Последний день Юрки Ромочкина

        «Среди людей, неспособных высказать, что у них на душе, происходят самоубийства».
 
        Дж. Ирвинг. Мир глазами Гарпа


        *    *    *


        «В некoтoрых случaях неприличнo прoдoлжaть жить...»

        Ницше, Фридрих Вильгельм       
      
 
        *   *   *


        Юрка Ромочкин работал в колхозе на тракторе. Сам он имел средний рост, такое же телосложение и особой силой не отличался. Но трактор у него был большой и мощный – Т-150.
        При своих невыдающихся физических показателях парень, тем не менее, обладал веселым нравом, за словом в карман не лез и за это его в деревне любили. Если в компании трактористов у мастерских или в группе молодежи в клубе смех – там Юрка. В ненастье грязь непролазная, а он вечером в клубе в новых туфельках. Удивится заведующая:
        «Юрка, да как же ты в них домой-то пойдешь?»
        «А я по морозцу!»
        «Да какой же морозец – лето ещё на дворе!»
        Или, подшучивая над той же заведующей, прикрикнет на кого:
        «Закрывайте двери – не май месяц!»
        «Так июль уже!» - смеются.
        Ввязываясь в серьезный разговор двух старушек, угодливо скажет:
        «Дожжочку бы на огурчики».
        «Ды на-адо бы», - по-старчески протяжно ответит одна, доверившись услужливости парня.
        «Иди, окаянный! Залил уж дождь-то! И огурцы уж когда прошли!» - с опозданием спохватится вторая.
        А он хохочет.

        Ромочкин – это не фамилия, а прозвище, как говорят, по двору. В деревне так, - мало кого по фамилии величают. Дадут прозвище и будешь его носить до последних дней своих. Не каждый вспомнит как зовут тебя, а по прозвищу всяк скажет кто ты и чей. Более того, прикрепится оно ко всей семье и еще и по наследству пойдет. Иной раз остановится незнакомый прохожий:
        «Где здесь живет Дёмин Алексей?»
        Задумается селянин: «А кто же это у нас Дёмин Алексей? Нет у нас таких, вроде».
        «Ды это ж, - подойдет другой – Петя Ниночкин!»
        «Ну да, спохватится первый, Петя, точно, - его ж Лешкой звать».
        «Как это – удивится приезжий – Петя-Лешка?»
        «А так, - ответят ему – «Петушком» в детстве дразнили – «Петей-Петушком». Уж больно задирист был! «Петушок» с годами отпал, а «Петя» остался. А Ниночкин – мать его Ниночка».
        Всё просто!

        Так и Юрка. Была у него фамилия Анкудинов, но знали его все как Ромочкина. Отец его был Пашка Ромочкин, дед Петька Ромочкин, и ему по наследству передалось. Кто он был этот Ромочка? Наверно любили его в деревне, коль звали так. Небось, кучерявый светловолосый мальчишка, веселый и озорной, гонял по улице, оглашая окрестности звонким детским смехом, вот и звали его ласково Ромочкой. Самого уж в деревне и не помнит никто, а вот имя, перекочевав в прозвище, так и осталось.

        Детство, юность быстро пролетают. И Юрка не заметил, как все сверстники поженились, повышли замуж и разъехались, остался он один. И годов-то ему было до сорока, но невесту уже из молодых не найти, а равных нет. Тем более, что в армии он не служил по зрению, а к таким в деревне потенциальные невесты всегда относились с недоверием – «больной».

        Однажды приехала в деревню молодая женщина его годов. Было у неё правда четверо детей, зато была свободна, разведена. Юрка с нею познакомился и пошло у них. Жили они раздельно, но общались открыто, от людей не прятались и все знали: Юрка встречается с приезжей. Звали эту приезжую Полиной, фамилию её никто не помнил, да и наверняка никто и не спрашивал. Знали, что приехала она с Казахстана – значит казачка. И никому дела не было, что в Казахстане живут казашки, а казачки это из казаков. Тем не менее, так и звали: Полина «Казачка». А вернее, просто «Казачка»: «Юрка сегодня у «Казачки» ночевал» - рассказывала поутру одна соседка другой.
        Насколько сильна была эта любовь Ромочкина и «Казачки», знали только они сами, да, как говорят, Господь Бог. А только часто стали их видеть вместе и трактор нередко оставался на ночь у «Казачкиного» дома. Знали односельчане и еще об одном пристрастии Юрки и Полины. И тот и другая имели склонность к алкоголю и пьянствовали вместе, невзирая на малолетних детей. Но не воруют – и слава Богу. Ребятня не беспризорничает, в школу ходят, обуты-одеты, значит – всё нормально.

