Марк Олден - Дай Сё. Глава 21

ГЛАВА 21
   
    Джен Голден стояла на стене замка Икуба и наблюдала, как на мощеный камнями двор вкатываются новые и новые машины - гости собирались на вечеринку. Ее внимание привлек "Кадиллак Эльдорадо", водитель которого, затормозив, посигналил, выводя несколько нот "Желтой розы Техаса". Джен покачала головой и допила свой кампари с содовой. Временами гайдзин компурекксу, Западный комплекс - уверенность, что все американское и европейское лучше японского - очень раздражал.
    Из "Эльдорадо" появились несколько пар. Мужчины были якудза, и, казалось, явились прямо со съемок фильма о гангстерах тридцатых годов в своих полосатых костюмах, гетрах, черных рубашках, белых галстуках и шляпах - и это была их повседневная одежда. Их женщины, стройные красавицы в стиле нео-панк - высокие "шипастые" прически с зелеными и розовыми прядями, кожаные курточки, туфли на высоких каблуках и дизайнерские джинсы. Прямо из центрального Лос-Анжелеса, подумала Джен. Или из клуба "Гряззь" на Манхеттене.
    Она взобралась на стену, чтобы отдохнуть от толпы друзей, знакомых и поклонников Кенпати. Вначале вечеринка планировалась только для членов съемочной группы и актеров - даже не вечеринка, а небольшой прием, шведский стол и экскурсия по замку для тех, кто был здесь впервые. В этом был весь экстравагантный и импульсивный Кенпати; обычно японцы с неохотой приглашали иностранцев в свои дома из страха, что гость найдет их обычаи странными, а сам дом - слишком скромным.
    В последний момент Кон передумал и прием превратился в шумную вечеринку в честь его грядущей презентации в Центре Линкольна. Типичный Кенпати, самовлюбленный и непредсказуемый. За считанные минуты список приглашенных увеличился, включив в себя местных и заграничных журналистов и моделей, киноактеров, борцов сумо и бейсболистов, геев, якудза, актеров театра кабуки и нескольких грозного вида молодых людей с недружелюбными глазами и короткими стрижками. Джен объяснили, что это члены фехтовальной секции Кенпати.
    Эти ребята держались особняком и вели себя так, будто принадлежали к высшей расе. Они не улыбались и почти ни с кем не разговаривали. Джен поняла, что это за типы, когда один из них ни за что ни про что толчком сбил с ног официанта и пинал, пока его не оттащили. Кенпати вмешался, но вместо того, чтобы заступиться за официанта, обругал беднягу. После этого инцидента Джен решила выйти подышать воздухом. Ей хватило на сегодня безобразного поведения Кона.
    Завернувшись в шаль, Джен поставила пустой бокал на холодный камень стены и стала прохаживаться взад-вперед. Она чувствовала себя мухой на стенке; отсюда был виден весь двор, наполняющийся гостями, и белый замок, но ее саму никто не видел.
    Джен была впечатлена тем, с какой заботой Кон восстановил и обставил замок. Многочисленные коридоры были выметены и выскоблены до блеска, комнаты сияли золотом и эмалью, как во времена князя Сабуро. Золотая посуда и скульптуры эпохи Эдо дополняли картину. Правда ли, что лучшие времена Кона были позади? Если так, он покидал сцену со стилем.
    Но иногда его стиль был не совсем удобоварим. Как этим вечером, например. Кон решил показать свое искусство игры оннагата и принимать гостей, переодевшись в женщину. Джен думала, что он шутит, пока не увидела, как Кон одевается и входит в образ. Под ее изумленным взглядом он сел у зеркала и нанес на брови растопленный воск, а потом покрыл лицо и шею белым пигментом. Затем Кон нанес голубые тени для глаз, напудрил лицо и нарисовал густые темные брови. Подведя глаза, он накрасил губы красной помадой и откинулся назад, рассматривая свое отражение. Он был прекрасен. Джен обнаружила, что думает о том, каково было бы заняться с ним любовью сейчас, и зажмурилась. Это было какое-то извращение... или нет? В Японии тебе легко сносило крышу.
    Открыв глаза, Джен увидела, как слуга помогает Кону облачиться в богатое кимоно. Кимоно было разноцветным, из синего, красного, белого и черного шелка, с нашитыми на нем изображениями цветов, птиц и оленей. Все это великолепие было подвязано широким золотым кушаком с прицепленной к нему маленькой куклой. Джен потеряла дар речи. она все еще не могла поверить, что Кон собирается принимать гостей в таком виде.
