, что его не тронули пророческие слова Гарри о временном, желалось бы, но его выставлении.
– А уже совсем скоро, на свободе с чистой совестью, – прозвучало довольно туманно, – мы будем не только беседовать о прекрасных чувствах…
Итак, есть ли у тебя  в отношении меня некие переживания, влечения превыше желания новизны в сексуальном плане? Или, к примеру, определённо охотничьего интереса "завалить зверя", сиречь, меня, и лишь на нечто вроде ложа?


– Да, есть, это любовь, и крепка она, как смерть, мой прекрасный Демон.
– Я прекрасно понимаю, ты снова цитируешь "Песнь Песней".
Отчего она так нравится тебе?
– Нравится – это мягко сказано. Она руководит мной, как и было в самом начале, когда ты спас меня в энный раз и исчез, не желая более контактировать с "этим Избранным". А что до меня…
Мой Демон, я понял эту историю любви, лишь когда начал удерживать в памяти после свинцовых снов твой парящий в воздухе силуэт с раскинутыми в стороны руками.
В одном из самых знаменательных снов, – Гарри сглотнул и запнулся, не желая говорить о чёрном проклятии, насланном Северусом, – он напомнил Распятие, виденное мною в детстве в церкви, а когда я…  очнулся, наудачу попросил у мистера Уоррингтона Библию. Целитель душ нашёл для меня и эту маггловскую книгу, помню, что я бездумно листал её, покуда не нашёл эту историю.
И наши с тобой будущие отношения, а я верил, что они будут, подпадали именно под стихи "Песни".
– Тебя не смутило, что речь там шла о естественной любви между мужчиной и женщиной?
А не об этих… по мнению магов, грязных, чуть ли не скотских отношениях?


Гарри не знал, что и сказать об обновлённом взгляде самого министра магии и практически всего Уизенгамота на сердечную привязанность такого рода, и решил промолчать. Как говорится, сойти за умного.
– Нет, мой Демон, я читал между строк, "примеряя" на себя и свою уникальную реальность.
– И что же ты там вычитал этакого, мой Принц вересковых пустошей?
– Я нашёл там подтверждение возможности реального воплощения любви между нами.
– Между тобой и призраком без лица? – Северус так заинтересовался, что заметно подался вперёд.
Что двигало им сейчас? Изрядно набившее оскомину научное наитие, в результате которого можно хоть на одну статью вырваться вперёд соперника? Или всё-таки живое осознание единения между собой и Гарри?
Ни то, ни другое, но сама "Песнь", отдельно взятая. Какого рода любовь она спровоцировала у Тобиаса и юного Севви – известно. Но что за отношения на деле между мистером Поттером и профессором Снейпом, сэром, с точки зрения первого лица?
– Да, хотя звучит это ужасно глупо. Я говорил уже, что ты – моя Судьба. Вот я и поверил в судьбу, впервые в жизни, мой Искуситель.


Северусу стало зябко неведомо, отчего, скорее, от совсем уж ненормальных откровений молодого любовника, а не от понимания, что на них далеко не уедешь в науке – уж очень притянуты за уши. А сравнивать свою первую, вечную Любовь и этот роман Северус с новой силой крепко-накрепко себе запретил, брезгливо отбросив саму мысль.
– Мой Принц, – после столь неутешительных выводов торжественно провозгласил он, – А не выпить ли нам ещё шампанского? За безудержное веселье! В конце концов, сегодня великий день нашего воскресения из мёртвых, и только за счёт взаимной помощи.
Кстати, не раскроете ли секрет, о, Принц, как Вам удалось вывести меня из последнего, смертельного обморока?
– Давайте сначала выпьем, мой Демон, – торопливо подхватил Гарри.


