Волк Серый, гл. 17

Глава 17

     Когда остатки войска отошли на безопасное расстояние, юртджи Махмуд приказал поднять знак, и, повинуясь ему, нукеры стали на ходу перестраиваться в походные колонны.

     Махмуд знал, какой будет реакция паши на его действия, но сейчас его это мало беспокоило. В голове билась только одна мысль, одно непреодолимое желание: уговорить, в конце концов, заставить Кара-Мухамеда увести войско на Кизикерменский шлях, и тем самым спасти его от полного разгрома и утраты ясыря.

     Когда до стана Паши оставалось не более версты, Мухамед дал знак остановить тумен – все войско татар и ногайцев неожиданно двинулось ему настречу…

     «Вот значит как…» - подумал юртджи. «Этот безумец все-таки решил ударить всеми силами. Теперь уж точно, Сирко разобьет его!»

     Кошевой внимательно наблюдал за отходом разбитых татар. Его мучила мысль о дальнейших планах противника. То, что Кара-Мухамед отправил в бой четыре тысячи воинов, не давало покоя атаману – он ожидал увидеть в степи два тумена, и все его замыслы строились именно на этом. Но вот отходящие нукеры остановились…

     Сирко вскинул подзорную трубу и… увидел, что стан татар пришел в движение. Войско Кара-Мухамеда в полном составе вышло на битву.

     Атаман отложил трубу и удовлетворенно потер ладонь о ладонь. Всё! Кара-Мухамед делал то, чего ожидал от него Сирко – вел свое многотысячное войско на погибель.

     Он спустился вниз, к джурам и жестом собрал их около себя.

     - Так, хлопцы, получаете команду и сразу же исполняете то, что вам будет велено! Итак! Первый, мигом к гармашам – грузить запас, выбрасывать землю из телег и уходить на те места, кои я указал Трофиму Волошанину. И там оборудовать позиции. Так, теперь ты! Мчишь бегом к Петру Гуку и передаешь приказ уходить к переправе, к чайкам. Ты! Пришел час Якова Благого и Василя Сушняка. Но ты пойдешь к Благому. Пусть скрытно выводит свои сотни в степь и ждет сигнала выступать. Его задача – разгромить левое крыло конницы, которая пойдет в обход балки. Ты, сынку, пойдешь с тем же заданием к Василю Сушняку, но его цель – разгромить правое крыло татарской конницы. Так, теперь ты: идешь к Черному на чайки. Пускай Данила разводит чайки по обеим сторонам переправы и будет готов накрыть огнем татар при первой же попытке зайти в реку. Ты, сынок, бегом к полковнику Василю Соломахе! Ему накажи приступить к выполнению задачи – казаков разбить на малые группы и надежно укрыть в лесу, а лучников сей же час вывести на позиции. Как только татары подойдут к балке, не дать им углубиться и начинать выбивать стрелами. Ну, и ко мне наказного атамана – Глеба Суховея!

     Наказной был в верхах балки, у гармат, но по зову Сирка прискакал немедленно.

     - Слушаю тебя, батьку! – сказал Суховей, лихо спрыгнув с коня. Сирко крякнул от удовольствия – когда-то и он мог вот так же! Но… Годы, раны…

     - Значит так, Глеб! – атаман отбросил прочь грустные мысли. – Ты все помнишь, что я тебе наказывал?

     - Конечно, батьку! – Суховей был серьезен и напряжен. – Что, пора?

     - Пора, Глеб! Выводи казаков в степь и по буеракам заходи татарам в тыл. Время можешь не выбирать, как только выйдешь на позицию для удара, действуй не медля! Когда ты ударишь по тылам сипаев, изнутри, из самого сердца татарского войска ударит Григорий Байрак, который уже должен был вооружить полон. Давите бусурмена, что есть сил. Помни, Глеб, от твоих действий будет зависеть конечный результат битвы – Кара-Мухамед просто не успеет перестроить боевые порядки войска, чтобы биться и с фронта, и с тыла.

     - Я все понял, батьку! – сказал Суховей. – Дозволь исполнять?

     - Иди с Богом, Глеб!

     Наказной атаман вскочил на коня и поскакал к своим казакам. Суховей знал степь, и Сирко нисколько не сомневался, что тот успеет ко времени…

     Из-под веток ивы, низко нависшей над мелким ручьем, шагнули к атаману сотники пластунов - Иван Соломаха, Павло Кобыляцкий и Иосип Нечай.

     - Что, батьку, нам тоже пора двигаться в засидки? – спросил Нечай.

     - Пора, браты! – ответил Сирко. – Забирайте своих помощников, припасу побольше и выбивайте татарских наянов и мурз еще на марше! Чем больше выбьете командиров у бусурмен, тем больше сумятицы будет в татарском войске, когда начнем все разом!

     Кошевой некоторое время стоял, провожая взглядом уходящие сотни, затем вновь поднялся на свой пост и прижал к глазу окуляр подзорной трубы.

     Войско Кара-Мухамеда начало разделяться. Как и предполагал Сирко, противник не стал менять тактику боя, и действовал так же, как и во время первого приступа: два крыла конницы быстро пошли в обход балки, а ударный кулак двинулся прямо на Гремучую. Конница стала растекаться степью, пропуская вперед тысячи капыкульской пехоты, и только передовые легкие сотни, стеля за собой серую пыль, неспешно рысили к увалу.

