Перстни

ПЕРСТНИ

          В самом начале шестидесятых, в августе, я снова оказался в Куйбышеве. Снова – потому, что с самого раннего детства каждый год меня привозили сюда из Ленинграда на всё лето к бабушке и дедушке. На этот раз причина была другая – для поступления на дневное отделение в институт мне не хватило одного балла. Какая – то робость, кстати, не присущая мне в те годы, не позволила сообщить приёмной комиссии, что до двух необходимых лет трудового стажа мне не хватает всего двух месяцев. В итоге, предложили поступить на вечернее отделение. А тут, в Куйбышеве, серьёзно заболела оставшаяся одна бабушка. И я, под гарантии куйбышевского дядьки о моём переводе в следующем году на второй курс дневного отделения любого технического института Ленинграда,, отправился в Куйбышев обучаться на вечернем отделении Куйбышевского Авиационного Института, ухаживать за бабушкой и работать в лаборатории моего дяди, тогда ещё доцента или уже профессора, не помню. Дядя Саша был крупным учёным, разработавшим теорию вихревого эффекта в термодинамике. Докторскую диссертацию на эту тему он писал в Принстонском Университете, удивляя многонациональный коллектив аспирантов умением паять, работать напильником, на станках, а также умением залпом выпить стакан водки или виски. Война застала его студентом второго курса Политехнического Института в Ленинграде. Удивительно то, что он прошёл, вернее, проехал самые страшные точки на карте войны без единой царапины: - Сталинград, Курскую Дугу и, наконец, штурмовал Берлин, будучи фронтовым шофёром. В Авиационном институте, помимо чтения лекций, дядя Саша возглавлял крупную отраслевую лабораторию по внедрению вихревого эффекта в холодильную технику.


          Лаборатория располагалась в ближайшем пригороде Куйбышева на территории бывшей газонаполнительной станции – ГНС. Помимо дядиной лаборатории, там ещё присутствовала лаборатория другой кафедры института с наглядным пособием по авиационным двигателям. Пособием служил реактивный самолёт МИГ-15 без крыльев, но с работающим реактивным двигателем. Когда для студентов этот двигатель запускал бывший авиационный техник - лаборант кафедры Дорофеев, шум на всю округу стоял ужасный, а из лабораторного кирпичного забора, что метрах в семидесяти напротив выхлопного сопла самолёта, часто вылетали разбитые кирпичи. Первым трудовым поручением мне, младшему препаратору кафедры термодинамики, была подвозка к забору на грузовом мотороллере новых кирпичей, лежащих большим штабелем на территории у ворот. Я с наслаждением проезжал на мотороллере пятьсот метров от ворот до забора. Конечно, укладывать кирпичи в кузов было менее интересно, скажем так. Я с раннего детства любил механические средства передвижения. Однако, кроме самоката и велосипеда у меня ничего не было. А тут, в семнадцать лет, уже управляешь мотороллером, пусть и грузовым!


          На первых порах моим непосредственным начальником был старший инженер лаборатории, бригадир мастерских, Вениамин Аристархович. Я должен был выполнять все его поручения. Перевозку кирпичей, в том числе. До меня кирпичи перевозил он. Но однажды, после серьёзного застолья на территории, Веня, так его все называли, на пустом мотороллере выехал за ворота, чтобы прокатиться с ветерком. « Какой же русский не любит…!». Быстро ехал Веня совсем недолго. Метров через восемьсот гонки по шоссе он влетел в кювет и благополучно перевернулся. Благополучно – потому, что мотороллер не пострадал, а Веня отделался лёгкими ссадинами. Правда, у начальства он вышел из доверия. А тут я…


          Через много лет, работая в НИИ, я заметил интересную особенность. В лабораториях работают инженеры, техники и научные сотрудники. При лабораториях существуют экспериментальные мастерские, где изготавливаются разработанные макеты приборов, прообразы будущих изделий. В этих мастерских трудятся рабочие, которые изготавливают детали, паяют электрические схемы и собирают макеты. Бригадиром рабочего коллектива обычно ставят самого опытного рабочего. Спустя год или два такой бригадир начинает чувствовать себя несколько неуютно. С одной стороны, он не инженерно-технический персонал, так как диплома у него нет. С другой стороны, он уже и не рабочий. Появлялся некий комплекс. Проявляется он в том, что такой бригадир требует к себе безграничного уважения со стороны инженерного персонала. По имени отчеству – обязательно! Боже, упаси, прийти к такому бригадиру с эскизом и сказать: - Сделайте вот так. Найдётся тысяча причин, что всё тобой задуманное - неправильно. А если будешь настаивать на своём, то сделано по твоему эскизу будет нескоро и в последнюю очередь. Другое дело, если придёшь со словами:

 - Николай Петрович! Я бы хотел с Вами посоветоваться…

Тут уж всё будет сделано быстро и, практически, без корректировки эскиза. Вот примерно таким бригадиром и был старший инженер Вениамин Аристархович.

