Первая любовь. Гл. 34

Гл. 34
Они жили в баптисткой семье на окраине Ричмонда, штат Вирджиния. Вирсавия не переставала удивляться, какой большой и деятельной была здешняя община. Ричмонд являлся одним из центров баптисткого движения Америки (а значит, и всего мира, ведь в США живет больше все приверженцев этой конфессии).

Все дни были заполнены служениями, встречами, концертами и молитвенными собраниями. Семья, приютившая их, занимала в общине не последнее место. Глава ее, потомок русских религиозных эмигрантов послевоенной волны, Иван Мэр (так сократил фамилию Марченко его отец), служил в церкви дьяконом. Мать тоже из бывших советских, украинка, приехавшая вместе с родителями уже в перестроечные времена. У них было пятеро детей – девочка Алиса на год моложе Вирсавии, три мальчика-школьника и 19-летний студент баптисткого колледжа, которого в семье звали Матвеем, а друзья - Мэтом. Мэт Мэр или Мэр Мэт – Вирсавию это сочетание забавляло.

Все Мэры хорошо говорили по-русски, что было приятно отцу Вирсавии, который с трудом изъяснялся на чужом языке. Зато дочь сразу потянулась в церкви к местным, большей частью для того, чтобы попрактиковаться в разговорном американизированном английском. У нее уже был опыт – в Краснодар часто приезжали братья и сестры из штатов, но сейчас она имела возможность влиться в толпу сверстников, слушать их разговоры, не адаптированные для иностранцев. Марк не препятствовал ей, считая, что общение с христианской молодежью пойдет дочери на пользу, после всего, что произошло в последние месяцы.

Вирсавия разочаровала его. Она росла хорошей покладистой девочкой, даже в раннем детстве не доставляя хлопот. Все «нельзя» и «не лезь» понимала с первого раза, приятно удивляя родителей, которым стоило в свое время большого труда справиться с капризами старшей дочери и изощренным на проказы Даниилом. Она не устраивала истерик, предпочитая или согласиться с мнением старших, или отстаивать свою точку зрения не по-детски спокойно, аргументировано. Но в подростковом возрасте вскрылась черта, которая не нравилась Марку – он стал понимать, что его вторая дочь очень скрытна. И ее внешняя покладистость не всегда означает, что она согласилась внутренне. К примеру, когда родители запретили Руфи дружить с мальчиком с соседней улицы (ничего предосудительного, ей было десять, ему – девять), дочь устроила скандал, плакала, кричала, пыталась что-то доказать. Марк сразу понял, что нужно корректировать ее поведение в этом направлении, пристально следил за всеми контактами, вовремя, как он считал, отвадив даже соседа Вову, который стал слишком часто заходить за домашними заданиями. И поспешил выдать Руфь замуж, как только она повзрослела.
 
Когда же родители сказали Вирсавии, что ей не стоит слишком часто общаться с «мирской» одноклассницей Лидой, та спокойно задавала уточняющие вопросы, не противилась и не возмущалась. И, в конце концов, признала их доводы. Однако вскоре выяснилось, что девочки опять видятся вне школы. И пришлось разговор повторить. Марк знал, что Вирсавия дружбу с Лидой так и не прекратила, но внутренне смирился с этим, боясь слишком давить на дочь. Но других "грехов" за ней не числилось.

И вот внешне послушная и покладистая девочка преподнесла семье такой сюрприз. Когда Вирсавия вернулась после побега, она сказала родителям всего одну фразу: «Я люблю его, но я обещаю больше с ним никогда не встречаться». И ушла в глухое молчание, словно стену между собой и остальными поставив. Марк ей не поверил - именно из-за молчания. Слезы, оправдания, даже попытки соврать - все было бы лучше. Но видя, как дочь замкнулась, как опустели ее глаза, Марк понимал, все, что с ней произошло - для нее слишком много значит, слишком серьезно. Поэтому все-таки отвез дочь в Ставрополь - от греха подальше. Да она и не противилась, сама ища повод укрепить свое решение расстоянием. А за коротким возвращением домой последовала Америка. Они поехали с отцом вдвоем, как он сказал – на полмесяца. И здесь новые впечатления захлестнули ее, помогли расслабиться, она снова начала улыбаться, живо интересоваться всем, что происходит вокруг.

А через двенадцать дней Марк объявил, что хочет с ней прогуляться. С самого приезда они не оставались наедине. Пошли по какому-то парку, очень чистенькому, очень геометрически правильному. То и дело их обгоняли бегуны, с гвоздиками наушников в ушах, но дорожки были достаточно широкими и никто никому не мешал.

- Вирсавия, я послезавтра уезжаю, - сказал он наконец, когда они вышли к берегу небольшого озера. Здесь было достаточно тихо. По воде плавали толстые довольные жизнью утки.
Дочь вопросительно посмотрела на него. «Что значит я?» Но промолчала.
- Я уезжаю, - повторил Марк. – А ты останешься пока в семье Ивана.
- Отец, но я же собиралась поступать в университет. Я отправила результаты ЕГЭ…
- Матвей сделал тебе предложение.
- Что?

Она растерялась. Конечно, в эти дни она много времени проводила с Мэтом, но никогда – вдвоем. Он был предупредителен, вежлив, часто улыбался ей как и другие Мэры, изредка делал тактичные комплименты – не более.