        Как бы пошла их жизнь дальше и чем закончилась, не известно. А только вмешался в неё другой односельчанин Колька Примак. Его уже и не считали односельчанином – долго он по тюрьмам скитался, но пришел. И пришел тоже к «Казачке». Вернее, Юрка его и привел.
        Женская натура – загадка. Присуща эта черта была и «Казачке» и, подчиняясь ей, полюбила она Николая. Вряд ли здесь можно говорить о той любви, которая воспевается поэтами, скорее – отдала предпочтение. И с этим предпочтением стала бросать она детей и уезжать с Примаком в соседнее село Елезаровку к его друзьям, где гуляли они отчаянно вместе дня по три и потом возвращались. Юрка сильно ревновал и устраивал скандалы. Что обещала ему «Казачка» – остается тайной, но он прощал её, заботился о её детях, пока случай не повторялся вновь.

        В очередной раз по осени подвыпивший Юрка не нашел Полину дома. От односельчан узнал, что она уехала на подводе* с Колькой в сторону Елизаровки. Новое предательство взбесило Юрку.
        - Я им щас устрою! – кинулся он в кабину трактора, - Щас они у меня!...
        «Догнать и раздавить!» - ярость и злоба кипели в пьяной Юркиной душе.
        Он неистово ворочал руль трактора, бешено погоняя его по вязкой осенней грязи. Трактор покорно слушался своего хозяина, ныряя большими колесами в пахоту, выскакивая из неё в наезженную колею, фонтанами разбрызгивая лужи, и, затем опять возвращался в пашню, зарываясь в черноземе. Казалось, все ясно: цель поставлена, путь определен. Он и сам не раз бывал с Колькой в Елизаровке и поэтому знал куда ехать – «сапоги дорогу знают» - как шутил сам Юрка. Он был решительно настроен и не щадил двигателя, который, надрываясь всеми шестью поршнями, густо выдавал на высоком газу клубы черного солярочного дыма. Послушность тяжелой техники придавала уверенность, тепло кабины создавало ощущение преимущества его положения перед зябкой атмосферой телеги, в которой мерзла где-то его «Казачка».
        «Сволочи! - гневно ругался в душе Юрка, - Щас вы мне, бл...!».

        Будь дорога покороче или выедь Юрка пораньше, наверняка бы случилось страшное. Но… Вдруг что-то изменилось в его сознании и трактор, клюнув носом, нехотя затормозил. Слева от него была та же пахота, а справа – крутой склон глубокого оврага. Взор тракториста внезапно погас и его близорукий взгляд, уже не был таким целеустремленным через лобовое стекло. Юрка смотрел в одну невидимую точку, как бы забыв, куда он и зачем едет. Затем он откинулся назад и, закрыв глаза, погрузился в мысли. О чем он думал? Может, понял, что он, хлипкий, не служивший в армии и не имеющий за душой ни копейки, не имеет никакого преимущества перед проворным, прошедшим «крым-и-рым» Колькой? Может о том, что и, догнав их, струсит и не сможет отомстить за поруганную любовь, как трусил перед крепким Примаком и раньше, и будет вновь выглядеть в глазах возлюбленной еще глупее? А если он вернется назад, то что, - будет выглядеть достойнее? Куда там! Уже наверняка пол-села знают, что Юрка поехал догонять полюбовников и ждут когда он приедет сам с разбитым лицом. Так что делать? И так уже сколько глупостей в жизни наделано, будет ли очередная безобиднее?

