НП. 5. Дела производственные

На пути к успеху


Без мастера любое дело — халтура, особенно на заводе. Попсуев не терял время: за год он поднаторел и стал «змеем похлеще Берендея». Поблажек никому не давал, но и себя не жалел и, когда надо было, за рабочих стоял горой. С ними он был на равных, хотя и не запанибрата. Больше всех зауважал мастера после окрика в чайной Смирнов. Это стало ясно, когда он, к всеобщему удивлению, перестал пить. Не вообще, а на работе. До этого даже Берендей, изгнавший пьяниц из цеха, махнул на него рукой, «не замечая» залетов Смирнова, хотя и устраивал тому разнос наедине. С Валентином начальник соседствовал и испытывал к нему явную симпатию.

Что касается отношения Никиты Тарасовича к молодому специалисту, он готов был хоть завтра сделать Попсуева старшим мастером. Ему понравилось, как новичок с ходу стал бороться с браком, что другие мастера начинали делать, проработав в этой должности не меньше трех лет. К тому же бороться не ловлей блох, а копанием вглубь. Сергей не стал отыскивать изъяны в давно отлаженном техпроцессе «методом тыка», а пытался решить проблему с привлечением неведомого пока заводским инженерам математического планирования эксперимента. Со смены Попсуев шагал в заводскую библиотеку, рылся в статьях и монографиях, натащил в общагу две сумки литературы, и с Татьяной встречался только по субботам.

— Что с тобой? — спрашивала она. — Не заболел?
— Задание получил, — объяснял он девушке свою занятость и усталость. — Видишь, сколько надо изучить. Реферат пишу.
— Кому?
— А туда, — небрежно махнул рукой Сергей вверх.

Однажды Попсуев почувствовал легкое беспокойство, скользнувшее за проблесками интуиции. Долго не мог уснуть, а утром вдруг одним панорамным взглядом увидел во взаимосвязи все технологические операции, параметры оборудования, показания приборов, химсостав металла, понял, где рождаются и пропускаются дефекты и как сократить их число.

«Тут же дисер!», — стучало сердце. Из Москвы по куда меньшим проблемам каждый квартал приезжали специалисты, роющие себе материалы для статей и степеней. От восторга Попсуеву хотелось тотчас поделиться со всеми своими соображениями, но он вовремя сдержал себя. «Надо довести до ума. Всё обработать, составить докладную на имя главного. Нет, сначала познакомить Берендея». Не откладывая в долгий ящик, Сергей в воскресенье нагрянул к начальнику домой и посвятил того в свои честолюбивые замыслы. Никита Тарасович был наслышан о новинках инженерной мысли, взятых на вооружение Попсуевым, и недовольный бездействием технолога цеха Свияжского и бестолковостью творческих групп, дал мастеру карт-бланш.

Задача предстояла сложная: обосновать ужесточение границ в технических условиях, что выходило на уровень нескольких главков. Эту заботу Берендей взял на себя, но предупредил: — Будь готов, Сергей: если что пойдет не так, выспятся и на мне, и на тебе. И особо не болтай про свои опыты.

Пять месяцев Попсуев занимался исследованиями не только в свою смену, но и оставался еще на пару часов в следующую, пока не получил уравнения, описывавшие весь массив данных. Теперь можно было по паспортным значениям химсостава заранее отсекать металл, в котором скрывались дефекты, пропускаемые на приборном контроле. И не надо было вообще запускать на обработку металл, изделия из которого потом всё равно уйдут в брак.

Цех, воспринимаемый поначалу Попсуевым, как темное грохочущее замкнутое пространство с безликими работниками, вдруг стал наполняться оазисами света и тишины, феями и эльфами. Особенно Сергей любил работать в ночную смену, когда не было посторонних. Рабочие безропотно приняли увеличение сменного задания и охотно помогали Попсуеву в его «хобби». Они даже ревновали друг к другу, когда мастер обходил кого-либо из них. За неделю до Нового года Сергей под утро окончательно убедился, что математическая модель верна и при корректировке процесса позволит сократить брак на треть. Осталось разобрать всё с Берендеем, накатать отчет, статью и сдать кандидатские экзамены.

Чувствовал себя он легко, совсем не хотел спать и решил пройтись по рабочим местам. Для начала поднялся к Смирнову на пятую отметку, где находилась горловина емкости, именуемая «тремя кубами». Валентин с охотой подменил заболевшего аппаратчика. По технологии бак два часа наполнялся тремя тоннами раствора (практически одной водой) до верха, затем раствор перекачивался в систему и дальше шел на отмывку и кипячение изделий. Наполнялся снова, перекачивался и так круглосуточно. Химию, как жизнь, не прервешь ни на минуту. К химии уже лет десять собирались сделать автоматику, но руки так и не дошли. Проще было поставить аппаратчика следить за ней. Днем еще ничего, работа не пыльная, но вот ночью того и гляди уснешь, и перелив гарантирован. А с ним и лишение премии.