    Последней деталью был парик, тяжелый и искусно сделанный. Волосы скрывали лоб Кенпати и ниспадали до плеч. Венчала парик диадема с синими сапфирами и шелковыми цветами. Надев его, Кенпати покрыл белым пигментом руки по локоть, достал из ящика стола веер и раскрыл его. Он встал, обмахнулся и свысока посмотрел на Джен.
    Затем он стал прохаживаться - не как мужчина, а как женщина. Колени вместе, бедра покачиваются. Эффект был поразительным. Кон Кенпати исчез; его заменила женщина, настолько красивая и естественная, что даже знавшая, кто перед ней, Джен, стала сомневаться, не лгут ли ей глаза. Степень сексуальности Кона не переставала поражать ее. "Если это физически возможно - это не противоестественно", утверждал он.
    Но под конец Джен решила, что хорошего понемногу. К тому же Кон принялся заигрывать с несколькими мужчинами во время вечеринки, а потом по-скотски отнесся к бедному официанту. Поэтому сейчас Джен прогуливалась по стене, глядела на звезды и думала о Фрэнке ДиПальме. Она попробовала представить себе Фрэнка и женском платье и рассмеялась. Фрэнк тоже был крутым, но он никогда не напал бы на старика и не стал бы лупить его ногами, как футбольный мяч.
    Большинство приближенных Кенпати производили впечатление неуравновешенных людей. Психи вроде Вакабы. Его не было на борту самолета, когда они покидали Гонконг. Он доставляет одно мое послание, сказал Кон и закрыл эту тему. Джен и не настаивала. Если бы она больше в жизни не увидела Вакабу, то была бы только рада.
    Она вспомнила сцену у храма, столкновение Вакабы и Фрэнка. Тогда Фрэнк тоже передал послание - "держись подальше от моего сына". Почему Вакаба ненавидел мальчика? Джен содрогнулась при мысли, что тот мог бы сделать с Тоддом, если бы имел возможность.
    Джен была в долгу перед Тоддом. Он спас жизнь Фрэнка, первый раз, когда заставил того выпить травяной чай, и второй, когда вовремя вбежал в палату и не дал Лэйкоку снова отравить отца. Снова и снова Джен задавалась вопросом, что же произошло в ту ночь в палате, и не могла найти разумного ответа. Она помнила страшный холод и отвратительный запах. Она не забыла, как Лэйкок вылетел в окно. Ведь стекло было таким прочным, что полицейский, орудующий молотком, не смог разбить его.
    Выбросился ли Лэйкок из окна сам, испугавшись, что его поймали, или имело место что-то, что нельзя объяснить словами? Неважно, решила Джен. Фрэнк жив. Просто приму это и буду рада.
    Она оглядела двор замка, сады, бассейн, домики для гостей и личный кинотеатр Кона. Его жена и дети посещали замок редко и только, когда он приглашал их. Кон свободно говорил о них, хвастал успехами в учебе своих детей и хвалил жену.
     - Но видишь ли, - сказал он Джен. - Мне приходятся выбирать - быть верным себе или другим.
    Джен хотела было осведомиться у него, не думал ли Кон, что таким выбором он причиняет своим близким боль, но вспомнила, что и сама всю жизнь вела себя точно так же. Для нее было шоком осознание того, как они и Кенпати были похожи.
    Остановившись у ведущей вниз лестницы, она закурила сигарету, вновь взглянула на замок и увидела, как во двор вышел Кенпати. Он все еще был в обличье женщины и двигался так, будто был женщиной всю жизнь. Новоприбывшие гости, казалось, были совсем не удивлены его видом. Поздоровавшись, он продолжил свой путь, и Джен отступила в тень. Она не хотела, чтобы Кон видел ее.
    Он немного помедлил у дверей додзё и вошел. Джен расслабилась. Он не увидел ее.
    В додзё зажглись бумажные светильники; из окна полился мягкий оранжевый свет, и Джен увидела, что внутри был еще кто-то.
    Тодд.
    Она шагнула вперед. Что мальчик здесь делает? И почему он все это время сидел в додзё, в темноте? Кенпати и Тодд стояли напротив друг друга и беседовали - то есть говорил Кон, а Тодд лишь согласно кивал. Слов было не разобрать.
