Тихие воды Алларты, глава 7

глава 7


       Марго лежала в той же комнате, куда её принесли после ритуала зачатия, в какой-то ванне наполненной прозрачным желе. Тело оплетали полупрозрачные нити, по которым из высоких сосудов бежала прозрачная жидкость. Славка смотрел в спокойное расслабленное лицо, которого никогда не было раньше у девушки, как мерно поднимается её грудь, делая редкие вдохи, как подрагивают пальцы. Живот у неё уже чуть приподнялся, стал выпуклым,  казалось, он увеличивается на глазах.

 — Так и должно быть? — Славка не решился дотронуться до девушки.

 — Что?

 — Живот?

 — Да. За первую неделю он сильно увеличится, чтобы образовалась внутренняя полость. Там, в околоплодной жидкости и будет расти наш сын.

 — А ей не больно?

 — Она спит.

 — Но ей не больно? — продолжал настаивать Славка.

 — Она спит, — повторил Айнур. — Создатели мудры и чтобы женщина не умерла от боли, они дали возможность нам усыплять её до момента родов.

 — А как тогда она родит? — Славка смутно помнил, что роды процесс сложный и женщина принимает в нём активное участие.

 — Я вскрою её живот и достану дитя.

 — Ты? Чем?

 Вместо ответа Айнур выпустил когти длинные, прозрачные и даже на вид бритвенно острые. Славка покосился на них, стараясь не думать, что будет, если регул вонзит эти когти в него.

 — А кровь, как остановить? — продолжал расспросы Славка, собираясь получить ответы на все свои вопросы.

 — Зачем?

 — Как, зачем? — опешил Славка. — Она же умрёт.

 — Она и так умрёт, — пожал плечами Айнур.

 — Постой, как это — умрёт?

 — Женщина не перенесёт беременности, — пояснил Айнур. По его мнению, в происходящем не было ничего странного, и он искренне не понимал, почему так разволновался его шерхи.

 — Ты что привёл её на смерть? Специально?

 — Так повелели создатели.

 — Но… а если… а можно, ну чтобы она выжила?

 — Зачем? Ты хочешь обречь её на медленную смерть? — удивился Айнур, не веря, что его шерхи настолько жесток.

 — О чём ты говоришь? Мы все умрём, рано или поздно, но умрем! Но не так же!

 — Если она выживет после родов, то умрёт потом. И смерть будет очень нелёгкой.

 — Так, я уже ничего не понимаю.

       Славка уселся прямо на пол и опёрся о стену. В голове метались дикие мысли: придти ночью, забрать Марго, унести из дворца… Куда, кстати? В океан? Там живут очень недружелюбные твари, если не сожрут, так понадкусывают. Ну, предположим, они сбежали, куда им идти? Назад в свой мир хода нет, тогда, где скрыться? Где жить? Чем питаться самим и чем кормить ребёнка? Вряд ли у Марго будет желание, и самое главное, молоко, кормить чуждое ей существо. Выхода, кроме того, чтобы уговорить Айнура сохранить жизнь девушке и позволить ей жить вместе с ними во дворце он не видел, вот и озвучил свои соображения и брякнул сверху тяжёлый кирпич просьбы. Но ответ Айнура его возмутил. Тот даже не стал выслушивать все аргументы, просто ответил:

 — Нет.

 — Но почему? — взвыл от жалости и безысходности Славка.

 — Она умрет.

 — Да что тебе, куска рыбы и комнаты что ли жалко? — уже орал возмущённый жестокостью регула, Славка.

 — Нет. Ты не понимаешь, — Айнур не знал, как объяснить, что дело не в жалости или жадности. — Она… её организм будет истощён. Дитя вытянет все соки, кости у неё будут мягкими, как плоть медузы. Желудок, внутренности атрофируются. Она же ничего не будет есть всё это время. А ребёнок будет питаться ею. Понимаешь? Через три месяца останется пустая оболочка.

 — Что? — растерянно проговорил Славка. — Так значит, она обречена с самого начала?

 — Да, — с отчаянием проговорил Айнур. — Наши матери отдают свою жизнь, чтобы родился ребёнок. Всю, до последней капли. И умирают, когда дитя увидит свет. Думаешь, никто не пытался спасти женщин? Пытались и не раз, но все матери погибали мучительной смертью.