— Смирнов! Валентин! — крикнул Попсуев, не увидев рабочего за столом.
Тот сидел на краю емкости и спал, свесил босые ноги в бак, и как только горячий раствор касался их, он вскакивал и включал насос.
— Кулибин! — потряс его за плечо Попсуев. — Бачок пора сливать.
— Не пора, — из сна подал голос Кулибин. — А, Васильич!
— Рацуху оформи. План по ним проваливаем.
— Не пропустят, — скромно улыбнулся Смирнов.
— Кресло в цехкоме спер? Ладно, бди. Не свались.
— А у меня замок, за крюк цепляю. Не свалюсь.

Забегая наперед, стоит сказать: Смирнов оформил рацпредложение, его, правда, не пропустили, но накрутили трудовиков, и те тут же пересчитали нормы. О предложении узнал главный инженер, не поленился подняться к горловине «трех кубов», и с его легкой руки пошло выражение «автомат Смирнова».


И настройки не надо!


Несмотря на то, что двойной контроль, производственников и ОТК, был усилен еще и регулярными инспекциями Госприемки, рекламации поступали с печальной регулярностью. Изделия отказывали по причинам, заложенным при их конструировании и изготовлении, а также из-за нарушения режимов эксплуатации. Свой вклад вносили еще и смежники. По каждому случаю собиралась комиссия из представителей всех сторон, и несколько дней шла борьба мнений и аргументов. Редко удавалось выработать единый взгляд, поскольку апломб участников и луженые глотки не способствовали консенсусу. Когда обсуждение начинало грозить участникам инфарктами или членовредительством, председателю комиссии по телефону спецсвязи поступало мнение сверху, самое зрелое и верное.

В последнее время эксплуатационники обнаглели, им было мало эффекта родных стен, позволявшего скрывать свои недочеты, они стали еще вести подкоп под стены «Нежмаша», возлагая на изготовителей всю вину за отказ изделия. Им в этом усердно помогали конструкторы, снимая таким образом с себя свою долю ответственности. «Дефекты пропускают. Слабый контроль!» — жаловались они своему куратору в главке, и этого подчас было достаточно, чтобы лишить работников завода, а конкретно Берендеевского цеха квартальной премии. Директор завода Чуприна дал команду главному инженеру Рапсодову «послать на комбинат при очередной рекламации не конторскую бестолочь, а Берендея. Пусть наведет там шороху!» Разумеется, это только накалило обстановку.

Прошел еще месяц, и Попсуев уже не только ночами, но и днем стал по сопроводительной документации отлавливать дефектные изделия до приборного контроля. Естественно, это заинтересовало многих. Дошло до того, что Сергей на спор выиграл у технолога участка и Свияжского по одному талону на водку, а у начальника лаборатории автоматики сразу два. Слухи дошли до главного инженера. Однажды после совещания в цехе Рапсодов оставил в кабинете цеховиков и обратился к Берендею:

— Ну, Никита Тарасович, кто тут у тебя Нострадамус?
— Вот он, мастер Попсуев.
— Пошли в цех. Давай халат.

Берендей моргнул Оресту глазом, чтоб в цехе по пути начальства навели порядок, а Сергею бросил:
— Поторопился, Сергей, ох, поторопился…

— Начнем с ультразвука, — скомандовал Рапсодов. — И никаких талонов! Демонстрируй свое умение, бутлегер. Что-нибудь из брака, — он отвернулся и шепнул Свияжскому: — Годную дай.
Прогнали изделие по линии, прибор показал «годное». — А почему «годное» показывает? — нахмурил брови главный.
— Потому что годное, — ответил Попсуев, найдя в паспорте и журнале данные на изделие.
— Не может быть! Брак ведь. Еще дайте.

Принесли из брака. Прогнали. Из пяти четыре подтвердились, пятое прошло в годные.
— На границе, — не глядя на прибор, сказал Попсуев, сверившись с паспортом и журналом. — На пять единиц границу сдвинуть, и не пройдет.
— И как это у тебя получается?
— Хороший шахматист в дебюте видит эндшпиль.
— Хороший… шахматист… дебют… Проверьте настройку прибора. — Рапсодов, явно раздосадованный тем, что не понимает, как мастер «видит» брак, махнул рукой на линию.

Попсуев позвал Михайлова: — Стас, проверь настройку.
Рабочий проверил, но пропустил один необязательный момент, не перещелкнув рычажок в конце. Рапсодов патетически произнес: — Как же так! Это ж дебют!

Михайлов стал убеждать главного в правильности настройки, но это не было убедительно, поскольку кто был он и кто Рапсодов!
— Чего ты споришь? — громко сказал Попсуев. — У главного больше прав.

— Хороша же смена! — бросил главный инженер. — Настройку не могут проверить! Как же продукцию выпускаете? На взгляд мастера?
— Как надо выпускаем! — сказал Попсуев. — Мне и прибор не нужен.
— Да-а? — удивился главный. — Совсем что ли?
— Совсем.

— Ну, знаете ли… — Рапсодов поискал глазами руководство участка и цеха, нашел Берендея, тот на полголовы возвышался над всеми. — Пошли в ОТК. Покажешь. Не поймаешь брак — вылетишь за ворота.
— Он еще молодой специалист, — сказал Закиров.
— Тем более! — едва не испепелил его глазами Рапсодов.

