Дорогами войны

НЕБЕСНЫЕ СЛЕЗЫ. Рассказ.

Они сидели на скамейке в сквере, отец и дочь. Он, по-старчески нелепо засунув руку в карман брюк, она рядом с ним, подслеповато улыбаясь чему-то. С неба накрапывало сыростью. Мелкие капли ложились на медали и ордена старика, и соединившись с ними,  таинственно поблескивали латунью. Мужчина извлек из внутреннего кармана френча платок и краешком его утер мутную старческую слезу. Папа, начался дождь, а у нас даже нет зонта. Ничего, не сахарные, не размокнем, ответил отец. Порыв ветра подмахнул листву с крыши беседки и сбросил ее под ноги сидящим. Это ветреное сальто мысленно на время перенесло старика туда, на поля страшной битвы, где вечность назад силы света одержали великую победу над тьмой. Он сидел на лавочке, смешно поджав под себя ноги, телом здесь, в парке, а мыслями там, в том далеком прожитом, но не отжившем, в поре своей прекрасной юности, которая выпала по сроку на трудное бремя зрелости.

Четвертый год шла война. Чудовищным, кровавым огненным шаром она нехотя, в развалку, перекатывалась от страны к стране, с неохотой оставляя места своего присутствия. Чудовищная разруха и угнетающая нищета сменяли ее, предъявляя людям права на обладание местностью. Люди, тысячи тысяч обозленных, смертельно уставших, иссушенных горем, но крепких верой, сильных, разных по профессии, но ставших ко сроку военными, человеческих особей, гнали этот огненный шар смерти все дальше и дальше от своих домов. Шел в том строю и наш старик. Только тогда он бы далеко не стар, а напротив складен и молод. Всю свою не долгую сознательную жизнь до войны он активно занимался физкультурой, изучал философию, готовясь к поступлению в вуз. И вот теперь в потоке, в нескончаемом походе, шагая дорогами поражений и побед, его это часто и сильно выручало. И тогда, под Москвой, когда казалось, что мир рухнет в одночасье и его ничто уже не спасет. Когда даже закоренелые атеисты в порыве беспамятства молились, выйдя из боя, растерзанные в клочья. Пусть не умело, как знали, совершая крестное знамение не той рукой и не в том направлении. Но хоть пусть и по нужде слагая свою молитву о спасении Богу, уже натаптывали к нему свою тропинку. Где б мы были, если не нужда. Через нее мы начинаем верить. И тогда именно она подталкивала нас к обращению к чуду. Потому что верить больше было не во что. Ох уж эта нужда - наша вечная верная тропинка к Богу. Когда грозной зимой сорок первого Жуков с иконой Богородицы облетал линию фронта, мы этого не знали, но уже верили. Верили, что Бог, всемогущий творец и волшебник, от которого мы отвернулись, нам поможет. Мы Его не выбрали, а Он выбрал нас. И вот первый хрупкий лучик надежды. Линия фронта надулась, словно парус, в сторону столицы, но не лопнула, выстояла, выдержала. И хотя в Ленинграде долго еще буду везти в последний путь саночки с ушедшими, но не покоренными жителями города, здесь сейчас уже, и вопреки всему, забрезжил первый лучик надежды. Сможем. Выстоим. Будем жить!

Вот и сейчас, еще в окопах и сражениях, но уже на границе великой империи он тоже и снова верил: ему, как и всем, по силам этот маршрут. Третий день шел затяжной бой, то переходящий в активную фазу послеобеденных стрельб, то вяло засыпая, под отдельные автоматные выстрелы на рассвете. Окопы набухли весенней влагой и ты, как его мокрая принадлежность, сливался с бруствером, обернувшись шинелью как осиновым листом, превращался с окопом в одно единое месиво. С неба лило, не прекращая, будто оно наскоро желало смыть следы ужаса с уже освобожденных территорий. Видимо, находясь здесь, на передовой, мы невольно попали на границу, по которой проходил всеочищающий дождь. Что ж, очищение дело хорошее, к тому же деваться нам было не куда. И мы радостно прели в окопах. За годы боев человек привыкает к грязи. Он принимает правила игры, органично сливаясь с ней. Человек вообще ко всему привыкает. Опять же, как посмотреть на грязь. В целом это полезная штука. Вспомним хотя бы грязевые ванны. Ничто так не согревает душу в окопе, как мысли о доме, сухая папироса и добрая шутка. Письмо получено с вечера и уже мокрым, верным другом карандашом, наскоро написан ответ. О сухом табаке можно только мечтать. Остается шутить. Вот и принимаем в окопе грязевые ванны. Причем бесплатно. Так бы и обратились сами в грязь, если б не враг. Проявив активность, он пошел на штурм наших порядком промокших укреплений, но атака захлебнулась. И не удивительно, так было сыро и мокро. По скользкой, набухшей земле, с комьями глины на сапогах мы перешли в контратаку , которой немец по-видимому не ожидал. Просто он не был готов к такой нашей прыти. А мы понеслись и враз смели их первый оборонительный редут. Сами от себя такого не ждали. Так надоели грязевые ванны. Бой был коротким, но продуктивным для нас. В сухих немецких окопах, подготовленных для долгой обороны, а не на скорую руку, как наши, мы пришли в себя, пообсохли, обогрелись и даже разжились кое-каким провиантом. Наша-то кухня отстала на марше, а в рюкзаке в наступлении много не унесешь. Закусив сто грамм спирта  шматком свиной тушенки и запив глотком крепкого чая, он унесся мыслями в светлое, еще не наступившее но такое желанное будущее. В нем он увидел себя в сквере на лавочке, под раскидистой кроной ясеня. Над головой было мирное небо, из которого летели жирные капли дождя. Они торопились на землю, чтобы очистить ее от кошмара войны, смыв потоком следы крови, беды и несчастья. Смыть навсегда. Смыть так, чтобы он никогда больше не повторялся.

Дождь давно уже кончился, а они, по-прежнему, сидели на мокрой лавке в сквере у дома. Он по-старчески нелепо держа руку в кармане брюк. Она - подслеповато улыбаясь чему-то невидимому где-то в дали. А дыхание природы говорило им обоим влагой небес о силе очищения и возрождения. А еще о том, что в жизни нечего бояться. Тем более капель дождя.