 — Это… мне нужно подумать… — Славка поднялся и, глядя прямо в глаза регулу, повторил, — мне нужно подумать. Не ходи за мной.

       Айнур смотрел ему вслед и не замечал, как сжимает кулаки с такой силой, что когти вонзились в ладонь, и разрывают плоть, причиняя новую, привычную и такую желанную сейчас боль. Всё закончилось, не начавшись. Сейчас он понимал, зачем отец поил своего шерхи вытяжкой из желез эфинеф — для слабых людей забвение часто лучший выход. Но Великий Создатель, как же он не хотел! Зачем держать рядом с собой покорную куклу, вместо живого и настоящего человека? Теперь понятно, почему отец приказал умереть безропотному шерхи, стоило только повзрослеть самому Айнуру. И почему так бесился, когда сын стал неосознанно копировать поведение своего человеческого отца. Вот только в отличие от шерхи, Айнура послать на смерть было нельзя.

       Славка ушёл к морю. Бесконечность огромного пространства, наполненного жизнью, равнодушной и величавой, завораживала и давала время на передышку. Услышанное перевернуло все представления о мире Алларты, в тихих водах кипели нешуточные страсти, дикие, как необузданная стихия. То, что ещё недавно казалось правильным, оскалилось во все зубы, острые, как у той змеюки, что сейчас облизывается на него. А то, что возмущало, то, что вызвало отторжение, теперь выглядело неизбежным злом. Он ещё утром понял, что Айнур не был девственником, но не получал раньше удовольствия от близости. Может, неизвестный Славке отец Айнура, таким образом, мстил сыну за смерть женщины? Или дело было совсем в другом?

       Славка стукнул в досаде кулаком по тёплому камню. Нет, вряд ли регул может испытывать тёплые чувства к женщине, с которой был близок лишь единожды. Она для него, скорее сосуд, живой инкубатор для вынашивания икринки. Тогда почему? Может дело во втором отце? В человеке? Как, давно погибший шерхи, перенес такие знания? Почему он умер задолго до гибели отца Айнура? Вопросы множились, словно мальки в тёплом заливе, а ответы мог дать только регул. Но идти к нему и спрашивать Славка не хотел, до мучительной дрожи, до тошноты. Эти когти, такие острые — один взмах и его голова отлетит в сторону, как у марионетки. Что же ему делать дальше? Что? Славка стиснул руками голову, жалея, что не может умереть. А может…

 — Доброго дня тебе, шерхи господина дворца.

       Из воды поднимался незнакомый регул. Чуть темнее кожа, другой оттенок глаз, телосложение, фигура, движения. Чужак. Чужак в Коралловом дворце. Славка вскочил, не зная, что делать, то ли звать на помощь, то ли приветствовать его. Тот, казалось, понял его сомнения и чуть улыбнувшись, проговорил:

 — Я, Истар, сын Лааси, сына Брогата, друг Айнура, господина дворца. Ты можешь смело проводить меня к нему, он будет рад со мной повидаться.

 — Не сомневаюсь, — буркнул Славка, чувствуя необъяснимое нежелание впускать в дом незнакомца.

 «С каких это пор я тут распоряжаюсь?» — думал Мирослав, поднимаясь по лестнице. Покосился на идущего следом чужака, отметил его красоту и с горечью подумал, что этот регул гораздо больше подходит Айнуру, чем он сам.

 «Красивый, не то, что я» — досада чуть не вырвалась наружу, и Славка холодно поинтересовался, за каким чёртом, ой, что привело неожиданного гостя?

       Истар забавлялся тщательно скрываемой ревностью человека, хотелось думать, что именно такой шерхи принесёт немного счастья его другу.

 — Сюда, — буркнул Мирослав, впуская незваного гостя, и увидев радость Айнура при встрече, торопливо ушёл, не собираясь даже вмешиваться. Не хочет, пусть так и будет.

 — Какой горячий у тебя шерхи, — лукаво улыбнулся Истар, обнимая друга.

 — Он не принял правды, — с горечью ответил Айнур.

 — Дай ему время, он поймёт. Слияние прошло нормально?

 — Да.

 — Я заметил, что у него начали расти жабры. Значит, его организм, его сознание, стали перестраиваться. Он уже принял тебя, хоть пока и не понял этого.