     Негромко, вразнобой захлопали мушкеты, и татарские наяны, роняя знаки и бунчуки, стали валиться на землю – это начали свое дело надежно укрывшиеся в засидках пластуны. 

     На расстоянии полета стрелы татары вдруг резко сбавили шаг, - помнили о недавних поражениях от лучников. Но резкие окрики и свистки сигнальных труб погнали их дальше, вперед…

     И история повторилась. Из балки на увал вышли три сотни лучников, осыпав стрелами передние ряды азапов и секбанов. Сотни воинов упали на землю, но пехота неумолимо шла вперед, переступая через тела только что погибших соплеменников. Ринулись в атаку передовые сотни легкой конницы.

     На увале, постепенно перемещаясь в глубину балки, закипел бой. По команде Василя Соломахи лучники стали отступать, оттягиваясь вглубь балки. Враг не спешил за ними, вероятно заподозрив ловушку. Полковник свистом подал сигнал – всем стягиваться к нему. Сотни сжимались, вытягиваясь косым клином, отрываясь от преследователей. Василь Соломаха отступал последним, прикрывая казаков. Он не заметил, как его оттеснили, окружив со всех сторон… И тогда он ринулся вперед, завертелся среди врагов, словно волк в собачьей стае, разя молниеносными ударами, не замечая ответных. Русская кольчуга, выкованная в Нижнем Новгороде, - подарок Сирка, выверенная годами непрерывных жестоких войн, давала ему ощущение неуязвимости. Мелкие отверстия колец перекрывались вторым и третьим слоями кольчуги при любом движении тела. Укрепленная гибким оплечьем и налокотниками, способными вместе с железной рукавицей при нужде послужить и как щит, пластинчатые набедренники и поножи – эта броня делала сильного и ловкого воина поистине недоступным обыкновенному оружию. Правда, спину она прикрывала не очень надежно… В спину его и ударило… Это было не копье и не кривая татарская сабля, не стрела и не палица… В спину ударило какой-то тугой волной, и оглушенный полковник не сразу догадался, что отходящие в балку казаки уже достигли гирла и подпалили фитиль, который и взорвал заряд пороха, заложенный для бусурмен сразу за увалом. Уцелевшие после взрыва татары отпрянули от него, быстро уходя наверх.

     Шатаясь, будто пьяный, Соломаха пошел вниз, а навстречу ему уже бежали казаки, потерявшие полковника из виду… Ему помогли дойти до гирла, и только здесь он увидел, что от трех сотен лучников едва ли насчитаешь полторы…

     Казаки, ожидавшие неприятеля в засидках, пока не обнаруживали себя. Едва отдышавшись, Соломаха приказал закрепиться на небольшом взгорке, на котором загодя были отрыты окопы.

     Ждать пришлось недолго: враги, распуганные взрывом, снова поперли вглубь балки. Из облака пыли, еще не осевшей после взрыва, вырвалось сразу не меньше двух десятков воющих степняков, а следом хлынул серый поток. Стрелами остановить их не удалось, и в узком проходе гирла зазвенели клинки.

     Теперь казакам полковника оставалось только продать подороже свои жизни. Но в тыл и с флангов по атакующим ударили казаки из засидок, и серые халаты вдруг словно растворились в лесу… Видно, азапы имели приказ не ввязываться в затяжные бои. Они лишь издали осыпали казаков стрелами, визжали, грозили на русском наречии, уверенные, что эта горстка отчаянных храбрецов все равно будет окружена и выбита до единого.

     Кара-Мухамед, получив с посыльным донесение о том, что в балке обороняется не более полутора сотен казаков, лишь криво ухмыльнулся – он и не ожидал, что после двух кровавых столкновений их окажется больше.

     Паша подал знак, и масса пеших воинов ровными рядами двинулась на приступ. Нукеры были уже у линии увала, как вдруг, будто из-под земли, перед ними встали пять сотен ополченцев. То, что это были не казаки, а разнородный сброд, видно было с первого взгляда: - оружие разное, брони отсутствуют почти у всех, многие в домашних сыромятных постолах, а не в чоботах… На одно лишь не обратил внимания Кара-Мухамед… Все ополченцы имели длинные, острые копья, кои они тут же уперли в землю, направив острые концы навстречу ворогу.

    По значку паши азапы побежали на казаков, отчаянно визжа. Линия ополченских копий гнулась, смертно жаля врагов, но медленно отступала под их напором. Татарские конники стали стрелять с седел, метать через головы своих пехотинцев короткие копья – найзы. Почти все ополченцы были уже ранены, копья сломаны о толпу азапов, а без копий удержать противника тяжело – толпа серых воинов росла, как ком сырого снега, скатывающийся с горы. И вскоре промеж деревьев мелькали лишь редкие фигуры – вражеские стрелы продолжали опустошительную работу, грозя еще большей бедой: если враг опрокинет казаков Соломахи, то путь ему дальше по балке будет открыт.

     Но люди Запорог – и казаки, и ополченцы сражались до последнего, ибо знали - пока они сражаются, не все потеряно. Безысходность наступает, когда бросают оружие…

Продолжение следует -