        Хотя Юрка и размышлял о чем-то, но его подсознание уже уверенно знало, для чего он остановился. Юрка глянул в пропасть. Он с детства сотни раз проходил мимо неё с опаской, а сейчас вдруг понял, что в этот раз она его манила. Что-то неведомое влекло его вниз. Оно было одновременно жутким и интригующим, сулило разрешение не только возникшей обиды, но и всех проблем сразу. Заколотилось сердце, обуяв душу страхом, похолодела спина, но как-то легче ему стало.
        «Вот он, мой выход!» - решил он.
        Своих неоконченных дел у него нет, долгов не нажил – за душу ничего не тянет. Родители умерли, семьи тоже нет – оплакивать будет некому. Может он вообще лишний на этом свете? Может не нуждаются в нем природа и общество? Это о таких как он говорят «изгой», «третий лишний»? Так пусть живут те, кто достоин этой жизни.
        Глядя в пропасть, он не спеша отпустил сцепление. Трактор покорился своим же внутренним силам и тронулся с места. Как во сне Юрка повернул руль вправо. 
        Массивный нос трактора навис над пропастью и, повинуясь уходящей вниз поверхности, медленно опустился, сохраняя с нею параллельность. Колеса, тормозимые двигателем, заскользили прямо, срываясь на юз. Но это было только полдела. Теперь – руль влево. Будь трактор живым существом, он бы непременно удивился такому маневру, но он – железяка, и поэтому безропотно выполнил и эту команду, повернув поперек склона. Не в состоянии удержаться, он накренился вправо, оторвав колеса с левой стороны от земли.
        Все материальное подвержено законам физики. И трактор тоже, сместив центр тяжести, безвозвратно стал стремиться в бездну, все ближе приклоняясь к земле правым боком. Как в замедленной съемке увидел все это Юрка: вот неспешно, прошуршав по панели, съехала вправо пачка сигарет, туда же заскользил по полу увесистый молоток, за ним, издавая мелодичный перезвон, гаечные ключи. И самого Юрку вопреки его усилиям удержаться в кресле стало клонить к правой двери…
       
        Страшно ли ему стало? Наверно страшно. Из-за этого ли или, может, чтоб не изуродовать свое лицо, но накинул он в последний момент с плеча фуфайку на голову и уже не видел, а только слышал, как трактор всем своим весом грохнулся правым боком оземь. Юрку сорвало с сиденья и ударило о потолок кабины. Посыпались звеня стекла, загремели, разлетаясь по кабине ключи, тяжело заскрипели, сгибаясь, трубы в каркасе кабины и, смяв её, трактор на мгновение встал вверх колесами. Скрутило Юрку в три погибели, почувствовал он как с тупым треском ломаются его кости, причиняя нестерпимую боль. Это было последнее, что он почувствовал. Из-под фуфайки вырвался сдавленный крик… Трактор с кабины грохнулся на левую сторону, затем вновь на колеса и так несколько раз, пока не докатился до дна оврага, теряя по склону отламывающиеся детали. В последний раз взревел на всех оборотах двигатель и заглох, заклинив, как и Юрка, навечно.

        Юрку нашли наутро следующего дня. Весь окровавленный и изломанный он был зажат между крышей кабины и рулем. Его голову закрывала фуфайка.
        Приехало много людей, стали поднимать трактор и извлекать погибшего тракториста. Хотя Юрке уже ничем нельзя было помочь, но народ суетился возле трактора, стараясь все сделать как можно быстрее. Мужики ломами разгибали смятое железо, цепляли тросы, в исступлении били кувалдами, спеша достать холодное тело.

        В этой суете никто не заметил, как в высоте по краю оврага, со стороны Елизаровки устало передвигая ноги, проплелась старая кляча. В повозке, пошатываясь, сидели два человека. Обронив уставший взгляд на копошащихся внизу людей, они не останавливаясь и никак не реагируя, проследовали дальше. Жизнь продолжалась...

        * Подвода - лошадь, запряженная в телегу.   


        Картинка с сайта oren1.ru

        Январь 2014 г.