 — Хотелось бы. Жить вечно рядом с тем, кто тебя ненавидит - трудно, почти невозможно.

 — Подожди немного. Он примет всю правду.

 — Поймет ли?

 — Не сомневайся, — Истар подмигнул другу. — Он ревновал, идя сюда.

 — Я для него чужак, убийца.

 — Он поймёт, — повторил Истар.

 — Посмотрим, — не стал спорить Айнур и сжал его руку, крепко, делясь радостью от долгожданной встречи.


       Друзья провели вместе весь день, до заката и лишь, когда солнце коснулось воды, Истар ушёл домой, задержавшись напоследок у камня, занятого хмурым Славкой.

 — Мы не люди, шерхи. Не суди нас по меркам людей. Ты нужен Айнуру больше, чем кто-либо в этом мире. Не позволяй ему повторить ошибки отца.

 — А что там случилось? — помимо воли вырвалось у Славки.

 — Его шерхи не принял правды, и старый господин стал поить его вытяжкой желёз эфинефы.

 — Зачем?

 — Чтобы он не помнил, не знал, не чувствовал. Регулы не знают матери, у нас есть отцы. У Айнура… когда он вырос, старый господин приказал шерхи умереть. Он не мог больше жить с полуживой куклой.

       Славка понял, вдруг резко, сразу, всё понял. Понял и ужаснулся, представив себя, пустого, как резиновый пупс, Айнура, который рано или поздно устанет от него и тоже отправит на смерть. И ещё не рождённого сына, который может пройти жестокий путь своего отца. И свое нежелание допустить этого.

 — Я понял тебя, Истар, сын Лааси, сына Брогата. И спасибо.

       Регул склонил голову, прощаясь, и погрузился в воду. Он сделал, что мог.

       Тёмный силуэт на фоне закатного неба. Чёткий, будто нарисованный уверенной кистью опытного художника. Нечеловечески красивый. И бесконечно одинокий. У Славки защемило где-то в груди, ну вот будто у него сердце болит. Он подошёл и, не говоря ни слова, обнял Айнура, прижал к себе и тихо, прижимаясь лицом к шёлку волос, сказал:

 — Хватит уже. Пошли спать, лягушатина.

 — Я… я не лягушка, — уже привычно огрызнулся Айнур, но дрогнувший голос, расслабившиеся вмиг плечи, молча кричали о том, что пережил регул в этот день.

       Позже, когда они уже лежали, уютно устроившись на мягкой постели, Славка решил расставить все нужные точки.

 — Я не скажу, что понял и принял то, что узнал сегодня. Но… ты не виноват в этом. Это ваши дурацкие создатели так задумали. А вы расхлебываете всё это веками.

 — Наверное, ты прав.

 — Конечно! Я всегда прав, запомни это. И вот ещё что, начнёшь поить меня этой гадостью… ну вытяжкой из чего-то там, получишь, понял?

 — Понял, — Айнур не стал говорить, что если он даст шерхи вытяжку, тот забудет всё с первого глотка. Но он не даст. Никогда. У его сына… у их сына будет два настоящих отца.

 — Вот и хорошо, что понял, — умиротворённо пробормотал Славка и по-хозяйски закинул на регула ногу.


 ***

 Некоторое время спустя.


 — Плыви сюда! Ну же, маленький!

       Славка протягивал руки навстречу тёплому маленькому комочку, изо всех сил перебирающему конечностями. Огромные глаза, отливающие синевой, широкий смеющийся рот, светлые волосы, сейчас тонкими нитями развивающимися в воде.

 — Лягушонок мой.

       Мирослав поймал взгляд Айнура и скорчил рожицу, делая вид, что совершенно не обращает внимания на регула. Малыш, дитя двух разных народов, рождённый в боли, забравший жизнь матери, был для Славки самым дорогим существом, таким же дорогим, каким стал за это время Айнур. Холодный, замкнутый регул, раскрывающийся только на ложе, отдающий своё тело без остатка и берущий у Славки всё, до донышка. И, пожалуй, да стоит ему уже наконец, дать. Пусть порадуется.

       Счастье, огромное, как этот океан, чуждое прежнему миру, единственно важное в этом, наполняло всё существо Славки. И он только хотел, чтобы это никогда не кончалось. Они будут жить долго и счастливо и упокоятся в один день в тихих водах Алларты.