    По подъемному мосту во двор замка въехало такси, поймав нескольких гостей лучами фар. Джен не обратила на это внимание. Почему мальчик находится в замке без Фрэнка? Что, Кон сам привез его? И зачем? Узнай об этом Фрэнк, он тут же отправил бы Кона в больницу, а фильм Джен - просто ко всем чертям. Почему Кон не мог держаться подальше от Тодда?
    Такси объехало двор, сделав полукруг, и остановилось со все еще работающим мотором. С заднего сидения появился человек и захлопнул дверь с такой силой, что звук эхом раскатился по двору и привлек внимание Джен. Она узнала человека и поморщилась. Вакаба.
    Он поставил чемодан на землю, расплатился с водителем, и, обернувшись, взглянул наверх, туда, где пряталась Джен. Она прижалась спиной к прохладному камню и сильнее закуталась в шаль, молясь, чтобы Вакаба не увидел ее.
    Его левая рука и лоб были забинтованы. Имели ли повязки какое-то отношение к посланию, которое он должен был передать? И Тодд... Что, если Вакаба увидит его? Она вспомнила, как он пялился на мальчика в Гонконге.
    Громилы-друзья Кенпати вышли навстречу Вакабе и шумно приветствовали его, улыбаясь, пожимая ему руку и хлопая по спине. Джен передернуло от отвращения и страха.
    Свет в додзё погас. Тодд был ребенком; ему было не место в компании взрослого мужчины, который любил наряжаться женщиной. Может, стоило спуститься в додзё и прекратить то, чем бы они там не занимались. Кону это не понравится, ну и черт с ним. Джен должна была сделать это ради Тодда. И ради Фрэнка.
    Она уже поставила ногу на ступеньку лестницы, когда из додзё показался Кенпати. Он был один. Вакаба приветствовал его улыбкой и поднятым в воздух кулаком. Кенпати семенящими шагами приблизился, и телохранитель низко поклонился ему. Громилы наблюдали за ними в почтительном молчании. Джен показалось, что она стала свидетельницей какого-то тайного ритуала.
    Кон и Вакаба тихо беседовали по-японски. На этот раз говорил в основном Вакаба, будто отчитываясь о выполненном задании. Кон кивнул, дотронулся до повязки на лбу телохранителя и о чем-то спросил. Тот снова потряс забинтованным кулаком и сердито затараторил. Громилы слушали его и согласно кивали. Джен решила, что, похоже, таинственное послание Вакаба доставил обернутым вокруг собственного кулака.
    Из замка вышли двое фотографов, а с ними японка в шляпе и смокинге. Она окликнула Кона; тот помахал ей веером, похлопал Вакабу по плечу, развернулся и засеменил обратно в замок. Один из фотографов огляделся и что-то сказал коллеге, который кивнул. Джен подумала, что, наверное, они считали, что уже слишком темно, чтобы фотографировать Кенпати во дворе.
    Большинство громил вернулись на вечеринку вслед за режиссером, а двое задержались, чтобы поговорить с Вакабой. Джен стала на цыпочках спускаться по лестнице, когда из додзё вышел Тодд и Вакаба вперил в него полный ненависти взгляд. Джен открыла рот, чтобы закричать, предупредить Тодда, но в этот момент во двор влетели двое мотоциклистов в кожаных куртках, и рев моторов заглушил бы ее самый громкий крик.
    Джен бегом бросилась вниз по лестнице; Вакаба тем временем наступал на Тодда.
   
    ДиПальма быстро шагал по узкой улочке Рокубанто. Шедший впереди Шуко вдруг остановился и прижался спиной к стене дома; ДиПальма последовал его примеру. Мимо них проехал одетый в белую куртку посыльный на велосипеде, удерживая поднос с накрытыми крышками блюдами на ладони правой руки. Не оглядываясь, они продолжили путь, но на углу им снова пришлось уступить дорогу, на этот раз старику, толкавшему тележку с дымящимися жареными бататами.
    ДиПальма и Шуко замедлили шаг и стали заглядывать в окна зданий, мимо которых проходили - зал для игры в патинко*, кофейня, корейский ресторан. Они искали Тодда, который исчез из дома Шуко. На ходу тот продолжал рассказывать ДиПальме о своей связи с Тендари, о связи оружейника с Носакой и о длинном мече работы Мурамасы, который когда-то принадлежал Бенкаи.