Зашли на участок контроля. Попсуев открыл паспорта изделий и технологический журнал, взял с транспортера несколько штук и положил их с разрывом на линию контроля.
— Вот это одно брак, а эти годные. Стас, запускай!  — махнул Попсуев рукой Михайлову; лента поползла. — ОТК, чего там? — Бригадир ОТК перевела контроль измерения в ручное положение, измерила, кивнула головой.
— Да, брак.
— Намного? — спросил главный.
— На десять единиц. Много.

Вторую группу приборы пропустили. Михайлов приплясывал от гордости, Закиров светился, Берендей сыто смотрел на Рапсодова.

— Как фамилия? — Главный хмуро глядел на Сергея.
— Попсуев.
— А, спортсмен. — Главный задумался. — Никита Тарасыч, в среду у тебя проведем инженерную диспетчерскую. Пусть пан спортсмен расскажет о своих прорицаниях. Черт знает что! Столько денег вбухали в москвичей, а тут всё на глазок измеряют!
— На мой глазок! — добавил Попсуев.

В среду Сергей, вспоминая Андрея Болконского, думал одно и то же: «Вот он мой день! Сегодня меня заметят, возьмут в резерв на выдвижение. Надо изложить за пять минут, пока не ослабнет внимание…» Он спустился на первый этаж, как бы ненароком встречая участников совещания. То, что он возбужден, читалось на его лице и в жестах, в той светлой радости, с которой он здоровался с входящими. Те невольно улыбались ему в ответ. Рапсодов подъехал последним. Едва он зашел в кабинет и уселся в кресло, как тут же обратился к Попсуеву:

— Ну, что, Попсуев, докладывай. Что предлагаешь?
— Вечный двигатель… — громко произнес Сергей и сделал паузу, любуясь недоумением на лицах собравшихся, потом добавил: — …я не предлагаю. Я предлагаю изменить техпроцесс…
— Ну!.. — раздался шумок, переросший в шум и даже смех. — Техпроце-есс! Уж тогда лучше вечный двигатель!
— Тише, товарищи, — оборвал Рапсодов. — Продолжайте, Сергей Васильевич.

«По отчеству, хорошо, — подумал Попсуев. — Есть шанс изложить всё».
— Да, техпроцесс, не меняя его параметров, ни одного…
— А чего ж тут тогда… — не удержался главный технолог, но взгляд Рапсодова прервал его вопрос.
— Дело в том, что техпроцесс писал механик, так? — обратился Попсуев к главному технологу.
— Ну? — опешил тот. — Механик, и что?
— А его надо было писать еще химику, прибористу и математику. Химиков и прибористов подписи есть, но это согласительные подписи, видно, что они не разрабатывали, а математика так и вовсе нет.

Попсуев выучил речь назубок, не полагаясь на прекрасную память и свою способность импровизировать. Он не раз был свидетелем, как на подобных совещаниях искушенных бойцов с пиратскими глотками и не менее утонченными манерами усаживали с позором на место. На таких диспетчерских цеховики вполне по-пиратски топили конторских, конторские — цеховиков, начальники заводских служб — научно-исследовательскую лабораторию (НИЛ), начальник НИЛ — службы. Крайним обычно назначался цех.

Пользуясь тем, что Рапсодов не был настроен критически и ни в ком эту критичность не поддерживал, Сергей уложился в пять минут и успел изложить все аргументы и доказательства.

— Хм. — Главный посмотрел на часы. — Что ж, толково. Сколько вы занимались этим вопросом?
— Пять месяцев, — соврал Попсуев.
— Хватит трех, — урезал Рапсодов. — Несмеяна Павловна, запишите: «Попсуеву передать материалы в НИЛ. Начальнику НИЛ и главному технологу дать замечания к майскому Дню качества. Контроль за мной».

— Сергей Васильевич, поздравляем! — зашумели в коридоре коллеги.
— Рано поздравлять, подождем, — отвечал тот.

А Берендей подошел на линии к Попсуеву и попенял: — Поспешил, Сергей! Вишь, сколько нахлебников прибыло. Ну да ладно, Родина-мать не забудет тебя.

На следующий день в «Вечернем Нежинске» появилась заметка Шебутного о производственном мастере «Нежмаша» и его успехах на производстве. На проходной возле доски с газетой Попсуев увидел Светланову, та читала заметку. Сергей поймал себя на том, что ему приятно ее внимание. Вряд ли она думала, что «Вечерка» может написать о нем! Интересно, как отнеслась она к этой фразе: «За такими инженерами, как Сергей Попсуев, будущее — не только производства, но и всей страны»?

Несмеяна в пятницу на диспетчерской поприветствовала мастера:
— Здравствуй, наше светлое будущее! Здравствуй, племя младое, незнакомое!
— И ты здравствуй! Жаль, не я увижу твой могучий поздний возраст! — отозвался Сергей, отметив про себя, что царевне понравилась эта реплика.


Рис. https://yandex.ru/images/search?viewport=wide&text