 
          Высшего образования он не получил. Ставки бригадира в штатном расписании лаборатории не было и, поэтому, числился он старшим инженером. Из-за своего труднопроизносимого отчества Вениамин Аристархович позволял называть себя Веней, но обязательно на Вы. Одевался Веня достаточно элегантно. Чуть выше среднего роста, в кожаной курточке и аккуратных брюках, в начищенных ботинках, он чем – то смахивал на художника. Узкое лицо не портили ранние залысины. На голове у Вени красовался импортный берет, а на пальце правой руки привлекал внимание изумительной красоты серебряный перстень-печатка. Не походил Веня на рабочего, ну, никак! И еще любил Веня рассказывать рабочим и младшему научному персоналу лаборатории всякие байки о себе. Рассказы свои он часто повторял, но в деталях не путался. Так, например, выяснялось, что тёмно синий берет был подарен Вене незнакомым французом-антифашистом в день девятого мая, когда Веня был в Киеве в гостях у брата на празднике Победы. История перстня была более длинной. Оказалось, что во время демонстрации холодильной установки с вихревым эффектом в Москве на ВДНХ к Вене подошёл какой-то крупный зарубежный предприниматель со свитой. Минут десять Веня рассказывал, как восхищался потенциальный покупатель холодильником, какие вопросы задавал и как Веня отвечал. В итоге, буржуй подарил Вене перстень, надеясь на плодотворное сотрудничество. Оказалось, что бизнесмен принимал Веню за главного конструктора и хозяина изделия. Пока всё это Веня долго рассказывал, я вспомнил свою историю с перстнями.

 
          Каких только глупостей мы не делали в свои пятнадцать-семнадцать лет! Особенно, если ты учишься в вечерней школе и работаешь. Один фарцовщик, знакомый по совместным походам на танцы, как-то предложил мне купить перстень с символикой древних индусов. Его он, якобы, обменял у английского туриста на комсомольский значок. За свои полтора рубля я получил массивный стальной безразмерный перстень. На широкой площадке перстня были вырезаны и почернены череп и кости. Посередине композиции был размещён небольшой красный камешек. По дурости своей я этим перстнем очень гордился, не снимая его с пальца даже во время работы на токарном станке, когда все руки были в машинном масле. Мне казалось, что я стал более мужественным и немного загадочным. Приятели мне отчаянно завидовали. Однако, был я мужественным и загадочным всего месяца два. Как – то раз, я возвращался на трамвае домой с работы. Все сидячие места в вагоне были заняты. Я стоял в пустом проходе посередине вагона, небрежно держась правой рукой за поручень. В окнах вагона передо мной широкой лентой была Нева, а в окнах напротив – Горный институт. На моей поднятой правой руке зловеще поблескивал перстень с чернёной символикой, хорошо сочетающейся по цвету с чернотой под ногтями. На остановке «Горный институт» в вагон вошёл и остановился рядом со мной мужчина средних лет. Половину пути до следующей остановки попутчик молчал, как-то странно поглядывая на мою руку. – Завидует! - мелькнула мысль.

             – Молодой человек, - сказал он мне тихо,

              - Вам не кажется странным, что такие же перстни и нашивки носили фашисты, с которыми наш народ и я, в том числе, воевали?


Сказал - и вышел из вагона. А я тут же засунул руку с перстнем в карман пальто… Мне стало безумно стыдно, что я, ровесник Победы, оказался таким идиотом. Сойдя на своей остановке, я немедленно выкинул перстень в урну.