    Раньше тем же днем Шуко отвез Тодда в свой клуб кендо, а после тренировки вернул домой. Оставив мальчика со своей женой и двумя детьми, он отправился к кузне Тендари, чтобы забрать ДиПальму. В десять часов вечера, когда они вернулись, Тодда уже не было. Никто не видел, как он ушел. Мальчик мог легко заблудиться в районе без знаков дорожного движения, названий улиц и с минимальным ночным освещением. Смущенный Шуко взял на себя всю ответственность за пропажу. ДиПальма, готовый поддаться панике, позвонил в "Новый Отани", отель, где остановились они с Тоддом, но в номере никто не брал трубку.
    Шуко послал своих сыновей-подростков искать Тодда в одной части района, а сам присоединился к ДиПальме в поисках в другой части. Пока они шли пустыми темными улицами, американец, чтобы отвлечься от гложущей его тревоги, спросил Шуко о Тендари. Как вышло, что капитан полиции знал человека, который прилагал большие старания, чтобы его никто не беспокоил? Шуко никогда не говорил о великом кузнеце, и возможно, не захочет говорить о нем и сейчас. В беседе японцы часто отмалчивались, недоговаривали, уходили от ответа, и, если нужно, лгали. Ложь не только не была порицаема, но и считалась похвальной. К ней часто прибегали, чтобы сохранить лицо и пощадить чувства собеседника.
     - Тендари-сенсей - мой дядя, - сказал Шуко.
    ДиПальма от удивления застыл на месте, и ему пришлось догонять маленького японца.
     - То есть ваша сестра приходится ему племянницей.
     - Хай.
    Иисусе, подумал ДиПальма. За все эти годы - ни одного упоминания того, что величайший оружейник Японии - твой родственник. Типичная японская скрытность. Но ни Шуко, ни Тендари не забыли, как ДиПальма помог их сестре и племяннице. Сегодня этот долг был оплачен. Участие в ковке меча вновь зажгло огонь в душе ДиПальмы, вернуло ему силу и уверенность. Теперь он не мог дождаться, когда примется за Носаку и заказчика убийства Катарины.
     - Тендари-сенсей знает о вашем интересе к мечам, - сказал Шуко. - Он читал ваши работы. Он также знает о вашем конфликте с Кенпати. Я хочу попросить вас о помощи от имени сенсея.
     - Передайте Тендари-сенсею, что это для меня честь.
    Шуко остановился и с неожиданной силой и страстью произнес:
     - Он просит, чтобы вы уничтожили меч Мурамасы, некогда принадлежавший Бенкаи.
     - Но этот меч уже давно не существует, - покачал головой ДиПальма. - Он сгинул во время землетрясения в 1923 году.
    Старинное поверье гласило, что под японскими островами жил огромный сом, который время от времени поднимался и потрясал землю, устав от человеческой глупости и пороков. Землетрясение, постигшее Токио первого сентября 1923 года было настоящей катастрофой. Половина города оказалась в руинах; погибли более ста тысяч человек. Хирохито, тогда еще принц, лично руководил восстановлением города.
     - Это не так,- возразил Шуко. - Меч Бенкаи не был уничтожен. Сейчас он находится в руках Кенпати.
     - Вы уверены?
     - Об этом сказал мне Тендари-сенсей, а его слова мне достаточно. Вся его жизнь посвящена пути меча.
     - Передайте сенсею, я обещаю, что уничтожу Мурамасу. Как меч попал к Кенпати?
    Шуко долго не отвечал. Они прошли мимо кинотеатра, мимо библиотеки, не переставая озираться в надежде увидеть Тодда.
     - В полночь четырнадцатого августа 1945 года, - наконец заговорил полицейский. - император Хирохито записал обращение, в котором объявил о капитуляции Японии перед союзниками. Это обращение, которое должны были транслировать по всей стране назавтра, положило бы конец Второй мировой войне. Атомные бомбы уже упали на Нагасаки и Хиросиму и убили десятки тысяч человек. Это оружие ваш президент Трумен называл "источником, из которого Солнце черпает силу". Оно могло полностью уничтожить мою страну, землю, рожденную восходящим солнцем.
    Вскоре после того, как обращение было записано, группа офицеров-фанатиков решила похитить императора, уничтожить запись и прервать переговоры с союзниками. Они хотели, чтобы война продолжалась, пока не погибнет последний японец. Для них гибель была лучше капитуляции. Носака был одним из этих военных преступников, лишенных здравого смысла.