- Я не хочу здесь оставаться.
- Ты услышала, что я тебе сказал? Как ты относишься к Матвею?
- Как я могу к нему относиться? Я его совсем не знаю. И даже если узнаю, - Вирсавия задумала, а затем уверенно сказала, - Не думаю, что когда-либо захочу за него замуж.
- Все в руках Господа.
- Надеюсь, ты не собираешься выдать меня силой?
- Нет. Но я хочу, чтобы ты осталась у них, осмотрелась. И Иван с женой этого хотят. А я пока заберу в Россию их Николая. Пусть погостит у нас, увидит страну предков.
- Отец, но если я пропущу сроки поступления…
- Ты можешь ходить здесь на курсы при баптистком институте, если уж  очень хочешь учиться.
Он не слышал ее. Вирсавия с грустью смотрела на уток, вылавливающих в озере невидимый корм.
- Что я должна сказать или сделать, чтобы ты увез меня с собой?
- Ничего. Мы уже договорились с Иваном.
- Так не честно!
- Я позвал тебя, чтобы поставить в известность. Это решение не обсуждается.

Вирсавия посмотрела на него и по холодному уверенному взгляду поняла, что он не шутит.
- А мама знает, что я не вернусь?
- Знает. Мы сразу это решили. И поверь, так будет лучше.

Вечером Вирсавия улучила момент и, подойдя к Мэту, сказала:
- Мне нужно с тобой поговорить. Наедине.
Он улыбнулся. Многообещающе. И ее недобрый ответный взгляд нисколько его не смутил.
Мэт был симпатичным – невысокий, темноволосый, кареглазый, с приятными мягкими чертами лица. Но у Вирсавии сейчас не вызывал никаких чувств, кроме желания оказаться от него как можно дальше. Желательно - за много тысяч километров.

Он шепнул ей «Библиотека» и сам поспешил в эту небольшую комнату на первом этаже, куда редко кто из семьи заглядывал.

Вирсавия не стала ходить вокруг да около:
- Отец сказал, что ты сделал мне предложение. Может нужно было сначала меня хотя бы в известность поставить? - строго выговорила она. сдвинув к переносице светлые бровки.
Мэт растерялся от такого напора.
- Но ведь все давно решено…
- О чем ты?
- Я думал, ты в курсе. Твой отец присылал нам твое фото, ты мне понравилась. Мы молились и я почувствовал, что Господь хотел бы, чтобы мы поженились. А теперь, когда ты приехала, я вижу, что ты еще лучше, чем на фотографии.
- Вот как, оказывается. ..
Вирсавия посмотрела на него насмешливо и с вызовом.

- А меня как-то не предупредили, что замуж везут. И голос свыше мне ничего не говорил.
- Если хочешь, мы сейчас помолимся вместе.
- Нет, с тобой – не хочу.

Ее враждебность начала удивлять Мэта. Вирсавия решила, что это - хороший знак. И попыталась закрепить отрицательное впечатление.
- Послушай, - она слегка прикусила губу, - Я должна тебе что-то рассказать.
- Да, конечно, я слушаю.
- Знаешь, почему отец привез меня сюда? В нашей церкви он уже не может меня замуж… пристроить. Как бы тебе объяснить (она отлично играла смущение), у меня там репутация не очень.
И выпалила, глядя ему прямо в глаза:
- Я занимаюсь проституцией, с пятнадцати лет. Так что лучше тебе от меня отказаться добровольно.
Кажется, она в первый раз произносила это слово. Но смущения не было. Ее разбирал смех. Симпатичное открытое лицо Мэта вытянулось. Но он быстро овладел собой, задумался. Потом сказал:
- Ну что ж, Мария Магдалина тоже была падшей женщиной. Для меня твое прошлое не имеет значения.
Вирсавия разозлилась - ее надежды на то, что Мэт откажется от нее добровольно и - что уж лучше - заставить отца отвезти восвояси такую невесту - не оправдались:
- А то, что я тебя не люблю, тоже не имеет значения?
Глупый вопрос. Конечно, не имеет. Любовь должна прийти после свадьбы...
- У меня парень есть, там, в России…
Это она сказала уже без вызова, с печалью в голосе. Мэт кивнул:
- Я знаю.
- Знаешь?
- Да, знаю. И о том, что ты из дома убегала – тоже. Но ты ведь не сможешь быть с ним, так?

Она не ответила. На глаза наворачивались слезы.
Он прикоснулся к пальцам ее руки.
- Я буду молиться. Вся семья моя будет молиться. Я очень хочу, чтобы Господь исцелил твое сердце.
Его слова были такими правильными, так идеально сочетались с той моралью и философией, к которым она привыкла, в согласии с которыми выросла. И у нее вдруг появилась надежда: А если, и правда, получится все забыть? И новый мужчина – ее муж, хороший и внимательный, сможет вытеснить из ее памяти Влада. Ведь с ним – нельзя. С ним – не по пути…

- Я выйду за тебя, - сказала она. Ровным голосом.
- Когда?
- Все равно.
- Надо сказать твоему отцу, чтобы сдал билеты – наверное, он захочет остаться на свадьбу.

Мэт улыбнулся, и Вирсавия ответила ему вымученной улыбкой.

http://www.proza.ru/2015/05/22/1534