– Винли! Три бутылки полу-сладкого!
Тут же на столе появились ледяное ведёрко с заказанным напитком.
– Сначала мы пили брют, теперь по всем канонам переходим к более сладким напиткам. Ведь я прекрасно видел, что ни поесть, ни душевно выпить тебе не удалось. Прошу прощения, не знал, что у тебя столь… э-э-э… устойчивые традиционные вкусы.
– Тебе необходимо было выговориться, Сев. Раз так оно и вышло, мне плевать на кислый брют.


– Поцелуйте меня, мой Принц, набрав полный рот сего очень вкусного шампанского. Это будет по-настоящему весело, Вам должно понравиться.
С полным ртом пузырящегося на языке напитка, Гарри встал и перегнулся через стол к приподнявшемуся Северусу. Их губы встретились, алхимик выпил шампанское изо рта Гарри, и они поцеловались по-настоящему глубоко. Половой Герой, хоть и знал о таких поцелуях, но только понаслышке. Он не хотел… до такой степени интимно целоваться с женщиной, как и навязывания женщинам минета, поскольку знал отношение своих "маменькиных дочек" к нему, как верху непристойности и разврата, за которым путь один – к шлюхам. В то же время, Гарри успел догадаться по неловким обтекаемым намёкам в книге, что оральный секс широко распространён среди пар мужчин, служа им любовной прелюдией к половому акту, либо же вовсе заменяя его. Но, честно говоря, Поттер не понимал, как что-то в принципе способно полноценно заменить соитие, а спрашивать, да, пожалуй, стеснялся.


– Это и впрямь здорово, так целоваться, мой Демон. А теперь твоя очередь.
Я тоже хочу испить твоего благословенного нектара своим ртом, – Гарри постарался вложить в эту фразу наибольшую чувственность.
– Своим ртом? Моего нектара? – как зачарованный, повторил Северус, неосознанно проведя языком по губам.
И сам взгляд его на мгновение затуманился…
Как бы то ни было, он быстро пришёл в себя и с небывалой решимостью, можно представить, речь шла о роковых вопросах мироздания, набрал полный рот полусладкого. Резко перегнувшийся через стол, с раздувшимися щеками, вытянувший губы трубочкой, Северус представлял со стороны очень комичное зрелище. Но Гарри было не до того. Он с превеликим удовольствием приник к остающимся сухими, не иначе, как незаметным волшебством, губам.
Они пили и целовались долго, очень долго, держась каждый за свой край стола, и с неохотой разорвали поцелуй потому, что стоять в такой позе было весьма неудобно.


Поттер незаметно, как ему показалось, перевёл дух, и, сомлев чуть не до обморока от неожиданного приступа смелости, решился на настоящий Подвиг! Он мягко положил тщательно высушенную о брюки, а то вспотела от нервяка-то – ладонь – поверх свободно покоившейся на краю столешницы ухоженной до кончиков ногтей руки Северуса. Руки, ничем не напоминавшей, что именно она так дико испугала бесстрашного Героя во время агонии своего владыки. Руки, непосредственно руководившей одним интимным занятием, разделённым на двоих в самом начале ночи. Такая вот игра судьбы, не замеченная ни одним из них. Алхимик только слегка шевельнул конечностью, словно проверяя прочность её захвата в плен, очевидно, удовлетворился и оставил всё, как есть. Гарри был на седьмом небе от такого, по сути, малейшего пустячка, да ещё после тех откровенных сцен, что они уже проходили не раз, и не два.


Какой глупец!.. А вот и вовсе не глупец.
Разве недоразвитый ум в такой приятной сердцу и душе обстановке не приказал бы срочно лезть целоваться или, что посильнее, пасть под стол на четвереньки, добираясь до самого сокровенного. Ну, или, на худой конец, забраться к «пленному» на коленки, медленно его раздевая…
Между тем, вполне зрелый разум показал себя с наилучшей стороны, ибо только-только начался новый виток бесконечной беседы, а Сев, как уяснил уже и Гарри, бо-о-о-льшой любитель поговорить под градусом.