    Конечно, заговорщики нуждались в поддержке других офицеров и отчаянно пытались убедить их присоединиться к ним. Один молодой офицер, назовем его Гаппо, отказался примкнуть к ним и уговаривал других поступить так же. Он призывал товарищей послушаться императора и не губить зазря себя и других. Это разозлило Носаку, и он решил, что должен преподать Гаппо урок.
    Во времена феодальных войн самураи, которым предстояло идти в трудный бой, часто убивали своих жен и детей. Так они могли не думать о трех вещах, мысли о которых мешают воину в битве - о своих любимых, о своем доме и о самом себе. Когда все, что было ему дорого, гибло, воин был готов к сини-моно-гуруи, часу смертной ярости. Теперь он мог ни давать, ни просить пощады.
    Носака дождался, пока Гаппо оставит семью без охраны. Он явился в их дом с мечом Бенкаи и зарубил жену Гаппо, его мать и старшего сына. Двоим детям удалось бежать, потому что жена Гаппо отдала свою жизнь, чтобы помочь им выиграть время. Затем Носака объявил Гаппо, что убил его семью, и поэтому теперь тот может без колебаний присоединиться к заговору. Но, конечно, Гаппо мог думать лишь о мести. Он выхватил свой меч, но Носака оказался быстрее и обезглавил его ударом Мурамасы.
    Шуко остановился и продолжил, глядя прямо перед собой:
     - Гаппо был моим отцом и братом Тендари-сенсея. Сенсей, как и его брат, хотел отомстить, но император заставил его поклясться не вредить Носаке. Он заставил принести клятву всех членов нашей семьи, потому что Носака был важен для выживания Японии. Заговор не удался, но ситуация все еще была очень опасной, и император понимал это. Если бы Носака погиб, бунтовщики возвели бы его в ранг святых мучеников и удвоили бы попытки заставить Японию сражаться. Император не желал, чтобы это случилось.
    Когда война кончилась, Носака стал помогать американцам. В ответ американцы помогали Японии и защищали ее от СССР. В последние несколько дней войны Россия была готова вторгнуться на острова и свергнуть императора. Америка пригрозила ей атомной бомбой и заставила отступиться от этого плана. Оккупация нашей страны коммунистами была бы невыносимой. Америка, которая была нашим врагом, вдруг превратилась в союзника, в котором мы нуждались. Император, который заново отстроил Токио после землетрясения, знал, что ему нужны такие люди, как Носака, чтобы отстроить Японию.
    Тендари-сенсею было очень трудно отказаться от мести. Это потребовало всех его сил. Его попросили сделать это ради Японии и он согласился, но с тех пор удалился в свою кузню и стал жить в уединении. Думаю, он стал отшельником еще и чтобы скрыть свой стыд. Кроме того, в кузне он никогда не столкнулся бы с Носакой и не поддался бы искушению убить его.
    Они снова зашагали по улице. Шуко негромко сказал:
     - Я и моя сестра обязаны жизнью нашей матери. Но возможно, Тендари-сенсей принес еще более великую жертву.
     - Он выиграл от этого, - сказал ДиПальма. - Удары раздувают огонь в бруске раскаленной стали. Я видел, как под ударами молота он превращается в меч. Смерть его родных и клятва, принесенная императору, сделали Тендари-сенсея тем, кто он теперь и раскрыли его величие. Он сдержал свое слово и стал благодаря этому самым лучшим оружейником Японии. Что, по-вашему, было бы более великим достижением - убить Носаку или стать Тендари-сенсеем?
    Шуко заулыбался.
     - Вы многому научились в кузне.
     - Я чувствую еще больше, но не могу выразить это словами. Но, возможно, так и надо... Шуко-сан, вопрос - когда Мурамаса будет уничтожен, падет ли вместе с ним и Носака?
    Шуко уклонился от прямого ответа.
     - Зло, от которого вы страдали, ушло. Сенсей сказал мне, что вам предстоит столкнуться с Мурамасой, и если вы не уничтожите его, то он уничтожит вас. Такой злой меч, как этот, всегда возвращается к своему изначальному хозяину, как подобное притягивается подобным, и...
    Во тьме где-то впереди них закричала женщина. Закричала по-английски:
     - Беги! Убегай отсюда!
    ДиПальма застыл на месте. Он узнал этот голос.
     - Тодд, беги! Беги!
    Это была Джен, и она была в ужасе.
    Сжимая в руке свою трость, ДиПальма бросился на голос.
   
    *Патинко - азартная игра наподобие рулетки.