          Следующий перстень просуществовал у меня тоже недолго. Во время каких-то массовых вечерних гуляний под ногами у меня что-то блеснуло. Этим что – то оказался миниатюрный мужской серебряный перстень. Печатка была выполнена в виде рыцарского щита, покрытого коричневой эмалью. Посередине щита было написано: «Dieu», что, как я потом узнал, означало – Бог по-французски. Перстень налезал у меня только на мизинец правой руки. Смотрелось неплохо. В то время мы с приятелем Гариком впали ещё в одну крайность, помимо выступлений на танцплощадках с исполнением рок - н - ролла. Раз в две недели мы, двое работяг: я - токарь, а он – слесарь, в женском отделе парикмахерской делали маникюр и покрывали ногти бесцветным лаком. Стоило это тридцать копеек. Ещё, в каждый вечерний выход на улицу нам нравилось до блеска чистить обувь за десять копеек у чистильщиков, будки которых стояли на каждом углу. С перстнем же я красовался месяца четыре. Потом хитрый Гарик выменял у меня этот перстень на модный тогда галстук с пряжкой и двумя верёвочками. Расстался с перстнем я без сожаления, а зря, как я сейчас понимаю. А история с маникюром имела небольшое продолжение. В свой прошлый приезд в Куйбышев год назад я был у бабушки летом два месяца. Приехав, я взглянул на свои руки и решил, что пора сделать маникюр. С этим намерением я направился в ближайшую парикмахерскую на улице Красноармейская. С одной стороны зала ожидания сидела мужская очередь, с другой стороны – более многочисленная женская. Я подсел к женской очереди…

                - Кто последний? Вернее, Кто последняя? - спросил я.

                – Молодой человек! Вам надо в ту очередь! – участливо подсказала последняя в женской очереди.

                - Нет, мне надо сюда. На маникюр! Тут на меня с изумлением уставились обе очереди. Такого в Куйбышеве ещё не видели.

                – Вы, наверно, артист? – спросила маникюрша, приступая к моим рукам.

                – Нет, я токарем в Ленинграде работаю.

                – Ах, в Ленинграде! – выдохнула она.


          Вот такие воспоминания навеял мне Венин перстень и его рассказы о ВДНХ. В одну из суббот поехали мы с дядей Сашей на осеннюю утиную охоту. Над степными заросшими озерцами вечерние утки летали активно, мазали мы мало и с трофеями направились к машине. У костра, после выпивки – я меньше, а дядя Саша больше, и обильного ужина, лёжа, мы потягивали чай. Тёплая ночь, водка и костёр располагали к неторопливому разговору. Тут я и вспомнил Венин перстень.

                – Дядь Саша! Что это у Вени за перстень, как он говорит, подарок с ВДНХ?

                - Слушай ты его больше! На самом деле, Сашок, это длинная история.

          - Дело было в жуткую стужу в январе 1943 года под Сталинградом. Бои шли непрерывные и кровопролитные. Вместе с немцами воевали итальянцы и румыны. Фронтовые дороги были все изрыты воронками от бомб и снарядов. Быстро на грузовике не погоняешь. И вот, еду я потихоньку в предрассветных сумерках по этой изрытой дороге. Как ни старался объезжать воронки, но всё-таки задним правым колесом заехал в яму. А в кузове груз. Машина тяжёлая. И хрустнула моя правая рессора как спичка. Ехать дальше не получается. Идти за помощью далеко, машину с грузом не бросишь, а солнце уже появилось над горизонтом. А если вдруг самолёты!.. Есть у шоферов маленькая хитрость. На место сломанной рессоры засунуть что-то типа оглобли. Потихоньку доехать можно. Посмотрел я вокруг - из снега торчит великое множество всякого хлама от разбитых обозов и  разбитых машин. Солнце уже взошло. Снегу лежало много, местами белого, местами чёрного, закопчённого. Метрах в сорока от дороги увидел я толстую палку, подходящую для ремонта и побрёл к ней по снегу. Слава Богу, что были валенки! Вдруг, не доходя несколько шагов до палки, я увидел торчащую из-под снега руку в чужой шинели. Непонятно какой: немецкой, итальянской или румынской. Всего-то - кисть и кусок рукава. Но точно, форма не наша. На одном из пальцев замёрзшей руки блестел перстень. Недолго думая, немецким трофейным тесаком я отсёк сразу несколько пальцев. На морозе они хрустнули как сосульки. Потом я снял с пальца перстень, засунул его в карман ватника и забыл. Не до него мне было! Впереди был ремонт машины на морозе. До своей части я всё - таки добрался. Уже потом в кармане нашёл я этот перстень. Доехал он со мной до Берлина, а потом, после войны забыл я о нём надолго. Лет через двенадцать попался этот перстень мне на глаза среди всякого забытого хлама, а тут Веня в лаборатории появился. Мужик он неплохой, исполнительный, но немного пижонистый и болтливый. Вот на какой-то праздник я ему перстень этот и подарил. Только ты, Сашок, про перстень Вене не рассказывай. Обидится он на меня.

                – Хорошо, дядя Саша, пообещал я, залезая под одеяло.

 Обещание своё я выполнил.