– Почему ты так цепляешься за прошлое? – на диво прямодушно спросил половой Герой, положив начало витку.
– "Не хватало только повторения той беседы с Ремом, ещё одним приближенным гриффиндорцем, и тоже вскоре после копания, в тот раз, в моих воспоминаниях. Ну, что ж, сегодня я  расплатился сполна за последнюю грубость, сказанную другу-оборотню, побывав на всех достойных внимания уровнях сознания его бывшего самого любимого ученика. Между прочим, это погружение едва не закончилось плачевно…
И всё же, как тесен мир! А…  не познакомить ли их, пожалуй, что, вторично? Составили бы они слаженный дуэт или?..
Стоит обдумать и это в наступающее трёхдневное перемирие или, лучше, затишье".


Ответил алхимик важно, но, не вдаваясь в нюансы, что могло бы сказать Гарри о многом, не будь он изрядно утомлён:
– Всё потому, что прошлое – единственная нематериальная и, разом, что самое важное, неизменная сущность, какой только может владеть каждый человек. Не я один такой выдающийся. Я доступно объяснил?
– Да, в общих чертах мне ясно твоё отношение к прошлому, как некой целостности в составе памяти, что не изменить. Но, с другой стороны, все знают, что старики впадают в детство, младенцы вообще не способны разумно мыслить. Полагаю, большинство умалишённых…
– О, Гарри, я бы с радостью поаплодировал тебе, но для этого нужны две руки.
Нет-нет, я не настаиваю на каких-либо переменах. Сиди спокойно, ты и без того взрослый, вполне рассудительный молодой мужчина.
Что ж ты ещё от меня ждёшь, когда все комплименты розданы? – хитро улыбнулся Мудрец.


– Сев, а что ты тогда скажешь о настоящем и будущем?
– Думаю, ты сам всё знаешь. Но…
Раз уж так хочется услышать мой пьяненький философский тренинг, то вуаля.
Настоящее творится именно в текущий момент времени, после чего становится прошлым.
Этот "момент времени" настолько мал, что ему место не в наших убогоньких, не обученных наукам головах, а вот яйцеголовым как раз впору, –  мало того, что неясно, так ещё и неохотно, с изрядной долей зависти заключил алхимик.
– Смею предположить, с прошлым и настоящим всё понятно. Как мне показалось, тебе в большей степени, нежели мне, изображавшего Дон Кихота Ламанчского на подлёте к ветряку.
Поттер опять был вынужден выдавить милейшую и нежнейшую улыбку, словно он с этим доном в "Без башни" недавно эль распивал и был уже на "ты".


– А будущее так и вовсе вздор, – пожал плечами Снейп, – Некая проекция сиюминутного настоящего в никуда и нигде, она столь эфемерна и бесплотна, что вообще трудноуловима нашими органами чувств и самим рассудком. Боишься одного: что этот милый сердцу глянец у меня, у тебя, твоего друга, его брата… может похитить, теоретически, любой человек. Просто ликов Смерти слишком много…
– Но почему, едва заговорив о будущем, ты переходишь к упоминанию смерти? Отчего же так мрачно? Просто из-за того, что все люди смертны, и знают это?
– "Похитить будущее" в терминальной стадии и означает прервать твою или мою, или чью-то ещё жизнь, Гарри.


– Но я-то говорю, в общем, о твоём комплексно болезненном каком-то, чёрно-белом видении будущего. Получается, каждый из нас может стать жертвой чьего-то отлично спланированного убийства без соответствующего наказания за него.
По всему выходит, ты подвёл непосредственно к недвусмысленной аналогии с моим честнейшим и чистейшим планом мести недочеловекам, как ты сам их и зовёшь?
– Да, – в предрассветной, особо глубокой тиши, звонко, как пощёчина, раздался тихий голос Мастера Зелий.
Руку он досрочно высвободил из ставшего неприятно жёстким и потным захвата. В этом жесте уже давно не было никакой романтики, разве что, для любителей детективов: рукопожатие соучастников серийных убийств.